Фенхель

Джин пронесся как торнадо. Поворот. Еще поворот. Под ивовый сруб, приваленный к хижине. Мимо болтливых старушек и к реке. Зайти по колено, зачерпнуть там, где успела опуститься муть, не увязть в песке и обратно. Это была его 7 ходка за утро. Местные, однако, к этим перебежкам привыкнуть не могли. - Джин! - НЕ СЕЙЧАС! - Мы там лося... - Я ПОДОЙДУ ПОЗЖЕ! - Да хоть поешь! - Я ЕЛ! Ничего он не ел. Мито вздохнула, оглядывая рассеянных мужчин. Поднялась и пошла помогать с разделкой. Джин успел закинуть поленьев в кострище, подхватил пустой сосуд и снова ринулся обратно. Он управился бы до полудня. Нагреть воду и нарезать фруктов. Пустяк. Управился, если бы не... - Джин, беда! Мужчина проскользил по траве и замер, переводя дыхание. Обернулся к подбежавшему и кивнул. - Что случилось? - Змея укусила! - русый парень поджал дрожащие губы и задрал одежду. На бедре алели следы от резцов. Возле паха. Плохо. Там кровь разнесет быстрее. Джин поставил кувшин и опустился, сминая воспаленную кожу. - Я в траве сидел, а она... - Как выглядела? - Фрикс нахмурился, распуская жгут на собственной голени. Обкрутил и стал затягивать. Мальчишка охнул и ухватил за плечи. - М... маленькая. - Зигзак на спине? - Н... нет. Полоски. - Какого цвета? - Желтые с черным... - А давно укусила? - Я от косогора шел... Джин затянул и замер, сосредоточенно сопя, поднял голову и цокнул. Косогор далеко, сам бы он скорее дополз, а не причапал на своих двоих. - Так это ж уж обычный цапнул! - А... Уж?.. А почему полосатый?.. - Они разные бывают, - Фрикс поднялся, вытягивая клинок, разрезал повязку и затараторил. - Ляжь. Закинь ногу на бревно. Много пей. Он подхватил кувшин и снова кинулся к реке. Мальчишка раздосадованно вздохнул и обтянул одежду. Вода вскипела. Джин опустил в нее листья мяты, шалфей и чабрец. Перелил в плошку и забрался в хижину. Хилл уже сидел у стены, укрытой мягкой шкурой, зевал в ладонь и сонно моргал. Непоседливый комок в его руках наконец-то перестал пищать. - Устал? - Мгм... Да и с занятым ртом не покричишь, - блондин обессиленно усмехнулся и немного сполз вниз. Перенял напиток и благодарно кивнул. - Спасибо. Джин принялся резать яблоки. Много. Целую кучу. Как Хилла от них не воротило не понятно, но тот съедал их по несколько штук за раз. И обязательно зеленые. Благо под яблонями их было с избытком. Улыбнулся, перехватывая очищенную половинку и медленно зажевал. В руках тут же хлюпнули и завозились. Фрикс подлез ближе и смял губу зубами. Мальчуган был крошечным, с темным пухом на голове и огромными глазенками. Неделя отроду, а верещит как сыч. Джин не удержался и потерся о бледную скулу щекой. От супруга оттягивал себя силой и старался разобраться с делами побыстрее. Но в последние дни работы навалилось столько, что не продохнуть. Хилл зарылся в темный затылок пальцами и поцеловал в нос. Перехватил мальчишку и снова спрятал зевок в кулаке. Они спали мало и плохо. Не из-за сына. Нет. Тот попискивал только от голода или вредности. Но из-за круговорота любопытных лиц, то и дело сующихся в хижину. В конце концов, Джин рассвирепел и сказал, что начнет хлестать наглецов крапивой. Хилл хохотал в плечо и снова проваливался в сон. Людей можно было понять. Порой ребенка не могли зачать по несколько зим, а тут с первого раза. Бабки хвалили за сильное естество. Джин вскидывал бровь и мямлил, что он тут, собственно, и не сделал ничего. Это ведь все супруг. Его сила, дух и крепкое тело. Но чудо было чудом и народ повалил толпой. Хоть палкой отбивайся, за которую и так хватались в пылу споров. Ну нельзя к нему. Никому. Только маме, Мито и ему. Остальные пусть приходят, когда вождь разрешит. Поглазеть еще успеют. Джин и сам глазел, неловко подбираясь. Они заметили не сразу. Сначала Хилл стал много уставать, часто садился, отшучиваясь, что зимы берут свое. Потом мог лечь пластом и заявить, что до одури хочет яблок. Яблоки. Они подумали, что сглазил кто. Потом ворошили волосы, поняв, что ждут первенца. Тогда все и стало понятно. И аппетит, и тяга к странным вещам, к которым Пар бы даже не притронулся в здравом уме, а затем задумчиво ел, говоря, что вкусно. Джин, будучи ребенком, тоже клал на язык всякое, но Хилл жующий горсть чернозема... Потом пришли изменения. Супруг стал тихим и мягким. Плечи покатыми, живот округлился. Но будто просто переел, а не прятал в нем дитя. Фрикс прижимался ухом и вслушивался. Однажды почувствовал слабый толчок и взвизгнул. Новая жизнь. Тут в восторге изойдешься. Но куда девать себя и свои чувства - непонятно... А еще желание. Много. Хоть в овраг кидай и все равно останется. Ведь стоило покоситься ниже, чем бледное лицо с желтыми бутонами вместо глаз, как становилось трудно дышать. Во всех смыслах. Джин утыкался ему в грудь и понимал, что не поднимется. А как подняться, когда такое. Знал ведь, что та станет больше, а нарадоваться не мог. Хилл гладил по спине и подначивал. Мол, на женскую немного похожа. Джин то кроме маминой других и не трогал. Видеть видел, девчонки за просто так поглазеть давали, но чтобы рукой... - Не трясись. - Я... я не трясусь... - Хочешь помять - дерзай. - А вдруг больно будет?.. Блондин лишь вскидывал бровь. Да, на охоте бывало полоснуть могли так, что без рук останешься, а тут простое тело. Джин бухтел и опускал голову. Для него оно не было простым. Но интерес пересилил и он принялся мять, затем разглядывал влажную ладонь и взбудораженно облизывал. Когда шутливо предложили попробовать из истока вспыхнул и удрал за водой. А ночью забрался под руку и ткнулся в мягкость губами. Хилл дышал и улыбался. Джин дышать перестал, шершаво проходясь языком. Потом появился сын. Маленький и хрупкий, как скорлупа. Шумный и громкий, как голодные птенцы. Слюнявил грудь и булькал. Имя пришло само. Фрикс полез за апельсинами, чтобы сорвать те, что повыше. Большие и сладкие, потому что вбирают больше солнца. Хилл зашипел внизу. - Руки обдерешь! С земли поднимем! - Не! Хочу эти! - Слазь! Вон уже пальцы в кровавой росе! - Еще чуток... - АГХ! ТОЛЬКО ВСПОРИ РУКУ, ТАКОЙ НАГОНЯЙ УСТРОЮ! - УСТРОООЙ НАГООООНЯЯЯЙ! - болезненно послышалось с верхушки. Даже через лоскут колючки пробивались, но при тряске желанные фрукты не падали. А стрелой пронзать нехорошо. Шаман сказал, что так умирает плод. Страшно. Уж лучше рукой снять. Их для Хилла не жалко. - Я НЕ ПРОТИВ! ЗАТО ВКУСНЫЕ СОРВУ! Брюнет оборвал парочку и спустился. Паристон продолжал смотреть в крону, медленно ворочая языком. Опустил голову и прошептал. - Нагоняй. - Я готов. - Нет... - он потер щеку и заглянул в глаза. - На-го-няй. Гон. - Ого... Как древнее божество, - Джин размотал повязку и заблестел зубами. - Мне нравится. - Мне тоже... Апельсины поспели и стали осыпаться сами собой. Джин набрал их целую корзину, а после один протянул сыну, охрипшим комком пищащему в руках. Ткнул в нос и зашептал. - Не будешь спать - не будешь расти. А когда вырастешь - сможешь лопать таких хоть целую кучу. Понял? Мальчишка втянул воздух и смолк. Хилл изумленно подскочил и растер покрасневшие глаза. Стали класть возле мальчишки парочку оранжевых кругляшков и тот крепко дремал до самого утра. Чудеса. Джин убрал мокрые пряди с крохотного лба и захохотал. - Не кусается хоть? - Так только ты делаешь. - Мне можно! - Можно, - мужчина тоже засмеялся, подставляясь под руку, поцеловал в ладонь и встревоженно зашептал. - Надо искупать. Джин кивнул и принялся греть воду. Парочка омег принесла охапки ветвей и вызвалась помочь. Фрикс не спорил, раздувал пламя и беспокойно тер руки. Дождался седой женщины и пропустил в хижину. Затем высунулся на улицу и попросил подать кувшин. Русый паренек протянул и опустился на корточки. - Что-нибудь еще нужно? - Не, - Джин улыбнулся и благодарно кивнул. - Спасибо. Если что - позовем. - Зови в любое время. Парнишка стянул волосы и поднялся. Крикливый, но хороший. Фрикс проводил его глазами и нырнул обратно. Наполнили чашу, бросили горсть сухоцветов и опустили мальчишку. Гон пугливо уставился перед собой и стал водить руками. Женщина широко улыбнулась и начала поучать молодых родителей. Как держать, как воду лить, какие травы класть. Здесь важна осторожность. Детская кожа мягкая и тонкая. Жара или сильного трения не потерпит. Окунали бережно, как тонкий лист, после завернули в мех и облегченно выдохнули. Хилл поблагодарил женщину и улегся, пристраивая ребенка рядом с собой. Подобрал ноги и зарылся в макушку. Джин опустился напротив, подперев щеку. - Чем он пахнет? - Пока непонятно, - блондин вздохнул, немного хмурясь. - Но после купания пахнет странно... - Травы ведь, - брюнет зевнул, поправляя накидку. - Ромашка, чистотел, что-то там... еще... Я утром переспрошу! - Мгм. Блондин приподнялся, ловя губами, мазнул языком и улегся на место, тихо смеясь. Фрикс тоскливо склонился, снова вжимаясь ртом, погладил по щеке и забубнел. - А когда там... можно будет?.. - Когда заживет, - Хилл подцепил за подбородок и припечатал. - Раньше никак. - Оно и понятно... Слушай, - Джин подобрался и сел, заметно розовея. - Ахна же сказала, что хорошо заживляет слюна! Блондин подтянул накидку и нервно улыбнулся. - Ты ведь... и так там все... в первый день... Джин потащил накидку вниз, задорно блестя глазами. - Я могу еще! - Не надо, - бледные пальцы сжались. Брюнет хмыкнул и полез с другого конца. - Так быстрее заживет! - Джин, нет. ДЖИН, НЕТ! ДУБИНА! НУ-КА ВЫЛЕЗ! - Я ОСТОРОЖНО! ХОТЬ ТАК ДАЙ! - ПО БАШКЕ ТЕБЕ ДАМ! Джин... Обиженно всхлипнули в локоть, но подставились. Затем покорно прогнулись под рукой и развели ноги. Он тоже тосковал. Тоже томился, но был слишком поглощен заботой о ребенке. Потому лишь подначивал и хитро улыбался. Теперь же приглушенно дышал в мех, пока Джин мягко оглаживал, упоенно сминая в ладонях. После заявил, что намерен заботиться о супруге каждый день и получил пяткой в лицо. Спокойный и холодный, его избранник был самым живым и теплым, когда они оставались одни. Самым ласковым, когда брал на руки сына. Джин влюбленно шептал в поцелуй и укрывал обоих. Когда поднималось солнце, долго стискивал в объятиях, прежде чем встать. Целовал темную макушку, затем светлую. Выбирался в утреннюю свежесть и довольно разминал спину. Хорошо. Хорошо - жить. Хорошо - любить и быть любимым. Хорошо - просто быть. Чувствовать, получать и отдавать. Оттого еда кажется вкуснее, солнце теплее, воздух слаще. Джин затягивал узел на клинке и шел к старейшинам. Вслушивался в пение птиц, взмахивал людям, отвечая широкой улыбкой, брался за работу, смакуя грядущую ночь. Хилл пихнул и завредничал, когда взмок, но это ничего. Он его знает, как облупленного, если бы возмутился всерьез, даже близко бы к себе не подпустил. Значит, можно разгуляться руками и ртом, пока крепкий дух не восстановит здоровье. Женщины проводили счастливо подсвистывающего веселыми взглядами и снова принялись укладывать фрукты в горшки. Хилл вздрогнул и приподнялся, ощупывая детское лицо. Розовое. Мальчишка лежал на спине, уткнувшись носом в оранжевую кожуру. Спал тихо, даже слишком. Пришло беспокойство. Колкое и настойчивое. Блондин откинул мех и склонился, разгибая детские ручонки. Влажные и будто немного липкие. Как и остальное тело. На локте, там где кожа особенно тонкая, алели красноватые пятнышки. Хилл было подумал на оранжевый фрукт, но подобное они заметили бы сразу. Травы при купании? Но в них купали и остальных малышей. Да и Ахна - умудренная жизнью женщина, не делающая ошибок. Мех натер? Перегрелся во сне и оттого покраснел? Мальчишка моргнул и засопел. Пока ел, довольно причмокивая, в голове беспокойно шелестело. Могли ли пятна появиться из-за молока? Из-за яблок? Перестать их есть? А если не поможет, то что есть самому и чем кормить ребенка? Можно было бы попросить других омег. Они не откажут. Но шаман твердил, что кормить должен родитель, иначе ребенок вырастет слабым. Дурость, конечно, но все же... Кусок в горло не лез. Хилл отхлебнул из плошки и обернулся. Мито присела у входа и улыбнулась. - Как вы? - Плохо, - блондин поманил к себе и разогнул детскую ручонку. - Появилось утром. Я что-то не то съел... - Не, - девушка осторожно помяла и замотала головой. - Они крохотные. Это кровь собралась. - Кровь? Он поранился?! - Нет-нет-нет, такое бывает, тут, - она постучала пальцем и потерла. Гон округлил глаза и стиснул пальцы. - Предки поцеловали. Скорее всего, потом здесь будут темные пятнышки. Родинки. Так что бояться не стоит. Он ведь не плакал? - Нет... Только ворочался. - Если бы саднило - плакал бы. Не переживай так. Здесь рука сгибается, могло просто пережать во сне, вот кровь и собралась. Страшно... Хилл нервно кивнул. Мито беззлобно расхохоталась и предложила прогуляться. И самому размяться и ребенка на воздух вынести. Паристон задумался, но согласился. Вышли на поляну. Постелили на траве и уселись сами. Незатейливая беседа немного успокоила. Гон копошился в накидке, так что его уложили между ног. Пригляделись и умиленно вздохнули. Мелочь еще. А тот замер и пораженно уставился в небо. Коротко бегал глазами по отцовским ногам и двигал пальцами. Вздрагивал, если начинали голосить птицы. Мито оборвала травинку и принялась щекотать его нос. Мальчишка насупился, но убрать не смог, поэтому жалобно захныкал. - Чуткий - это хорошо, - девушка подперла щеку и отложила зеленый отросток. - И носом тянет. Запахов много, подрастет и начнет их различать. Но главное, что все чувствует. Бывает, дети рождаются тихими. На голос не отзываются, глазами не бегают - тогда в пору плакать и беспокоиться, а у него все хо-ро-шо. Да, листик? - она наклонилась. Гон отвлекся от стрекозы и разомкнул губы. Хилл кивнул. На солнце долго сидеть не стали, перебрались к хижине и заварили мяту, затем Мито отправилась по делам. Гон поел и снова уснул, уткнувшись в грудь. Блондин и сам стал зевать. Разморило, потому сполз и задремал. Да так крепко, что разбудил уже Джин. Вжался губами и заворковал, вручая пышный пучок синих цветов. Зацеловал в лицо и принялся мять, бубня, что соскучился. Хилл засмеялся и обхватил руками. Наелись фруктов и разлеглись на настиле. А когда Гон уснул Джин подобрался ближе, прижимая к себе. - Вот как. Я бы тоже испугался. - Мгм. Мито сказала, что там будут родинки. - Родинки, - брюнет огладил бледную грудь и замер на ключицах. Обвел темное пятнышко и широко улыбнулся. Внутри потеплело. - У тебя они красивые. Как созвездия. Он принялся соединять их пальцем. Хилл мазнул взглядом, ухватывая за кисть, разглядел удивленное лицо напротив и опустил себе на бедро. - Ты вчера тут остановился. - Охохо. Тоооочно, как хорошо, что ты помнишь! - Помню, - блондин уперся локтем и приподнялся, седлая сверху. Огладил чужое восхищение глазами и заелозил, мостясь. - Но сегодня хочу так. Джин тут же забрался руками и стиснул обоих, весело сужая глаза. - Как захочешь - так и сделаем. Сделали. Да так хорошо, что пришлось обливаться из кувшина на улице, зябко тереть кожу руками и хохотать в поцелуй. Затем забрались под накидку и довольно выдохнули. Джин ткнулся в шею и зашептал. - Хорошо... - Ммм? - Здесь хорошо. С тобой хорошо. И люди здесь добрые. Соседнее племя прижилось, как влитое. Теперь мы сильные и никто к нам не сунется. ХЕ. Хилл тихо хмыкнул в макушку. - Ага. Спалось так крепко и сладко, что Джина пришли будить приятели. Но в хижину соваться не стали, а потому тихо звали с улицы. Фрикс завозился, поглядывая на темный выход. Ночь еще, даже солнце не встало, но он обещал провести до разлома в скале, чтобы набрать соленых камней. Они бы и без него справились, но порой кидали в корзину все подряд. Брюнет чмокнул в лоб и осторожно выбрался из-под руки. Оделся, грустно вздохнул, спешно затягивая жгуты на ногах. У него на пещеру и свои планы были. Прозрачные камешки, маленькие, с желтым отливом. Их бы целую горсть, да на чужие ключицы. Хиллу бы понравилось. Но уходить не хотелось. Сильнее, чем обычно... Джин обернулся через плечо и подобрался, укрывая бледные пятки. Припечатал поцелуем в голень и все-таки вылез. Он быстро. К завтраку управятся. Мужчины нетерпеливо мялись неподалеку, обрадованно захлопали по спине и стали донимать. - Ну? - М? - Рассказывай. А то мы тебя толком и не видим, - рыжий парнишка зашуршал по траве, догоняя чужие размашистые шаги. - Какого это? С вождем?! Джин потянулся в плече и тут же им пожал. - Замечательно. - Эгх. И все? - спутник не унимался, подначиваемый тихими смешками остальных. - Брось. Ты же такой цветок урвал! Ничего больше не скажешь? - Не скажу, - Фрикс сложил руку в красноречивый кулак и захохотал. - А у тебя с твоей как? - Туго... - Почему? - Ругает, - парнишка спух и пнул ветку, потирая бока. - Вечно злая ни с того, ни с сего. Поцеловать не дает, прижать тоже... - Ммм, - Джин закинул голову, разглядывая мерцающие звезды между кронами. Вдохнул, вспоминая такие же на светлой коже и зашептал. - А что ты сделал, чтобы далась? Рыжий почесал в макушке и засипел. - А что например?.. - Для начала поговорить? Хилл вздрогнул, когда на улице едва заалело. Гон плакал. Громко. Густо капал слезами и скулил. Есть отказался, продолжив всхлипывать. Протянутый оранжевый кругляшок послюнявил, но все равно дрожал. Тревога вернулась. Заколотила в ушах и замутила мысли. Хилл засобирался к маме, уж она точно подсказала бы что-то путное. Но когда развернул сына, чтобы проверить, всхлипнул сам. Пятна. Большие и красные. Уже начинавшие наливаться желтоватой сукровицей внутри. На сгибах локтей, на животе, на шее. Хилл сгреб ребенка и рванул босиком. Переполошил сонных старушек у входа, до седины напугал женщину белым, как снег лицом. Позвали Ахну и та всплеснула руками. Обожгло. Гона обожгло солнце, да так сильно, что он едва шевелился, начиная сипеть от слез. Хилла напоили силком, усадили и помогли искупать беднягу в холодной воде. Наложили повязки с лечебной мазью и снова вернули в руки. Мама попросила остаться у них. Блондин прижался к мокрой макушке губами и уставился перед собой. Боялся отпустить, боялся лишний раз пошевелить, ведь тот непременно хныкал, стоило надавить на раны. Его о чем то спрашивали, но слова наружу не выходили. Хилл смотрел сквозь и стискивал зубы. Проморгал. Предупреждали ведь. Но как? Под лучами просидели всего ничего. Откуда такие волдыри? Джин прибежал к полудню. Весь грязный и испуганный. Облапал лицо, затем разглядел сына. Сказал, что это ничего. Что он поправится. Что завтра он останется с ними и сегодня никуда больше не уйдет, хотя должен был наведаться в соседнее мирное племя. Что и сам маленьким обжигал и нос, и щеки. Что Хилл ни в чем не виноват. Хилл ткнулся в плечо и зарыдал. Остались у мамы, тревожно мельтешащей среди остальных омег. Гон проплакал весь день, так тонко и жалобно, что и они влажно моргали, смазывая пятна дрожащими пальцами. Когда мальчишка смолк вернулись в хижину, но дали обещание чуть что, сразу позвать. Хилл говорил мало, только гладил Гона по голове и прижимал крохотную ладонь к губам. Моргал влажно и часто, потом просипел, что нужно искупать еще раз. Что ведунья заверила, будто холодная вода остудит горячие пятна. Джин стиснул руками и поднялся, выбираясь на воздух. Колотило. От страха, от злости на самого себя, от собственной слабости. Потому что оставил одного, потому что не оказался рядом, что не успокоил, когда был нужен. Горшки оказались пустыми. Фрикс поднял один и уже собирался к роднику, когда к нему подбежал Анхель. Продышался и протянул глиняный сосуд, наполненный до краев. Сказал, что услышал от остальных и сбегал сам. Джин перенял и благодарно кивнул. - Солнце обожгло? - Да... Русый сцепил пальцы, поглядывая на хижину. Склонился к уху и торопливо зашептал. - Может проклятье? Джин вскинул бровь, отодвигаясь. - Какое? - Бледная кожа. Она от вождя могла достаться ребенку, потому и сгорел. Фрикс замотал головой. - С каждым может случиться. Тут не в коже дело. - Разве? - парень потер ладони и тут же ухватил за руку. - Зови, если что. Я буду неподалеку. Могу принести еще. - Спасибо тебе. Джин тоскливо улыбнулся. Получил широкую улыбку в ответ и махнул на прощание. Хорошо, что они не одни. Что вокруг есть люди. Их братья, их большая семья. Местные принесли все целебные травы, что имели. Уговорили Хилла поесть и успокоили, как смогли. Фрикс потер лицо и опустил глаза в кувшин. На поверхности болтались листья мяты. Молодец, конечно, что уже положил, но Гона нужно искупать в чистой воде. Фрикс стал цеплять их за зеленые хвостики и вынимать. Заметил, что к одному из них прилип крохотный белый бутон и всмотрелся. Поднес к лицу, втянул носом. И уставился в темноту.