For a life

– ... четверо против девяти. Это лучше, чем было вначале: семеро против девятнадцати. Они все получили свой паёк на сегодня! – Капитан, вы тоже скоро получите свой паёк в качестве потери сознания, поэтому вам стоит успокоиться. – Тысяча чертей, я не настолько сильно!.. Сквайр едва удержал свою несговорчивую ношу, решившую шагнуть вперёд и тотчас припавшую на одну ногу. Сверх того, ноша захрипела, разразилась душераздирающим кашлем, в один момент сплюнув кровь. – Каков упрямец! – качая головой, к ним спешно шагнул доктор Ливси, оценивая состояние раненого. – Капитан, если вы хотите ещё хоть раз ступить на палубу корабля, тогда не перечьте и позвольте мне наконец осмотреть ваши раны. Джим! Мой саквояж. Немедленно! Юный Хокинс стремительно метнулся за требуемой вещью. А тот, кто отдал сей приказ, огляделся, оценивая недавнее поле битвы. У частокола по-прежнему валялся сражённый пулей пират, чьего имени вспомнить сразу не удалось, и на первый взгляд тот ещё дышал. Однако в памяти всплывало состояние Хантера, оставленного недалеко от входа в сруб. Тщательно скрывая панику от осознания, что толковых помощников почти нет, Ливси заодно размышлял, с кого первого начать реанимационные действия. Приходя к неутешительному выводу: придётся оставить участников команды ради спасения жизни капитана судна, ибо только последний знал, как обращаться с кораблём. А тот в этот момент опять вознамерился высвободиться из поддерживающих рук Трелони и самостоятельно шагнуть вперёд. Врачебный долг тотчас взял верх над человеческими эмоциями, и Ливси решительно прянул к этому упрямцу, дабы схватить того за здоровое плечо. – Капитан, если для вас долг превыше всего, то вы дадите мне осмотреть себя, дабы не умереть до возвращения на шхуну! – негромко, но как можно убедительнее высказал он в лицо человеку, который с возмущением и гримасой боли глянул на него. – Я по-прежнему капитан судна, а вы – часть моей команды, – прохрипел в ответ Смоллетт, стараясь говорить убедительно, но срывающийся голос выдавал как слабость того, так и испытываемую боль. – Мне важнее... – Вы – упрямец и гордец! – прервали его со внезапной пылкостью. – Может, вы и капитан для меня, но я – доктор и вправе уложить вас на койку, ибо врачебный долг превыше королевского! Вам ли не знать, что короли часто зависимы от лекарей! Поэтому, если жизнь вам ещё дорога, дайте мне вас осмотреть! Краем глаза Ливси заметил ошарашенное, но вполне одобрительное выражение лица Трелони, стоящего в двух шагах от них. Это подтверждало, что он на верном пути. Вдобавок, из сруба уже выскользнул юный Хокинс с докторским саквояжем и в компании Грэя, оба замерли близ входного проёма. Однако текущее молчание не продлилось долго: в какой-то момент Смоллетт поморщился и отвёл взгляд, глухо обронив: – Делайте своё дело, доктор. Я о своём тоже не забуду. Более чем удовлетворённый услышанным, Ливси решительно подхватил раненого под здоровое плечо и двинулся под спасительную завесу сруба. – Мне потребуется помощник, – на ходу сообщил он. – Грэй, ты готов помочь своему капитану? – Да, сэр! – Грэй мигом подобрался, готовясь к новой роли. – Что от меня требуется? – Сперва тщательно умойся в ручье, потом ко мне. Джим, вскипяти воду. А вы, Трелони, помогите мне довести капитана до койки. Койкой именовались деревянные доски у стен сруба изнутри, вытесанные его первым владельцем. Ещё вчера довелось расстелить на шершавых досках сухую траву и сверху накинуть пару запасных льняных рубах. Не бог весть что, но сойдёт для предстоящих действий. Смоллетт буквально рухнул на стилизованную подстилку и, казалось, потерял сознание. Спешно нагнувшись над ним, доктор попробовал расстегнуть чужие камзол и рубаху, плохо поддающиеся из-за обилия крови, но его движения помогли-таки раненому вынырнуть из забытья, порождённого слабостью. – Лежите, капитан, – заметив лёгкую панику во взгляде того, поспешил отозваться Ливси. – Я постараюсь облегчить вашу боль, как могу. – Моя помощь требуется? – голос Трелони заметно звенел от подавляемого напряжения. – Нет, Джон, – полуобернулся к нему доктор. – Иди поторопи Грэя. Сквайр вышел из сруба. Стремительно оглядевшись ради отсутствия лишних ушей, затем Ливси нагнулся совсем близко к раненому, дабы шепнуть: – Спирта для анестезии может не хватить, капитан. Вы готовы потерпеть в случае чего? К чести Смоллетта, он стоически воспринял эти слова, разве что кивнул через силу. И хрипло прошептал в ответ: – Хуже уже не будет. Делайте, что считаете нужным. Нужное как раз делали, обнажая места ранения, распарывая ножом ткань. Учитывая, что Смоллетт двигаться толком не мог, доктору пришлось приподнять того, дабы полностью снять одеяния. К счастью, никого не было: Джим Хокинс в нетерпении томился снаружи у входа, ожидая, когда его позовут, тогда как Грэй у ручья вынужденно выслушивал причитания Трелони касательно уменьшившегося отряда защитников форта. Именно поэтому в момент, когда вынужденно оказались слишком близко ради избавления его от рубахи, Смоллетт прохрипел шёпотом: – Доктор, вы самый несносный и наглый из людей, каких я знал. – А вы не цените свою жизнь, капитан! – тихо парировал Ливси, отбрасывая последние вещи в сторону, после чего бережно уложил пациента обратно на подстилку. Враз стало не до чужого хриплого прерывистого дыхания: между третьим и четвёртым ребром справа на груди алело кровавое пятно диаметром около дюйма. Повинуясь лекарскому чутью, Ливси аккуратно приподнял раненого и заставил лечь на левый бок. Судя по схожей кровавой дыре диаметром чуть меньше, пуля вошла со спины, пройдя навылет. Это обрадовало, ибо ранее были опасения, что пуля застряла в кости лопатки. Ныне же благодаря сему открытию врачебная помощь стала чуть менее срочной, но ничуть не менее важной. – Капитан, не меняйте позы, пока я не вернусь, – попросил того Ливси. – Мне надо вымыть руки, да и Грэя привести сюда. Глухой звук согласия. Вполне этим удовлетворённый, последователь Гиппократа развернулся и даже успел сделать пару шагов к выходу, когда услышал сзади: – Доктор, я не хочу умирать, пока самолично не пристрелю Сильвера. Сделайте одолжение, вытащите меня с того света! Голос Смоллетта звучал сдавленно, прерывисто из-за хриплого, неровного дыхания, порождённого болевыми спазмами. Одно это заставило шагнуть назад, дабы сообщить: – Вы не умрёте, капитан. Ваши раны, не скрою, серьёзные, однако об угрозе жизни я буду говорить совершенно в ином случае! Ливси постарался вернуться как можно скорее. К счастью, сквайр, как и Джим, поняли о необходимости какое-то время побывать им снаружи сруба. Поторопив Грэя, доктор спешным шагом возвратился в рассеянный свет сруба и с долей превосходства обнаружил, что его первый пациент не сдвинулся с места. – Капитан? – на всякий случай позвал он. Ни звука. Сознание успели потерять никак!? Прянув к тому, Ливси одной ещё влажной рукой слегка коснулся капитанского локтя. Мигом содрогнулись от его касания и вскинули голову, одарив испуганным взглядом. Правда, этот взгляд быстро обрёл прежние вызывающие оттенки, однако увиденного не воротишь: образ едва ли не насмерть перепуганного Смоллетта навсегда запал в память. – Капитан, вы готовы к операции? – тихо осведомился у того Ливси. – Да, – хриплый короткий ответ. – Хорошо. А теперь... Солнце ушло в зенит, когда Ливси наконец покинул сруб, где до сих пор пахло резким до тошноты этиловым спиртом, сдобренным смесью профессионала Паре. Грэй сбежал ещё раньше, когда убедился с его слов, что больше не требуется помощь в сдерживании пациента. Хотя сдерживать особо не пришлось, ибо пациент попался из терпеливых. Да, терпению Смоллетта действительно можно было бы позавидовать. И так с самого начала тот отказался от принятия внутрь немного спирта для уменьшения осязания. В довесок к этому вполне достойно вытерпел взрезание кожного покрова и нервных окончаний на раненой ноге. Правда, медная монета, сунутая предварительно между зубами пациента, потом оказалась прокушена едва ли не полностью, да и сдавленные стоны во время прохождения острого лезвия скальпеля по коже, кровеносным сосудам и ветвлениям нервных узлов выдавали истинное состояние этого мужественного человека. Ливси окончательно проникся к тому безраздельным уважением: не каждый способен вытерпеть подобное изуверство над собой, лишь истинный воин, прошедший не одну бойню, на такое готов! Этиловый спирт хоть и уменьшает восприимчивость к уколам и порезам, как и холод, но всё же не самое идеальное средство для сего воздействия. Впрочем, был ещё один момент, который запомнился во время операции. Доктор искренне надеялся, что Грэй счёл те мгновения простой восприимчивостью к боли, хотя на деле то была иная реакция. Он же, опытный не только хирург, но и лекарь общей практики, быстро сообразил: на простые касания к оголённым участкам кожи реагировали слишком странно. Умея различать восприимчивость к щекотке, приходил к выводу: здесь скорее нечто личное. Однако расспросить капитана на сей счёт возможности пока не было, ибо тот впал в беспамятство после пережитого. Оставалось ждать, когда очнутся. * * * Переход до грота, служащего Бену Ганну убежищем эти три года, стал сложным испытанием. Да, от карты они избавились, но Сильвер плохо убедил в отсутствии слежки. Пришлось идти со всеми предосторожностями, какие могли предотвратить всего двое человек, вооружённых ружьями. Но им повезло: пираты спешили занять брошенный сруб, отстоящий достаточно далеко от болот, где кишели самые разные насекомые. Позже, уже в гроте, в одной из тёплых пещер, им удалось как следует отдохнуть. Грэя поставили дозорным, Ганну поручили рассказать тому обо всех особенностях здешней местности, а сквайр решил приложиться к бутылке. Словом, никто не мог помешать давно запланированной беседе. – Капитан, могу я отнять несколько минут вашего времени? На него устало посмотрели снизу вверх, затем вздохнули. – Уже каждые десять минут собираетесь меня осматривать? – Нет, – присев на песчаный пол, ответил Ливси. – Я хочу поговорить. – Ваша медицинская философия только поможет мне уснуть, – скептическое хмыканье в качестве ответа. – Речь не о философии, – терпеливо дополнил лекарь. – О вас. К нему развернулись вполоборота, посмотрели так, будто узрели впервые. – Я не понимаю, о чём вы, доктор, – заметно тише произнёс Смоллетт. – Тогда я объясню, – пообещали ему, придвинулись ближе. – Ранее, во время операции на ноге, вы показали себя как мужественный человек. Однако я заметил, что на некоторые мои движения вы реагировали чересчур... бурно. – Не понимаю, о чём вы говорите! – прозвучало более резко, выдавая лёгкую панику. Ливси с досадой мотнул головой, в качестве доказательства протянул руку к повязке на груди капитана. Тот дёрнулся подальше, замер от осознания, что выдал себя. – Капитан, вы же знаете, что я не в силах навредить людям, – ещё тише напомнил он. – Во всяком случае, честным и верным людям. Я ведь оперировал вас недавно. Уже касался вашего тела. Или вы боитесь меня? – Да вас, эскулапов проклятых, за морскую милю надо обходить! – с различимой слабостью прохрипел Смоллетт. – То есть, вы боитесь врачей? – Не боюсь, но вы, чёрт бы вас побрал, слишком наглый! Лезете, куда не надо, ещё и смущаете своим... Смоллетт резко осёкся, сообразив, что сболтнул лишнего. Его собеседник же приподнял брови, понимающе кивнул. – Вижу, мои догадки оказались верны, – вслух выдал Ливси, не сводя с него задумчивого взора. – Что же, со своей стороны могу сказать, что я не так привередлив к людям, как Трелони. Вы – хороший человек, капитан, честный и открытый. Я с самого начала проникся к вам уважением и, скажу больше, оно только усилилось по отношению к вам. Более того: вы мне нравитесь, как человек. Джон, по-своему, тоже неплох, но ваша дружба мне гораздо дороже. Вот вам моя рука, и не сомневайтесь: я не предам ваши тайны. Слово джентльмена. Сперва не двигались, смотря на него с опаской и неверием. Ливси не шелохнулся, справедливо рассудив, что лишние движения только спугнут лежащего справа человека. Постепенно в глазах того начала проявляться уверенность, а потом и вовсе протянули здоровую руку и неуклюже пожали его ладонь. – Да, доктор, – отводя глаза, признал Смоллетт. – Я тоже чувствую, что могу доверять вам. В разуме лекаря мелькнула шальная мысль, подобная тем, что когда-то он придумывал с Джимом. При мысли о мальчике, сгинувшем невесть куда, сердце сжалось, пришлось её отогнать. Но не задумку. Следуя ей, он несильно сжал сухощавую капитанскую ладонь и прибавил: – Думаю, не только доверять. Он резко поднял чужую ладонь, коснулся её губами с тыльной стороны. Как и ожидалось, Смоллетт вмиг побагровел, выдернул руку из его пальцев, вжался в скалистую стену с возмущённым возгласом: – Отставить ваши штучки! – Но я ведь поднял вам настроение? – улыбаясь, парировал Ливси и, не дожидаясь других обвинений либо упрёков, поднялся на ноги, двинувшись к выходу из грота: всё же воздух здесь был затхлый. * * * Пережитые вместе опасности сближают. Конечно, пуля оказалось шальной, сбив лишь треуголку с макушки Трелони, однако сквайр ради контрибуции залил в себя потом больше алкоголя, нежели его двое собутыльников. Сработало это, как обычно, против него: Трелони уснул прямо за столом после очередного тоста, им же и провозглашённого. Чего нельзя было сказать об остальных. – О, Джон уснул! – первым оценил его отрубон лбом о деревянную столешницу Ливси. – Опять перебрал! Как его печень ещё выдерживает? – Так его чуть не пристрелил собственный матрос! – едко съязвил сидящий справа Смоллетт, потянулся было вновь к бутыли. Однако его руку мигом перехватили. – Капитан, могу я напомнить... – Да чёрт вас дери, Ливси, кто главный на корабле: я или вы!? – взъярился он. – Разве я не могу ещё раз выпить хотя бы в честь победы над этими головорезами!? – Можете, но ваши раны от этого не скоро зарубцуются. Это первое. И второе: хоть вы и капитан, но я – ваш лечащий врач. Поэтому будьте любезны подчиняться лечебным предписаниям. Спокойный тон Ливси не обманул капитана, наоборот, он с вызовом посмотрел смазывающимся после вина взглядом на наглого докторишку. Открытый честный взор которого, где предлагалась та же просьба, довольно быстро вынудил смешаться и опустить глаза. – Наглец вы! – буркнул вполголоса Смоллетт, не зная, куда деть теперь руки. – Наглец, который отвечает за вашу жизнь. Прозвучало сие едва ли не прямо в ухо, отчего по коже пробежался табун мурашек. Тщетно подавляя смущение, порождённое нежданной близостью, капитан попытался отодвинуться. Вздрогнул, едва на левое плечо легла знакомая ладонь, а затем вновь произнесли: – Вам помочь добраться до койки? Смоллетт так резко вскочил, что покачнулся. Отчасти этому поспособствовала боковая качка: "Испаньола" шла норд-вест под вполне попутный межник с подветренной стороны. Однако упасть не позволила та же рука, что недавно лежала на его плече. – Доктор, у вас тоже есть своя вахта! – теряя терпение, сквозь зубы процедил Смоллетт. – Займите своё место, не мешайте мне исполнять мой долг. – Даже в полупьяном состоянии вы при такой качке можете свалиться за борт. Я настаиваю, чтобы вы легли на койку и поспали хотя бы три часа. – А я прика... – Мне напомнить, что врачебный долг превыше королевского? – не дав ему договорить, жёстким тоном выдал Ливси. Если бы взглядом можно было убивать, его бы попросту спалили на месте, не оставив даже горки пепла. Однако, сознавая свою правоту, лекарь выжидающе смотрел на непослушного пациента. Да, Смоллетт – единственный, кто способен управлять кораблём, но для этого необходимо крепкое здоровье. Чего пока не хватало после не столь давних двух ранений и нынешней попойки, хотя последнее слово гораздо рациональнее подходило к уснувшему Трелони. Поэтому капитан вскоре услышал от него: – Если вы не отправитесь в каюту, я обязуюсь всю ночь простоять рядом с вами и проследить, чтобы ничто вам не навредило. Ваша жизнь дороже нашей, ведь вы – капитан. Выделенное слово помогло: Смоллетт окончательно сдался, выразив это тем, что опустил взгляд и тяжело вздохнул. – Упрямец и наглец! – глухо выдал он в привычный адрес. – Всё ради вас, капитан! – отозвались с улыбкой, при виде которой даже краем глаза возникало острое желание вмазать кулаком по ненавистной роже лекаришки, вызывающей в последнее время дикое смятение.