Царица моря

История с Эдит и ее ультиматумом Ларе как-то призабылась под впечатлением от встречи с Киру.       Под величественными сводами белокаменного храма в дальнем конце помещения возвышалась исполинская статуя, изображавшая обнаженную Киру в шлеме с ярко-красным гребнем, который спускался к самому полу, между ее широко расставленными ногами. Лицо Киру было сокрыто щеками шлема, и невозможно было рассмотреть детали, зато все ее великолепное тело было на виду. Киру изображалась с небольшими подтянутыми сисечками и выраженными, мясистыми, но не выступающими далеко внутренними половыми губами, а также с заметной клиторомегалией. Размерами ее клитор был серьезно крупнее среднего. Что-то похожее я видела между ног у нашей наставницы, Нади. Впрочем, тут возможно постаралась еще и фантазия скульпторки. Как я знала из рассказов старших девочек, покровительница являлась в разных обличиях к своим почитательницам. Мы, скорее всего, должны были увидеть ее в облике дерзкой и четкой молодой воительницы, практически нашей сверстницы. Опытные командирки и старые солдатки встречали ее в облике воительницы-ветеранки, покрытой шрамами, а крупные военачальницы — в образе мудрой стратегессы. Но, конечно, решение всегда оставалось за самой Киру. Она не спешила делиться со смертными своими побуждениями.       Но общие черты ее облика, разумеется, оставались едиными. Ни одна скульпторка или художница не сомневалась, что Киру очень сильна, и тело ее безупречно. Статуя в храме на подветренной горе лучше всех виденных мною прежде рисунков показывала, как прекрасна покровительница меча. Талия у нее была узкая, и почти столь же узким был таз, зато бедра, голени, а также руки и плечи — вся ее объемная мускулатура была изображена с такой дотошностью, что можно было рассмотреть даже вены на канатах мышц.       В руках, сложенных перед собой на уровне живота, Киру держала девятиметровый меч, опустив его острием в пол. Служительницы храма тоже скрывали лица красными масками из материала, похожего на вторую кожу, он очень плотно прилегал, оставляя отверстия под рот, ноздри и глаза. Ноги их были по колено обуты в массивные металлические сапоги на платформе, с толстым и длинным каблуком-кирпичиком. Все остальное тело служительницы оставалось полностью обнаженным за исключением набедренных кожухов у некоторых из них. Они крепились ремнями к бедру сбоку, в них служительницы носили, как оказалось, кисти и краски. Художественные принадлежности были нужны для предоставления платных ритуальных услуг. Заплатив кольцами, Лара и Надя получили от служительниц кисти. Холстами были сами тела служительниц, я находила весьма возбуждающим то, как Лара выводила символы алфавита на рельефном животе священницы.       Для тех же, у кого не было денег, ритуал был проще. Всех нас расположили на равном расстоянии друг от друга, рядами, на специально помеченных плитках на каменном полу. В плитке было едва заметное замаскированное отверстие. В позе «покорность» (когда стоишь на коленях, широко их разведя и положив руки на пятки, подмятые под себя), если провести вверх из этого отверстия воображаемую ось, она непременно прошла бы через мои гениталии. Я все верно угадала. По сигналу одной из служительниц отверстия со щелчками открылись, сразу все, по всему залу. В мою вагину ткнулось что-то металлическое, но теплое.       Устройство работало по схожему принципу с тем, которое мне довелось опробовать на скамье гребчихи на корабле, только в этот раз на другом конце «провода» была не ритмистка, а сама Киру. Я связывалась с ней через мою Фа.       В искусственном мире Киру было совсем не так, как в подводном царстве Уты. Пространство точно так же распадалось и постоянно менялось вместе с тактильными и обонятельными ощущениями, но мне показалось, что мы на побережье, на песчаном пляже в свете заходящего солнца.       — Софи, ну и ну. Ты неплохо над собой поработала. Я помню тебя еще худенькой замухрышкой, которую ветром сдувало. А теперь… Посмотри сама. Твое тело меня устраивает.       Госпожа сидела передо мной, на бочке, кажется, или ящике, бесстыже вытянув ноги в стороны. Абсолютно нагая, лишь только шлем, скрывающий лицо, был на ней. Но мне казалось, что я вижу из-под него, как она мне улыбается. Ожидаемо, повелительница явилась ко мне в облике молодой и амбициозной воительницы. Рядом с ней торчало из песка ее оружие — длинное копье, чуть за спиной висели на древках красные штандарты. Я встала на одно колено и опустила голову.       — Благодарю тебя, госпожа. Правда, я еще совсем не так хороша, как ты…       Госпожа велела мне подняться. Хотя я не видела жеста и не слышала указания. Просто в ее искусственном мире она управляла даже мной. Для меня это выглядело так, как если бы я вдруг поняла, что госпожа хочет от меня, чтобы я поднялась.       — Хочешь быть как я? Устремление это уже немало. А еще больше — дела, которые ты делаешь на пути к устремлению. Мне по нраву твой оптимизм. Твоему устремлению не лишне чуть поспособствовать. Отвечай, чего хочешь просить у меня?       — Я точно не знаю… А можно попросить сделать меня сильнее? Чтобы я была прямо очень крутой воительницей?       Киру усмехнулась.       — Попросить, конечно, можно. Но я пока еще не до конца уверена в тебе. Разве не честнее будет поработать над собой еще и самой сделать себя такой, какой ты себе будешь нравиться?       — Пожалуй да, простите.       В Алых огнях стояла атмосфера праздника. На сегодня нам были отменены все тренировки. Мы возвратились в стены родной учебки только к вечеру, преодолев путь через грибной лес в обратную сторону. Нас ожидал торжественный ужин. На столе стояли кушвины рипса, и можно было брать сколько пожелаешь. А еще — прозрачные сосуды с разноцветными соками. Питье это по вкусу было не похоже ни на что, мною прежде испробованное, от него становилось приятно и хорошо по всему телу, к тому же имелся небольшой опьяняющий эффект.       — Это настойки на соках специально обученных и измененных рабынь, — сказала мне Юта. — А иногда и свободные женщины таким занимаются.       Сок рабыни — так она сказала. Я рассмеялась, мне это показалось нелепостью. Юта, рассмеявшись со мной, пояснила:       — Да, в самом деле. Твой сок, как вот если бы ты очень ярко кончила, и из тебя ударила струйка. Только у тебя это будет просто вода и немножечко Фа, а у них — там градус такой, что нужно сильно разводить водой, а потом только пить. Если выпьешь сока винодельной рабыни, то кто знает, как сильно тебя накроет.       У сортов этого вина были имена. Я попробовала «Крепкие объятия», «Поцелуй Лейлы», «Седьмую каплю», больше всего мне понравилась «Ласковая вода». Оказалось, что она была весьма популярным в Солнечном напитком, и широко доступным, если, конечно, у тебя есть кольца. Слово это было уже нарицательным, из-за огромной популярности напитка. Бесчисленные морячки, сходя с кораблей, устремлялись в таверны выпить ласковой воды, ну и насытиться продажной любовью, нередко оба эти процесса совмещая.       Праздник был подарком нам за еще один пройденный этап на пути становления воительницами. За столом только и разговоров было, что о Киру. Поход в храм всех нас очень впечатлил. Экка и Пику были тут как тут, обе лучились счастливыми улыбками.       — Госпожа дала нам по году! — Экка повисла у меня на шее. Только это было еще не все.       — Смотри, какие у меня теперь сосочки! — она взяла мою руку и положила себе на небольшую грудку. Соски ее и впрямь выглядели заметно крупнее, пышнее, чем прежде. И очень возбуждающе. Я коснулась пальцами ее сосочков, помяла их нежно, осторожно. Это привело Экку в восторг. Похоже, у нее появилась новая и сильная эрогенная зона.       В теле Пику тоже что-то изменилось, и я не сразу поняла, что, пока Экка мне не показала. Встав на колени рядом с Пику, она взяла в руки ее яички и поцеловала их, глядя на меня. Яйца моей подружки и правда выглядели намного больше, чем раньше, хоть и до этого дня были весьма солидными. Киру, похоже, умела отмечать качества тела и любила их развивать.       — А тебе, Софи? Чем тебя богиня наградила?       — Я получила два года.       — Целых два?!       — Ага. Один за то, что побила ту подводную рыболюдку. Я вам рассказывала. Киру это очень понравилось.       — Ну, знаешь, сестренка… Ты теперь старше нас! Это нужно срочно отпраздновать. Ты ведь теперь намного ярче будешь все чувствовать. Идем скорее, заодно проверим, сколько теперь помещается семени в яичках Пику.       Пику лишь развела руками, глупо улыбнувшись мне. Похоже, она была совсем не против. А уж я-то как была не против. С того самого момента, как Киру отпустила меня, в голову мне постоянно лезли мысли о том, как бы скорее засунуть что-нибудь себе во влагалище, хоть собственные пальцы, но лучше что-то подлиннее и потолще. Член Пику был не велик, но в этом была его особая прелесть. Мы убежали в темный угол и принялись исследовать новые глубины друг друга. Я уже давно хотела попробовать одну интересную технику, которую придумала сама, когда стала замечать, как растут мускулы на моем теле. Не только бицепсы и квадрицепсы мои увеличивались от тренировок. Появлялись мышцы и внутри меня, прямо за стенками моего вагинального пути. А также, как я подозревала, и в анальном тоже. Сжимать и расслаблять их даже просто так было приятно. То ли будет с членом внутри меня.       Пику прижала меня спиной к стене — ее руки были сильны, да и сама она, хоть и осталась довольно молчаливой, стала внутри заметно более темпераментной. Отдаться Пику в роли нижней — мысль об этом страшно меня заводила. Но я на миг остановила ее:       — Давай кое-что попробуем. Просто введи его в меня.       Пику тоже заинтересовалась. Почувствовав ее небольшой член в своей вагине, я начала массировать его мускулатурой влагалища. Пику раскрыла рот, часто задышала, начала еле заметно двигаться в такт сокращению моих мышц. Ее пальцы хватали мои груди, сжимали их до боли, которая меня только больше возбуждала.       Надо отметить, Пику стала заметно более выносливой. Раньше довести ее до оргазма было совсем просто, — стоило лишь немного полизать языком головку ее члена или дать ей полминутки подвигать членом у себя в вагине или анусе. Теперь чтобы получить ее семя нужно было потрудиться. Пику могла кончить в любой момент, но сама продлевала себе удовольствие от обладания мной. Кончала она долго, толчок за толчком наполняя меня своим семенем. Я помнила, что и раньше Пику отличалась обилием спермы, но теперь ее было намного больше, она влила в меня, наверное, целый кувшинчик своего семени.       Экка была тут как тут, на коленях передо мной. Ее длинный язычок проник в меня, а губки широкого рта присосались к губам моей вагины. Экка пила из меня как из горлышка бутылки, жадно глотала, при этом ласкала язычком стенки моей вульвы и клитор. Я немного напрягла вагинальные мышцы, и поток семени хлынул ей в рот под давлением.       Это только больше возбудило мою сестренку. Она обхватила меня за задницу обеими руками, прижалась губами к моей еще полной вагине и превратилась в сосуд, который я наполняла, выдавливая из себя мускулатурой остатки спермы.       Выдумки Экки, надо признать, всегда меня заводили. И все они вертелись вокруг того, чтобы что-нибудь засунуть ей в рот. Лучше всего свой половой орган. У моей сестренки был просто чудесный язычок. Пику никогда не возражала. Мне казалось, что ее тоже очень возбуждает то, как я делюсь ее семенем с сестренкой.       С возрастом (целых три года) мои ощущения стали заметно ярче и насыщеннее. Я не понимала, что изменилось во мне, но не могла отрицать, отклик моих эрогенных зон сделался сильнее, либо же я сама стала более чуткой и внимательной к своим ощущениям. В любом случае, это было великолепно. В моей голове поселилась новая идея: сделать что-то действительно крутое, чтобы понравиться Киру и заслужить четвертый год.       Но что это могло бы быть? Все мы трое думали над этим вопросом, лежа в обнимку на траве, пока другие, не замечая нас, кутили за столами.       — По-моему, это очевидно, — сказала Экка. — Нам нужно будет сразиться с соперницей по-настоящему.       — И убить ее, — добавила Пику.       Я шлепнула ее ладошкой по голой заднице.       — Откуда в тебе столько кровожадности?       — Ну, так скорее всего и выйдет, — Пику рассуждала осторожно, будто сама немного боялась своих слов. — Наше оружие — оно ведь убивает. И Киру, это точно, убила многих своих соперниц. Так и нам придется убить своих врагов.       — Но ведь гораздо интереснее, — я вдохнула поглубже, собираясь выдать свою тайную страсть. — Интереснее же будет обезоружить противницу и пленить, сделать своей рабыней!       — Это да, но… — Пику посмотрела на меня будто немного снисходительно. — Сестренка, ты правда думаешь, что увидев нас, кто-то захочет сдаться?       Пику всегда отличалась своим, особенным углом взгляда на действительность. И взгляд ее, чаще, чем хотелось бы, оказывался досадно истинным.       Пока мы наслаждались своими небольшими достижениями, Пику соотносила эти достижения с остальным миром. А мир готов был превратиться в ад уже вот-вот. И тогда, взглянув на нас, троицу раздолбаек, опытные воительницы нашей противницы, госпожи Эдит, скорее рассмеются нам в лицо, чем сложат оружие. Экка была серьезна, как никогда раньше:       — Нам придется, если будет нужно, убить наших врагов. Вы это лучше запомните. И, лучше, не сомневайтесь. Уж точно Киру будет рада каждой убитой вами воительнице. Но и нас тоже могут убить, и тогда другая пизда похвалится Киру тем, что убила, к примеру, меня. А Киру будет так же ей рада.       Мы жили в жестоком мире, как и прежде. И война все так же оставалась великим горем. Киру благоволила всем воительницам в мире, совершенно не интересуясь, на чьей они стороне. Война — вот что ее по-настоящему интересовало. Война и жизни воительниц. Киру искала наслаждение в сценах смерти проигравших и торжества победивших. Любые формы плена также были угодны ей. В той ли степени, в какой убийство — кто знает? Киру не спешила дать прейскурант на благие ей дела.       Война, о которой все говорили, должна была начаться. Обязана. Но как скоро? Я знала точно: не раньше, чем пройдет дискуссия Лары и Эдит. Должно случиться что-то крупное и серьезное, прежде чем расколотый Ладеликон возьмется за оружие, а вслед за ним запылает все Солнечное.       На утро, построив нас, Надя выдала каждой по два серебряных кольца. В Алых огнях было объявлено увольнение. Всего на один день, но полная свобода. Мы отправлялись в Ладеликон!       Суета, построение в походную колонну, и трепет в сердцах. Многие из нас ни разу не были в городе.       Потом была долгая пешая дорога. И сам город. Мы были потрясены величием его белых зданий и массой людей на его улицах. Наконец, Надя велела нам разойтись. Возвращаться в Алые огни мы должны были сами, не собираясь в строй. Условие — вернуться с рассветом.       Я думала, будет не очень приятно гулять по городу голышом. Но, оказалось, мы совсем не привлекали внимания. Не так, как притягивает взгляды голая среди одетых. В городе множество девушек бродило голышом. Но и без внимания мы не оставались. Наши тела, крепкие и мускулистые, все же выглядели вызывающе. То и дело на улицах нам предлагали совокупиться. Конечно, большую часть предложений мы отвергали. Но к некоторым не могли не прислушаться.       Нас окружила группа студенток, Юта определила это по их форме — одеты они были роскошно. В прозрачные белые платьица до низа живота, в белые кружевные чулочки и туфельки с жемчужным отливом.       Так и тянуло прикоснуться к их нежным телам, к алым головкам твердо стоящих членов. Отказать им мы не смогли. Студентки отвели нас на крытую площадь. Под цветастым пологом, что покрывал наверное тысячу квадратных метров, располагалось царство любви. На коврах и подушках совокуплялись в беспорядке сотни людей. Я считала, мы заслуживали такой награды за наши упорные труды в Алых огнях. Можно было просто лечь на спину и позволить доставлять себе удовольствие.       Наглые студентки, очарованные нашими телами, не стали ждать дозволения. Член вошел в меня еще до того, как я решила, где мне лечь. И начал беспощадно трахать мою вагину, а я тут же потеряла голову от удовольствия.       Экка, глядя через плечо, целовала свою студентку. У них завязалась поэтическая дискуссия, прямо в то время, когда член беловолосой студентки был в анусе моей сестренки. Они отлично проводили время.       Моя другая сестра, Пику, не отвлекала себя такими утонченными деталями. Ее сильные руки держали студентку за ягодицы и помогали ей вколачивать ее член себе с задницу.       — Сильнее, сильнее! — приговаривала Пику, налегая на свою партнершу, уже почти выбившуюся из сил. И сама не раз обильно излилась ей на грудь и лицо.       Юта желала изысканных ласк. Она не позволила своей смуглой студентке войти в себя, велела ей сначала подготовить красную от прилившей крови вагину нежным язычком.       Я же просто наслаждалась отдыхом. Член моей студентки одинаково хорошо доставлял мне удовольствие и вагинально, и анально. Я даже просила ее почаще менять мои отверстия, которые она хочет исследовать. Несколько разные виды удовольствия я получала от разных видов любви.       Правила этикета гласили, что хорошая девочка должна убирать за собой. И все мы щедро напоили наших студенток их собственным семенем из наших анусов.       Я чувствовала себя волшебно. Мы гуляли по городу. Пику все пристраивалась к моей заднице, и я не могла отказать ей. А Экка и Юта ласкали мою вагину и шлепали Пику ладошками по ее толстой жопе. Когда Пику кончила, я заставила этих озорниц пить семя из моего ануса. Ничего веселее я в своей жизни не испытывала.       Под вечер мы набрели на дом, у которого стояла вывеска: вечер поэзии.       Я сразу поняла, что мы туда отправимся, иначе Экка нас всех съест.       На вечер поэзии пришла куча народу. А выступало тут немало начинающих и опытных поэтесс. Они рассказывали такое, что даже у Экки загорелись щеки. Магия слов особенно сильно действовала на нее, чем все мы не преминули воспользоваться. По очереди, одна за другой, мы языками доводили сестренку до оргазма и жадно ловили ртами струи ее сладких соков. Приглушенные стоны оргазмов слышались по всему залу. Утомив Экку, мы с Ютой принялись за Пику. Полировали языками ее яички, и, по очереди посасывали небольшой, но очень аппетитный член.       Ночью в Ладеликоне зажигались огни и на улицы вываливали гуляки. Нам постоянно встречались девушки в масках. Юта пояснила, что маска — это знак поиска любви без обязательств. Порой довольно формальный. Некоторые девушки, которых мы видели, носили на обнаженных телах множество татуировок, по которым их можно было без труда опознать. Едва ли они рассчитывали, что маска из черного кружева, закрывающая только верхнюю половину лица, обеспечит им анонимность.       Но это никого не смущало. Девушки и женщины, старые и молодые, — если носишь маску, то ты в игре. Я сама видела, как к двум беседовавшим девушкам в масках приблизилась третья. Со спины, схватив жертву за шею и живот, вошла в нее, даже не задирая короткого платья, быстро отымела ее и испарилась в тени. А невольная партнерша даже не оглянулась посмотреть, кто же оттрахал ее. Они со своей подружкой только рассмеялись и продолжили беседу.       Мы с девочками переглянулись: все думали об одном и том же. Ни за какие богатства мы не собирались упускать возможность поучаствовать в этой безумно возбуждающей игре.       — Встречаемся здесь перед рассветом.       Я указала на статую обнаженной зрелой женщины с арфой. Она послужит нам верным ориентиром.       — Ну, все! Разбежались!       Каждая отправилась в своем направлении.       Для начала раздобыть маску. Это было не трудно. Я купила самую дешевую, за одно кольцо. Дальше — как следует позабавиться.       Очень скоро я набрела на небольшую квадратную площадь, где под навесами располагался уютный ресторан-фриспейс без стульев. Посетительницы лежали на коврах и подушках вокруг низких столиков, на которые рабыни-официантки ставили кувшины и бутылки с напитками.       В центре находился классический бар. Я уселась на высокое кресло. В моей стратегии не было изысков: просто сидеть и улыбаться всем подряд. Она сработала моментально, я даже не успела начать улыбаться. Две пары рук легли мне на плечи и спину, начали поглаживать мои мускулистые плечи, твердый живот.       Это оказалась супружеская пара. Я определила это по кольцам, девочки в Алых огнях кое-что рассказывали об этом. У одной девушки, белокожей и темноволосой, в клиторе блестело золотое кольцо. А у ее спутницы, высокой и смуглой, кольцо туго охватывало блестящие яички, очень крупные и налитые, почти как у Пику. Кольцо перетягивало их так плотно, что они посинели, вены на них вздулись. Они вот-вот треснут!       Девушка с кольцом в вагине, улыбаясь мне из-под маски, опустилась на колени и дотронулась щекой до возбужденного члена своей спутницы, а яички помяла в ладони.       — Я не позволяла своей жене изливать семя целых семь лун.       Я опустилась на колени, завороженная распухшими и посиневшими яйцами. Слова этой развратной женщины страшно возбуждали меня. Не кончать семь лун? Это же огромное испытание, практически пытка, когда перед тобой ходит такой безумно красивый станок для любви.       — Мы должны сейчас же исправить это, — сказала я твердо.       Мы легли на подушках, я вытянула задницу вверх, но супруга с распухшими яйцами не входила в меня, только терлась красным и твердым как камень членом о мои горячие половые губы и набухшее от возбуждения анальное кольцо.       — Без проникновения! — развратная девка с кольцом в вагине погрозила пальцем своей жене. Я возмутилась.       — Ну уж нет! С проникновением.       — Я запретила моей жене трахать других девочек.       — Ну и что ты мне сделаешь?       Я поднялась с пола, и теперь стояла на коленях, нагло глядя в лицо развратной блондинке. А, между тем, рукой нащупала член ее жены и ввела себе в анус. Та лишь слабо постанывала над моим ухом по мере того, как я трахала ее своей задницей.       Той пришлось принять мои правила. Она немного обиделась, но не могла уже совладать с похотью. Расставив ноги, она принялась массировать свою вагину глядя на то, как ее жена изменяет ей с девкой со стороны. Смуглая быстро освоилась, а я не стеснялась ее подгонять. Она порола меня в задницу, а я при этом грубо хватала сиськи ее жены и с вызовом смотрела ей в лицо.       — Я почти… — выдохнула смуглая, продолжая долбить меня в задницу. Ее жена оживилась.       — Семя принадлежит мне!       — Ты получишь его! — ответила я, испытывая уже который оргазм. — Но только из меня.       Горячая влага толчками наполняла меня, и это дарило мне незабываемые ощущения. Я доминировала над обеими этими телками, пользовала как своих рабынь целую супружескую пару. Когда смуглая закончила изливаться в меня и ее член вышел из моего ануса, я привлекла к себе блондинку.       — Что ж, семя по праву твое. Иди и забери его.       Раскрыв рот, блондинка ловила струйки семени, которые я выдавливала на ее розовый язык анальными мускулами.       В тот вечер я насытилась удовольствиями в счет всего времени, на которое их лишилась. Супружескую пару несколько раз отымели подходившие девы в масках. И блондинку, и смуглую. Я подставляла задницу вместе с ними, или склоняла девок в масках вылизывать жаркие губы моей вагины.       Утром я первой явилась к статуе нагой женщины с арфой. Вскоре подтянулись и мои сестренки. Все усталые, истрепанные, но довольные. Мы отправились в Алые огни, по дороге рассказывая о своих приключениях.       За многие годы работы в Алых огнях госпожа Надя прекрасно знакома была со здешним бытом. Прекрасно знала, чем занимаются в увольнении воспитанницы этого заведения. Знала, какими они возвращаются из ночных похождений. На сегодня не было назначено тренировок. Только приемы пищи, бассейн и терма.       Девушки плескались в теплой воде и делились своими приключениям в Ладеликоне. Это был волшебный день для всех, словно путешествие другой мир. Но все подходит к концу, и все уже чувствовали приближение следующего дня, который вернет всех с небес на землю. Эти мысли тянули за собой другие — воспоминания об инциденте перед храмом Киру. Политика. Она проникла в наши жизни и уже никуда не уйдет. В перерывах, в бассейне, перед сном — я слышала разговоры о предстоящей дискуссии Лары и Эдит.       Дискуссия эта должна была пройти публично, на площади перед городским советом, в день обсуждений. Такова была административная процедура — в определенные дни сезона самые влиятельные гражданки Ладеликона выступали там с речами, споря о том, как развивать город и весь остров.       Однако вопросы, которые должны быть озвучены на предстоящем обсуждении, ни у кого не вызывали веселья. Элиты Ладеликона, да и всего Солнечного оказались разбиты на два лагеря — лоялистов и сепаратистов. Произошло это, насколько я понимала, из-за изменений в законодательстве.       Где-то там — неизвестно, где (мои сверстницы не могли определиться даже с направлением) — существовала некая царица, самая достойная, умная, сильная и прекрасная из всех живущих. Она была главой огромного Царства, в котором Солнечное море было лишь одним из множества регионов. В один прекрасный день гонцы из неведомых далей доставили поправки и новые положения к старым законам. Требований было много, и они шокировали местное население настолько, что значительная часть была знатно шокирована. Этих звали сепаратистами. Другая часть, не менее потрясенная, все же нашла в себе силы стиснуть зубы и подчиниться государственному центру. Раз уж царица так велит, то оно все точно к лучшему!       К сожалению, находясь в Алых огнях, составить цельную картину было невозможно. Мало кто из учениц хотя бы лично слышал, как зачитывались списки изменений. Все чаще — знали об этом только по рассказам, и только то, что их больше всего впечатлило.       — Светский брак — это глупость какая-то! Это что же, теперь каждая манда с улицы может повенчать супруг? Бред!       — Но ты же сказала «должностные лица», — я покачала головой. — Если браки будут заключать уполномоченные люди, что в этом плохого?       — Это надругательство над нашими порядками! В Солнечном только богиня может женить!       Так говорила мне одна сверстница. Другая была обеспокоена иными пунктами:       — Они хотят запретить крупные корабли! Просто взять и запретить!       — Бред какой-то, — я сложила руки на груди. — Ты сама-то в это веришь?       — Я не знаю, что и думать. Но получается так. Царица хочет запретить соединение Фа. А как ты будешь приводить в движение корабль, не соединяя Фа гребчих с корабельной?       По разным версиям, царица намеревалась также поменять порядок бракосочетания. Запретить «изменяющее» вмешательство при заключении брака. А также ввести запрет на телесные жертвоприношения.       — Да что они там знают об этом! И без них разберемся, как нам жениться. Тысячи сезонов наши предки изменялись! И мы будем.       — Вот именно! Мы вверяли нашей богине свои тела, и будем вверять! Ну уж нет, они не заставят нас отказаться от Уты.       Да, это было еще одним требованием. Наверное, самым важным и более прочих гневившим население Солнечного, где Уту почитало, без преувеличения, 100 процентов населения. Некоторые пункты ее законов, из тех, что мне удалось выяснить в беседах с девочками, выглядели не такими уж страшными. Напротив, что, к примеру, можно сказать о «запрете телесных жертвоприношений»? Один звук этих слов отдавал какой-то невменяемой жутью, и сразу же закрадывался вопрос, зачем потребовался такой запрет? Разве у нас такое практикуют?       — Если я захочу жениться, я что, должна принести в жертву часть своего тела?       Юта была выбрана мной в качестве жертвы для моих расспросов. Она и сама была не прочь потрепать языком, к тому же производила впечатление шаристой девушки.       — Ну да, брак заключают на плоти и крови. Вы с супругой вверите богине по части тела. А то и по несколько. Насколько уж вы друг друга любите. В разных странах Солнечного обряды сильно различаются, но суть всегда одна.       — Это что, я должна буду себе руку отпилить? Или пальца хватит?       — Отпилить? Нет, дурочка. Ты ей его передашь… Как бы это сказать… В залог. И эта твоя часть будет проводником твоей Фа прямо к Фа богини. Она будет приглядывать за тобой через нее. Иногда будет делать тебе приятно… Ну а если ты совершишь супружескую неверность, то богиня тебя изменит — отнимет заложенную часть.       Вон оно как, — думала я, пытаясь разобраться, что думаю по этому поводу.       Закон Уты оказался строг. Но был ли он несправедливым? Лишиться части тела, совершив прелюбодеяние в браке? Тогда разумнее закладывать что-то небольшое, палец, к примеру. Но как это будет выглядеть для твоей супруги, если ты женишься по любви? Разве не пообещаешь ты ей свое сердце?       Брак на небесах — великолепная идея. Чистые чувства и суровая кара за их разрушение. Ты заплатишь своей плотью, если нарушишь святость супружеской любви.       С другой стороны, отмена таких наказаний, безусловно, выглядит шагом к либерализации. Я сопоставляла все то, что знаю о законах Солнечного моря с тем, что слышала о законах, изданных царицей. Я все искала подвоха, но, исключая те сомнительные пункты с запретом морского транспорта, я не видела ничего похожего на обмен шила на мыло. Это ведь излюбленный ход власти — подмешать в бочку дегтя ложку меда и продавать это решение как неоднозначное, мед-то есть тоже!       Сомнение, неопределенность и эффект сломанного телефона делали местную политику такой запутанной, что я твердо решила не высказываться лишнего. Я должна была услышать обо всем от людей, более компетентных, чем мои боевые сестрицы, каждый день колотящие друг друга по голове.       Задачу осложняло еще и то, что в нашем лагере лоялистов не было — все сепаратисты. Задавая слишком много вопросов, я привлекла бы к себе лишнее внимание, и вопросы возникли бы уже ко мне. Вопросы, на которые ответа у меня не было, но ответить пришлось бы.       Этот день, наконец, наступил. День обсуждений. В Алых огнях отменены были все занятия, на построении служанки вынесли и надели на нас алые плащи. Они были совсем небольшими, больше декоративные, чем практичные, они носились так, чтобы покрывать только одно плечо, и едва доставали до задницы. Но это было полноценное одеяние воительницы. Я получила свой красный плащ! Мою первую настоящую одежду! Все-таки, те юбочки из травы, которые мастерили нам матроны на острове Ику [это отныне название острова, использовать его везде], одеждой назвать было можно только с великой натяжкой. Я жадно трогала пальцами материю моего плаща, она была толстой, плотной, красной, черт возьми!       Скомандовав построение в походную колонну, госпожа Надя повела нас дорогой к городу.       Я еще не бывала в Ладеликоне, и, ступая по улицам этого города, я дышала глубже от чудес, которые поджидали меня на каждом углу. Даже окраины города выглядели предельно цивилизованно. Если не говорить о самых окраинах, где находились рабочие поселки и стоянки промышленниц и охотниц, где строения в основном были из дерева, лозы и рипсовых стеблей, то Ладеликон полностью оправдывал свое прозвище — «Белый город». Одноэтажные окраины, квадратные дома, покрытые белой эмульсией, часто с красочными рисунками богинь, знаками, складывающимися в имена людей, вероятно, тут проживающих или некогда проживавших. Семейные гербы, просто красивые картинки с нагими девушками, занятыми ремеслом — выдуванием стекла, гончарным ремеслом, игрой на струнном инструменте, похожем на арфу.       Возле отдельных, очень густо украшенных домов, стояли штандарты с изображением ремесел, которым конкретно здесь занимаются. Большая часть изображений была густо сексуализирована, мне не удавалось угадать род деятельности, который был этим изображением обозначен.       Что, к примеру, могло означать изображение улыбающейся девушки, которая держит в руках два члена стоящих по обе стороны от нее других девочек, показанных задницами?       — Тут тебя избавят от избытка семени, — объяснила мне Юта. — Много тут не заработаешь, но кольцо – другое тебе накинут.       — Это доильная, — объяснила мне Юта. — Обычно молоко и семя поставляется с больших ферм, где много рабынь, но тут, видимо, и такое ремесло процветает. Большой город, все-таки. Если твоя грудь переполнена, или яйца болят от избытка семени, — тебя тут всегда ждут. Доставят удовольствие, и еще колец дадут.       — Это же здорово!       — С твоими титечками я бы не обольщалась. Нужны действительно хорошие размеры, чтобы зарабатывать в таких заведениях.       Я понимала это. В моем плане не было меня самой. Не в активной роли. Но одна моя подружка располагала всем необходимым.       Место, куда нас вели, располагалось в административном районе города, и тут уже давно не было видно таких глинобитных домиков, как в предместьях и на окраинах. Только монументальная, основательная архитектура — колонны и целые колоннады, величественные правительственные и ритуальные учреждения. На огромной площади перед зданием городского совета, располагалось возвышение, с которого делали заявления. Огромная толпа уже заполонила площадь. Весть о том, что будет выступать Лара, оппонируя Эдит, не оставила горожанок равнодушными. Простолюдинки и патрицианки, все надели свои лучшие платья. Тела плотные и тонкие, длинные и короткие — возбуждаешься, куда ни глянь.       Мы послушали дебаты двух достойных патрицианок, они забрасывали друг друга обвинениями во всех возможных грехах, и я решила, что они знают о противостоянии не многим больше меня, а выступали скорее на разогреве.       Но вот, наконец, подошел судьбоносный момент. Тот, ради которого все пришли. На сцену вышла Эдит. Ее платье, будто излучавшее свет, длинное, черное, волнистое, обнажавшее ее ногу до самого пупка, было произведением искусства. Я, почему-то, думала что Эдит появится в военном облачении. Но и «гражданское» одеяние ей очень шло. Оно приковывало к ней все взгляды.       Навстречу ей вышла Лара. Ее появление мы встречали искренними овациями, как до того лоялисты встречали ее соперницу.       Лара надела белое платье, которое сосредоточено было в верхней части ее туловища и конусом обхватывало низ. Будто две противоположности, Эдит и Лара образовывали своими силуэтами две противоположные фигуры. Конус вверх — Эдит и конус вниз — Лара.       — Прошу тебя, моя дорогая, — Лара сделала покорный приглашающий жест, — говори первой.       Эдит с легкой ухмылкой приняла ее предложение. И ее слова, чародейски усиленные, прозвучали громом над аудиторией, заставляя всех содрогнуться и замолчать.       — Со времен основания царства, со времен первого указа царицы неслыханным делом было не то что оспорить слова ее, но хотя бы усомниться в них. Неужели Солнечное море готово испытать гнев живой богини за свое неповиновение?       Аудитория разделилась. Многие готовы были столкнуться с этим «гневом». Им все было ни по чем. Другие видели истину в словах Эдит. Противиться могущественной царице, повелительнице всех людских государств, казалось им немыслимым.       — Одумайтесь, дурочки. Никогда, никогда! Никогда царица не приносила вам своими указами худшей жизни. Она делает это во благо. И, если вы не видите, то блага я вам разъясню.       Я знаю, каковы ваши вопросы ко мне. Главный из них — отчего вы должны перестать почитать так называемую богиню Уту.       Теперь уже аудитория разразилась совсем дикими криками.       — Я говорю, вы обязаны! — прогремела Эдит, перешибая крик толпы магически усиленным голосом.       — И вот, почему. Ваша царица предлагает вам законы, о которых вы прежде и мечтать не могли. Полный отказ от варварских обычаев — от уплаты своим телом этой, так называемой «богине». Институт брака станет полностью светским, ведь так уже давно заведено во всем остальном царстве. Царица предлагает вам развитие вместо стагнации, цивилизацию вместо дикости, ученость вместо глупости. Представьте себе цифру: пять тысяч человек в сезон. Это цифра — число тех, кто варварским законом Уты погиб или лишился частей тела лишь за то, что возжелали эти девушки тела и души другого человека. Разве грезите вы о такой женитьбе, неженатые? Разве хотите вы искалечиться лишь за то, что любите и сами любимы? В нашем царстве не будет места такой дикости. Не будет позволено одной карать другую за решения, которые принимает не разум, но Фа!       Грянули громом лоялисты. Сепаратисты возмущенно загудели. Они отметили, что Эдит заметно кривит душой, и отмене подлежат не все телесные наказания, а лишь только те, что из заповедей Уты. Но лоялистов декриминализация супружеских измен завела уже не на шутку, и их крики пересиливали недовольство сепаратистов. Эдит, под их рев, закончила свою мысль:       — Матримониальным изменениям тела должен быть положен конец.       Лоялисты прогремели вновь. Я уже озиралась по сторонам, мне казалось, будто они повсюду здесь, и только я одна так до сих пор и не решилась.       — Все царство принимает законы царицы и движется к светлому будущему. Много таких и в Солнечном море, честных и хороших гражданок, преданных рабынь, которые склоняются пред высшей волей. Но вы, те, кто пренебрегает волей царицы — вас ждет кара.       Тут впервые за речь Лара понялась со стула:       — Уточни, пожалуйста, моя дорогая, в чем заключаться будет кара?       — Кара постигнет вас всех! И она будет жестокой. Легионы царицы направляются сейчас в Светлое море, и они раздавят всех несогласных.       На этих словах среди зрительниц установилась мертвая тишина. А только этого Эдит и добивалась.       — Тысячи, десятки тысяч воительниц. На сотнях кораблей. Все они идут сюда. Вы что, надеялись воспротивиться самой царице?!       Зал пребывал в оцепенении. Речь Эдит повергла всех в шок. Лишь немногие осмеливались выкрикивать свои вопросы. Один из них Эдит расслышала.       — Ограничение связи Фа? Ха. Вы, видимо, не поняли. Это звалось ПОЛНЫМ запретом в словах царицы. Итак, уважаемые гражданки и покорные рабыни… Не будем ли мы так добры выслушать мою оппонентку, госпожу Лару из Ладеликона, самую смелую из вас. Впрочем, что изменят ее слова? Чем меньше из вас последуют за ней, тем меньше вас погибнет, пока войска царицы будут устанавливать в Солнечном закон и порядок.       Толпа молчала, точно пришибленная. Легко быть сепаратисткой у себя дома. Сложнее, когда тебе в лицо говорят, что огромная армия царицы уже в пути и вот-вот раздавит тебя. Лоялисты тоже были потрясены, но быстрее приходили в себя. Весть была доброй для них. С прибытием войск с большой земли они будут под надежной защитой. Зазвучали хвалебные восклицания, прославляющие Эдит и царицу. Сепаратисты, глядя на них, обратились к своей последней надежде.       Лара, Лара — прозвучало в толпе, и эти возгласы подхватили.       Лара вышла к Эдит. А, ведь, до этого на сцене не появлялась.       — Моя старая подруга Эдит попросила меня участвовать в дебатах с ней, — сказала Лара. — Она сказала так: нет более ценной для нее вещи, чем мое слово. Так что я хорошо подготовилась к этим обсуждениям, моя дорогая. Есть и кое-что более ценное в мире, чем мои слова. К примеру, слова моей госпожи.       Лара выпрямилась, расставила в стороны руки. И, вдруг, взлетела.       — Я, Ута, владычица морского дна, излагаю свою волю. С этого момента в Солнечном море настает сезон бурь.       По залу разлетелся единый выдох потрясения.       — Госпожа Лара предъявляет заповедь Уты!..       — Не может быть!..       А Лара, взлетев уже на пару метров, все читала:       — Это продлится до тех пор, пока царица не отзовет свои неразумные заявления. Также налагается всякий запрет на ввод войск в Солнечное море. Сезон гроз и штормов превратится в сезон гибели, если хоть одна воительница царицы окажется в Солнечном море, пока самой царицы тут не будет. Такова моя воля.       По толпе прошла волна, и я тоже почувствовала это. Что-то изменилось. Что-то сильно изменилось. Небо над нами было чистым и лазурным, когда мы подходили к месту собраний. Но, вот уже неслись к нам со стороны моря густые черные тучи. Где-то прогремел раскат грома. Сверкнули вдалеке молнии.       Подули холодные ветра, я съежилась. Холод был чем-то совсем непривычным в Солнечном. Но, ведь, и солнце скоро исчезло за облаками, пока еще белыми, но следом за ними наступал могучий фронт густых черных туч.       Толпа робко шепталась, копошилась. Людям требовалось время, чтобы принять этот факт: Лара предъявила миру заповедь богини Уты.       Взгляды потянулись к сцене, где Лару поддерживали под руки ее соратницы. Встав твердо и освободившись от поддержки, она с торжествующей улыбкой сказала в лицо Эдит:       — Если уж собралась помериться силами с богиней, то будь готова, что по морде тебе треснут с божественной силой.       Эдит, недовольно тряхнув полой торжественного платья, убиралась восвояси. А через несколько мгновений на Ладеликон посыпался град, и толпа стала с визгами разбегаться с площади.       Надя командовала нам рассредоточиться внутри соседних зданий. Я не видела достаточно безопасных мест, так что решила положиться на опыт моей госпожи, и спряталась вместе с ней.       Град гремел долго. Потом начался дождь. И уже не заканчивался.