Ахимса

Я заметила одну довольно неприятную вещь: человеческая память несовершенна. Типа, я и так это знала раньше, однако моя жизнь не зависела от точности воспоминаний. Теперь же, учитывая, что в проблему Бражника и его акум я нырнула рыбкой, вопрос о сохранении информации, — даже если она недостоверна на все сто, — встал ребром. Я ругала себя последними словами за то, что не подумала об этом раньше. На самобичевания я отвела целых семь минут, пока искала дневник Маринетт. Как по мне, это был один из лучших тайничков, что были мне доступны прямо сейчас. Даже Хлоя с Сабриной в мультфильме так и не смогли его вскрыть, хотя и очень пытались. Коробка с дневником нашлась на шкафу, и только благодаря Тикки. Квами летала под потолком, посмеиваясь над тем, как я ругаюсь на захламлённую комнату и на то, что я всё равно ничего не могу найти. От Маринетт, несмотря на мою прошлую уборку, осталось слишком много барахла. И о большей части я не помнила! Расхламление заканчивается по щелчку. После этого волшебного события ты помнишь каждую свою вещь и точно знаешь, где можно найти то, что тебе нужно. Мне до этого состояния было как до Луны от Китая. Пешком или на велосипеде — кому как нравится. Тикки скинула коробку с дневником мне прямо в руки, а вот ключик от замка мы с квами искали ещё добрых полчаса. За это время Сабина устала кричать мне о завтраке, родители ушли в пекарню, а на огонёк заглянул Адриан. Ну а что поделаешь, выходной. Даже у плохого папочки не было никаких планов для своего ребёнка на утро субботы. Тем более, на утро дня его рождения. Адриан пришёл ко мне по-человечески, в кои-то веки не тревожа хлипкую ограду на балкончике. Я слышала, как Агрест разговаривал с Сабиной в квартире, однако от поиска ключа решила не отвлекаться: дело меня, если честно, сильно захватило. Появлению Адриана с подносом в руках я вот вообще не удивилась. Агрест за моим питанием следил даже пуще, чем Тикки — а та уже успела задолбать меня нытьём о том, как мало и плохо я ем. Вот не было заботы, купила баба поросёнка… то есть квами завела. Раньше я не могла перестать есть, теперь не могу начать. Отстой же, ну. — Доброе утро, Маринетт, — улыбнулся мой светловолосый гестапо; даром, что в этот раз будет не допрос проводить, а пытать варёными яйцами и овощами. — Как твой день начался? — Солнце осветило эти бренные земли, когда ты ступил на них, потомок богов, — мрачно пробормотала я, осматривая погром в комнате. — Ибо битва сия выпила из меня все силы. Нужно подкрепление. Тикки, спрятавшаяся в шкафу, хихикнула. Адриан сделал вид, что ничего не слышал. — Я принёс, — включился в игру мой Агрест. — Разделишь со мной хлеб? Смешок мне сдержать не удалось. — Я в семье пекаря живу. Ты серьёзно думаешь, что я до сих пор тяготею к хлебу? — Не знаю насчёт хлеба, но у меня здесь сырные круассаны с зеленью… но, если ты не хочешь, то ладно… — Эй, а ну делись! Потомок богов, тебя не издеваться, а помогать прислали! — Так я и помогу. Съем всё, чтобы ты не мучилась. — Ну э-эй… За завтраком, — ели мы прямо на полу; Адриан поставил на свои белые джинсы отвратительное жирное пятно и очень сокрушался, — я пожаловалась на свою проблему. Агрест осмотрел побоище, — комнату, — взглядом археолога на раскопках, но больше ничего путного не сделал. — Я знаю, что и где у меня лежит, — пожал он плечами в ответ на моё недовольное бурчание. — Чего и тебе желаю, Маринетт. От возмущения я просто задохнулась. Серьёзно? Нет, серьёзно? — Удар по почкам и то более милосерден, — сказала я, вспоминая свои приколы с уборкой в прошлой жизни. — Здесь просто слишком много чужих вещей. Естественно, за одно слово Адриан не мог не зацепиться: — Чужих? Отвечать я не собиралась. Почти полное снятие масок всё ещё не давало мне храбрости, чтобы рассказать про переселение душ. Казалось бы, всё просто, но что-то меня останавливало. Учитывая моё проснувшееся не-паучье чутьё, рот я держала на замке. На таком же прочном замке, который закрывал дневник Маринетт от чужих ручонок. И от моих в том числе! Адриан повертел коробочку в руках, извинился и ушёл в мою ванную с ней. Учитывая, что из-под двери дважды блеснуло ярко-зелёным, а потом Агрест вышел с коробкой без замка, было вполне ясно, что он там делал. Почему-то вспомнилось, что мы так и не поговорили про использование Катаклизма. В каноне, если я не ошибаюсь, были проблемы с этим. Вроде Кот жахнул девочку-робота в Нью-Йорке. Кстати о Большом Яблоке. Я всё думала, когда события этой франшизы меня достигнут, оказалось — летом, точнёхонько под мой новый день рождения. С первого по двадцать первое августа детишки, — после разрешения от родителей, само собой, — будут расхаживать по Нью-Йорку и улучшать свой инглиш рядом с носителями. Последнее мне было не так актуально, а вот по экскурсиям я бы пошлялась с удовольствием. В прошлой жизни только в Англии удалось побывать; ничего интересного, разве что меня удивило, что англичане много улыбаются и делают гадости, совсем не меняя выражение лица. Словно эту улыбку им приклеили. Где чопорность, спрашивается? Мне было четырнадцать, я плоховато говорила по-английски и страдала от языкового барьера. Собачий синдром: всё понимаешь, гавкнуть в ответ не можешь. Женщина, у которой мы жили, — её звали Сандра, она зарабатывала на том, что позволяла иностранным студентам жить в её трёхэтажном домике, а ещё у неё была ручная обезьянка, — казалась мне очень улыбчивой, приветливой и милой. Мы говорили с ней о здоровье, она готовила мне вегетарианские бургеры и была той ещё дрянью, как оказалось. Вечер. Группа собирается в другой город на дискотеку. Я отпрашиваюсь остаться дома — разыгралась мигрень. Договариваюсь с Сандрой, предвкушаю вечер в одиночестве, готовлюсь наслаждаться… В семь вечера она заходит в комнату и говорит, что я обязана пойти со своей группой. Подгоняя меня, Сандра настолько быстро выставила меня из дома, что я даже переобуться не успела — так и осталась в резиновых рыжих тапочках. Группа уже уехала в другой город на дискач, телефонов у меня не было, — ошибка, но, эй, мне было четырнадцать, — погода потихоньку ухудшалась… Я ходила по городку, стараясь далеко не отдаляться от дома Сандры, и даже не знала, к кому обратиться. Темнело, вдалеке шумело море, пальцы на ногах у меня промёрзли, кажется, до основания. Позвонив матери, я объяснила ситуацию. Мы болтали с ней часа три, наверное. Сделать она ничего не могла: я в другом городе, мой учитель не отвечал на звонки, — дискотека же, громко, все дела, — по-английски моя мать не говорила. Проходя мимо пабов, я слышала возбуждённые выкрики: футбол, Англия выходит в полуфинал, кажется. Подошедшему полицейскому я сказала, что всё нормально, потому что по-детски боялась оказаться в сложной ситуации с представителем закона. Всё кончилось благополучно. Я вернулась к дому Сандры как раз в тот момент, когда приехала группа. Рассказала о ситуации учителю, — та отмахнулась, — и девочке, с которой делила комнату, — та охренела. Ну, хоть какая-то реакция. Стоило бы, наверное, тогда пойти к Сандре и вынести дверь, как Рэмбо. Но эти четырнадцать лет… от авторитетности взрослых я только к двадцати избавилась. Задумчивость не мешала мне быстро черкать в дневнике. Я записывала всё, что помнила, мысль растекалась по бумаге и скакала блохой от одной темы к другой. Адриан, разочек заглянувший мне через плечо, шумно дыхнул в моё ухо и чуть не словил локтём в живот. — Не подкрадывайся так, — возмущённо сказала я, прижимая дневник к груди. — Я же тебя чуть не ударила! — Чуть не считается. — Считается! Я бы о твой пресс локоть бы себе отбила, мистер восемь кубиков. Он засмеялся и задрал футболку, по-мальчишески хвастаясь своим плоским животом. Я тоже улыбнулась. Отложив дневник, — всё равно в голову больше ничего путного не шло, — я кинулась к парню с щекоткой. Адриан завизжал, завалился на спину и принялся сучить лапками, как маленький котёнок. Больше игрался, чем реально пытался меня отпихнуть. Навозившись, мы замерли, тяжело дыша. Я с удобством устроилась на Адриане, поднимаясь вместе с его грудной клеткой при дыхании. Сложив ладошки и умостив на них подбородок, чтобы не колоть Агрестову грудь, я посмотрела на раскрасневшегося парня. — Какие планы на сегодня, котёнок? Обращение сорвалось с губ легко и просто. Ну, он и был моим котёнком, если так подумать. Мощным Котом Нуаром. Но всё-таки стоило следить за языком: мало ли кто что подумает. Всем не объяснишь про такую штуку, как «романтическая дружба». Жалко, нельзя на себя тегов понавешать. — Никаких, — отозвался Агрест, заведя руки за голову. — А день рождения? — Отец запретил праздновать, — скривился мой Кот. — Так что я слегка сбежал. Прикрыв глаза, я положила голову Адриану на грудь. Мощное сердце гоняло кровь, и я чувствовала стучание под пальцами. Тук-тук. Тук-тук. — Надо устроить тебе вечеринку, раз уж у нас появилась такая возможность. — Отличная идея, душа моя. Адриан замер. Я усмехнулась. Да уж, не одна я язык за зубами не держу: «своей душой» в последнее время Кот Нуар называл Ледибаг. Я и не возражала. Мы были частичками целого, Инь и Ян. Носители равновесных сил… Разрушение и Созидание. Про Нью-Йорк я даже спрашивать не стала: ясное дело, что Габриэль против. Но, если у канонной Маринетт удалось уговорить плохого папочку, то и у меня получится. Что я, хуже, что ли?