Ахимса

— Я установил себе звукоизоляцию в комнате. — Можно орать, сколько душе заблагорассудится? — Можно вообще что угодно делать, главное корабль сильно не раскачивать — мать в последнее время подташнивает. Я мельком посмотрела на Луку и тут же вернулась к нотным листам. Куффен столько времени потратил, чтобы я начала понимать нотную письменность, — спасибо ему за это, конечно, — так что помощи в переводе не требовалось. Аккомпанемент, написанный под гитару, легко переделывался под мою гавайскую малышку. Нота за нотой, нота за нотой… Лука сидел на кровати, скрестив ноги по-турецки и обнимая одну из своих гитар. Настраивал и проверял, всё ли он нормально склеил. Всё же, несмотря на то, что инструменты парень делает уже больше года, уверенности в нём пока не было. Ну да это наживное. Со временем появится. — Анарке надоело, что ты распеваешься? — продолжила я диалог, делая новые пометки в нотном листе. — Скорее ей надоело, что мы с тобой, цитата, «где-то шарохаемся, когда есть дом», — Лука усмехнулся и посмотрел на меня из-за голубой чёлки. — «Нечего деньги тратить, если у тебя есть отличная кровать!» Я рассмеялась. Анарка порой была восхитительна в своей наглости и беспардонности. У меня даже злиться на эту женщину не выходило, несмотря на все преступления против моего личного пространства. Лука довольно смотрел на моё веселье, отложив гитару. В последнее время я ходила хмурая, так что ничего удивительного, что Куффен наслаждался хорошим настроением своей девушки. Но, говоря откровенно, причин радоваться у меня было мало: Бражник наседал, у Адриана начался дрянной подростковый период нигилизма с явным душком агрессивного анархизма, — мне оставалось только сглаживать совсем уж острые грани его психозов, — Андрэ пытался навязать свою власть супергероям, Фу что-то мутил… нервы у меня сдавали. Тут уж не до улыбок. Я отложила листы, исписанные нотами, и откинулась спиной на бок кровати Луки. Куффен запустил руки в мои волосы, стащил резинку и стал перебирать пряди — приятно. И очень по-домашнему. С Лукой было хорошо. Он ловил моё настроение, будто камертон, а затем действовал, как профессиональный музыкант: настраивал поломанный инструмент, добиваясь идеального звучания. Идеального настроения. Благодаря морскому мальчику я больше не чувствовала себя одинокой во время приступов Адриана и своей депрессии; он даже Тикки понравился, как и наоборот. Иногда мне казалось, что квами и Лука понимают друг друга на каком-то глубинном уровне, что был выше слов и всего вербального. Как лемурийцы. Те ведь тоже больше ментально общались. Наши отношения не развивались, завязнув в мягкой перине неполной близости. Вроде бы, мы друг другу рассказывали всё, — почти всё, некоторые секреты всё же остались невысказанными, — а больше не сплавлялись. Не происходило карамельной магии, когда ты со своим партнёром слипаешься, словно две конфетки. Это были на удивление хорошие, правильные отношения. Взрослые. Гармоничные. Совсем не похожие на то, что устраивал мне Адриан — даже если мы говорим лишь о дружеском взаимодействии. Ну, Агрест хотя бы понимал, что творит дичь. И регулярно извинялся. Да и грань в своих неврозах никогда не переходил. — Устала? — тихо спросил Лука. Я кивнула и открыла глаза. Куффен подобрался ближе, склонился надо мной, коснулся губами лба. Невинный и очень чувственный поцелуй. Ничего романтического. В наших отношениях вообще было мало романтики; ровная морская гладь характера Луки, скрывающая бурю его настроений, не рассказывала, когда в ней родится цунами. Мне было сложно читать Куффена, понимать его, реагировать. Постоянный штиль начинал угнетать. Значит, нужно создать лишние волны — только и всего. Я мазнула губами по щеке Луки и встала, едва не столкнувшись с парнем лбами. Куффен, поняв, что я что-то задумала, аккуратно отложил инструменты. Я же прошла к выключателю на стене и вырубила свет. Комната погрузилась в полумрак. Тени слились в одно полотно, голубоватый лунный свет разрезал темноту, не давая нам с Лукой потеряться в этом мире. Повернувшись к парню лицом, я завела руки за спину и упёрлась ладонями в стену. Мне хотелось вызвать шторм, разрезать водяную гладь волнами, устроить землетрясение и тайфун. Чем больше эмоций — тем лучше. Способ я знала. Древний, как сам мир; как акт творения; как желание. Наверняка где-то был квами, отвечающий за эту идею. — You're a song written by the hands of God, — пропела я негромко, думая о том, что Лука тоже называл меня песней. — Don't get me wrong, — продолжала я, медленно приближаясь к Куффену. — This might sound to you a bit odd… Лука меня слушал, причём очень внимательно. От лунного света его глаза блестели, почти как у кошки. Как у Кота. Я поморщилась и отбросила лишнюю мысль. Какой к чертям Кот, у меня здесь целое море в ладонях. — But you're the place where all my thoughts go hiding. Он улыбнулся, когда я поставила колено на кровать между его ног и положила руки на плечи. Молча вслушиваясь в слова очередной незнакомой песни, Лука позволил мне его раздеть. Рубашка, футболка. Чокер — снять обязательно, Лука любил его, будет плохо, если порвётся или растянется. — Underneath your clothes there's an endless story. Он был худым, — наверное, даже слишком, — и жилистым. На плечах — россыпь мелких веснушек, которые я увидела только благодаря усиленному волшебством зрению. На ключицах — два ворона, стремящихся клювами к солнечному сплетению морского мальчика. Чернильные пятна татуировок выделялись на светлой коже, как две кляксы. Я поцеловала одного из воронов, услышав прерывистый вздох. — There's the man I chose, — я осторожно отстранила руки Луки, когда он попытался помешать мне разобраться с ремнём. — There's my territory. Понимание, что у него я буду первой, оказалось волнительным. Однако, подняв глаза, я столкнулась с бесконечной водяной гладью в его радужках — ровной и спокойной, словно мои слова не подняли даже слабенького ветерка. Чувства были глубоко под этой толщиной. Как их вывести на поверхность? Целовался Лука умопомрачительно. До головокружения сладко и мягко. И держал меня практически невесомо. Я знала, что он меня удержит. — I love you more than all that's on the planet, — говорила я, смотря прямо в его глаза; наконец потемневшие, показавшие то, что я так хотела увидеть. — Movin' talkin' walkin' breathin'… Его пальцы жёстко впились в мои бёдра. Лука изломанно улыбнулся и прижался ко мне так близко, что у меня буквально выбило дух. — You know it's true. Oh baby it's so funny you almost don't believe it… — Ты звучишь так фальшиво, — горько пробормотал Лука мне в губы. Я задохнулась, затопленная штормом. В песне не было ни единой фальшивой ноты.