Царица моря

      Экка рассказывала, что меня нашли в траве, я лежала без сознания. Они с девочками расчищали от буйной растительности новый участок в этих влажных болотистых местах, готовили место для постройки временного склада рипса. Они сразу поняли, что я не местная — по моей растительности в зоне бикини. У местных она не такая буйная. А я поняла, что вот так запросто обнаружить нагую девушку в зарослях для них событие не исключительное, хоть и радостное.       Я смутно помнила те мгновения. Больше всего меня заинтересовало то, что девушки, которые меня нашли, костюмами своими не сильно отличались от меня. Две носили юбочки из зеленых листьев то ли папоротника, то ли пальмы. Остальные не видели ничего предосудительного в том, чтобы разгуливать в одеянии Венеры — голышом.       Меня доставили в селение, которое состояло из нескольких десятков хижин (больше подходило слово «шалаш»). Стены хижин были выполнены из стволов растения, похожего на бамбук, конические крыши — из той же породы листьев или папоротников, из которых местные селянки делали себе юбки и топы underboob. По случаю моего явления был собран сельский совет в полном составе: явились все обитательницы деревушки, как минимум те, кто имел влияние и средства. Предметом совета была моя персона. Конкретнее, моя свобода и принадлежность. Только была одна странность: предложения делали мне.       — Девочка, у меня шесть дочерей, и я сделаю тебя седьмой. Ты никогда не пожалеешь об этом! — Женщина сурового вида показала своих дочерей. Мне пока еще было непривычно справляться со стрессом, я ведь совсем не понимала, что происходит. Но еще тогда я не могла не согласиться, все дочери этой матроны были красивыми и веселыми девочками. И странное ноющее чувство между ног предлагало мне присоединиться к ним.       — Я назову тебя дочерью и мои три дочери будут любить тебя как родную, — говорила вторая из матрон, у нее были громадные груди, сильно обвисшие но почему-то не потерявшие формы сферы. Будто оттянулась только кожа, что их соединяла с грудной мышцей, а все остальное осталось спелым и крепким. Три дочки этой дамы, все разной степени половозрелости, улыбались мне, обнимая друг друга и матушку.       — Богиня одарила меня лишь одной дочерью пока. Но я дам тебе жемчужину, девочка, если станешь моей дочерью. Третья матрона обладала грудью немного меньшей, чем у второй, зато имела к своей внешности несколько более творческий подход — она перетянула свои обвисшие но еще шарообразные сиськи в тех местах, где они соединяются с грудью, толстыми зелеными веревками. Это затрудняло кровообращение, и сиськи были синими, но это мне, почему-то, очень понравилось. К тому же, дочерью этой матроны была Экка, первый человек, которого я увидела с момента пробуждения. И в ее глазах я видела оживленное приглашение — стань моей сестричкой! Утро я встречала уже в хижине Наны и ее дочери Экки. Мы спали все вместе, прижавшись друг к другу под мягким одеялом, и мне никогда не было так хорошо, как в те моменты. Но это я еще не знала, что будет дальше. Я проснулась от того, что Экка целовала меня между ног. Когда она заметила, что я проснулась, то засмеялась и накинулась на меня и стала целовать в губы.       — Я всегда так хотела сестренку!       В следующие дни я узнала много нового о мире вокруг меня, таком таинственном и совершенно мне незнакомом. Наша деревушка располагалась на побережье острова, который звался Ику. Остров этот был лишь точкой на карте, но целым миром для меня, на нем умещались и глухие леса, и болотистые топи с зарослями рипса, дикорастущей культуры, сбором которой промышляли икуанки, и песчаные пляжи и даже небольшая гора, склоны которой покрывал густой лес.       Карта была одним из украшений хижины матушки Наны и ее дочери Экки. Карта эта была грубая, исполненная скорее в общих чертах на основе мифов и сказаний, чем географически точная. Моя сестра показывала мне, где мы находимся.       — Тут, — говорила она, указывая на скопление маленьких точек. На какой именно точке — масштаб карты не позволял уточнить. Матушка Экки показывала так своей дочери, указывая на это скопление, и говорила «тут». А ей так говорила ее матушка.       — Наш остров — лишь один из великого множества в опасном море, в гибельных водах, которые не исцеляют ран. По этому морю ходят корабли, огромные галеры, приводимые в движения сотнями рабынь на веслах. А само это море со всеми его архипелагами — только одна из провинций громадного Царства.       Так можно было почувствовать себя совсем крохотной и незначительной. Но местные жительницы не занимали себя подобными размышлениями. Они умели наслаждаться жизнью и своим местом в мире.       Деревушка Ику вносила свой вклад в существование исполинского Царства двумя способами.       С одним я познакомилась сразу же. Здесь занимались сбором рипса — дикорастущих трав, похожих с виду на бамбук, но отнюдь не такого прочного. Рипс подходил для использования в качестве стройматериала, но главная ценность его заключалась в соках, что находились внутри сегментированного стебля — густая жидкость, именуемая рипсовым семенем. Сразу после моего удочерения матушка Нана отправила меня с Эккой — в группу по сбору рипса. Экка сделала мне одежду, такую же, как у нее — юбочку из широких листьев здешних деревьев. Что касалось одежды для верхней части туловища — местные жительницы не просто пренебрегали ею. В ответ на мои вопросы Экка смеялась и не понимала, а зачем? Зачем прятать свою грудь под хоть какой-то одеждой?       — А зачем прятать задницу этой юбкой, раз на то пошло?       — Но разве ты прячешь? Ты только подчеркиваешь.       Я поглядела на себя в этой травяной юбке, потом на нее. Приходилось признать, что Экка права. Эта юбка в принципе не могла ничего спрятать.       Девочки, собиравшиеся за рипсом, надевали босоножки на толстой платформе — чтобы не поранить ноги, когда будут бродить по колено в болотной тине, и брали с собой длинные и увесистые мачете — рубить рипсовые стебли. Я тоже получила такую, и Экка учила меня ею пользоваться.       — Нужно бить в сочленение, — говорила она и показывала. Стебель рипса состоял из нескольких сегментов, в которых и содержалось драгоценное рипсовое семя. Эти сегменты были разделены утолщениями, вид которых навевал мне ассоциации с суставами. Экка заученным движением перерубила стебель прямо в сочленении. Я тоже замахнулась и ударила, но не попала. Мачете разрубило сегмент и во все стороны брызнуло густое рипсовое семя. Я взвизгнула и попятилась. Крупные, вязкие капли белого семени упали мне на лицо, на грудь, обрызгали руки и живот.       — Ничего! Научишься!       Экка взяла мою свободную руку и облизала ее от семени, улыбаясь мне. Я невольно улыбнулась ей в ответ и тоже попробовала лизнуть каплю семени. Вкус был необычным, но очень увлекающим. Оно не было ни сладким, ни горьким, скорее даже безвкусным, но мне сразу же захотелось еще. А Экка тут же меня предостерегла:       — Нельзя есть много семени рипса, сестренка. Иначе станешь толстенькой. Пойдем, у нас полно работы на сегодня.       Каждый день вся деревушка выходила на работу. Трудились только молодые девочки, старые матроны оставались работать в деревне — они занимались более утонченным мастерством. Шили одежду и украшения из листьев и цветов, а также готовили из рипса и трав тонизирующие настои, которые выдавали нам на работу. Выпьешь его — и весь день полна сил.       Всего на сбор рипса выходило до сорока девочек. Мы делились на группы по двое-трое, чтобы не потеряться, и вырубали рипс организованно, квадратами. Рипсовые топи находились далеко от деревни. Мы с Эккой вставали очень рано, еще затемно, и шли к деревенскому лобному месту, где уже собиралась толпа работниц. При свете факелов мы шли через влажный и темный лес, гудевший, урчавший и квакавший на разные голоса. До топей добирались к рассвету, а потом до самого заката трудились, срубая стебли. Но в деревню не возвращались. Все были слишком уставшими для долгого пути. Мы вязали рипс в охапки, взваливали себе на плечи и сносили все на заранее обустроенное место — полевой схрон, а также рабочий лагерь. Он представлял собой расположенные по кругу домики на сваях. Часть из них отводились под склады, часть — под ночлежки. Домики были маленькими, мы ложились друг к другу, голая кожа к голой коже, обнимали друг друга и засыпали под тихие разговоры.       Я познакомилась со многими девочками, но больше всего мне понравилась Пику — она была моей ровесницей и лучшей подружкой Экки. Как и мне, ей был один год. Мы с ней и Эккой были самыми молодыми в деревне. Для сравнения, матушке Нане было сорок лет.       Пику была девочкой в теле, с характерной фигурой «груша». Очень широкий таз, толстенькие бедра, большая мягкая задница. Но, при этом, хорошенькая талия. Она, к тому же, была очень сильной и выносливой. От заготовки рипса она получала настоящее удовольствие. Она и нас подгоняла, ворчала на нас, если мы лентяйничали. Экка, напротив, была совсем худенькой, не такой дисциплинированной и организованной, как Пику. Ей гораздо приятнее было находиться в своих мечтах. Она умела читать и больше всех других девочек проявляла интерес к тому, что же происходит в остальном мире, за пределами нашего уютного острова. На некоторые вопросы Экка знала ответы и шепотом пересказывала нам все то, что ей удалось вызнать из книги в доме матушки.       — Наш остров, и все, что рядом, подчиняются городу Иритеран, далеко-далеко отсюда. Раз в тридцать лун к нам приходит оттуда галера, чтобы забрать нашу дань Царице. С кораблем всегда путешествует множество воительниц, они охраняют дань и защищают корабль от разбойниц. Если вы увидите воительницу, вы не оторвете глаз. Их тела прекрасны и совершенны. Они носят красные плащи и копья.       Всю собранную дань корабль везет обратно в Иритеран. Это огромный город. Город — это как сто наших деревень. И там живет много-много людей. Его стерегут много-много воительниц, у каждой богатой госпожи есть свой красивый дом и десятки слуг. А еще там есть торговки. У них свои корабли и команды. Они купят наши товары и отвезут их так далеко, что и нельзя представить. За пределы моря, туда, где огромная суша не кончается, если идти по ней сто лун. Все эти земли составляют Царство и подчиняются они царице.       Мне было очень интересно слушать мою подружку Экку.       — Я ничего не знаю, — я решила, что признаюсь честно, потому что иначе мне оставалось либо выглядеть дурочкой, либо, как и прежде, молчать.       — Все, что ты говоришь, — я никогда ни о чем таком не слышала. Все, что я знаю       — это то, что я видела. И это странно. Ведь я должна помнить, как я научилась говорить, ходить, ну и все остальное. Должно было быть хоть что-то. Но у меня словно память отшибло. Я знаю, как произнести слово, но не знаю, откуда я это знаю.       — Интересная ты, — сказала вдруг Пику. — Этому не надо учиться, это все умеют.       — Нет, я так не думаю. Вот как ты научилась говорить?       — Я не училась… — Пику была в замешательстве. — Я просто умею.       — Мы просто умеем, — сказала Экка, пожав плечами. Она тоже откровенно не понимала, что я такое говорю.       Мы просто это умеем. Я была абсолютно точно уверена, что это не так. Мы не можем ничего уметь «просто», мы рождаемся беззащитными комками розовой плоти и проходим очень долгий путь обучения, прежде чем станем полноценными людьми.       — Ты, наверное, хочешь научиться говорить на другом языке, — предположила Экка. — Я читала в книге, что в царстве есть много-много разных стран, где говорят на иных языках. А родной язык ты знаешь сразу, ему не нужно учиться. Иначе как бы ты понимала, что говорит тебе твоя матушка?       «Никак» — должна была я сказать. Но сомнения давно подкосили мою уверенность. Я не могла, как ни старалась, вспомнить, откуда же я знаю, что именно «никак», почему так должно быть?       Я была почти уверена, что не смогу донести до моих подружек свою мысль так, чтобы они поняли. Можно было зайти с другой стороны. Подобраться издалека:       — Ладно, а ходить вы как научились? Ну, после рождения. Вы ведь должны помнить…       Пику равнодушно пожала плечами:       — Ну, само рождение я плохо помню. Но зато помню, как матушка дала мне имя и показала разбитое яйцо, в котором я росла.       А-га… Яйцо…       — Матушка дала тебе имя сразу после рождения, так ведь?       — Конечно! — Пику пожала плечами. И решила окончательно добить мои попытки рассуждать:       — А на следующий день я познакомилась со всеми девочками, и мы пошли рубить рипс.       Все вопросы, которые я тщательно готовила, после этих слов потеряли всякий смысл.       Я просто проговаривала в уме полученную информацию, пыталась сделать ее реальной для себя. Росла в яйце, родилась, на следующий день пошла рубить рипс. С волевым и умным лицом, сразу на производство попросилась.       — А чему-нибудь тебя матушка учила?       — Конечно! Она сразу показала мне, как делать приятно себе и другим.       — Мне тоже, — добавила Экка. — Ну и еще много чему.       — Мне просто интересно…       Пытаясь собраться с мыслями, я решила вернуться к истоку этой познавательной беседы.       — Если так все происходит, то почему я не знаю свою матушку? Которая достала меня из яйца и научила делать приятно себе и другим.       — А! — Экка и заулыбалась, наконец поняв, о чем я толкую. И Пику улыбнулась тоже.       — Так вот ты о чем!       — Ты, подруга, рожденная под звездами! — твердо заявила Пику.       — Да, да! — Экка поддержала. — Рожденных под звездами находят случайно и тогда вы открываете глаза. Сам мир посылает вас жить. Мир и звезды — вот твои матушки.       — А-га… — шестеренки в моей голове крутились и ломались, слетали с осей и становились на новые места. — Это распространенное явление?       — У нас, наверное, нет. Но об этом пишут в книгах. Зато тебя мы нашли! Можно спросить наших матушек, когда они в последний раз находили рожденную под звездами.       — А насчет умений, — сказала Пику с готовностью, — ты не переживай, мы тебя научим!       Как мало я знала тогда. Мой мир был размером с наш островок. Длина моего мира равнялась длине пути от деревушки Ику до болотного лагеря. Ширина измерялась в квадратах собранного рипса.       После работ на рипсовых топях мы возвращались в деревушку, где нас ждали матушки с полными кувшинами готового лакомства. Мы пили вязкое рипсовое семя, смешанное с настойками трав, и тела наши вновь наполнялись силами. После работ у нас был день, который молодежь посвящала играм. Иногда мы бегали по лесу, искали цветы и ягоды. Иногда торчали в нашей хижине, а Экка показывала нам книгу. Читать умела только она, да и не все понимала. Большая часть историй рассказывала о приключениях на море. О путешествиях, об островах и их народах. Были в книге и легенды о любовных похождениях богини Уты, их мы слушали с особым вниманием. А еще было много стихов. Забавно сложенных, иногда веселых, иногда прославляющих богинь.       Наконец, Экка прочла нам свои стихи. Стихи обо мне.

Среди травы под покровами утренней дымки Белая нежная кожа и красные губы Диву даюсь, как прекрасны ее очертанья Робкой дрожащей рукой я спешу прикоснуться Грудь поднимается в первом ее жизни вздохе Синие очи от долгого сна пробудились Здравствуй, Софи, подаренная звездами миру!