Во всем виноват я

Как же я любил, когда Аркадий простужался. То есть, не то, чтобы мне нравились его страдания, просто в такие моменты я мог максимально окружить его своей заботой. Даже специально отпрашивался с работы, чтобы поухаживать за ним — до того мне это было приятно. Обычно Аркадий очень мерз из-за температуры и прятался под грудой одеял. Меня всегда умиляло, как из-под них торчал один только его нос — влажный и покрасневший. Я приносил в его «домик» разные чаи, мерял температуру губами, делал ему разные лечебные массажи, которые в детстве делала мне мама. Лекарства оставлял только на крайний случай. Ему говорил, что лучше их не пить, потому что организм должен уметь справляться сам. Отчасти это правда, но на самом деле я просто хотел, чтобы такое беспомощное состояние сохранялось у него как можно дольше. Болея, он особенно ярко демонстрировал свою нужду во мне. Тянул руки, по-детски надувал губы и требовал объятий. Позволял кормить себя с ложки, как маленького и смешно сопел в этот момент. Конечно, он был болен не так сильно, чтобы его нужно было обслуживать, просто эта игра нравилась нам обоим. Обычно он выздоравливал на 3-5 день, но однажды заболел так сильно, что шла уже третья неделя, а улучшение все не наступало. На днях у него усилился кашель, и даже лекарства, которые я перестал прятать, не помогали. Я забеспокоился. Уже думал везти его в больницу, как вспомнил про мамины народные методы, которыми в детстве она вылечивала меня от чего угодно. Если я приглашу ее в гости и попрошу помощи — это будет отличной возможностью поставить точку в вопросе моей личной жизни. Ведь, хоть я и признался ей во всем в Новый год, ясного ответа она мне пока так и не дала. А мне хотелось, услышать четкое одобрение! Чтобы мама сказала: «Аркадий — хороший парень, он мне нравится, будь с ним счастлив!». А пока было только: «Ну и ну, ничего себе, как же так получилось». Я набрал маме и попросил прийти в гости. Сказал, что нам очень нужна помощь и сами мы никак не справимся. Мама от этих слов тут же растаяла. Конечно, любому ведь будет приятно почувствовать себя нужным и значимым. В итоге, она пообещала быть у нас через час. — Аркадий, моя мама скоро к нам придет, — после телефонного разговора я подсел к нему на кровать. — Ой…а это обязательно? — хриплым голосом спросил он. — Мне кажется, после твоего признания она стала меня недолюбливать. — Да брось. Просто еще не привыкла к твоему новому статусу. А сейчас придет, увидит, как мы живем, что у нас все хорошо, все серьезно — и все. — Что — все? — Благословит, — улыбнулся я. «Ну или в крайнем случае сжалится, когда тебя такого больного увидит» — это я уже вслух не произносил, а просто подумал. Вскоре мама появилась у нас на пороге. С собой она принесла целый пакет с разными лечебными травами и мазями. — Уютно тут у вас, — сказала она, осматриваясь и снимая пальто. Я с интересом наблюдал, как она изучает нашу обстановку и предполагал, что при этом думает. Вряд ли что-то плохое, потому что я всегда держал дом в чистоте: в прихожей у нас аккуратно в ряд стояла обувь (я всегда ставил так и свою, и Аркадия, который имел привычку оставлять ботинки там же, где снял), одежда висела не просто на крючках, а еще и на плечиках, в комнате тоже был порядок. Думаю, мама это оценила и поставила мысленную галочку. — Кхм…здравствуйте, — когда мама вошла в комнату, Аркаша смущенно поприветствовал ее с постели. — Здравствуй, Аркадий! — с улыбкой отозвалась мама. — Как самочувствие? — Да тааак… — Уже третью неделю болеет, — пожаловался я. — Температура 37 стабильно держится. Утром до 36 спадает, а вот к вечеру опять. И, будто в подтверждение моих слов, Аркаша смущенно покашлял в кулачок. Мама присела на край кровати и ладошкой дотронулась до его лба. — Так, Димка, давай-ка ставь чайник. Будем гвоздичный отвар готовить. — скомандовала она. — Ничего, Аркаша, мы тебя сейчас быстро на ноги поставим, — пообещала она и коснулась его плеча. Мы с мамой отправились на кухню, а Аркадий остался в комнате — лежать изо всех сил. Я был приятно взволнован: вспомнилось, как раньше мы с мамой сидели на кухне, пили ромашковый час и сплетничали. И, если честно, теперь мне очень не хватало таких уютных вечеров. Интересно, кому мы перемоем кости теперь? Наверное, Аркадию… — Что ты принесла? — как в детстве, я заглянул в пакет. Это всегда была маленькая радость, если мама, помимо стандартных хлеба и макарон, приносила что-нибудь вкусненькое. — Корень солодки, ромашку, гвоздику, еще там кое-чего… — А ты не этим отваром отца от гайморита за 3 дня вылечила? — Этим, — хитро улыбнулась мама. — Боже…бедный Аркадий. — Ничего не бедный, подумаешь — горько! Зато быстро на ноги встанет! — Тоже верно. — Еще вот тут ему меда немного, варенья малинового. Еще горчичники… — Ну мам! — Да ладно! — она махнула на меня рукой, что означало «ничего страшного, потерпит». — Давай-ка мне кастрюлю, чайник закипает. Я выдал ей небольшую алюминиевую кастрюльку, в которую она высыпала все ингредиенты, залила кипятком и поставила на огонь. — Выпьем чаю, пока варится? — заговорщицки предложил я. — А как же, — чуть ли не подмигнув мне, согласилась мама. Я заварил нам по чашечке ромашкового, поставил на стол хрустальную вазу с печеньем в шоколадной глазури и конфетами «Мишки в лесу». — Ну что, как вы хоть живете тут, расскажи, — начала мама, сделав первый глоток чая. — Чем Аркадий тебя так зацепил? Ведь никогда бы не подумала, что жениха в дом приведешь ты, а не Маринка. Я тут же глупо заулыбался от смущения и опустил глаза. «Жениха»…кто знает, может и жениха! — Да просто он…такой настоящий. Нечего из себя не изображает. — От волнения я тер пальцами ручку чашки. — И мне нравится о нем заботиться, я чувствую себя таким сильным и мужественным рядом с ним. — А с Ириной ты себя так не чувствовал? — Нет. Если честно, она мне даже не нравилась никогда! — Чем же она была плоха? — с укором спросила мама. — Ничем, просто мне не нравилась и всё. — Тебе что, вообще никогда женщины не нравились? Я задумался. А ведь правда, не помню, чтобы хоть раз влюблялся в девушку. Но ведь и на парней не смотрел… — Не знаю. В любом случае, сейчас я с Аркадием и…он для меня важен. Мне с ним хорошо и…думаю, что я хотел бы быть с ним семьей. — Ох! — Что? — Дима…ну а как же дети? — А как же любовь? — А у тебя что, с ним любовь? — немного помолчав, спросила мама. Я опустил взгляд и задумчиво провел пальцем по столу. — А что, если да? — с вызовом спросил я. — Ну не знаю. — нахмурилась мама. — Это все как-то…неправильно. — А жениться на той, кого не любишь, правильно? — Дима, ну вот опять ты начинаешь! — Ладно, извини… Я просто хочу сказать, что нам вместе хорошо, а что еще нужно? Мама тяжело вздохнула. — А дети и приемные могут быть, что у нас, детдома все опустели? Я ведь тоже их хочу, и Аркадий тоже! Наверное… — Ох, Димка…и что, у ребенка два отца будет? — Ну а что? — Ой да не говори глупости! Ну чего смеяться то? — Да почему смеяться? — Да потому! У ребенка нормальная семья должна быть — и отец, и мать. Вообще-то я был согласен, что нормальная семья — это когда и отец, и мать. А еще, когда они любят друг друга и любят ребенка. Но ведь эта такая редкость. У меня были оба родителя, но вряд ли они друг друга любили, иначе бы не развелись. У Аркадия тоже была «нормальная семья», но он терпел регулярные побои, а потом его вообще на улицу выгнали. — И что мне теперь, расстаться с Аркадием? Хорошо, так и скажу: «Аркадий, у нас семья ненормальная, поэтому до свидания! А наши чувства не имеют никакого значения!» — Ой ну вот что ты утрируешь тоже! — возмутилась мама. — Не расставаться, конечно! — Ну а что тогда! — Ох…ничего. — она сложила руки на груди. — Что ты прямо все так в штыки воспринимаешь! На плите забурлил отвар. — Ой, мам, кипит! Она сняла кастрюлю с плиты и стала поварешкой наливать в кружку дымящуюся жидкость с запахом бальзама «Звездочка». — Мне ведь тоже надо к вам привыкнуть, Димка, ты пойми, — продолжила тему мама. — У меня всегда был один сын, а теперь два, не каждый день такое прибавление случается. Я улыбнулся. Значит, она нас все-таки принимает? — На, пусть все выпьет, — она дала мне наполненную до краев кружку. — Спасибо, мам, — обрадовался я и поцеловал ее в щеку. И эта благодарность была совсем не за отвар. Мы вышли в комнату, где Аркаша спал в своей норе из одеял. Я сел рядом с ним на край кровати, поставив емкость на тумбочку, а мама пристроилась чуть подальше, на стул. — Эй, солнышко, — я легонько дотронулся до его плеча. — Ммм? — сонно промычал он, открыв глаза. — Как ты? — Ммм! — теперь была недовольная интонация и нахмуренные брови. — На вот, выпей маленькими глотками. Он сел, взял из моих рук чашку, понюхал, поморщился, жалобно посмотрел на меня, увидел понимающий и говорящий «ничего не поделаешь» кивок, тяжело вздохнул и медленно выпил все до капли. — Горько, — морщась, заключил он и отдал мне опустевшую чашку. — Конечно горько! — согласилась мама. — Зато знаешь, как полезно! Уже завтра бегать будешь! И на работу пойдешь. При слове «работа» Аркадий поморщился. — Тебе вообще нравится с детьми работать? — Ну… — он на секунду задумался. — В основном да. — Ты на педагога учился, да? Ооо, ну все. Мама начала свой допрос. С одной стороны, это хорошо — если мама спрашивает про работу-семью-образование, значит, относится к человеку серьезно и видит в нем моего постоянного партнера. Но с другой, вдруг она спросит что-нибудь не то? — Эмм…нет, — почему-то более напряженно, чем я ожидал, ответил Аркадий. — Неужели в консерватории? — мама восхищенно всплеснула руками. — Ммм… — Или в колледже? — снова предположила она, но уже с меньшим энтузиазмом. — Я…нигде не учился, — совсем тихо признался Аркадий. — Не в нашем городе что ли? Мама всегда до последнего ничего не понимала, если предмет разговора был слишком далек от ее жизненных идеалов. Когда я пытался сказать ей, что встречаюсь с Аркадием, было точно также. — У меня нет образования, — со стыдом в голосе проговорил он. — Я окончил семь классов. У меня только справка есть. Мама засмеялась, словно это была шутка. Я, честно, говоря, сам толком не мог понять, серьезно он говорит или нет. Напряжение в лице и скрещенные на груди руки говорили, что серьезно, но ведь так не бывает, чтобы у человека даже среднего образования не было. Даже у дворника или поломойки оно есть, 9 классов-то точно, а Аркадий и музыкант, и учитель, и в целом очень неглупый человек, как у него может не быть образования? Между тем, мамина улыбка начала потихоньку спадать. Аркадий так ничего больше и не добавил про свое образование, и мама, похоже, начала подозревать, что он сказал правду. — То есть как? — с ужасом спросила она. — Как же тебя на работу взяли! Но опущенная голова Аркадия и плотно сжатые губы давали ясно понять, что больше он говорить про образование не хочет. Мама перевела на меня ошарашенный взгляд, требующий объяснений, но я был шокирован не меньше нее. До этого момента не сомневался, что Аркадий что-то окончил. Ужасная ситуация. Стыдно перед обоими — и маму в очередной раз подвел, выбрав в партнеры мало того, что парня, так еще и необразованного, и Аркадия заставил так неловко себя чувствовать перед ней. — Так, — я сделал глубокий вдох. — Ничего страшного не произошло. Давайте сейчас все успокоимся и перенесем этот разговор на другой раз. Мама, пойдем выпьем еще чаю. — я кивнул ей в сторону кухни. — Аркаша, а ты отдыхай, не нервничай, все хорошо, я скоро к тебе вернусь, ладно? Дождавшись кивка, я несколько раз поцеловал его в щеку (чтобы он не думал, что без образования я его не люблю) и пошел с мамой на кухню. — Дима, как это понимать? — зашептала она возмущенно, едва за нами закрылась пластиковая дверь-гармошка. — С кем ты встречаешься? Ладно парень, с этим я еще готова смириться, но без образования! — Мам, ну успокойся, — я торопливо усадил ее за стол и налил в чашку еще чая. Ёмае, самому бы успокоится еще. — Я сам впервые слышу, что у него нет никакого образования. — А что же ты, разве не поинтересовался? — Да я как-то…не думал об этом. — Не думал! — Мам! Но это ведь не значит, что Аркадий плохой человек или плохо меня любит! Непривычно, конечно, но, если бы он не сказал, мы бы и не заметили. Дальше спорить не стали. Вечер закончился скомкано: узнав страшную правду, мама заторопилась домой — все обдумывать и переваривать. А Аркадий весь закрылся. — Тебе действительно так важно, чтобы у твоего партнера было образование? — спросил меня он, когда я пил чай уже с ним. Что-то многовато чая на один вечер… — Да мне, если честно, вообще все равно, — тут же заверил я его. Хотя, конечно, не прям уж все равно, но это точно не повод для выяснения отношений и уж тем более для расставания. — Просто у мамы на этом бзик. Она считает, что образование — это самое важное в жизни. То же самое думает про семью и детей — что они обязательно должны быть у каждого взрослого человека. — Я тебе ни по одному из этих пунктов не подхожу, — сказал он совсем тихо и опустил голову. — Ну, не мне, а маме. Это ведь для нее важно. — А для тебя что важно? Он робко посмотрел на меня исподлобья. — Для меня… Для меня важно, чтобы у нас с тобой все было хорошо. Да и мама…она пересмотрит свои взгляды, не переживай. Ей всегда сложно воспринимать что-то отличное от ее картины мира, но в конце концов она выбирает вариант, когда все счастливы. Аркадий улыбнулся. — А хочешь, покажу тебе свою справку? — вдруг предложил он. — Из школы. — Конечно хочу! Никогда таких справок не видел. Аркадий доставал из ящика стола небольшой пожелтевший и обтрепавшийся листик формата А5, на котором было написано, что Ландышев Аркадий Вячеславович прослушал курс неполного среднего образования, то есть, 7 классов. Перечислены учебные дисциплины и указано количество часов. Но больше мне была интересна не эта сухая бесполезная информация, а маленькая черно-белая фотография, небрежно приклеенная к уголку справки. — Сколько тебе здесь? — 13, кажется. Или 14, не помню. Предположительно четырнадцатилетний Аркадий с фотографии был ужасно красивый, длинноволосый и взъерошенный, похожий на Дэвида Боуи в фильме «Человек, который упал на Землю». Взгляд немного потерянный, но при этом глубокий. А черты лица еще более выразительные чем сейчас. Даже в черно-белом варианте брови и широкие, почти до половины щеки, губы очень эффектно контрастировали с бледным худым лицом. Аркадий и сейчас-то был довольно дистрофичный, а тогда, наверное, вообще от анорексии страдал. Это вполне на него похоже. — Такая красивая фотография. Можно, я возьму ее себе? — Конечно, — чуть смутившись, разрешил он. Я аккуратно оторвал квадратик от справки и положил к себе в бумажник. А потом каждый раз, когда открывал его, любовался этой фотографией.