Decolonization

— Какой вообще смысл проводить всемирное собрание, если наше сообщество расколото на противоборствующие лагеря и абсолютно не слышит друг друга? Если две мировые войны никого вообще ничему не научили и человечество всеми своими действиями ведёт мир к третьей? — Швейцария задавал абсолютно резонные вопросы, искать ответы на которые никто не собирался. Собрание было больше похоже не на конференцию, а на перерыв между ними — вокруг творился полный балаган, все разговаривали со всеми, а состоящие друг с другом в конфликте страны перекрикивались между собой ругательствами. Атмосфера стояла такая, что и правда казалось, что вот-вот начнётся Третья мировая. — Брагинский! Сейчас же убирай свои поганые танки с территории Ирана! Ты нарушаешь договорённости, это омерзительно¹. Между прочим мы с Альфредом свои войска уже вывели, а ты вот что-то не торопишься! Иран уже жаловался нам и если ты не прекратишь, мы будем вынуждены вступиться, — требовал Англия от России. — "Мы с Альфредом!" — язвительно передразнил Россия. — Правильно болтает Франция, я смотрю, ты уже окончательно под него лёг. Когда свадьба? — Россия разумеется слышал слухи, которые разносил Франция после конференции 4-го июля и решил использовать их, чтобы перевести тему и побольнее уколоть Англию. — Пошёл к чёрту! Я совершенно искренне тебя ненавижу от своего собственного лица. И не уходи от темы. Если не выполнишь требования договора, который сам подписал — у тебя будут проблемы. — Советую тебе прислушаться к словам Артура. Или ты в ускоренном темпе сворачиваешь то, что устроил — или Москва превратится в Хиросиму! Поверь, мощности моего ядерного оружия хватит на это! — агрессивно дополнил Америка. Брагинский в ответ на это покрыл англоговорящие страны трёхэтажным русским матом. При упоминании Хиросимы Япония вздрогнул и поежился. У него всё ещё болели травмы, нанесённые Америкой — хоть и не так сильно, как в прошлом году. Франция со скучающим видом клацнул по пульту, включающему большой телевизор, стоящий в центре зала. На его чёрно-белом экране появилось изображение Черчилля. — О, Angleterre, смотри! Твой премьер! И твой президент, Amerique!² „Соединенные Штаты Америки находятся сегодня на вершине могущества, являясь самой мощной в мире державой, и это можно расценить как своего рода испытательный момент для американской демократии, ибо превосходство в силе означает и огромную ответственность перед будущим" — из телевизора раздался голос Черчилля. "Ох, — вздохнул Англия, — Альфред минимум месяц будет донимать меня этой фразой" "Ни один человек ни в одной стране на нашей земле не стал спать хуже по ночам оттого, что секрет производства атомного оружия, а также соответствующая технологическая база и сырье сосредоточены сегодня главным образом в американских руках" — Эй, Британия! Какого тебе ощущать, что твоя бывшая колония доминирует над тобой и что даже твой бывший босс открыто признает это? — крикнул Китай. — Вы разве не слышали, что парой секунд раньше Черчилль сказал о том, что ядерная бомба это наше общее с Америкой и Канадой достояние? — непривычно тихо возмутился Артур. В конце концов, он и сам был не уверен, что Альфред не отберёт у него эту возможность несмотря на все его наработки и вклад в ядерный проект. К тому же его изрядно смущали сплетни о его отношениях с Америкой и то, как на основе этих сплетен другими странами выстраивался пошлый вульгарный юмор, которым они пытались заткнуть ему рот. На словах "особые отношения" к мерзкому хихиканью со стороны коммунистических стран присоединились как будто бы почти все присутствующие в зале. Артур встал и спокойно, стараясь сохранить невозмутимое лицо, вышел из зала — изо всех сил подавляя неистовое желание вылететь из него прочь со скоростью пули. Оказавшись на улице, он закурил и задумался. Альфред появился на улице спустя несколько минут. — Эй, ты чего? Чем ты так обеспокоен? У твоего бывшего премьера была великолепная речь! — Мне не нравится, что все шутят о нас. Мне не нравится, что они вообще знают о нас. — Ты стесняешься наших отношений? Почему? — Ну... как минимум, мне не нравится то, какой в этих сальных шутках изображается моя роль в наших с тобой отношениях... Америка вопросительно посмотрел на него, ожидая продолжения. — Ну, все эти их слова... «Англия отдался Америке за военную помощь во Второй Мировой», «Британия лёг под Америку ради атомной бомбы», «о, Артур, неужели ты настолько не смирился с тем, что Альфред от тебя тогда свалил, что готов сам к нему приползти и стать его колонией», «ха, Angleterre, ты походу первый случай в истории, когда империя в прямом смысле проебала свой статус» — с отвращением в голосе Англия передразнил раздражающие его фразы, которые он уже устал слушать от других стран. — Артур! — Америка усилием воли подавил в себе желание рассмеяться над фразой, которая по всей видимости принадлежала Франции, и заговорил серьёзно: — Да ты посмотри, кто это болтает! Они же тебе в подметки не годятся. Франция сдалась Людвигу в первый же год войны, да и на протяжении всей истории получал от тебя по башке — вот он и глумится, как только нащупал у тебя уязвимое место. Китай не любит тебя ещё со времён опиумных войн, надеется забрать у тебя Гонконг обратно и ждёт, когда ты потеряешь влияние — оттого и видит это везде, где ни попадя. Россия может и силён во внешней политике, но у него внутри коммунистическая диктатура — его босс над ним натурально издевается, вот он и ищет за что уколоть другие страны, у которых жизнь получше сложилась. И да, если говорить о коммуняках — то они ведь ещё и хотят нас с тобой рассорить, чтобы мы не так успешно им противостояли, как можем, если в нашем союзе нет разлада. — Ладно, в этом ты действительно прав. — Ох, Англия. Ты мой самый сильный и важный союзник и помимо того, что я очень тебя люблю, я ещё и очень тебя ценю и уважаю. Ты всё ещё одна из самых влиятельных стран в мире — ну и да, до сих пор всё ещё являешься империей, как бы я к этому не относился. — Но... не сильнее и не влиятельнее ТЕБЯ? — с нажимом сказал Англия и посмотрел Америке прямо в глаза. — Прости, но с этим тебе придётся смириться. Ты не мог править миром вечно. Мог бы и порадоваться, что статус сверхдержавы перешёл твоему другу, союзнику и любовнику, который говорит с тобой на одном языке и транслирует в мир примерно те же ценности и идеологию. Я бы посмотрел на твоё лицо, если бы исход войны был бы иным и мир между собой поделили бы Брагинский с Людвигом. И ты бы стал колонией одного, а я колонией другого и они бы делали с нами те отвратительные вещи, про которые ты упоминал, когда мы вызывали дух Римской империи. А представь, если бы они заперли нас по своим домам и запретили бы нам общаться друг с другом? — Ну и больная у тебя фантазия. — Нормальная. Просто пытаюсь доказать тебе, что я не самый плохой вариант в этом смысле. — Ну. Я согласен, что не самый плохой. Наверное, из этого сброда, — Англия неопределённо махнул в сторону здания, где проходила конференция, — самый лучший. Просто я не планировал отдавать это своё место никому. Никому, понимаешь. Даже тебе. — Я повторюсь, но с этим всё же тебе придётся смириться. Я же в свою очередь обещаю, что всегда буду твоим союзником и никогда не поверну эту свою силу против тебя. — Никогда не говори никогда. Впрочем, ты опять прав — на этот раз в том, что я всё равно ничего не могу с этим поделать, — грустно вздохнул Англия. — Вернёмся на собрание, раз уж ты успокоился? — спросил Америка. — Зачем? Снова слушать кучу бесполезного крика? Только мы с тобой можем заставить Брагинского убрать свои танки из Ирана. Мы ему уже сказали, что сделаем, если он не уберёт и я надеюсь, что он прислушается. Если нет, можем потом подумать, как повлиять на него дальше. Больше вроде пока ничего не случилось, обсуждать нечего. А слушать очередной поток ехидных шуточек про особые отношения у меня лично нет никакого желания. — Так, ясно. Опять! Англия, мы сейчас же пойдём обратно и скажем всем, что мы действительно любим друг друга и встречаемся! И что ни капли этого не стесняемся. И что если ещё раз кто-нибудь будет насмехаться над нашим союзом, этот кто-то получит от нас посылку с атомной бомбой прямо в сердце своей страны. — Что? Америка, нельзя угрожать ядерной дубиной по любому поводу. — Нет, знаешь что нельзя? Нельзя унижать партнёра ядерной державы и насмехаться над их отношениями. Артур, они обязаны нас уважать. И тебе самому же станет легче, если мы им всё прямо так и скажем. — Ладно, возможно, ты и прав. В том смысле, что надо признаться и сказать, что мы совсем не стесняемся этого и не потерпим насмешек. Но грозить ядерной бомбой давай всё же не будем. Ну, или только в самом крайнем случае. — Я знал, что ты меня поймёшь. И да, кстати — хочу тебе сказать, что мне очень нравится название «особые отношения». Нет, правда. Твой бывший премьер определённо умеет подбирать слова! — Вообще-то... это я подобрал. Я так ему ответил, когда он меня в очередной раз донимал в конце войны на тему того, какие у меня отношения с тобой и каковы шансы, что мы останемся союзниками после победы. Я не хотел ему описывать все в подробностях, поэтому довольствовался короткой иносказательной фразой. Кто знал, что она ему так понравится, что он её вставит даже в речь! — Но он не знает всего? — Не знает. Хотя, не уверен, что он был бы против. Я имею в виду, что у него мама американка. Да и вообще, он всегда считал, что ты идеальный союзник для меня. — Надеюсь, ты не считаешь, что он в этом ошибся. — Ну конечно нет. Они зашли обратно в здание с конференц-залом. По пути у Артура в голове крутилась неприятная мысль. Америка сказал: "нельзя унижать партнёра ядерной державы". Партнёра! Походу он и правда не собирался с ним делиться результатом их общих наработок. Надо бы с ним поговорить, пока не стало слишком поздно. ***** несколькими часами позднее Америка и Англия сидели в просторной гостиной в поместье Артура и пили чай из аккуратных маленьких фарфоровых чашек. — Англия, несмотря на то, что мы с тобой снова поладили и даже больше, чем поладили... И несмотря на то, что ты мой союзник и я не имею никакого морального права больше скидывать твои товары в океан... да и не хочу навредить твоей экономике... Артур выжидательно и напряжённо смотрел на Альфреда. — ... я всё ещё считаю, что твоему чаю место на морском дне³. Артур выдохнул и даже издал сдавленный смешок. — Альфред, я знаю, что ты любишь кофе. И я давно уже не настолько заносчив, чтобы заставлять тебя пить то, что нравится мне, а не тебе. Просто... война закончилась совсем недавно и... в Лондоне ещё есть проблемы с поставками. Конечно, я бы мог достать многое обходными путями через правительство, но... с моей стороны было бы неправильным брать из того, что предназначается моим людям, больше, чем необходимо. — Ох, Артур. — Альфред нервно заëрзал. Ещё одна его шутка из серии "для создания лёгкой атмосферы" вызвала настроение, больше похожее на свинцовые тучи. Неужели ему теперь нужно будет перед каждой шуткой в компании кого-то из европейцев постоянно думать, не заденет ли она не заживший рубец от какой-нибудь из травм мировой войны? Это было бы невыносимо. — Прости меня, я не подумал. Хочешь, я тебе в следующую поездку привезу много-много ящиков вкусной еды? — Ну, если тебе несложно... — подавленно сказал Англия. Черт. Он опять выглядит уязвимо и беспомощно в глазах Америки. А уж как он выглядит в глазах всего мира... особенно, после сегодняшнего их с Альфредом признания. Нет, на самом деле, после признания страны действительно заткнули свои рты в плане скабрезных шуточек, но как будто бы это было только оттого, что они боялись Альфреда, его безумных глаз и ядерной бомбы. Хотя Америка и послушал Артура и никому на собрании не угрожал, но из его речи всем было понятно, что эти шуточки его раздражают — а раздражать Америку никто не хотел. Особенно с учётом того, что на собрании присутствовал Япония и маячил немым напоминанием о том, что происходит, когда Америка считает кого-то или что-то проблемой. Шрамы и язвы от Хиросимы и Нагасаки на его теле уже немного затянулись, но всё равно были слишком явными — по крайней мере, по меркам бессмертных существ, на которых всё заживает, как на собаках. Нет, Артур был благодарен Альфреду за то, что тот предложил этот способ с признанием, который действительно осадил шутников. Вот только... Странам было абсолютно всё равно и они гоготали во всю глотку, когда думали, что это задевает только Артура или что вообще его чувства к Америке невзаимны. Они прислушались, только когда Америка высказал негодование. На мнение Артура всем было наплевать. Получается они и шутили шутки от того, что им было забавно представлять Британскую империю в зависимости от Америки — а примерно такое содержание было у большинства шуток про их отношения — и перестали шутить потому, что представляют его в зависимости от Америки и боятся, что за эти шутки можно от того получить. Суть получалась одна — и она безумно раздражала. Более того, из-за этого даже сам Альфред, несмотря на всю глубину нежных чувств, тоже начинал его раздражать. — Мне всё ещё неловко думать о том, что они теперь всё знают. — Если они хоть ещё что-то скажут в том духе, что ты утром цитировал — я заткну им рты. Я же сказал. Не бери в голову. — Альфред, в этом и проблема. Я хочу... эээ... сам затыкать им рты? Но моё мнение их больше не интересует. — Ох, ты опять? Переживаешь из-за потери мирового влияния? — Раз уж ты сейчас сверхдержава, сам однажды узнаешь, как неприятно после такого опыта кому-то подчиняться, — раздражённо буркнул Артур. Альфред резко посмотрел на Артура. Ему пришла в голову очередная из его безумных идей — впрочем, на этот раз она могла и сработать. — То есть, ты и на меня тоже злишься, да? Что я у тебя отобрал этот статус, что я рты всем затыкаю... — кхм... я... ну... — Артур замялся и не знал, как более корректно ответить. Но Альфреду это было и не нужно. — Кажется, я наконец-то знаю, как помочь тебе справиться с этими эмоциями! — И как же? — Попробуй заткнуть мне рот! — радостно сказал Америка. — Что? В каком смысле? — Артур опешил. — В прямом. Можешь и не только рот. Просто сделай со мной всё, что захочешь. В разумных пределах, конечно. — Я... — Ну и да. Пока ты тут мне не сказал, что я теперь снова часть Британской империи — я должен оговориться, что моё предложение касается только стен нашей спальни и всего такого. Но если тебе очень сильно хочется, можешь даже называть меня в постели своей маленькой непослушной колонией, я слова тебе не скажу. — Ой, — Артур немного растерялся и почувствовал накрывшую его волну возбуждения. — С чего это вдруг у тебя такие предложения? — Ну... с тех пор, как я узнал о колониализме деликатные подробности, я слишком много раз представлял себе, как бы это могло тогда быть, если бы ты не был столь благочестив... — ЗАКРОЙ СВОЙ РОТ И НЕ СМЕЙ НИКОГДА БОЛЬШЕ ЭТО СРАВНИВАТЬ! — А? Что сравнивать? — Альфред был удивлён такому потоку ярости со стороны Артура. — Акт взаимной любви внутри равноправного альянса и то, что делают империи со своими колониями. — А может я хочу, чтобы ты мне показал, что империи делают со своими колониями? — сказал Альфред и заметив на себе укоряющий взгляд Артура, поспешно дополнил: — Да понял я, что это всё равно будет нечто другое, потому что мы занимаемся этим по взаимному согласию в отличие от! И я искренне рад, что ты не поступал так со мной или с кем-то из других колоний. Но мы же можем поиграть в нечто подобное? По твоим глазам я вижу, что тебе этого ещё как хочется. — Но разве тебе не будет это унизительно? — удивлённо спросил Артур. Ему и правда ещё как хотелось, но было бы глупо ради сиюминутного удовольствия испортить их альянс и отношения... — Конечно, нет. Ты же не являешься для меня настоящей угрозой. Я — самая сильная и успешная страна в мире, а ты мой близкий союзник — и мне уж точно не могут навредить всего лишь сексуальные игры с тобой, какого характера они бы не были, — пояснил Альфред. — Так что там было про то, что я должен закрыть рот? Не хочешь этим заняться? — Ты сам напросился! ***** Спустя некоторое время В спальне Англии стояла почти звенящая тишина после тех звуков, стонов и криков, которые переполняли её несколькими минутами ранее. Артур почти лежал на расслабленном Альфреде и шепнул тому на ухо: «ну и кто здесь великая держава, а?» — Эй, ты же сам выступал против того, чтобы ассоциировать секс с такими вещами! По ходу, проблемы здесь явно не у меня. — А я и не говорил, что у меня нет с этим проблем. — Тебе стало легче? — Я удивлён, но да. Иногда твои идеи бывают вполне себе не дурацкими. — Лучше скажи мне, что сделать, чтобы ты позволил себе отдаться мне? А точнее, сколько раз до этого тебе потребуется трахнуть меня, чтобы научиться полностью доверять мне в постели? — Я не знаю. Но учти, в следующий раз я надену на тебя ошейник с британским флагом. — Извращенец. — Вынужден напомнить, что то, чем мы занимались с тобой сегодня, было именно твоей идеей. — Это ты на меня так влияешь, — после этих слов Альфред попытался дотянуться до Артура, чтобы поцеловать его, но ему было сложно развернуться, пока тот сидел на нём. Англия заметил эти жалкие попытки и сам наклонился к Америке, после чего покрыл его шею поцелуями. — Знаешь, а мне действительно нравится быть ВМЕСТЕ с тобой. — Я знаю, Артур. Мне тоже. ***** Исторические справки: 1. Речь идёт о договоре 1942 года, согласно которому союзники (Великобритания и СССР) должны были убрать свои войска с территории Ирана в течение шести месяцев после окончания Второй Мировой. Те же положения были оговорены в ходе Потсдамской конференции в июле 1945-го года. В январе-феврале 1946 года страну покинули британские и американские войска, а советские не только остались, но и двинулись в сторону столицы Ирана в начале марта — что вызвало негатив со стороны как самого Ирана, так и со стороны западных стран. Это событие считается одним из первых конфликтов холодной войны. 2. Франция включил на телевизоре знаменитую фултонскую речь Уинстона Черчилля, в которой тот обозначил начало холодной войны и раздел мира на два лагеря — капиталистический и социалистический. В той же речи было упомянуто словосочетание "особые отношения" в качестве характеристики международных отношений между США и Великобританией 3. Отсылка на Бостонское чаепитие, событие времен войны за независимость США, когда американские колонисты в знак протеста выбросили за борт груз чая, принадлежавший британской компании