Вечное сияние чистой любви

— Три, четыре… — что-то сыпучее, темновато-серое сосредоточенно ссыпали дрожащими толчками, удерживая пальцами маленькую бутылочку. Наблюдающие за этим глаза были близко, потому что тусклое освещение в наглухо закрытой комнате делало её похожей скорее на подземные покои, чем на комнату в доме, который стоит под солнцем. Медные весы чуть качнулись, глаза, наблюдающие за этим, тут же сверкнули. Похоже, достаточно… — Твою мать! — человек дернулся и подскочил на месте, когда кто-то начал шумно стучать в дверь. Содержимое бутылочки выпрыгнуло и оказалось на полу. — А-а-а-а! Ах ты тварь безродная, убью! С криками и матами человек вскочил с места и хотел было броситься вперед, но запутался в чем-то и с глухим звуком упал. Сжав зубы и начав бить руками по полу, он снова встал и чуть ли не с пеной у рта кинулся к дверям. — Я тебя убью! — это было первым, что закричал человек, с размаху открыв дверь. — Сю… Но на пороге вместо знакомого лица человек увидел мужчину, держащего молодого парня на своих руках. Ванцзи же, в свою очередь, увидел женщину несколько неопределенного возраста, но совершенно точно не юную деву. — Помогите, — тревожно прозвучал его голос. Лицо женщины, прежде перекошенное от гнева, понемногу убывало в этой эмоции. — Пожалуйста, помогите… — Чем? Сдать вам отдельный номер? — вдруг съязвила она и взгляд её сузился. — Ты мне своим стучанием чуть сердце не остановил! — Помогите… — Ванцзи тяжело дышал. — Умоляю, пожалуйста… Она снова посмотрела на странную парочку нахмурив брови, но видимо еще имея в чертах своего вспыльчивого нрава сострадание всё же впустила незнакомцев. Ванцзи, зайдя в дом, немедленно поискал глазами скамью, но нашел лишь старую кушетку, сразу же отнеся свою ношу туда. — Он очень разволновался, — сбивчиво начал он, — долго кричал и плакал… а вот теперь потерял сознание и не приходит в себя. Его сердце сильно бьется, а лицо бледно… Женщина с интересом на него посмотрела. — Ты что, не отпускал его до утра? — усмехнулась она. — Простите? — не понял он, будучи взволнованным. — Больше, говорю, отдыха ему давай, — стала перечислять она, — и пусть пьет много, и на солнышке бывает часто, а еще мясом его корми, купай в холодной воде по утрам, а в горячей по вечерам, и вуаля: сильный, ненасытный любовник будет радовать тебя до самого утра. Лицо Ванцзи оставалось непроницаемым, тревога так и не отступала от взгляда его светлых глаз. — Он мне не любовник, — скорее на автомате, чем что-то доказывая, сказал он, — мы попали в переделку и… у него, кажется, случился нервный срыв, я не могу его дозваться! — Тише, тише, — возбужденный дракой мужчина было последним, с чем она хотела иметь, дело поэтому нахмурившись подошла к Сянь-Сяню. — Мм, посмотрим… Прощупала пульс, сосредоточенно зажмурив глаза, приоткрыла рот, посмотрев на язык, подняла веко, оценивая расширенность зрачков, приложила к его груди ухо, снова нахмурилась… а потом её ухо оказалось в пределах носа юноши. — Он спит, герой, — с легкой раздражительностью заключила она. — Спит? — удивился Ванцзи. — Говорила же, не держи до утра, — развела руками она, но увидев взгляд Ванцзи, кашлянула и сделала суровым свое лицо. — Похоже, он сильно переутомился морально, перегорел на сильных эмоциях. С сердцем у него всё хорошо, и пульс хороший, да и вряд ли чем-то болеет. Просто перенервничал слишком сильно и вымотался от этого. Сон ему только на руку пойдет, но если хочешь, могу дать ему такой отвар, от которого он проспит больше, но проснувшись будет очень бодр и отдохнувший. Хочешь? — Хочу. — Три медных, — улыбнулась она. — И да, если планируешь остаться здесь, то у меня не постоялый двор, так что уноси своего суженого куда там тебе угодно. Я работаю. — Позвольте остаться, — слегка сник Ванцзи. — Я… заплачу за постой, просто… куда же меня с ним, бессознательным, пустят? Да и… очень немного у меня денег, я планировал заработать… — У меня не ночлежка, — твердо повторила она и посмотрела на юношу. — Хм, какой прелестный малый. Странно, что такой здоровый парень свалился в обморок от нервов. Он хорошо ведь развит физически… — Он не здоров, — вдруг тихо протянул Ванцзи. Брови женщины поднялись. — А-а, — догадалась она, — понимаю. Боже-боже, а ведь такой молодой… слушай, а он не буйный? Я выгоню вас к чертовой матери прямо сейчас, если он буйный. Мне и одного… Входная дверь с грохотом отошла в сторону, вновь открывшись. — Да будь ты проклят! — повторно, но уже более буйно вскипела женщина. — А нормально открыть нельзя?! — Завались, — ответил ей из глубины коридора голос, на который она пошла. — Мерзавец, сукин сын! — Твой, что ли? — послышался смешок. — Потому что более зловредной суки, чем ты, во всей Поднебесной не найти. — Да ты что?! Забыл, что эта сука не дала тебе загнуться, когда твоя шлюха-мать отправилась на небеса, а твой ядовитый паразит отец класть на тебя хотел из-за своей больной любви к другому мужику, трупу к тому же! — Перестань порочить имя моего отца, он святой! — Кто?! — Ну ладно, не совсем святой, — втянул уши тот, — но сама посуди… — Судить не о чем, тем более об этом некрофиле чертововм. Это же надо, так безумно любить, но при этом заделать ребенка! И ведь он не считал тебя плодом измены, и если бы не твоя мать — гнить бы тебе в гробу, да и тот ты делил бы с мертвецом! Послышались новые крики, потом они, кажется, сцепились, но тому, кто пришел, это, видимо, надоело и он, зарычав, как-то, видимо, выпутался и шумно вошел в комнату, замерев тогда, когда уже перешагнул порог. — Это кто? — моргнув, спросил он, но вдруг улыбнулся. — Ты всё-таки решила открыть бордель, да? Моего внимания тебе, видимо, было недостаточно? — Закрой рот, — уже менее злобно огрызнулась она, прошествовав к своему столу. — Я есть хочу, — он пошел за ней, сев напротив. — Есть! — Две дохлых крысы валяются у входа в подвал. — К твоим сородичам у меня нет аппетита. — Боишься зубы об них обломать? — Я просто устал обтачивать их об тебя. Их диалог становился всё более агрессивным, однако ничего не предвещало того, что они поубивают друг друга. Ванцзи посмотрел на молодого человека напротив женщины, присмотревшись к нему. Молод, действительно молод, лицо с довольно острыми чертами, но профиль благородный. Парень был загорел и выделялся крепким телосложением, хоть и был несколько худой. Волосы имел длинные, по плечи, и черные, затянутые в хвост. Одет в простой, с открытым воротом халат, походка, улыбка и даже поза, в которой он сидел, закинув согнутую в колене ногу на бедро другой, были вальяжными, даже сказать наглыми. А еще он то улыбался, то хитро усмехался, его черные глаза ярко сверкали, и даже улыбка одними губами не могла скрыть слегка выпирающий клык, причем было заметно, что у него некоторые зубы буквально наросли друг на друга, вот почему клык выпирал. Но это не было некрасиво… в его, во всяком случае, ситуации. Скорее… это было даже мило, потому что не выглядело отталкивающе грубо. Удивительно, но даже такие неприятности порой играют на руку красоте, ведь всё в этом парне… излучало эту красоту, даже наросшие друг на друга клыки. — Так кто это? — он посмотрел на Ванцзи, находя того интересным. — О, а это что за спящий хрен? Он даже меня моложе будет! — Тише, — неожиданно прозвучал голос Ванцзи. Парень высоко поднял брови. — Он заплатил? — с удивлением спросил он. — Пока нет. Парень снова посмотрел на Ванцзи. — Либо плати, либо вали, — он зло прищурился. — Еще не бывало такого, чтобы кто-то тут командовал мной не заплатив. — Ты, сучий потрох, — вдруг вмешалась женщина, — хоть себя не позорь, раз на меня наплевать. Где ты шлялся весь последний месяц, что приперся аж сейчас. Парень улыбнулся. — Отца навещал, — довольно сказал он. Женщина напряглась. — И как… он? — с заминкой, но без чувственного волнения, спросила она. — Всё такой же, — пожал плечами тот, — но меня признал не сразу. Думаю, дело не в характере, а в голове. Стареет, что поделать. А вот по поводу платы… — он вальяжно сперся локтем на стол и вытащил из кармана увесистый кошель, — смотри. Он зубами потянул тесемки и высыпал ей на стол пригоршни монет и мелкого жемчуга. — Это за то, что я был хорошим мальчиком, — довольно сказал он, — хорошим и послушным. — Твою мать… — угрюмо прошептала женщина. — Лучше бы такой зуд был у тебя до работы! — А что, физический труд нынче не оплачивается? — сальным голосом протянул он. — Или я что, мало потел? А, ну да, я же раньше не брал деньги, не хотел идти по маминым стопам. Но вот недавно я подумал: а почему бы и нет? Я люблю деньги, но клянусь, они сами мне их давали. Ты же знаешь, я просто очень люблю… потеть. — Не сомневаюсь, учитывая нрав твоих родителей, — вздохнула она, но деньги всё же притянула к себе. Он не возражал, он и принес их, чтобы отдать ей, так что, увидев, что она взяла, просиял лицом и стал выглядеть очень довольным. — Мазь нужна? — Охлаждающую дай. Всю задницу о шершавый ствол себе ободрал. Блин, и ведь думал же не раздеваться, но это мой последний приличный халат. — А ты не думал поворачиваться лицом к дереву? — лениво спросила она. — Там было не такое лицо, чтобы отворачиваться, — сказал он, — да и не выбираю я таких лиц, от которых нужно отворачиваться. — Потаскун. — Может быть, — хмыкнул он, — может быть… Ну так, — он слегка склонил голову, прижав костяшки пальцев к виску, — с кем имеем честь соседствовать? Ванцзи посмотрел на него и опустил глаза. Вид и рассказ парня его не смущал, а вот другое явно не давало покоя. — Ты заклинатель? — твердым голосом спросил он, и взгляд парня стал шире. Женщина тоже напряглась. — Вау, — протянул парень, но улыбка его стала чуть… темнее. — Ты заметил. Не стесняясь, парень задрал подол своего халата, казалось бы, чтобы обнажить ногу, но дело было в том, что под халатом, креплясь к внутреннему поясу, висел… стального, темного отлива меч. Его-то он и обнажил, задрав подол, явив глазами незнакомца свою длинную стройную ногу. Ванцзи воспринял это как угрозу, особенно учитывая опасно заблестевший взгляд парня, и другой рукой дал увидеть свой меч. Парень зацепился за него взглядом и глаза его сверкнули. — Эй! — вдруг рявкнула женщина. — Только попробуйте! — Это может быть даос, — немигающий взгляд парня сверкал как темные звезды. — Только рыпнись — и я снесу тебе голову. — На раньше, чем получишь третий глаз, — предостерег Ванцзи, приобнажив из ножен сиявшее тусклым голубым отсветом лезвие. — Боялся я мечей, которые меня бы штрыкали. — Не переживай, я штрыкну так, что обломаешься. — Прекратите! Но возбужденный опасностью и, похоже, личными порывами, парень уже широко улыбался и отрывисто дышал. Он вскочил, сорвав из темного меча ножны, явив зазубренное лезвие, и Ванцзи тоже поднялся, мгновенно обнажая свой. Воздух сразу потяжелел от пересечения энергий, одна из которых была тяжелой и темной, а вторая хоть и придавливала, но от неё не веяло тьмой. Парень отвел руку, встав в стойку, Ванцзи же не двигался, глаза его не мигая смотрели на парня. — Хорош уже! — женщина вскочила и встала между ними. И вдруг ударила парня по лбу. Тот взвизгнул и тут же стал тереть ушибленное место. — За что?! — Идиот! — вскричала она. — Зачехли меч! — Поздно, он его уже видел. — Меньше надо было задирать подол! — А с какого возраста конкретно? — Г-р-р-р! Парень снова рассмеялся, и когда женщина отвернулась, Ванцзи заметил, что парень этот на секунду задержался на ней уже совсем другим взглядом, но снова вернул прежний, стоило ему сойтись глазами с Ванцзи. — Махаться будем? — буднично спросил он. — Не хотелось бы, — честно сказал Ванцзи. — Я просто хочу отдохнуть, и чтобы мой спутник отдохнул. — Касса там, — он указал на женщину и зачехлил меч. — Так есть будем? Дай мне еды! — Когда ты приходишь, всё идет в задницу. — На твоем месте туда мог бы пойти и я, так ты же не даешь! Зачем ты высадила крапиву под моим окном? — Потому что меня задолбали звуки двигающейся кровати! А поскольку твои дружки не умеют вскрывать замки, то лезут в окно. Мне это надоело! — А я тоже надоел?! — Да! — Вот же ведьма, — сжал зубы, парень, не видя, как Ванцзи закрыл Сянь-Сяню уши, чтобы того не разбудила эта перепалка. — Что-то не нравиться — ноги в руки и дуй к своему больному отцу. Надо же, нечисть, а умудрился породить другую нежить! — Я его об этом не просил! — Да его никто об этом не просил, некрофила чертового. Пусть бы сдох себе на пару со своим даосом, так нет же! Ну какой же бред, так сойти с ума, чтобы найти себе шлюху, заплатить ей, чтобы та родила ему ребенка, и в итоге отказаться от него! Если бы не я, ты бы сдох под забором, где был рожден. Это какой-то бред, какая к черту семья? Парень свободно пожал плечами. — Мне он нравится, — расслаблено сказал он, — как человек. Жаль только, что лишь один меч мне отдал, второй не хочет, а еще обучил. А ты говоришь «плохой отец». Да нормальный. Ну с придурью чутка, с кем не бывает? Снова передернув плечами и бесстрастно хмыкнув, он вдруг высвободил руки из рукавов, оставшись обнаженным по пояс, и, подойдя к женщине, сидевшей за столом, наклонился к ней и поцеловал чуть выше виска, тронув своими горячими губами её волосы. Но явно скрытый смысл этого поступка, можно сказать, чуть испортила его хитрая ухмылка. — Если не срежешь крапиву, мне придется прийти «ночевать» в твою комнату, — он присел на колени и с обожанием на неё посмотрел. — Помнишь же, как ты грела меня холодными ночами в детстве? А сейчас меня греть не надо, сейчас я и сам тебя согрею. Ванцзи невольно прислушался. Какие-то странные отношения между ними… Парень еще раз улыбнулся, только более мягко, почти уступчиво, после чего встал и, не смотря на странную, по его мнению, парочку, вышел из комнаты, после чего его шаги послышались на, кажется, лестнице, ведущей на второй этаж. — Кобелина, — невнятно прошептала себе под нос женщина и сжала губы. Несмотря на все её крики, этот парень явно был ей не безразличен в какой-то мере. Да, он был весьма красив, но это была не красота небожителя, но и не красота деревенского парня. Это было что-то… словно от красивого животного, не человек и не бог, но очаровывает, причем в определенном тоне. Как бы объяснить… парень был загорелым, с яркими черными глазами и такого же цвета волосами, немного наросшими друг на друга клыками и красивыми тонкими губами. Он был высоким, худым, но крепким, а еще… развязным в определенном плане, и похоже уже давно. От него исходило очарование как от крупного кота, вот почему шло сравнение с животными. У него был именно животный магнетизм, в который примешалось что-то от человеческого благородства. Казалось, он мог бы большим стать, но выбрал более мягкий и легкий путь. — Этот меч… — протянул было Ванцзи, и женщина тут же напряглась. — Просто меч. — Парень — заклинатель? Она промолчала. — Если да, — продолжил Ванцзи, — то может… — Не может! — Но я видел талисманы у входа, — настаивал Ванцзи, — вот почему я выбрал этот дом. Она шумно выдохнула и посмотрела на него. — Что тебе нужно? — устало спросила она. — Он… тварь! Ванцзи аж вздрогнул, когда сделав паузу она вдруг выкрикнула ругательство и быстро бросилась к окну, немедленно распахивая его. Ванцзи и сам вздрогнул, когда свет упал на спящего на кушетке Сянь-Сяня, а ранее затемненная комната осветилась солнечными лучами. Частицы пыли и благовоний виднелись в их свете, на полках стояли различные баночки, и теперь их казалось куда больше. Ранее Ванцзи тоже услышал какие-то странные звуки, и вот она, похоже, тоже. — Сюэ Чэнмэй! — во всю глотку закричала она, переваливаясь через подоконник. — Чтоб ты сдох! — Не дождешься, — весело пропел он… вырезая крапиву своим мечом, будучи облаченным в её цветной халат. — Я тебе сказал, что мне «это» нужно, а значит лазать они ко мне продолжат! Я не сдамся без боя, у-ю-ю… — Тебе не стыдно?! — Пока я одет? Вообще нисколько. — Ты и голым такой же бесстыдный черт! — Да-да. Мои молочные рога давным-давно отпали и теперь топорщится только один главный рог с двумя колоколами. А-Цин, отстань от меня, подлая твоя душа! Я из-за этой крапивы и сбежал, что ты не давала мне её срезать! Я нормальный мужик, и мне трудно без компании. — Ты что, паразит, вздумал может еще и компании под моей крышей собирать? Я тебя убью! — Я весь твой. — А-а-а-а! Сянь-Сянь наморщился и пошевелил губами. Ванцзи положил руку ему на лоб, и юноша тут же успокоился, расслабившись лицом. Вернувшись в комнату, А-Цин тяжелым шагом прошагала к шкафам, достала какую-то скляночку и дала её Ванцзи. — Пусть выпьет, — устало сказала она, почему-то присаживаясь рядом. — Боже, как я устала. — Мне вмешаться? — вдруг спросил Ванцзи. Она лишь махнула рукой. — Этот человек неисправим, — она тяжело выдохнула, — но… злиться на него не получается. Его лицо так напоминает «его», однако на «него» нравом он почти не похож. Мне иногда кажется, что он такой, каким был бы «он», если бы был кто-то, кто его бы защитил. Я ращу этого придурка уже много лет, я выкормила его, вырастила, защищала его, оберегала. У меня кроме него никого нет. Ванцзи молчал. Он не был чувствительным к человеческому настроению, но уже по тону понимал, что женщине страх как хочется выговориться. — Мы издалека пришли, — продолжила она, — когда тот, чье имя я не назову, притащил в наш дом ребенка и сказал, что отныне это их сын. — Их? — Да, — кивнула она, — его и того человека, которого он любил. Но весьма скоро ребенок стал ему надоедать, потому что… у этого дьявола напрочь съехала крыша, когда он довел до самоубийства того, кого любил. Он убил всё, что было дорого его любви, и даже мне едва удалось уцелеть, потому что ему нужен был кто-то, кто бы труп сторожил. Он хотел сделать с трупом братца ужасную вещь — оживить его. Но из-за того, что была уничтожена душа, никак не мог этого сделать и сошел с ума еще больше. Он был болезненно привязан к этому человеку, любил его любовью сироты, которая обрела такую необходимую любовь и заботу. Но из-за того, что «сиротка» обладала взрослым телом, любовь его постепенно наполнялась желаниями. Впрочем, он их и воплотил. А потом явило себя прошлое, приход которого разрушило всё. Он убил этого человека, а братец с горя покончил с собой. Долгие годы он горевал и сходил с ума от потери. Я была рядом и видела всё это. Мы жили в мертвом городе, который он же и вырезал. А потом он притащил этого ребенка. Сказал, что заплатил шлюхе и что теперь это их сын, потому что… с братцем он мечтал иметь семью. Он был слишком себялюбив, чтобы делить его любовь еще с кем-то при жизни братца, но после его смерти решил как бы задобрить его уничтоженную душу. В итоге к четырем годам он этого ребенка даже ненавидел, и мне пришлось тайно его забрать, спасая от его безумия. Много дерьма мы пережили, прежде чем осели здесь. Сам понимаешь: женщина без способностей, которая может лишь просить милостыню благодаря врожденному «дефекту», не может слишком многого. Но мы выжили, а потом этот придурок сам захотел вернуться к отцу… а тот возьми и прими его, даже магии обучил, меч этот проклятый подарил. Ванцзи молчаливо слушал. Рассказ его поразил. — Столько лет, — прошептала она и слезы подступили к её глазам, — столько лет он беззаветно продолжает любить его… и ждать. Уже и Чэнмэй вырос, я повзрослела, а он так и продолжает его любить, охранять его гроб. День за днем, день за днем, почти тридцать лет… безумие. Она прижала костяшки пальцев к губам, отвернула лицо и шмыгнула носом один раз. — Вы этого мальчика любите? — приглушенно спросил Ванцзи. А-Цин ответила не сразу. — Я его отца ненавижу, — сказала она, — но… я знаю его историю. Вот почему я пригрела этого мальчика. Чтобы тот ребенок, который всегда жил внутри него знал, что есть на свете малыш, который страстно любит конфеты, и которому их дают… и которого любят, который рос в заботе и в свободе. Посмотри на него, разве он не прекрасен? Он такой наглый, потому что свободный, а такой уверенный, потому что его любят. Он получил жизнь, которую, я думаю, должен был получить его отец. Своим поступком я лишь отдаю дань уважения тому ребенку, жизнь которого сломали и который стал монстром. Но у монстра было сердце и дважды… его растоптали. Я это поняла через много лет, из-за Чэнмэя. Если бы этот «океан» любили, он не стал бы ядом, погубившим не только других, но и себя самого… А-Цин выдохнула и встала. — Он его очень любил, — не оборачиваясь, сказала она, — он получал от него конфеты. И тот маленький мальчик вновь начал жить, любить, доверяться… а потом его снова убили. То самоубийство… это была еще одна повозка, переехавшая его сердце. Он снова оказался сломлен и брошен, снова один. Это было больно, и он сошел с ума. Потому что тот, кто впервые за много лет дал ему надежду на любовь, оставил его, оставил его одного. И он ждет, всё еще ждет, как ждал когда-то тех пирожных, которые ему обещали. Я очень боялась, что своему сыну он тоже будет мстить, но он не стал. Не любит его, но и врагом не видит. Просто мальчик, время от времени приходящий к нему. Бедный Сюэ… я ведь знаю, как он умрет. Он положит голову ему на грудь и уснет, обнимая его. Бедный Сюэ, бедный маленький мальчик, который просто хотел, чтобы его любили… Она не заметила, но слезы покатились по её щекам. Видимо за столь долгое время А-Цин пересмотрела свое отношение к Сюэ Яну и, по всей видимости, простила его, поняв ту чудовищную боль от не менее чудовищного сердца, которому пришлось стать таким, а не по выбору. Выбора как раз и не было… и даже Сяо Синчэнь ему его не оставил. Он ушел, сбежал от всего, а Сюэ Ян… Сюэ Ян ждет. Год, десять, тридцать… всё ждет. И А-Цин этого понимала. Понимал это и тот, кто был назван Чэнмэй.