Во всем виноват я

После того случая с брошенной в брата вилкой я относился к Аркадию предельно внимательно. Старался улавливать малейшие изменения в настроении, следил за тем, что говорю и тщательно подбирал слова. Но время шло, а Аркадий оставался спокоен. Конечно, за исключением частой смены настроения и регулярной потребности поплакать, чтобы выпустить накопившиеся за день эмоции. Но это даже не считается. В целом мы жили очень хорошо, не ругались, не спорили, у нас было много любви и нежности друг к другу. И я стал терять бдительность. Иногда мог уйти с головой в свои дела и не уделять достаточно внимания Аркаше по нескольку дней. Не всегда знал, как он себя чувствует, какое у него настроение, о чем он думает, хотя раньше спрашивал его об этом по нескольку раз за день. В один из вечеров мы, как обычно, валялись на кровати, целовались и болтали и всякой ерунде. Мне всегда нравилось гладить его по плечам, животу, по бедрам, что я и делал в тот раз. И в один момент я вспомнил, что Ирине нравилось, когда я слегка шлепал ее по попе. Может Аркадию тоже понравится? И я его шлепнул. И в один миг полностью поменял ход вечера. Я ударил совсем не сильно — примерно с той же силой делают шлепок ребенку, когда нужно, чтобы ему было не больно, но обидно. Чуть только моя рука упала на бедро Аркадия, как он резко замер. Я ещё и не сразу это заметил и уже замахнулся для следующего шлепка, но сделать его, к счастью, не успел. Аркадий повернулся ко мне и посмотрел ледяными, полными ужаса и злости глазами, в которых стали собираться слезы, его рот исказился в гримасе отвращения, ноздри раздулись, а всё лицо стало мелко подергиваться. — Что такое? — поскорее спросил я, стараясь не выдать голосом испуг. Он выглядел также страшно, как в гостях у Родиона. Я стал судорожно прокручивать в голове все слова, которые сказал за последние пять минут. Вроде ничего запрещенного не произносил… — Что ты сделал? — более ледяного тона я ещё никогда в своей жизни не слышал, и это испугало меня ещё больше. Это был уже не милый Аркаша, которого хотелось приласкать. Теперь на меня смотрел маньяк. И, клянусь, он хотел меня убить! — Я…я п-просто… — я просто не мог ничего сказать, в горле пересохло, а в голове зазвенело. — Ты ударил меня? — его лицо исказилось в такой жуткой гримасе, что он стал похож на Пеннивайза. — Я? Н-нет, я… — Никогда не смей поднимать на меня руку!!! — он проорал мне это в лицо, брызгая слюной, вскочил с постели и убежал в ванную, очень сильно хлопнув дверью. Почти сразу оттуда послышались такие дикие вопли, как будто с него живьем сдирали кожу. Боже, что делать? Как страшно! Я никогда раньше не сталкивался с такой жестью, я просто не мог поверить, что это происходит. Человек не может вести себя так неадекватно, не может в секунду измениться до неузнаваемости! Душераздирающие крики из ванной и быстрые удары собственного сердца — вот и все, что я слышал. Тогда я впервые узнал, что выражение «волосы зашевелились от ужаса» — совсем не образное. Нужно что-то сделать, нужно что-то сделать…господи боже, помоги! Страх сковал меня, я не мог даже с места сойти. Через несколько минут крики стихли. Нужно пойти к нему. Дима, ты должен! Он ничего тебе не сделает, он весит в два раза меньше тебя, ты просто схватишь его за руки и все! Мужчина ты или нет, в конце концов?! Соберись! Я заставил себя подняться. Медленно, на цыпочках, подошел к ванной и заглянул внутрь. Аркадий, обхватив себя за колени и спрятав в них голову, сидел на полу между дальней стеной и стиральной машиной и подергивается от рыданий. Так, ну, выглядит не слишком опасным. Я подошёл к нему и, нагнувшись, дотронулся до плеча. — Эй, ну ты чего? — я задал этот вопрос очень тихо, боясь, что громкий звук может снова его взбесить. И, наверное, ожидал, что в ответ он бросится ко мне на грудь и жалобно заскулит, а я обниму его покрепче, буду гладить по голове, целовать…по крайней мере, так было всегда. Но он вдруг так резко вскочил, что я едва удержался на ногах от неожиданности. Его лицо стало ещё злее и страшнее — теперь оно было всё красное, расцарапанное и распухшее от слез. Хоть мы и были с ним примерно одного роста, в этот момент я почувствовал себя очень маленьким и беспомощным. Мои плечи сами собой поднялись, спина сгорбилась, а шея укоротилась. Мы были только вдвоём в этих четырех стенах и мне стало так страшно, что я захотел исчезнуть, провалиться под землю, только бы не видеть больше этих полных ненависти глаз Аркадия. — Никогда не смей бить меня! — повторил он, направив на меня трясущийся указательный палец и оскалившись. — Я не бил… — Сука! Да как ты смеешь пальцем меня трогать! Какое ебаное право ты имеешь прикасаться ко мне! Он толкнул меня к стене, сорвал с бельевой веревки полотенце и сначала стал бить меня им, а потом накрыл им моё лицо и начал душить. «Он и в тебя вилкой кинет. А может и не вилкой, что под руку попадется» — вспомнил я слова Родиона и понял, что не верил в них. До этого момента. Пока Аркадий не стал пытался меня убить. По крайней мере, если бы он хотел просто сделать больно или напугать, я бы сейчас не задыхался. Меня спасла только масса тела. Я оттолкнул Аркадия. От испуга не рассчитал силу толчка, и он ударился головой о змеевик. И от этого обезумел ещё больше. — Твааарь! Ненавижу тебя, чтобы ты сдох! — он заорал не своим голосом, это даже был не голос, а смесь визга, рыка и хрипа. На его заалевших от напряжения губах появилась пена, глаза стали совсем красные и какие-то мутные, из них лились слезы. Я прирос к стене и не мог пошевелиться. Аркадий рухнул на пол, стал хватать себя за волосы и выдергивать целые клочки. Трясущиеся от злости и напряжения кулаки с торчащими между пальцев черными волосами летели от головы и глухо ударялись о плиточный пол ванной. Ему наверняка очень больно так ударять, но он все равно продолжает… — Да за что же ты бьешь меня…что я тебе сделал…чем я заслужил это? Он мычал это себе в колени в каком-то трансе, чуть ли не катаясь по полу. Жалобно скулил, весь сжимался и закрывал голову руками, слезы и сопли уже мешали ему дышать. Теперь он не кидался на меня, а вел себя так, будто я сейчас кинусь на него. Эта более привычная картина помогла мне чуть отойти от шока и осознать, что не нужно сейчас ему ничего доказывать, — для начала нужно хотя бы успокоить. — Аркадий… — я обратился к нему почти шёпотом, потому что у меня совсем пересохло в горле. — Не прикасайся ко мне! — снова взорвался он, когда я сделал попытку его обнять. — Выметайся отсюда! Он вскочил, побежал в комнату, открыл шкаф и стал вышвыривать оттуда мои вещи. — Вали из моего дома, ты не будешь здесь жить! Вещи летели и на пол, и на кровать, и на вновь застывшего меня. — Будет он ещё жить в моей квартире, спать в моей кровати и избивать меня! — Успокойся, прошу тебя, — взмолился я. — Закрой свой поганый рот и выметайся! Я больше никогда не хочу видеть тебя, исчезни из моей жизни! Он вдруг перестал швырять вещи и побежал на кухню… Мое сердце просто сходило с ума, казалось, что сейчас оно либо выпрыгнет из груди, либо остановится. — Ах! — донеслось с кухни. Что-то металлическое остро звякнуло и резануло мне по ушам. И наступила тишина. Через несколько секунд я отмер и пошел посмотреть, что произошло. Аркадий сидел на стуле, правую руку поставив на стол, подперев ею лоб и сбивчиво дыша. А его левая рука свисала вниз, между коленей. И с ней было что-то не так… Я осмотрелся…все кругом валяется и…нож на полу. Он какой-то грязный…он в крови… С левой руки Аркадия крупными вязкими каплями на линолеум капала кровь. Донесся истошный вопль ужаса. Я даже не сразу понял, что это я закричал. «Если что-то произойдет — сразу звони мне или Юрию Геннадиевичу. Даже ночью». И я стал звонить.