Ахимса

— Часто вы дуэтом поёте? — Да не особо. Адриан скосил глаза на напарницу. Та сидела на крыше рядышком, захочешь коснуться — только руку протяни. Но он на это теперь, получается, практически не имел прав. Маринетт ведь с Лукой встречается. Проклятый Куффен. — А всё-таки? — Тебе по дням посчитать? Маринетт подняла взгляд от городского пейзажа и, усмехнувшись, посмотрела на Адриана. Агресту враз стало неудобно: ну что он прицепился, в самом-то деле, словно ответ на его вопрос такой важный и повлияет на мировые события. Маринетт просто пела с Лукой дуэтом. Они хорошо пели, если так подумать: её высокий голос на фоне его низкого звучал просто волшебно. Будто бы девичье сопрано получило, наконец, достойное сопровождение. Показательно-беззаботно Адриан закинул руки за голову и улёгся на крышу. Небо было оранжевым, с розовыми всполохами облаков и далёким золотом умирающего солнца на горизонте. Ни птиц, ни самолётов; на высоте парижской многоэтажки, облюбованной героями, даже проводов не было. Только белые точечки проявляющихся первых звёзд. — Да нет, не надо. Просто со мной ты никогда не пела. — А ты хотел бы? — Конечно. Музыка ведь для тебя много значит, да? Он на самом деле хотел бы… даже ту тетрадь с записанными песнями, которую Маринетт когда-то забыла в его комнате, Адриан хранил, как настоящее сокровище. Перечитывал стихотворные строчки раз за разом, пытался понять, какой должен быть мотив. Иногда угадывал, иногда Маринетт удивляла его, если начинала петь вроде бы знакомую для Адриана по её записям песню. — Много, — откликнулась Маринетт с улыбкой в голосе. — Один музыкант в моём мире говорил, что пережить можно что угодно. Лишь бы была подходящая песня. — Жил долго и счастливо, видимо. Маринетт негромко рассмеялась. — Не. Снёс себе полголовы из ружья. — О, ну конечно, ещё депрессивных мотивов подъехало. Маринетт легла рядом с ним, пододвинулась под бок и сложила руки на животе. Адриан бы предпочёл, чтобы она легла ему на грудь и обняла. Но так тоже было неплохо. — Вот поэтому и нельзя обижать творческих личностей, — задумчиво сказала она, переплетая пальцы в красных перчатках. — Не знаешь, что в итоге в голову ударит, идея перестрелять всех знакомых или же тихие-мирные мысли про самоубийство. — Меня только одно радует в твоих депрессиях. — М? Что же? — Что, сколько бы ты об этом ни говорила, до конца не доведёшь. Маринетт снова рассмеялась, словно это была отличная шутка. Адриан ничего смешного в сказанном не видел, но девушка, которую он любил, часто реагировала не так, как он. Привык уже. — Давай споём, — предложила Маринетт. — Только что-нибудь спокойное, не хочу сейчас глотку драть. Вечер был мягким, как кошачья шёрстка. Адриан согласился с Маринетт: не хотелось напрягаться или как-то повышать голос; настроение было меланхолично-возвышенным, наполненным мечтами о несбыточном. С Лукой Маринетт пела ярко, на максимуме своих возможностей. Словно с надрывом. — If you dance I'll dance, — тихо сказал Адриан, не зная, какая должна быть мелодия. Он повернулся к напарнице и увидел, что она улыбается, смотря на далёкий бег облаков. — And if you don't I'll dance anyway, — продолжила Маринетт. В этом она, наверное, вся и была. Не смотрела по сторонам, — о, только если дело не касалось её историй и рассказов; тогда-то Маринетт становилась нервной и слушала любое мнение, даже во вред себе, — и делала, что хочет. Действительно, какая разница, что ты не танцуешь? Она будет за двоих. — Give me a chance, — почти прошептал Адриан. Маринетт прекратила улыбаться, но так и не повернулась, продолжая смотреть строго вперёд. Адриан изменил всего одно слово в строчке, — если так подумать, то Маринетт делала подобное постоянно, — но смысл от этого перевернулся с ног на голову. Глядя на её профиль, Адриан добавил: — Let the fear I have fall away. Она повернулась к нему и взглянула светлыми голубыми глазами. Адриан видел, что происходящее Ледибаг не нравится; никогда не нравилось, как бы он ни пытался. И всё же, раз за разом она терпела его признания, не отталкивала, не прогоняла, даже не ругала за чувства, на которые не могла ответить. В этот раз в чужих глазах, помимо сожаления, было что-то ещё. Другое. Более… мягкое? Не надеясь на лучшее, Адриан продолжил, теперь уже зная ритм песни: — If you go I'll stay. You come back I'll be right here, — он прикрыл глаза и отвернулся, чтобы не видеть… не додумывать того, чего не было. — Like a barge at sea in the storm I stay clear. — Say yes to heaven, — выдохнула Маринетт. — Say yes to me, — сказал Адриан, надеясь, что голос его звучит не слишком уж просяще. Хотя кого он обманывал. Он был готов умолять, лишь бы Маринетт… — Прости, котёнок. Адриан усмехнулся. Очередной отказ. Но другого он и не ожидал, признаться. И всё же… Что же было в её глазах? Неужели это… Он сел, Ледибаг тоже. Взяв девушку за руку, Адриан оставил на тыльной стороне ладони мягкий, ласковый поцелуй. — Всё в порядке, душа моя. Он просто… подождёт ещё немного. 'Cause I've got my mind on you… I've got my eye on you. Коты умеют ждать.

***

Он уже ушёл, а я всё никак не могла собраться, чтобы хотя бы просто встать. С каждым разом отказывать Коту становилось всё тяжелее; и не в жалости к Адриану было дело, а в том, что внутри меня самой словно зрело что-то… чего я сама не могла объяснить. — If you dance I'll dance, — задумчиво напевала я, не в силах выкинуть из головы произошедшее. — I'll put my red dress on again. And if you fight I'll fight… Удивительно, как точно строчки ложились на нашу ситуацию. Нуар был искренним в своих чувствах, как ребёнок. Я же, как обычная глупая взрослая, совсем запуталась. Ненавижу чёртовы любовные треугольники. В них всегда кто-то страдает, даже если ты пытаешься разрулить всё без потерь. Вскочив на ноги, я сняла йо-йо с пояса и раскрутила игрушку. Чувства-любовь-привязанность… делать-то с этим всем что? Как выпутаться, никому не разбив сердце, и при этом сохранив своё?

It doesn't matter, now it's all gone.