Ахимса

— Ну что, мадемуазель Менделеева, готовы к нашему представлению? Жозефина хмыкнула и подвинулась, освобождая Дэннису место. Дамокл, как всегда, был бодр, — даже чрезмерно, на взгляд женщины. Пока она нервничала из-за каждого повода, он отдыхал, наслаждаясь поездкой в другую страну. Вот что значит опыт. На всё происходящее, — даже на неудачи с мадмуазелью Дюпэн-Чэн и месье Агрестом, — мужчина реагировал так, словно это было что-то маленькое, незначительное, да ещё и очень забавное. Дэннис потерял самообладание всего единожды, когда жизнь студентов действительно оказалась в опасности… Ну и потому, собственно, Жозефина нервничала сейчас — из-за последовавшего наказания. Поначалу-то идея с самодельным мюзиклом казалась замечательной: занять детей так, чтобы от них не было ни слуху ни духу, всегда хорошо. Но теперь, когда пришло время расплаты, — точнее говоря, детских самодельных выступлений, — Менделеева поняла, что они кое-что упустили из виду. Воображение и расхлябанность мадмуазель Маринетт, к примеру. Расхлябанность в субординации и поведении, имела в виду Жозефина — у этого ребёнка, как ей казалось, просто не было никаких авторитетов. Сколько бы она ни встречалась с такими учениками, а каждый раз всё равно удивлялась. Казалось бы, пора бы уже привыкнуть, что на каждый поток детишек будет вот такой «взрослый», не считающийся ни с кем, однако тут получался немного другой случай: несмотря на отсутствие авторитетов, у Маринетт была какая-то чёткая цель, которой она придерживалась. Моральный компас, если угодно. Так что девочка в большинстве своём действительно вела себя… по-взрослому, лет на двадцать. Но этот взрослый Жозефине не особенно нравился. Просто из-за того, что Маринетт, какой бы «взрослой» она себя ни считала, всё равно оставалась под её, Жозефины, ответственностью! Девочка, кажется, собрала вообще все возможные опасности в этом проклятом городе. Ох, если бы Жозефина знала, что здесь будет происходить… она не знала, что бы она сделала, но точно что-то было бы. Может, она бы попросила Калин всё же полететь с ними… три учителя, даже если один из них беременный, всегда лучше, чем два. Хотя, наверное, это была бы плохая идея. Калин не раз жаловалась, что Маринетт её почему-то невзлюбила. Вроде бы не было никаких причин, — по крайней мере Бюстье их не видела, — однако неприязнь Дюпэн-Чэн была вполне различима даже для Жозефины, которая всегда плоховато определяла отношения людей. Интересно всё же, чем Калин не понравилась Маринетт. Жозефина не отрицала, что у Бюстье был слишком… интенсивный, личный способ преподавания, который мог подойти не для всех учеников. Однако она ведь даже не лезла к девочке с двойной фамилией! По словам самой Калин — но им можно было верить, Жозефина была уверена. — Боюсь, что мы совершили ошибку, — тихо сказала Жозефина, сдвигая колени в сторону, чтобы преподаватель-американка смогла пройти к своему стулу. Крыша была не настолько большой, чтобы сделать и импровизированную сцену, и удобные места для зрителей. Посмотреть на выступление захотело очень много народу, к удивлению Жозефины: пришли практически все родители-американцы, друзья-американцы, учителя-американцы… в общем, стульев и места едва на всех хватало. А детишки, которые выступали, и вовсе были вынуждены кучковаться в импровизированном закулисье, готовясь к выходу и толкаясь друг с другом локтями. Алья Сезер стояла неподалёку от стульев и объясняла что-то девочке-американке. Судя по тому, что держала мисс в руках камеру, мадмуазель Сезер передавала свои знания о съёмке. Вот и хорошо: будет что показать родителям из Франции, которые по вполне понятным причинам не смогли попасть на самодеятельность своих отпрысков. — Вы о чём, моя дорогая? — очень по-доброму усмехнулся Дамокл в бороду. Женщина закатила глаза. — Будто вы не понимаете, Дэннис. Про мадмуазель Дюпэн-Чэн. — О-о-о… не волнуйтесь, выступление её труппы последнее. Так что можно будет просто вырезать его из видео. Или обрезать отдельно, если оно вам очень понравится. Поджав губы, Жозефина удручённо покачала головой. Ну конечно. Чего она вообще ожидала, спрашивается? Дэннис обожал Маринетт — настолько, что наверняка был бы не против, стань она его внучкой. Там, где Жозефина видела проблемного ребёнка, он видел огромный потенциал и что-то ещё, чего Менделеева никогда не замечала ни в одном ребёнке. Но потому Дэннис и был лучшим директором на памяти женщины. Она сменила несколько школ, прежде чем осесть в коллеже Франсуа Дюпона; по большей части Жозефина остановилась здесь именно из-за адекватного, приятного руководства. И ещё из-за того, что Дэннис никогда не говорил ей, что в новом учебном году из-за нехватки средств не будет обязательной закупки колб, реторт и реактивов — шкафчики в классе химии всегда оставались прекрасно-полными, только и успевай директору носить списки заканчивающихся реактивов. Не жизнь, а сказка. Ну а то, что приходилось работать с разными детишками — это ведь в любой школе так. Что уж поделать, раз в выбранном Жозефиной коллеже учились только детки очень богатых родителей. Бывает. Дерьмо вообще в жизни случается. Надо просто к этому привыкнуть. — У нас же есть не только видео, — выдохнула женщина. — Но и реальность… родители других детей пришли посмотреть, в конце концов… — Да-да-да, вы конечно правы, — замахал руками мужчина; его рубашка натянулась на груди, умоляя о спокойствии и готовая оторвать все пуговицы разом от натуги петелек. — Но я уверен, что ничего страшного дети не сделают. Побойтесь бога, Жозефина, это же дети! — Это Маринетт, — кисло сказала она, скривившись. — Если она участвует в чём-то, то точно надо ждать необычностей. Дамокл улыбнулся. — Ну, если это вас успокоит, то я видел выступление детей. Именно группы Маринетт. Менделеева выпрямилась на стуле и напряжённо нахмурилась. — И? — Всё в порядке, переживать совершенно точно не о чем, — беспечно ответил Дэннис. — Мне даже понравилось. Ясное дело, я видел не всё, только часть… танец мадемуазель Буржуа и месье Брюэль достаточно милым вышел. У них такой контраст в телосложении… Жозефина кивнула, ничуть не успокоенная. Один танец! Тем более, с этими двумя: Буржуа просто отказалась бы участвовать в чём-либо «этаком», а месье Айвану нельзя было даже появляться на камере. Судя по маске, закрывающей всё лицо, и обезличенному однотонному чёрному костюму, юноша всё равно будет участвовать в представлении. Жозефина вроде бы слышала, как Маринетт разговаривала с его родителями — выспрашивала, что именно запрещено для Айвана во время съёмок. Вот что бывает, когда у тебя излишне богатые родители, которые тебя всё-таки любят. У Айвана даже фамилия была не то чтобы не его, но не совсем его — «Брюэль» юноша позаимствовал у своей прабабушки, как он сам рассказывал. Фамилию родителей он просто не мог использовать, чтобы не спровоцировать тех же агрессивно настроенных экоэнтузиастов: мать Айвана вроде бы работала с нефтью или с пластиком. С чем-то, что точно не очень хорошо сказывается на окружающем мире. И всё же, Айван будет участвовать. Да, полностью закрытый, чтобы его лицо не светилось на видео и тем более ни в коем случае не попало в интернет. Но будет же! А для такого возраста причастие к коллективной деятельности — чуть ли не самое важное. Никто не хочет быть аутсайдером… Если так подумать, то «группа Маринетт» и состояла из аутсайдеров. Вечно «одинокие вдвоём» Роуз и Джулека, неуверенный в себе Натаниэль, агрессивная Хлоя Буржуа, социально-неловкий Айван, Нино, не снимавший наушники и какое-то время назад посещавший школьного психолога… немного выбивались Алья Сезер и Адриан Агрест, потому что оба были в той или иной степени общественными деятелями и любимчиками учеников с учителями. Может, они были нужны для фона? Чтобы остальные сильнее выделялись. …ладно, думать так — грех, хотя Жозефина в бога и не верила. Но всё равно грешно, и никуда от этого не денешься. — Кто выступает первым? — спросила она у Дэнниса. Зрители, активно переговаривающиеся на английском, практически расселись; стульев хватило не всем, так что часть родителей и друзей выступающих стояли позади основной зрительской зоны. Народу на крыше набилось… наверняка это место такого столпотворения не видело, Менделеева была уверена. — Сначала американцы, две группы, — отрапортовал бодрый директор. — Потом наши, группа Маринетт последняя. Между Америкой и Францией будет перерыв, когда нам расскажут «Величайшую Историю Любви», как сказала мадемуазель Дюпэн-Чэн. Жозефина схватилась за сердце. — Она ещё и написать что-то успела?! — Там всё прилично, — захихикал Дамокл, как девчонка. — Просто немного романтики о Лафайете. Чем-то ей понравилась его история, видимо. И читать будет не она. — А кто?.. месье Агрест? Этот красивый мальчишка был у Маринетт на подхвате, из-за чего постоянно влипал в неприятности. Жозефина не один раз прикусывала язык, чтобы не ляпнуть нечто вроде «не стоит вам с ней связываться» — знала, что Адриан её не послушается в любом случае. Да и какое имела она право разделять этих двоих; её личное напряжение из-за того, что вокруг Маринетт вились неприятности, не должно было рушить чужую дружбу. Она никогда бы себе подобного не простила, потому что в подростковом возрасте сама с этим столкнулась. Дружила с мальчиком… только вот в их отношения влезла его преподавательница, и эта дружба быстро сгнила — женщина натравила на молодую Жозефину мать её друга. Менделееву из-за её любви к фиолетовым волосам и пирсингу тоже ведь считали «неподходящей компанией». Даже знаменитая фамилия не помогала исправить это отношение. Вот и… кончилась дружба. А сама Жозефина поклялась стать учителем, который никогда так не поступит — лучшим учителем в мире. — Нет-нет, не он. Вроде бы, Натаниэль Куртцберг, если я не ошибаюсь. Что же, это было неожиданно. — Почему он? — У него недавно сломался голос. Окончательно. Мадмуазель Дюпэн-Чэн заценила, как мне кажется. Вот и… — Разве месье Куртцберг не заикается при выступлениях? Дамокл покивал. Жозефина задумалась: это что, получается, клин клином? Натаниэль был прекрасным учеником, несмотря на свою страсть рисовать наброски в тетрадях и на бланках экзамена; тем не менее, публичные выступления никогда не были его сильной стороной, и любой доклад он неслышно бормотал себе под нос. Жозефина немного жалела мальчика. Ведь работа художника — не столько «нарисовать», сколько «представить» и, учитывая материальность мира и необходимость оплачивать счета, «продать». — Если что-то выйдет, то это будет замечательно, — пробормотала Жозефина. — Ита-а-к! — на самодельную сцену вышел распорядитель, кто-то из американских учеников-мальчишек. — Прошу всех отключить мобильники! Мы начинаем! Жозефина вытащила мобильный телефон и отключила звук, как и просили. Не хотелось бы испортить съёмку или удовольствие от созерцания детишек из-за неожиданного звонка; они всегда раздаются в тихие моменты, просто по закону подлости. Выступления были… ну, неплохими. Довольно скучными, если честно, но Жозефина тут скорее просто придиралась: ей и на похожих выступлениях племянников было скучно, а ведь там родные детишки старались. Здесь же были незнакомые американцы, за которых даже из-за патриотизма переживать не стоило: после завершения выступлений будет проведено голосование за титул лучшего перформанса. Победившей группе — личные сопровождающие при закупке сувениров завтра, благодаря чему можно будет обойти большее количество магазинов. «Тюремной» группе, — так иногда называл группу Маринетт Дэннис, — была обещана амнистия. И тоже тот самый выход за сувенирами, которого они лишились из-за попыток побега из общежития. Первая американская группа переложила на музыку какой-то народный индейский танец. Рассказали небольшую историю о войне двух племён: одно из них, более дикое и жестокое, воровало людей, чтобы потом принести жертву. Второе племя сопротивлялось. Закончилось всё тем, что первое племя было уничтожено существом, которое призвали их шаманы в одну из жертв, а вторые праздновали наступившие спокойные деньки. — Какой ужас, — передёрнулась Жозефина, когда представление закончилось. — Местная легенда, — не поддержал её настроения Дамокл. — Главное, что всё хорошо закончилось. — Какое ещё хорошо, если там конец в стиле «в общем, все умерли»… — Ох, дорогая, вы просто придираетесь. По-моему, исполнено вполне неплохо! К тому же, не все — часть второго племени была вполне цела под конец. А какая хореография! Прекрасно, просто прекрасно!.. Ну, с этим было не поспорить. Активные танцы, много движения, хорошая музыка. Легенда, опять же, подобрана такая, что пробрало даже Жозефину — пускай и из-за жестокости происходящего. Если бы дети играли получше, — плохая актёрская игра всегда наводила на Менделееву тоску, — то было бы даже сносно. Вторая американская история — типичная подростковая фантазия о любви двух супергероев в космосе. Темы свободы там не было, разве что тема свободы отношений — оба «любовника» были парнями, пускай один и носил глупо выглядящее на нём розовое платье. Было видно, что вторую постановку дети ставили из-под палки. Со сценарием первой, напротив, работали слишком сильно и сложно, из-за чего получился перегруз. Этих бы детишек взять да перемешать — тогда бы вышло что-то в меру смешное и не такое мрачное. Но да ладно, сделали как сделали. Хорошо, что сделали вообще. Смеющиеся парни соскочили со сцены, и распорядитель объявил перерыв. — Антракт, однако, — крякнул Дэннис. — Видишь, Жозефина? У них всё по-взрослому! Волноваться абсолютно не о чем! — Я буду счастлива, если это так…