Вечное сияние чистой любви

— Простите, я правильно делаю? — Да-да. — А так и должно быть? — Да. Ванцзи наклонился и посадил еще один пучок зелени, из которого должен будет вырасти рис. Погода стояла очень хорошая, заканчивалась вторая половина дня. Небо уже не было таким голубым, а солнце — раскаленным. Приближался вечер, а вместе с ним солнце словно растеклось золотом на голубом тле, и дувший из запада ветер приятно ласкал кожу. Ванцзи, рукава, штанины и подол которого были закачаны, стер пот со лба и продолжил свое дело. Он нанялся высаживать рис, чтобы заработать немного денег, а на бесплатную корзину яиц с хлебом напросился, когда написал нескольким семьям талисманы удачи. Они так удивились, когда увидели киноварь и, пусть дешевую, но ровную и гладкую бумагу. А затем он пошел высаживать рис. — Ой, паренек, не пей эту воду, — вдруг послышалось Ванцзи, — тебя от неё знаешь как пронесет? Всех родственников вспомнишь, начиная от мамки с папкой и заканчивая собакой своего дедушки. Ванцзи выпрямился и повернулся. А-Сянь сидел на берегу, болтая ногами в мутной воде и слегка задевая крайние посевы. Он наблюдал за Ванцзи, но временами его лицо выдавало то, что ему тоскливо, ведь Ванцзи не пустил его к себе и строго-настрого запретил заходить в воду. А-Сянь слов этих, разумеется, не понял, но зато хорошо понял тон и взгляд, а потому смирно сидел на берегу. Он, хитрец, таки успел смекнуть, что, если будет проявлять послушание (хотя как это называлось в его понимании сказать сложно), то получит за это гораздо больше, чем если бы ослушался. Таким образом он уже интуитивно дожидался вечера, сорвано воображая время сна, ужин и… что-то, от чего веяло теплом. Тельным, очень мягким. Он надеялся снова обнять Ванцзи, но теперь уже тогда, когда они будут спать. — Какой хорошенький, — сказала одна из женщин, высаживающая рис рядом, — сколько ему? Пара есть? Но он, кажется, ничего-то и не умеет. — Он болен, — глухо ответил Ванцзи. — Я о нем забочусь. — Болен? — тон её чуть поднялся. — А… а-а, «болен». То-то я смотрю, что он… Ванцзи выпрямился и бросил на неё взгляд. Женщина тут же умолкла и уткнулась взглядом в свои посевы. К А-Сяню в это время прицепились дети, кружа вокруг него и ахкая от его красоты, восхищенно рассматривая его светлое лицо и привлекательные черты лица. Один из детей дернул его за длинные волосы, другой прыгнул в воду и цапнул его за пальчики ног. А-Сянь хоть и шикнул, но дети сразу увидели, что агрессии никакой нет. Они быстро смекнули, что этого «взрослого» бояться нечего. Тогда они продолжили свое дело еще активней, на что А-Сянь попытался их поймать. Так они его выманили, и он стал за ними бегать. — Эй! — крикнула чья-то мать. — А-ну кыш, кыш отсюда, не мешайте! Дети, а вместе с ними и А-Сянь, напряженно замерли и с криком разбежались кто куда. А-Сянь, который привык что и на него так шикали, тревожно мялся на месте, не зная, что ему делать. — А! — пришел к единственному выходу он и громко позвал Ванцзи. — А! А! Тот снова выпрямился, чувствуя колющую боль в затекших мышцах. — Сиди. На. Берегу, — достаточно спокойно, твердо и чуть-чуть (нет) давяще сказал он, и А-Сянь, словно у него появилась почва под ногами, тут же обрел уверенность. Этот тон направил его к нужному, а самое главное угодному Ванцзи действию, и он снова сел на берегу, в этот раз подогнав под себя влажные ноги. Смотря на Ванцзи, он улыбался, глаза его сияли чувством не меньшим, чем глубокая восхищенность, быть может даже любовь. — У вас есть мёд? — спросил Ванцзи женщину в красиво сплетенной шляпе-доули. — Старый только, — ответила она. — Но у меня ты его уже не купишь, остатки для семьи остались. Но ты можешь купить мёд у другого человека, он разводит пасеку прямо в лесу. — А кто этот человек? — Тот, у которого фамилия Сюэ. Ванцзи резко помрачнел. Нет уж, с этим опасным мошенником лучше дел не иметь. — Он такой сладкоежка, — вдруг улыбнулась она, — всё детство орал, что хочет сладкого, а когда понял, что не получит его просто так, стал бегать в лес, искать ягоды и фрукты. Видимо как-то нашел дикий мёд на вхождении в горы, там еще дальние скалы, да так сдурел от счастья, что украл тех пчел, к скалам просто бегать далеко было, и заточил их в пасеке. К слову, не советую обворовывать эту пасеку. Одному вору он живьем срезал три пальца, представляешь? А потом положил их в банку с мёдом и отдал этому вору, сказав, что с таким консервантом, как мёд, пальцы не сгниют, так пусть оставит их себе на черный день. Ну, думаю, тот самый черный день настал ровно в тот момент, когда те пальцы, еще при руке, засунули в его пасеку. Лицо Ванцзи не выдало никаких эмоций. Возможно потому, что он не любил мёд, а возможно и потому, что теперь точно его никогда не полюбит. Когда солнце коснулось своим краем полосы горизонта, Ванцзи уже шел с поля назад, перед тем, рядом с неотрывно внимающим его действиям А-Сянем, вытерев ноги и приводя себя в порядок добрых минут пятнадцать, прежде чем остался доволен. Он был такой чистоплюй… что даже сам Ванцзи себе удивлялся, но всё же чувствовал, что его страшно бы разозлило, не держи он себя в порядке. Чего не скажешь об А-Сяне, который бодро и без какого-либо стыда шагал рядом с ним босыми ногами, собирая всю пыль и грязь в округе. — Гэгэ, — мурлыкал он, явно чем-то довольный. — Гэгэ. — Что? — спросил Ванцзи, хотя точно знал, что А-Сянь его не звал, а просто игрался с этим словом. Так и было. Юноша ничего не ответил, взамен всяких слов почему-то густо покраснев. Грудь его вздымалась слишком бурно, словно в ту поцелила стрелой сама Богиня любви. — Гэгэ, — он прищурился так, что почти закрыл глаза, смотря в землю, — гэгэ… И столько нежного шелка было в его тоне, столько мягкости во взгляде темных глаз, что будь у Ванцзи зеркало, он бы увидел, как заалели у него уши. Ужинали они вареными яйцами, скорлупа которых была зеленовато-голубого цвета. Всё из-за того, что в корзине дали гусиные яйца, и Сюэ, завидев их, так возбудился, что предложил поменять один десяток таких на два десятка от тех, что несли его куры. Это порода курей называлась араукана, и еще пацаном Сюэ честно их украл, не пожалев ног, когда сбегал с мешком наперевес. Из четырех тогда украденных кур у него теперь был большой выводок из почти тридцати. В день он мог съесть этих яиц штук десять, если не больше, остальное продавал или забирала А-Цин. Ванцзи отдал ему гусиные яйца, но не совсем в обмен на два десятка куриных, пусть и с таким благородным, нежно-нефритовым окрасом. Плюс к этому обмену шел чай, кукурузные лепехи и… кувшинчик мёда, которым Ванцзи планировал накормить А-Сяня перед сном. Сам он из этого кувшина не взял ни ложечки ярко пахнущего нектара. Ужинали они вареными яйцами и хлебом, а на утро Ванцзи планировал раздобыть молока и сделать им обоим что-то вроде каши. Сюэ так легко отдал им лепешки, потому что те были уже твердоваты, а если их размочить в горячем молоке, да еще и мёда туда добавить, а если повезет, то и изюма или сушеной тыквы… — Давай почищу, — сказал Ванцзи, забирая у юноши то, с чем он мучился, то есть яйцо. — Вкусно? А-Сянь, чей рот был полон слюней, неотрывно смотрел на то, как красивые пальцы снимают с яйца скорлупу. Пока Ванцзи не вмешался, А-Сянь пробовал впихнуть его в рот прямо так, а когда не смог, то пытался откусить… со скорлупой. В городе, где он раньше жил, ему приносили сразу почищенные, а с неочищенными он справиться пока еще не мог. — Вот так, — Ванцзи разрезал его, посолил и отдал А-Сяню. — Зелень тоже бери. Поработаю пару дней на полях и купим картошки, какую хочешь? Можем сладкий батат, можем обычный картофель. Нужно будет купить каши впрок, пополним запасы некоторых трав, раздобудем сушеные цветы герани от моли, чтобы нам походной мешок не проела, а там видно будет. Останемся здесь, пока не отъедимся и не пополним достаточно запасы. Нужно купить тебе новую обувь и еще один верхний халат, потеплее. По ночам будет сильнее холодать… — О-о, — вдруг вкрадчиво послышался знакомый голос, и в зал, где они сидели, заглянуло полголовы Сюэ. Глаза были прищурены. — Так долго? Значит, фиг мы от вас избавимся… но хоть заработок стабильный, верно, даос? — Не называй меня так, — низко откликнулся Ванцзи. — Да не бойся, я тебя не сдам, — вошел к ним Сюэ и тут же улыбнулся А-Сяню. — Что, мой хороший, яички кушаем? Нравится? Это от моих кур приплод, ешь. И хоть Ванцзи смотрел очень недружелюбно, уселся рядом с ним, положив на колени какой-то сверток из промасленной бумаги. — Хочешь? — он раскрыл его и достал оттуда что-то, напоминающее пирожки, жаренные в масле. — Это с мясом, а это с вишней. Обожаю вишню, папа тоже её любит. Здесь сироп, а тут мясной сок. Есть тут кое-кто, кто обалденно жарит пирожки. Ну, хочешь? Вкусно же пахнет, ням-ням. А-Сянь поманился на запах как бабочка на нектар цветка. Сюэ засмеялся и отдал ему пирожок с мясом. Юноша тут же вгрызся в него зубами. — На одной траве плохо живется, — философски заметил Сюэ, давая ему второй. — Это с другим мясом, но приправы острые. Смотри, осторожно, а то рот обожжешь. Но А-Сянь, едва заслышав, именно сперва заслышав, словосочетание «острые приправы», вдруг так загорелся глазами, что даже Ванцзи удивился. Он впился в этот пирожок, и глаза его стали еще больше. — Похоже, мальчик любит поострее… — масляно протянул Сюэ. — Твой рот жаден на острые ощущения да? Ха-ха-ха, да не смотри ты так на меня, даос, а то еще одну дырку прожжешь. Что я буду делать, если оттуда сможет появиться ребенок? Я еще не готов быть матерью-одиночкой! Разве что на А-Цин скину, как когда-то на неё скинули меня. Ты кушай, А-Сянь, кушай, у меня еще есть. А ты, мутнина безрадостная, будешь? Здесь со шпинатом есть, будешь? Ванцзи молча откусил от своего яйца. Сюэ же дернул плечами, мол «как знаешь», взял округлый пирожок, посыпанный белой пудрой, и в один укус смёл ровно половину его размера. На подбородок ему тут же потекло красным, а язык свело от прилива кислоты в желудке. Это был сладкий пирожок с вишней, и Сюэ откровенно балдел, почти дергая ногами от наслаждения. — Тебе вроде деньги как нужны, — сказал он, вытерев губы, — могу работенку предложить. — Обойдусь. — Да ты послушай сперва. Я, может слышал, пасечник, пчел развожу. В прошлом году высадили новое поле какой-то крупы, а она такими цветами зацветает, такими сладкими, что тут не то что пчелы — я с ума схожу. Мне нужно перенести мою пасеку ближе к этим полям, а то пчелам летать далеко будет. Поможешь? Самому это делать — загнешься, но так как мы с тобой оба шарим, — тут он подмигнул, — в цыганских фокусах, то может мой собрат заклинатель поспособствует нашему небольшому переселению? В долгу не останусь, заплачу хорошо. Ну и плюс еще можешь взять что угодно из полки той придурошной. — Пасть закрой, — А-Цин, на его неудачу, как раз спустилась к ужину и вошла в зал, — а то я тебе её зашью. — Ой, а кто же тебя по ночам-то вылизывать будет? — наигранно удивился Сюэ, даже расстроился чутка. — Что ты на меня так смотришь? Сама же говорила, какой я пиздун, лизун и трахнутый на всю голову х… Ванцзи резко кашлянул в ладонь. — Ну да, — прервавшись, Сюэ решил не заканчивать свой набор слов. — А на ком я, ты думаешь, тренировался, чтобы всем вот этим стать, м? Так что, пока ты крепко спала, много разного происходило… А-Цин устало закатила глаза и пошла на свое место. Сюэ еще продолжал что-то говорить, но Ванцзи уже не слушал. Он ни за что бы не согласился даже подумать о том, чтобы поработать на этого типа, но когда тот сказал про травы А-Цин, и что можно будет за них не платить… — Забудь, — мысли Ванцзи, в которые вторгся образ греющего на солнце ноги А-Сяня, проник голос А-Цин, — мои травы — это МОИ травы. Я не разрешаю. — Ну тогда забудь о бесплатном меде. — Вообще не напугал. Можешь засунуть его туда же, где подлизываешь. — Не, я такое только девушкам, девушкам! У парней воняет! — Тьфу ты, да закрой уже свой грязный рот! — Хочешь пирожок? — Сюэ уже поднимался. — Гляди, с сахарной пудрой. — С орешками? — мгновенно оживившись, заинтересовалась А-Цин. — Отдельно для тебя взял, — и он с улыбкой вручил ей небольшой мешочек, — жареные в сахаре, лесные, как ты любишь. У Ванцзи закружилась голова от того, как быстро менялся тон их настроения. Сперва вытерли друг о друга ноги, а теперь, как ни в чем не бывало, угощают друг друга сладостями. Сюэ своими, а А-Цин своими, насыпав в мисочку сладкой клюквы и отдав ему. Они продолжали о чем-то говорить, и взгляд Ванцзи зацепился за перемазанный красным перцем рот А-Сяня. Где он его взял? — Я дал, — дернул плечами Сюэ, когда то же самое Ванцзи сказал вслух, но гневно. — Слушай, не зыркай так на меня, раздражает. По нему же видно, что от травы он не торчит. Ты вообще интересовался, что он любит, что ему нравится? Ладно он дурак, но ты-то в своем уме. Еще и сердится, блин, что кто-то уделяет пацану то внимание, которое просто показывает обычную человеческую заботу. Вот мне было интересно, и я взялся это узнать. Ванцзи так на него посмотрел, что даже А-Цин невольно вздрогнула. С Сюэ же его гляделки были как с гуся вода. Он понимал, что это еще не ревность мужчины, но гнев того, кто не любит, когда в его дела вмешиваются. — Прекрати к нему лезть, — сказал Ванцзи, — даже со своей заботой. Я запрещаю. И не корми его всякой дрянью с рынка. — Эй! — возмущенно крикнул Сюэ. — Я даю ему то, что для себя покупаю, какая же это дрянь?! — Не лезь к нему, — еще ниже сказал Ванцзи, что даже А-Цин незаметно дернула за рукав своего пасынка, рассмотрев в этом взгляде угрозу. — Я запрещаю. — А то что? — вдруг встал на рога Сюэ. Этот даос его изрядно раздражал, но в большей степени тем, что Сюэ кожей ощущал — тот будет ему не по зубам. Ну, точнее, будет очень, очень сложно, если они сойдутся. Сюэ хорошо умел ощущать неравность положений, а в этом человеке он чувствовал что-то такое, что превосходило его и опытом, и годами. В своем уме не станешь лезть на рожон к тому, кто интуитивно внушает такие опасения. Ванцзи смотрел на него, а потом вдруг чуть более спокойно сказал: — Или я не возьмусь за твою работу. Глаза Сюэ стал больше. — А ты возьмешься??? — он вдруг стал очень возбужден. — И поможешь мне? Ура! — Что за работа? — вдруг поинтересовалась А-Цин и внезапно глаза её стали больше. — О нет! Ты же не серьезно?! — Я серьезен! А-Цин тяжко вздохнула. Потом посмотрела на Ванцзи. — Пчелы дикие, — тускло сказала она. — Если покусают — можешь умереть. Этот придурок украл самых диких и чуть сам не сдох, когда они его покусали. Да, мёд славный делают… но это убийцы, поверь мне. Зря берешься, честно. К тому же, он не заплатит тебе. — Эй! — Если не заплатит, — спокойно сказал Ванцзи, — я сделаю так, что пчелы вернутся домой. — Что?! — Или пальцы отрежу, — еще более спокойно сказал он. — Те, которыми должно мне отсыпать монеты. — Йо, я еще здесь, почему ты на неё смотришь? — Да на здоровье, — вдруг улыбнулась А-Цин и наклонилась вперед, не мигая смотря на него, — если сможешь. Ванцзи тоже на неё смотрел. — Смогу, — сказал он, видя, как она нисколько не поменялась в лице. — Не труднее, чем подрезать рис. — О боги, — вздохнул Сюэ, — вы видите? Они уже делят мои пальцы! Так, короче, завтра на рассвете жду тебя у выхода, только не проспи! Мои пчелы вялые, пока не сойдет утренняя роса, так что не проспи! И ты, хищница малорослая, не вздумай храпеть. Я сегодня дома ночую. — Твой дом в тюрьме, а не здесь. — Ну прости, что выпал из тебя прямо там. — Я тебе сейчас.! — Как орешки? — Очень сладкие. Даже сахар хрустит. — А то! В масле же жаренные. На, возьми в прикуску, этот с абрикосовым джемом… или облепихой, черт его знает. — Какой чай будешь? — Давай тот, от которого у меня не встанет. А то задолбался покрывала утром протыкать, потом их штопай. Заштопаешь? — Если твой рот, то да. Ванцзи этот задушевный диалог не слушал. Он встал и подошел к уже успевшему заснуть А-Сяню, который от их голосов уже давно провалился в усталый, но сытый сон. Ванцзи легонько потормошил его за плечо, стер перец с его губ, после чего поднял на руки и отнес на лежанку. — Если можно, заварите мне из лаванды, — сказал он, когда накрыл юношу. И… — невольно его большой палец скользнул по нижней губе юноши, из-за чего Ванцзи, резко очнувшись, тут же убрал свою руку, — и, если можно, могу я попросить ниток?