Вечное сияние чистой любви

— Ван… цзи? — переспросил пожилой управляющий, записывая имя гостя на своем постоялом дворе. — Это слитно? Без фамилии? — Хотите, разбейте на отдельные иероглифы, — отмахнулся Ванцзи и добавил: — Только побыстрее, я очень устал и хочу отдохнуть. Утром мне предстоит нелегкий путь. — А куда вы направляетесь? — спросил любопытный управляющий. — Вперед, — просто ответил Ванцзи. — Э… — протянул мужчина. — Вперед, в смысле… на юг? Или на запад? — Просто вперед, — ответил Ванцзи, и управляющий наконец-то заметил на его поясе меч, после чего наконец понял, кем этот господин может быть. Забрав бирку и пройдя за слугой, Ванцзи непонятно почему бросил взгляд через плечо, уже стоя на лестнице увидев, как за дверьми в дом прячется тот самый паренек, которого он встретил на улице. — Эй! — крикнул управляющий, тоже завидев странный субъект. — А ну кыш, кыш, уходи отсюда. Если снова начнешь петь, клиентов мне распугаешь, брысь! В его тоне было осуждение и напор, с каким обычно гоняют приставучих детей, но паренек от них, кажется, недалеко ушел, а потому, явно перепугавшись, выскочил наружу. Управляющий не имел ни капли злобы к несчастному, но как-то ведь нужно было его гнать, не используя палку. Женщины очень любили несчастно, и если завидят, что кто-то обижает их «сыночка», могли и скалкой огреть. Они про себя называли его «наш сыночек» или «сын города», поскольку для парня это был не только город, но еще и дом. Да, весь город был его домом, так как крыши над головой он не имел, разве что забираясь в кладовки или сарай, когда было дождливо или снежно. Поднявшись по лестнице, Ванцзи открыли дверь в его комнату, больше похожую на каморку, но чистую, после чего он закрыл дверь с внутренней стороны, и, отказавшись от чая и еды, наконец-то оказался в тишине узкого пространства. Он снял меч, спустил на пол походной мешок и развязал тесемки, вытащив наружу завернутые в бумагу лепешки, которых оставалось две штуки, бутыль с водой, наполовину пустой, небольшую лампадку и подставку под палочки для благовоний, после чего зажег их и поудобней лег на кровать, опустив веки. Ванцзи… это было не его имя, во всяком случае своего он не помнил. Его воспоминания начинались вблизи горного отшиба, где он, очнувшись, открыл глаза и понял… что совершенно не имеет понятия, кто он такой. Погода стояла светлая, было тепло, но еще не так жарко, как летом, а он, растерянный и напуганный шокирующим осознанием того, что не знает, кто он такой, сидел неподвижно, осматривая себя. Одежда на нем была темная, немного грубая, в карманах ничего не было, волосы были завязаны в низкий хвост. По ощущениям он не должен был долго здесь пролежать, так как его не мучил ни голод, ни жажда, даже не хотелось справить одну из неотложных нужд. Но вот в голове немного гудело, и спина болела очень сильно. Спустившись в город, виднеющийся внизу, в надежде что его кто-нибудь узнает, он обошел все дома, но никто не знал, кто он такой. В одном из домов его пожалели и пригласили переночевать, а когда он разделся для омовения, хозяева ужаснулись. Лицо молодого человека было без единого изъяна, а вот спина исполосована такими жуткими шрамами, словно он сбежал из самого жестокого рабства. Ванцзи и сам удивился даже не то что их наличию, а тому, что они уже зажили и были изрубцованы. Он попросил их посчитать. Как оказалась, спину его покрывали ровно тридцать четыре шрама, всё равно что тридцать четыре удара изувечили его плоть. Но вот один из шрамов всё же отличался, как заметили пожалевшие его пожилые люди. Он был глубже, сильнее входил в плоть, словно… перебивал ему позвоночник. Он был таким страшным, что старики удивились, как кости-то остались целы, и это не говоря уже об остальных шрамах, безусловно до самого мяса когда-то рассекших плоть… В том же доме Ванцзи получил свое имя, случайно заприметив среди хлама, который готовился на вынос, странный предмет, что сиял на свету, потому что был лакированным. Это оказался цинь, только очень изувеченный, почти как он сам, переломленный пополам и лишенный возможности говорить, так как гуцинь говорит музыкой, а Ванцзи памятью. Он оба были лишены своего голоса. Осматривая гуцинь, мужчина обнаружил и оборванные струны, а когда почистил лакированное дерево увидел очень красивую надпись, которую смог прочитать сразу, сделав вывод, что он умеет читать и, скорее всего, писать. На гуцине было написано «Ванцзи», и губами повторяя это слово мужчина что-то почувствовал, это слово ему очень понравилось. Он спросил, кому принадлежит этот цинь, не их ли сыну, на что хозяева ответили, что нашли этот цинь у подножья проклятой горы. Как оказалось, мужчина очнулся у поселения Илин, а проклятой горой была Луаньцзан, которую эти люди боялись и опасались подниматься на неё. Еще мужчина узнал какой, сейчас год, и что прошло уже четверть века со времен войны кланов, которая изменила мир. Весь следующий день мужчина, взяв себе имя Ванцзи, провел в заботах приютивших его людей, помогая им в надежде, что они позволят ему остаться хотя бы еще на какое-то время. Те не сопротивлялись, Ванцзи им очень понравился. Однажды, помогая на рынке, Ванцзи увидел желтую бумагу, исписанную киноварью, и заинтересовался ею. Его привлек не цвет не письмена, а явные ошибки в переплетенных линиях. Он взял талисман и присмотрелся к нему. Продавал его бродячий, как тот сам сказал, заклинатель, сказав, что этот талисман отпугивает нечисть от дома. Но Ванцзи четко увидел, что этот талисман мало того, что написанный неверно, так еще и намеренно извращенный чтобы притягивать эту самую нечисть. Это показалось ему и странным… и жутко знакомым, настолько, как если бы чувства, им сейчас испытанные, уже имели с ним дело. Под громкие крики «заклинателя», Ванцзи порвал талисман и отказался за него платить, а когда его спросили, зачем же он это сделал, утаивать не стал и рассказал, как есть. Сперва люди ему не поверили и сильно обругали как его, так и несчастных стариков. Меньше всего Ванцзи хотелось расстраивать их, но он сказал, что, раз талисманов было продано так много, значит первая же ночь покажет, кто лгал, а кто говорил правду. Сам он, купив на рынке самую дешевую бумагу, а вместо киновари, на которую ему не хватило средств, использовав свою кровь, нарисовал правильный талисман, без единой идеи насчет того, что его рука сама двигалась по направлению кисти и каким-то чудесным образом рисовала понимаемые им символы. В ту же ночь Илин взвыл от приплыва нечисти, пострадало очень много домов. Но среди них не числился тот, где висел талисман, нарисованный кровью. Жители перепугались не на шутку и бросились к заветному дому. Ванцзи в довольно низком тоне приказал им выгнать из города того человека, а сам целый день рисовал талисманы, которые в итоге изгнали нечисть из города. К Ванцзи пришло понимание, что, должно быть, он что-то о заклинательском искусстве знает, и почему-то все его порывы тянули его к той злосчастной горе, чья острая вершина была спрятана за темнеющими вокруг горы облаками. Он поднялся довольно высоко, пока не обнаружил место, которое называли Могильными холмами, нашел пещеру, полную крови, нашел что-то, указывающее на то, что когда-то здесь раскинули лагерь. Но что самое поразительное, среди мусора и твердых частиц, похожих на обожжённый янтарь, Ванцзи нашел… меч, меч без ножен, с ужасно обгоревшей и почерневшей рукояткой. Поискав еще, он нашел и ножны, тоже в ужасно запущенном состоянии. Дома он отчистил меч и увидел, что лезвие было светлого цвета, отдающее призрачной голубизной. Он держал меч в руке, приноравливался к ощущениям рукояти в ладони, находя свои чувства до ужаса знакомыми ему. Понимая всю пропасть своего положения, что он, явно будучи кем-то, лишился памяти, Ванцзи решил уйти в странствия, чтобы, если повезет, найти тех, кто знал его или, быть может, найти самого себя, если бы он вдруг кого-то узнал. Люди, приютившие его, пытались удержать мужчину, ведь у них самих не было детей, а такого доброго и отзывчивого человека им ведь уже никогда не найти. Но Ванцзи, пообещав укрепить для них дом перед, на что указывала природа, слишком снежной зимой и помочь с сезонным сбором урожая в качестве благодарности за проявленную доброту не изменил своего решения, и едва закончилась осень ушел, несмотря на то, что зиму лучше было бы перезимовать в тепле, нежели мотаться по миру. Но что странно, холод не ранил Ванцзи, он если и мерз, то очень редко, и голод его, кажется, был совсем не таким, как у других людей. Он подсек, что, просто спокойно сидя и дыша каким-то особым образом реанимирует любую дисгармонию в своем теле, и со временем выучился делать так как можно чаще, что даже по несколько дней мог вообще обходиться без еды. Чуть позже он узнал, что это практика инедии, и то, что он делал, называлось медитацией. Пять лет Ванцзи бродил по миру, но так и не нашел тех, кого бы узнал или кто узнал бы его. И он не считал себя заклинателем, хотя и носил при себе очень сильный меч и умел писать талисманы — этого ведь было так ничтожно мало, чтобы называться даже бродячим заклинателем. Но там, где он был и где оказывал помощь, его, как не принадлежащего ни одному клану, так и стали называть, вопреки тому, что Ванцзи был против. Просто он уже успел столкнуться с политикой, когда бродячих заклинателей отслеживали и ловили, на них все еще велась тайная охота. А Ванци понимал, что его умений явно не хватит, чтобы отбиться от даже пары настоящих заклинателей. Нечисть, пусть даже это был речной гуль — да, но вот заклинатель… Ванцзи предпочитал скрывать свои умения, так что в последние годы если и помогал, то уже не так открыто. Последние его странствия привели его в деревушку, под названием Мо. Вечером того же дня Ванцзи, отоспавшийся и отдохнувший, спустился вниз, попросить какого-то ужина и спроситься насчет возможности помыться, когда невольно замер, услышав знакомые слова. — Снова ты здесь? — голос был напряженным. — Где те женщины, которые с тобой так носятся! Ну что ты здесь ошиваешься как неупокоенный призрак, говорю же, уйди. Брысь! Он даже топнул ногой, когда Ванцзи, что, спустившись, заметил это увидел так же и того самого паренька, который целовал ему руки. Паренек, к слову, после того «брысь» сделал шаг назад, но тут его взгляд поднялся и снова стал большим. Он увидел Ванцзи и его снова парализовало, а управляющий, завидев, на кого же у парня такая реакция, разозлился пуще прежнего, и не желая потерять клиента был готов навлечь на себя женский гнев и таки выгнать бродягу палкой, когда тот неожиданно сам попятился назад и сбежал. — Кто это такой? — спустившись, спросил Ванцзи. — Ах, никто, — заверил управляющий. — Беда у этого парня с головой, вот и жалеем его. Он очень несмышленый, глупый, наивный, доверчивый… блаженный в общем. Прибился в этот город пару лет назад и живет здесь, бродяжничая и попрошайничая. Вы это, не злитесь на него, видно обострение очередное, вот он и чудит. А так он очень потешный, незлобливый, ни к кому не пристает, просто бродит по городу бесцельно, ничего плохого он не делает. — А у него хоть имя есть? — Мм, да как сказать, — управляющий прижал пальцы к подбородку. — Когда он только появился, то даже не говорил, мычал в основном и очень любил рисовать палочкой на песке. Какой-то из женщин, кто умел читать, однажды показалось, что в его каракулях есть смысл, точнее иероглиф. Он звучал как «Сянь». Вот и дали они ему ласковое прозвище Сянь-Сянь. Неожиданно управляющий цыкнул языком и угрюмо покачал головой. — Парня жалко очень, почти до слез, — сказал он. — Ведь такой молодой, а такой беспомощный. Говорят, что у таких, как он, демоны похищают душу, а что не успели или не смогли оторвать, то оставляют. Вот так и получается, что тело здоровее, чем у быка, а вот разум… ущербный, блаженный. Этот парень не умеет не то что читать или писать, он не осознает почти ничего, не ведает ни о чувстве самосохранения, ни об опасности, осторожности. Реагирует как дитя, что не умеет ни контролировать, ни удержать эмоции. Вот ударишь такого, он упадет и все равно не поймет, что случилось, а заплачет только из-за боли — её то он чувствует. И пойдет за тем, кто его поведет, и не важно, кто это будет. Знаешь сколько раз его пытались тайком увести? Ведь он красивый, а смыслит как ребенок. Как думаешь, что с ним таким способны сделать? Вот я всё думаю, если уж душу забрали, так хоть бы и красоты лишили, а то, знаешь, у некоторых людей нет никакой человечности, ублюдки. Сам порой грешу мыслью не сделать ли что-то с этим лицом. Понимаю, грех, но так парень хотя бы будет столь бездушным тварям неинтересный… Управляющий мрачно выдохнул, а Ванцзи, послушав его рассказ, призадумался. — Так ты за ужин просил, или за что? — вдруг очнулся мужчина. — И то, и другое, — кивнул Ванцзи. — Мне бы только риса плошку и чай. Но вот где помыться… — А на речку не хочешь? — Я немного устал от холодных вод, уж очень хотелось бы окунуться в горячую бочку. — Ну, у меня нет столько дров, чтобы нагреть воды для бочки, уж извини. Сходи-ка ты лучше, сынок, в парильню, она чуть ниже по улице. Там много платить не надо, она общая. Ванцзи лучше бы заплатил, ведь одно слово «общая» уже бросало его в легкую конвульсию. Он был на удивление брезгливым для своего положения бродяги, поэтому даже речки или озера, чтобы сполоснуться, искал самые отдаленные, те, в которых точно не плескались другие люди. Да о чем речь, когда он даже свой чайничек и чашку носил, чтобы заваривать чай, настолько не любил использовать то, что было в общем использовании. Но делать ничего, нужно помыться и еще отдохнуть перед возобновлением путешествия. Ванцзи уже долгое время слышал о Лотосовой пристани, полную рек и озер, покрытыми лотосами. И ему очень хотелось посмотреть на эти лотосы, ведь с того самого мгновения, как он о них услышал, они словно запали ему в душу, и тело невольно вело его туда, пусть даже ранее он держал путь исключительно на восток, где стояли горы, окутанные туманами, в которых, как он слышал, всё еще существовал какой-то именитый клан, славящийся своим путем Света. Но горы манили его не так, как эти лотосы, а даже почему-то… отвращали. Они были ему интересны, но они же его и отталкивали… почему-то. Словно за их, для него во всяком случае, таинственностью пряталась какая-то боль, какое-то нежелание быть их частью. Но ему всё же хотелось на них посмотреть, а потом он услышал про лотосы и… повернул в другую сторону. Выйдя и оглядевшись, Ванцзи не увидел ничего, за что могло бы зацепиться его внимание, и, зевнув, прикрыв рот рукой, пошел вниз по улице, как и советовал ему управляющий. К большому сожалению, в его походном мешке не было ни мыла, ни извести, ни благовоний, и он боялся, что придется помыться лишь в одной горячей воде. А ему так хотелось как следует вымыть волосы, вычесать из них пыль, как следует отмыть от грязи. Сзади что-то с грохотом упало. Ванцзи резко обернулся и увидел, что, должно быть, споткнувшись о лежащие на земле сложенные обрезки бамбука, на земле довольно потешно распластался тот самый паренек, которого он встретил ранее, Сянь-Сянь. А тот, как всегда не поняв, из-за чего вдруг тело оказалось так близко к земле поднял глаза, встретившись своими темными глазами со светлыми глазами Ванцзи. — А! — неожиданно воскликнул он и протянул к нему руки. — А! Его нога, похоже, застряла и, кажется, он просил о помощи. Ванцзи посмотрел на него, отчего-то выдохнул и все же подошел, присев у места трагедии. Да, так и есть, нога застряла, при падении скользнув в небольшую выбоину, став так, что, в принципе, её можно было вытащить самостоятельно, но парень явно не догадывался просто повернуть ногу и она сама бы вышла. В итоге самому Ванцзи пришлось аккуратно повернуть его лодыжку и выпустить пленника на волю, из-за чего тот перевернулся на земле, собрав на свою одежду достаточно пыли, встал на колени, после опираясь на них и на прямые ноги. Ванцзи отметил довольно печальный разум этого человека, что вблизи казался еще более красивым. У него были очень правильные черты лица, большие сияющие глаза и очень красивая улыбка, из-за которой на щеке появлялись милые ямочки. В целом это был очень, очень красивый молодой парень… — Гэгэ, — вдруг четко произнес Сянь-Сянь. Глаза его горели. — Я люблю тебя! Ванцзи впал в легкий ступор. Он не знал, что за последние годы еще никогда не было такого, чтобы Сянь-Сянь в одном предложении использовал столько сложных слов, и уж тем более было непонятно откуда такой, как он, знает слово «люблю». Он хоть понимает, что оно значит, или же просто где-то подслушал? Ах, точно, он мог подслушать и повторить. Хотя, чтобы что-то так четко повторить, он должен был услышать это слово не один раз и явно не с длинными перерывами между произношением, чтобы сразу его не забыть. Ведь такой, как он, не мог понимать подлинную суть разговора, тот просто проходил мимо него, звучание слов окружало его, но сами слова шли мимо него. Поэтому, чтобы так четко сказать слово «люблю», он должен был слышать его очень много раз и, пожалуй, с особой интонацией, чтобы интуитивно улавливать его значимость, а иначе как он смог бы его сказать, и самое главное… — Ты не мне должен такое говорить, — подумалось Ванцзи, что он и сказал вслух. — Слышишь? Это говорят любимому человеку, дорогому сердцу человеку. Сань-Сянь моргнул несколько раз, а затем снова широко улыбнулся. — Гэгэ, — та же улыбка, — люблю гэгэ. — И где твой гэгэ, что я удостоился чести услышать это раньше него? — спросил Ванцзи, легонько ущипнув парня за щеку. Тот, однако, распалился не на шутку и возбужденно покраснел. — Гэгэ! — бросившись ему на шею, парень крепко обнял его. Ванцзи отметил, что у того довольно сильные руки, мышц он явно не лишен. Голос же его стал звучать трепещущими выдохами, тая в себе счастливые сверкающие всплески. — Я люблю… люблю гэгэ. Ванцзи совсем растерялся. Если бы у этой сцены были свидетели, они явно бы решили, что их Сянь-Сянь окончательно сошел с ума. Ведь еще никогда не было такого, чтобы он вел себя подобным образом по отношению к кому-то, да хотя бы чтобы просто говорил членораздельно! Столько слов произнес, и ведь не абы каких, а довольно серьезных, а для него так вообще запредельно сложных. Ванцзи не видел, но обнимающий его Сянь-Сянь имел очень, очень возбужденное лицо и настолько сияющие глаза, что их отблеск явно мог сказать о чем-то даже больше, чем слова. Парень зарывался носом в его шею и глубоко и шумно дышал, а после даже начал покусывать кожу, на что Ванцзи мгновенно одернул его. — Перестань, — он явно не собирался подыгрывать пусть даже и ущербному человеку. — Это отвратительно. Сянь-Сянь же его слов, казалось, не понял, но явно был недоволен тем, что его прервали. Он снова попытался обнять, но Ванцзи уже встал и, отвернувшись, ушел. Сянь-Сянь стал следовать за ним. Так они вместе дошли к бане или чем она там была, и Лань Ванцзи, заплатив за себя, было вошел внутрь, когда вдруг услышал слабое ругательство. — Ну вот куда прешься? — буквально на бегу изловив было прыгнувшего внутрь парня, грузный мужчина выставил его на улицу. — Тебе мало ночного «купания»? Не прись сюда, здесь одни мужчины, себе только хуже сделаешь. Ванцзи отчего-то слишком странно и остро отреагировал на фразу «ночное купание» и обернулся, видя, как на него, влажными сияющими глазами, смотрит Сянь-Сянь, а грузный мужчина держит его, не давая войти внутрь. Взгляд у него был… явно что-то скрывающий, и он держал парня, который изо всех сил хотел пойти внутрь. — Отпустите его, — отчего-то сказал Ванцзи. — Не лезь, — довольно быстро ответили ему. — Кто не платит, тот не моется. Уходи давай, дурак. Последнее он сказал уже шепотом самому парню и прикрыл его своим грузным телом. Ванцзи это показалось еще более странным, и он, не до конца понимая, что делает, вернулся. — Я заплачу за него, только отпустите парня. Мужчина обернулся на него и сузил глаза. — В моей бане моются, и ничего больше, — довольно угрожающе сказал он. — А я и пришел сюда мыться, — чистый светлый взгляд Ванцзи сканировался этими более опытными и явно удрученными жизнью глазами, ища в этом молодом яблоке гнилую сердцевину, но так и не находя. — Отпустите. С явным сомнением и нежеланием мужчина разжал руки, и Сянь-Сянь, только почувствовав, что хватка ослабла, тут же нырнул внутрь и спрятался за спиной Ванцзи. — Хочешь совет? — вдруг сказал мужчина, уже, кажется, смотря на Ванцзи как на равного, того, кого нутром признаешь. Ну, или хотя бы его силу, проявляя уважение к чужим достоинствам. — Возьми отдельный угол, тот, который закрывают двери. Не веди его мыться в общую купальню. — Почему? — прищурился Ванцзи, на что мужчина застыл на нем слегка любопытным взглядом. — Платить не надо, просто поведи его туда, — и, подозвав мальчика, что проводил бы их, взял топор и ушел на задний двор, нарубить еще дров. Удивленный всей этой сценой, Ванцзи, тем не менее, противиться не стал и даже обрадовался, что не придется мыться у всех на виду. Ну, блаженный парень не в счет, хотя и его присутствие было бы нежелательно.

***

Комната, которая была «за дверью и замком», оказалась куда меньше, чем Ванцзи предполагал. Тесноватая, с двумя длинными скамейками, одной бочкой и одной кадкой, тоже довольно узкой: в ней ни выпрямиться толком, ни сжавшись удобно тоже не сесть. — Раздевайся, — сказал Ванцзи своему спутнику, когда тот проворным ужом скользнул вслед за ним. — Похоже, придется сперва помыть тебя, раз уж увязался. Ванцзи еще на улице заметил какие у этого парня стертые пальцы ног и грязные подошвы. Было бы неплохо немного помочь ему, раз уж тому совсем до этого дела нет. Сянь-Сянь, который довольно спокойно, учитывая, что это вроде как незнакомое место должно ему быть, прошелся вдоль скамей, но только услышав слова Ванцзи повернулся на него и задержал странный взгляд на его лице. Казалось, слова Ванцзи он… понял, по взгляду было видно, что слова ему явно знакомы. Но вместо того, чтобы раздеваться, Сянь-Сянь подошел к мужчине и, улыбаясь, стал чего-то ждать. — Неужто и тут тебя обслужить требуется? — невольно усмехнулся Ванцзи и взял прядь его волос. — Вроде и бродяга, а такой беспомощный господин, что без помощи и ванну не примет… Сянь-Сянь ни черта не понимал, что ему говорят, но исходя из довольно спокойного, даже сказать, веселого тона сделал вывод, что всё очень хорошо, и заулыбался шире. Ванцзи не оставалось другого выбора, кроме как действительно помочь этому парню помыться, а между делом и самому прийти в порядок. Он рассчитывал посадить паренька в кадку, в которой тот точно не утонет, уйдя с головой под воду, а самому забраться в бочку. Однако, развязав первый слой одежды парня он вдруг увидел, что дальше идут еще слои, и довольно сильно перевязанные поясом, так, чтобы легко развязать их нельзя было. И штаны, как ни странно, тоже были довольно крепко подвязаны. Зачем девушки, которые, судя по всему, одевали его, так сильно «пеленают» парня? Ощущение складывается такое, что сделано всё, лишь бы его было трудно раздеть. Сняв с него всю одежду, Ванцзи сделал для себя еще одно удивившее его открытие. Как оказалось, у Сянь-Сяня довольно подтянутое тело, да и что греха таить — крепкое. Он не был худощавым, четкие линии мышц чертили его живот, крепкие ноги были длинными и прямыми, виднелись мышцы на руках, да и грудь… была. Она не прилипла к костям, а действительно была, эта красивая мужская грудь с темными сосками, ареол вокруг которых не был сужен, а сам сосок имел небольшую выемку внутри, как это часто бывает у женщин. Но, с ними понятно, их грудь ласкают мужчины, что соски, бывало, увеличивались от этого и разбухали. Но кому нужна мужская грудь? Ванцзи подумал, что, возможно, грудь этого паренька от природы такая, и больше не стал развивать эту мысль. Когда Сянь-Сянь остался голым, он, кажется, и мысли не допускал, чтобы залезть в кадку, а всё тем же извращенным движением вновь попытался прижаться к мужчине. — Сказал же, не делай такого, — рассердился Ванцзи. — Мужчины так не делают, не прижимаются друг к другу. Разве что когда ранены или застряли в холоде. Сянь-Сянь склонил голову и слегка надул губы, словно в его голове кружилось «Вот ты что-то сейчас сказал, что я ничего не понял», и опустил взгляд на его грудь, явно всё с тем же извращенным желанием её потрогать. Ванцзи чутка хлопнул его по рукам и указал на кадку. Парень посмотрел на неё и так и завис на ней взглядом. Тогда Ванцзи выдохнул тихонько и сам направил его к кадке, но затем, словно о чем-то вспомнив, увел его от неё, постелил на лавке полотенце, усадил туда голого парня и взял небольшой таз, налив туда горячей воды, после чего опустил в таз ступни парня. Тот мгновенно покрылся мурашками и изменился в лице, пытаясь вытащить ноги, однако Ванцзи ему не дал, заставив держать. Он хотел, чтобы эти корки распарились, а грязь сошла с поверхности кожи. Чтобы парень не пручался, он опустил ладони в воду и стал легонько растирать его ноги. При близком рассмотрении он заметил отчетливую кривизну костей пальчиков и понял, что, наверное, этот парень часто их ломал, что они, срастившись без правильных перевязок, сделали это криво и под неправильным углом. Но в целом ноги были более-менее сносные, только грязные очень и израненные. Ванцзи стал тереть кожу сильнее, счищая с неё грязь. Вскоре вода стала мутной, он её вылил и набрал новой. Сянь-Сянь пытался дрыгать ногами, явно в желании поплескать их в воде, но упрямый мужчина не давал ему спуску, а потом, из-за чего парень чуть не закричал, вытащил из своего мешочка, что прятал в складках одеяния, какую-то толстую иглу и стал ею вычищать грязь еще и из-под ногтей парня, и только потом, наконец удовлетворившись, позволил ему забраться в кадку, куда тот сел, поджав колени. Сам же мужчина, раздевшись, залез в бочку и, посидев в ней минут десять, только тогда стал мыться. Он запамятовал, что у него есть этот мешочек и что там, в крохотной бутылочке, остались капли благовония. Для всего тела мало, а вот для какой-то его части… ну, его бы это все равно не спасло, поэтому он принял решение втереть это масло в ноги парня. В конце концов тому нужнее, а Ванцзи всегда сможет заработать себе еще. — Гэгэ… — тихо позвал Сянь-Сянь, прилег на колени половинкой лица. — Гэгэ… Ванцзи не отзывался, моя голову, и нырнул в бочку. Однако спустя пару секунд тут же вынырнул и с испугом уставился на чуть ли не выпрыгнувшего из кадки парня, что увидев, как Ванцзи исчез в бочке, закричал не своим голосом и кинулся вперед. Лицо у того было таким напуганным, выражало столько страха и отчаяния, что Ванцзи даже почувствовал себя виноватым за то, что захотел быть чище и нырнул в бочку. Наверное, парень подумал, что тот тонет, и заволновался. Но не до такой же степени! Понимая, что помыться нормально ему всё же не дадут, Ванцзи наскоро ополоснул голову из ковшика, быстро прошёлся тряпицей по телу и вылез из бочки, обнаженным подойдя к Сянь-Сяню, в желании нормально помыть хотя бы его. Но, к его величайшему изумлению, парень вдруг кинулся вперед и обнял его за бедра, успев мазнуть губами по тому самому месту. Сказать, что Ванцзи был в шоке, это явно сделать ему одолжение и умолчать о его реальных чувствах. Он был настолько разозлен этой, на вид намеренной наглостью, что разъярившись и забыв, что этот парень наверняка не отдает отчета своим действиям, хлопнул его по щеке, из-за чего голова парня мотнулась в сторону. Как и ожидалось, тот завис, не понимая, что произошло. След на его щеке, тем временем, стал наливаться красным. — Ты успокоишься или нет? — уже успев мысленно обругать себя за несдержанность, Ванцзи присел на колени и, взяв лицо парня в свои ладони, повернул его на себя. — Где ты этого набрался, почему так делаешь? Это неправильно, плохо. Кто тебя такому научил? Сянь-Сянь же, чувствуя, как теплые влажные пальцы поглаживают его по щекам, не сводил с мужчины взгляда своих больших глаз. — Люблю, — как заезженная пластинка повторил он и моргнул. — Люблю… Ванцзи устало закрыл глаза. Он уже устал выдыхать скрываемое внутри пламя, он, в конце концов, не дракон, а человек. А в сравнении с этим, так еще и с явным преимуществом. — Такого, — упрямо повторил он, — не делай. — Не делай. — Правильно. Скажи еще раз. — Скажи еще раз. — Нет, не то, — мотнул головой Ванцзи. — То, что делал ранее. Не делай. — Не… — было начал Сянь-Сянь, но учитывая его отсталость, это был его словесный максимум, и вместо ответа он… зевнул. Словно окончательно капитулируя, Ванцзи повержено опустил голову и вдруг застыл. Обняв его и прижавшись щекой к затылку, Сянь-Сянь обнимал его и что-то урчал себе под нос. Странно, но в его урчании как будто был какой-то ритм, ласковый и ненавязчивый… слишком нежный, почти болезненно-нежный, учитывая, что он его тихо уркал, словно ласкаясь этими выдохами. Потерпев окончательное фиаско, Ванцзи молча домыл парня, одел того в его одежды, а под конец все же умаслил его ноги теми последними каплями. Чистые, распаренные, они выглядели куда более здоровыми и приятными на вид, вот только поняв, что у парня нет обуви и все его труды улетят в одно известное место под хвостом, Ванцзи взял парня на руки, чему тот вот вообще не удивился, заученным движением обхватив его за шею, удерживаясь, и вынес из бани. Грузный мужчина, увидев такую картину, недовольно прищурил веки. — У вас нет какой-либо обуви? — спросил Ванцзи. Морщины в уголках глаз мужчины мгновенно разгладились. — Я отмыл ему ноги и не хотел бы, чтобы труды прошли зря. В итоге, молча отдав малость старомодные, но вполне пригодные сандалии, мужчина не без поднятой брови наблюдал, как Ванцзи пытается снять с себя парня, но тот, брыкаясь и цепляясь за него сильнее, лишь сопротивлялся и явно не был намерен покидать свой человеческий паланкин. — Упрямец, — прошипел Ванцзи, чувствуя, что путь терпения и упразднения волнений — это явно не его дорога, но все время держа на виду то, какой этот парень, вынужденно сжимал зубы и, как следствие, подчинился судьбе, решив, что, наверное, укачает этого парня как младенца, а когда тот уснет, передаст его кому-то и наконец-то обует на него эти сандалии.