Расходный материал

      Фирнесер и представить себе не мог, что ему станет настолько страшно только потому, что вокруг вдруг погаснет свет.       Эльф не боялся темноты, напротив, с детства находил её личным безопасным местом, в котором никто и никогда не найдёт, если свет вновь не засияет. Он прятался так от родственников, которые на каждом застолье считали долгом устроить очередной спор и ругань. Прятался от близнеца в надежде на то, что он сможет избежать так очереди в мытье посуды. Найти во тьме одного низкорослого, щуплого эльфа всегда было непросто, а для детей и вовсе — практически невозможно.       Фисалиэн боялся темноты, близнец с детства имел отменное воображение и невольно придумывал монстров там, где их никогда не было. Фирнес же напротив, считал тьму своим домом. Она обволакивала, обнимала и согревала, позволяла на секунды, с прочно зажатыми ладонями ушами, позабыть о происходящем в мире и дома. Многих пугало ощущение неизвестности, тьма давила на глаза, заставляя кожу покрыться мурашками да холодным потом, и этого Фир никогда не понимал. Тишина, спокойствие и неизвестность успокаивали, в Его тьме никогда не обитало монстров. Только заботливый, чёрный человек без каких-либо признаков половой принадлежности. Это существо стало вторым лучшим другом после брата, и по сей день он чувствовал его присутствие, как только веками накрывались глаза.       Старого-доброго друга больше нет. Вернее, есть, но он также напуган — Фир не сразу обнаружил его в спустившийся, непроглядной тьме. Веки закрывают непоправимо травмированные глаза, по щекам стекают слёзы, сдерживать себя от протяжных, истошных воплей просто невозможно. Звуки шли непрекращающимся потоком с широко открытых губ. Хотелось закрыть ладонями больные места, но запястья крепко прикованы к железному изголовью кровати.       Руки вскоре освободили, когда в камере заключения поднялся невероятный шум. Сперва Фир не мог разобрать смысла в звучащих отовсюду словах, он поддался избавлению от оков и даже мысли не допустил о побеге. Сейчас эльф не сможет сбежать, он не видит и не чувствует ничего вокруг себя, Фир не привык к резко обрушившейся тьме, которая вскоре станет вечным спутником. Тело невольно валится с кровати на пол, парень прикладывается костьми и жалобно скулит, подтягивая ноги к себе.       Непроглядная тьма давит на Фира, и былого спокойствия нет. То самое таинственное существо, являвшееся другом с раннего детства, сейчас копирует позу. Фир видит это, когда веки всё-таки поднимаются, он чувствует как сам обнимает и притягивает колени к груди, с ужасом наблюдая чёрное нечто в ровно такой же позиции. Оно плачет, оно скулит и изнывает от чего-то, что даже Фирнесу не понять — парень сомневался, что загадочный друг хоть когда-то имел глаза. От чужих завываний становится только страшнее. Если даже он, извечно спокойный и заботливый, пребывает в таком состоянии — что будет дальше?       Эльф слепо протягивает руку к месту, где тьма, образуя человеческий силуэт, она была гуще, чем везде. Давний друг ответно тянется дрожащей рукой. Чисто теоретически — они соприкасаются кончиками пальцев, а по факту — Фир не чувствует ничего. Парень старается схватить чужую руку, сжать, притянуть к себе, успокоить, а тень в точности повторяет действия. И как бы они оба не старались, прикоснуться к друг другу так и не выходит.       Звуки на фоне постепенно проясняются, но лучше от этого не становится. Парень слышит борьбу, грохот, громкие голоса, мольбы прекратить и четкие удары, что со временем приобретают новые оттенки. С каждой секундой они становятся хлюпающими, Фир представляет как разлетается в стороны кровь, как ломается с омерзительным треском черепная коробка, как трещат кости под натиском чужого гнева.       Удары наносил Дориан, в этом нет сомнений. Фир аккуратно переворачивается на другой бок, к источнику звука, невольно оказываясь под кроватью. Тьма со временем приобретает новые очертания, по памяти чертит комнату из серого тумана, рисует двух людей, один из которых уже лежит без каких-либо движений на полу. Ничего здесь не имело цвета, кроме капель крови. Фир распахивает веки так широко, как только может, подсознательно надеясь, что это поможет увидеть всё, но внезапно для себя открывает новую способность. Образ человека, что соткан нитями тумана и сейчас лежал на полу — испускает дух в один из последних ударов. Душа его не выглядит как тот же густой, серый туман, скорее как дымок от сигареты, как крохотное облачко, что выпустили сухие, растресканные губы.       Человек мёртв, более нет никаких сомнений, но нападающий продолжает колотить, не зная меры и пощады.       Дыхание участилось до предела. Более нет сил визуализировать то, чего он не может узреть. Фир закрывает веки, возвращаясь в более комфортную тьму, тыльной стороной руки размазывает по лицу кровь и никак не может успокоиться. Всё тело трясет, да так, что зуб на зуб не попадает: конечности дёргаются непроизвольно, и как бы он не пытался унять движения — попытки тщетны.       Его сковала боль, взяла под свой незримый, неизбежный контроль, теперь она — верный товарищ и спутник, только отношения их нельзя назвать здоровыми. Фир не видит, но чувствует, как сотканный из густого мрака друг трясётся точно также, как и он сам.       Вскоре, звуки прекращаются. Дориана вывели из камеры, это стало понятно по удаляющимся воплям и наступившей, гробовой тишине. Она нарушается достаточно быстро, но теперь происходящее не заставляет эльфа биться в агонии. Он прислушивается к голосам, прилагая к этому немалые усилия. — И чё нам с ним делать? — звучит первый голос. — Надо сводить его в травмпункт, наверное, — говорит и слышно чешет затылок второй. — Раз он не подох от болевого шока сейчас — вскоре, может откинуть копыта из-за инфекции. Там же к глазам мозг близко и всё такое… — Думаешь, что ему теперь хоть что-то поможет? — в сомнениях вопрошает первый. — Джонни теперь ничего не поможет, а вот эльф, как минимум, проживёт немного дольше, — хмыкает скептично второй. — Когда-нибудь Дориан ответит за свои поступки, а сейчас нам придётся лишь убирать за ним дерьмо. — Надеюсь, что он подохнет такой же глупой, внезапной смертью, — раздражённо отзывается другой, после чего звучат решительные шаги в сторону Фира. — Как я устал с его выходок.        Фир отключается от разговора, вновь накрывает глаза веками. Он теперь не замечает собственного вытья, оно становится обычным, автоматическим действием вроде дыхания. Боль давно проникла под кожу, пустила корни и постепенно распространялась дальше, глубже, надёжнее. Вгрызаясь не только во внутренние органы, но и в подсознание. Глаза ощущаются бесконечно пытающим нечто, внутренней стороной век он чувствует глубокие ожоги, что уходили вглубь тонким кратером. Свет теперь никогда не потревожит и эта мысль нагоняла спорные чувства. С одной стороны — он и рад не видеть мир, пропитанный страданиями, жестокостью, болью и унижениями, а с другой… Если Фисалиэна, всё-таки, приведут — Фирнесер не сможет вновь увидеть брата. Сделка не соблюдена уже на этом моменте. Близнец точно не будет рад узнать о том, что сделали с ним. — Ты там живой вообще, подкроватный герой? — раздается голос совсем недалеко.

***

      Девять дней пролетели незаметно. Теперь, когда Фир не может отслеживать смену дня и ночи — будни слились в один большой ком. Какое-то время после происшествия его не трогали, минимальному лечению пришлось уделить время, так как терять ценного пленного никто не хотел. Повреждения тяжёлые, практически любая пытка в таком состоянии покажется эльфу смехотворной, от того и нет смысла даже пытаться. Ему позволили отлежаться несколько дней, обработали и перевязали особо тяжёлые раны, даже накормили силой, дабы тот имел хоть какой-то ресурс на восстановление.       Фирнес спал практически всё время, только во сне удавалось не чувствовать боль. Сны, к слову, приходили эльфу весьма занимательные, другие, нежели раньше. Теперь буквально всё, что он видел во снах — строилось из густого, серого тумана. Все места, люди, животные и предметы, Фир и сам не имел тела во снах, один только густой дым, через который так легко проходила рука.       Эльф отличал реальность от сна лишь по физическим чувствам, только в реальности он мог ощупать и себя, и то, что вокруг. Боль не отпускала, но стала слабее, позволяя в редкие часы бодрствования начинать осваивать новый мир вокруг себя. Новый мир, где нет света, где нет буквально ничего, а туманные образы окружения появляются лишь благодаря звукам или прикосновениям. Он изо всех сил старался придать всему вокруг себя былой цвет, но образы быстро становились привычным туманом посреди непроглядной тьмы. Всё то, чего он не слышал и не чувствовал — чернота, глубокая, таинственная и пугающая, парень старался растворить страх в практическом взаимодействии.       Ходить без зрения также трудно. То ли множественные ожоги по телу отняли столько сил, то ли тьма давила на плечи, но удержать равновесие сперва было тяжело. Вставать с кровати страшно. Пока он не почувствовал пол под ногами — там всё та же темнота, будто пропасть, в которую он свалится и неминуемо разобьётся в лепёшку. Со стороны это могло выглядеть несколько комично, но парень действительно пару минут пытался просто встать с постели. Свесив ноги с края, он, крепко держась за противоположный край кровати, постепенно опускал вытянутые носки ниже и ниже. Он делал это так медленно и боязливо, что расстояние в пару десятков сантиметров показалось метрами. Эльф был готов зарыдать от страха, пока кончиком большого пальца не ощутил всё тот же холодный, растресканный линолеум. Не справившись с равновесием, ослабшие пальцы упускают край кровати, ступни упираются в ледяной пол, а сам парень, питая уверенность в том, что пролетел пару метров, с грохотом падает на четвереньки. Секундная волна ужаса сковывает тело, сердце стучит как бешеное и дыхание учащается до головокружения. Он старается впиться пальцами в пол, схватиться за него, лишь бы не упасть ниже, а воображение вновь рисует перед ним пропасть. Множество метров, нет, километров, что уходили вниз, на дно, где всё тот же таинственный туман, холодный и недружелюбный, а под ним… По-любому какая-то ловушка. — Это не реально, я в палате, какие ещё, к чертям, пропасти? — бурчит он под нос, стараясь переубедить самого себя.       Усилием воли он протягивает руку вперёд, тянется, удерживая упор на коленях и второй руке, эльф хочет развеять собственные страхи и упереться ладонью в точно такой же пол. Попытка дарит ему новое падение, ведь тот так резко и яростно упёр руку в пол, что та неестественно вывернулась, напоминая про незаживший перелом кисти.       Фирнес пропалывает носом линолеум и тут же укладывается на спину, упираясь невидящим взором в потолок. На каком расстоянии находится потолок, верхний предел комнаты? Метр, два, три? Обычно, в таких заведениях потолки достигают максимум трёх метров, этот факт был известен Фиру, но что теперь для него три метра? Он может дотянуться до него рукой, а ногой? Его рост составляет всего около ста шестидесяти трёх сантиметров, а из этого можно уверенно судить о том, что не сможет.       Фирнес долго привыкал к ощущению пространства вокруг себя. Спустя некоторое время он смог обойти комнату вдоль стен, смог выстроить то, что находится вокруг посредством того же тумана. Из него сделаны стены, пол, потолок, дверь, расположение которой он вечно забывал. Из тумана соткана и железная кровать, неудобный, сырой матрас, а также окно, за которым он не мог увидеть ничего, кроме тьмы. Эльф позабыл вид из окна своей палаты, старался вспомнить, но не смог — любое предположение развеивалось сразу, как только появлялось.       Теперь для него нет времени, погоды и места. Для диагностики собственных травм пришлось прикоснуться к каждой из них, ощутить под невозможно чувствительными подушечками пальцев плотную, грубую корочку, борясь с желанием её содрать.      Чувствительность, к слову, повысилась в десятки раз. Любое взаимодействие с телом вызывало толпы мурашек, непроизвольные судороги и желание более этого не повторять.       Эльф помнил угрозы Дориана, знал, что тот попытается прибегнуть к сексуальному насилию, подобное нередко практиковалось в пыточных по отношению к женщинам. А так как эльф не столь далёк внешностью от обычной девушки — исход вполне ожидаем.       Перед отправкой на задание, там, в Эльрунге, с братьями, как и с прочими солдатами, проводили подробные лекции о действиях в той или иной ситуации. Там же они впитали лекцию о попадании в плен, и первым же пунктом в инструкции было столь холодное, беспринципное и с многих сторон правильное: «прекратить свою жизнь любыми способами при первой возможности». Многих ужаснул такой вариант событий, по классу поднялись споры о целесообразности самоубийства без попыток выбраться, почти весь класс заявил учителю о том, что они всегда смогут найти выход. Ученики спорили и доказывали, на их сторону встал и Фисалиэн, но делали они это до тех пор, пока седой эльф не показал фотографии тех, кто прошёл через пленение. В изображённых эльфах было трудно узнать живое существо, глаза каждого казались пустыми, совершенно не живыми и не мертвыми — буквально никакими. Те редкие солдаты, которые сумели спастись или дождаться помощи — более не могли жить прежнюю жизнь.      Больше, чем половина из них — выдали врагу ценную информацию под жестокими, бесчеловечными пытками. Винить их трудно, никто и не винил, но такая оплошность в любом случае приводила к новым смертям и пленениям.

«Ты расскажешь врагу правду, если он будет медленно, технично вгонять под твои ногти иглы?»

      Буквально каждый из протестующих с уверенностью ответил: «НЕТ!», но когда бывалый военный попытался вывернуть одному из доблестных, преданных солдат палец — в молодом коллективе зародились первые сомнения.       Мужчина держал мизинец юного эльфа и постепенно тянул в обратную сторону. — Отдай мне свой телефон, я покажу всей роте твои фотографии в галерее, — уверенно приказал тот под боязливыми взглядами будущих солдат. — Вы с ума сошли, товарищ генерал?! Не дам! — заявил бойко эльф, понимая к чему именно всё идёт. — Отдай мне свой телефон, рядовой, твой палец вот-вот сломается, — предупреждает мужчина, с оскалом заглядывая в его глаза. — Если ты думаешь, что я на это не способен — зря, в учебных целях мне разрешено делать с вами всё, что только вздумается. — Нет, я же сказал, нет! — уже хрипит солдат, не пытаясь выбраться из хватки. Он изо всех сил старался изобразить на лице и в голосе подобие уверенности, но с каждой секундой та начинала трещать по швам. — Отдай мне его, сейчас же! — заявляет тот, значительно повысив голос, нависнув над побледневшим эльфом. Палец вот-вот хрустнет, натяжение связок просто невозможное, по щекам испытуемого уже текут слёзы. — Я не… — мямлит под нос он, стараясь стереть, скрыть слёзы, прикусывает губу до крови и терпит, но последние секунды перед переломом выбивают из него остатки гордости. — ОТПУСТИ МЕНЯ, СУМАСШЕДШИЙ СТАРИКАН! — визжит из последних сил он и уже начинает сопротивляться, что совершенно бесполезно.       Ещё секунда и телефон с грохотом оказывается на столе, прямо перед жестоким учителем. — Вы зелёные, тупые, самодовольные глупцы, — заключил тогда учитель. — Не попадайтесь в плен, я вас умоляю, но если так выйдет, — он мельком окинул взглядом жертву демонстрации. — Убейте себя любым способом, не подставляйте ещё здоровых и живых товарищей.       Естественно, учителю не нужны были личные фотографии будущего солдата, а у него там, к слову, имелись и фотографии личного, интимного характера. Как свои, так и чужие.       Фирнес вспоминал лекции учителя и был полностью с ним солидарен в этом вопросе. Он тоже считал, что стоит сразу убить себя в случае попадания в руки врага, уверял остальных, что это единственный способ сохранить сотни, а то и тысячи жизней невинных солдат. Фир утверждал, что нет ничего важнее. Жизнь одного неуклюжего неудачника против множества жизней верных товарищей — разве необходимо вообще задаваться вопросом о важности?       И всё-таки, ситуация сейчас не позволяла так легко послушаться лекций учителя.      Вернее, он желал следовать по другому уроку, который вогнал всех учеников в состояние гробовой тишины. Учитель говорил всем, что если нет никаких вариантов прекратить жизнь — надо облегчить свою участь. Говорил, что сексуальное насилие происходит над пленными в девяти из десяти случаев, и зачастую носить оно будет издевательский формат. Мужчине было крайне неловко объяснять систему гомосексуального секса и способы подготовки к нему, но он объяснил, более того — подготовил видео-презентацию на эту тему. Её солдаты смотрели сквозь пальцы, отворачивались и плевались, полагая, что с ними такого не случится никогда.       Фир знал о способах подавления рвотного рефлекса, знал методику расширения анального отверстия и тактику поведения в таких случаях. Он также, как и все остальные, плевался, фукал и отворачивался, но впитал информацию, считая её действительно важной в дальнейшем.       И как бы то ни было, информация не помогала смышлёному эльфу сейчас. Как только он попытался сделать всё ровно по инструкции — внутри встал категорический блок. Пальцы смочены слюной, белье стянуто к коленям, ноги слегка раздвинуты, остался последний пункт, а Фир… Просто не мог этого сделать. Мало того, что пальцы, лишенные ногтей, сейчас будут совсем некстати в столь интимных местах, так ещё и чувствительность подлетела до небес. Оголенной пятой точкой он ощущал каждое дуновение ветра сквозняка из деревянных оконных рам, а при попытке прикоснуться к сжатому кольцу мышц и вовсе вздрогнул всем телом, предвкушая подходящую к горлу тошноту.       Он не сможет сделать это сам, просто не сможет, поэтому и натягивает нервно обратно бельё. На нём всё ещё то позорное, женское платье, пропитавшееся всеми возможными выделениями, снимать его строго настрого запретили, руководствуясь приказом Дориана. Фактор унижения, превосходства и морального дискомфорта? Вероятно. А может быть, у старшего Сондера так крепче будет стоять.       Дориан не заставил себя долго ждать, явился на десятый день. Если судить по тому, как радостно и громко чирикают птицы за окном — на улице день, может быть даже, раннее утро. Фир спал основную часть времени за неимением других дел, поэтому прибытие заставило его подскочить с кровати. Теперь эльф не может даже физически открыть глаза, хоть в этом и не было надобности. Что так тьма, что так тьма, но наличие бинтов на лице не позволяло увидеть даже несколько иную тьму. Они сдавливали голову собой и нередко слетали во время сна, из-за чего эльф был вынужден долго искать их по матрасу и полу, дабы нацепить обратно. Их меняли приблизительно раз в день, чистили слипшиеся от выделений и крови веки, обрабатывали глаза, накладывая повязку обратно.       Фир не знал чего ожидать в этот раз, но полагал, что наедине с мужчиной ему не отвертеться от недобровольного соития. Психологически — он готов мириться со своей участью столько, сколько потребуется, а по факту эльф и не знал чего ожидать. За полным неимением какого-либо сексуального опыта ему и сравнить не с чем, у него не было девушки, не было парня, не было никого, отношения с кем-либо не заходили дальше банальных поцелуев и объятий. К ним Фир, к слову, испытывал лёгкое отвращение и отвержение, но мирился с этим, ведь в обществе тактильность считается совершенно обыденным делом.       Дверь открывается и ручка бьётся об крашеную стену, сбивая с неё последние остатки краски вплоть до штукатурки. Эльф не мог скрыть своего испуга, он действительно испугался и вздрогнул, подскочил на сыром матрасе, моментально оказываясь в сидячем положении. Он не видел где заканчивается личное, скромное лежбище, от того побаивался, что может ненароком кувыркнуться на пол.       Раздается новый грохот, непонятный и неизвестный, такой, который даже воображение эльфа не сумело визуализировать нитями тумана. Что-то тяжёлое упало на пол, твёрдое и, кажется, холодное. На вымышленном полу эльф видит только сгусток дыма без формы, он роится, живёт своей жизнью и пытается превратиться хоть во что-то, лишь бы прояснить ситуацию. Это Дориан, сомнений нет, прочие работники заходили намного тише и спокойнее. — Помнишь, о чём мы договаривались, эльф? — раздается знакомый голос со стороны туманной двери. Воображение рисует высокий, широкоплечий силуэт с короткими волосами, детализирует армейские, тяжёлые берцы и связку ключей в руках. — Ты расскажешь мне всё, что знаешь, если я организую тебе встречу с твоим близнецом. Помнишь или уже память отшибло? — Помню, — недружелюбно отзывается Фир, из-за слов мужчины невольно нарисовав на полу тело родного брата. Сперва он не хотел верить в это, боролся с иллюзией, как недавно противостоял мысли об обрыве. На месте брата вновь воцаряется бушующий сгусток дыма, что даёт едва заметное спокойствие. Наверняка мужчина притащил какую-то сумку с извращёнными инструментами, только и всего. — И ты до сих пор не сдержал свое обещание, Дориан Сондер. Более того, оно уже нарушено на пятьдесят процентов, ведь я не смогу увидеть его, только почувствовать. — Да ты не обижайся, эльфийская морда, тебе без глаз даже больше идёт, — фыркает недовольно тот, неторопливыми шагами сокращая расстояние между ними. Дверь уже давно щёлкнула замком, но ключ в ней не провернулся. Мужчина настолько уверен в том, что пленный не в состоянии сбежать? — Я своё слово держу, не надо на меня нагонять. Я сказал, что устрою вам встречу, значит я устрою. Или ты хочешь назвать меня лжецом? — Если ты не позорный лжец, а просто безответственный урод — докажи мне это, — скрестив руки на груди, выдает Фир, стараясь поворачивать голову именно туда, откуда идёт звук. Он видел Дориана, сотканного из тумана, но каждый раз, когда тот замолкал — образ начинал метаться по комнате. — Где мой брат, а? Ты пришёл просто поиздеваться надо мной или же, всё-таки, сдержишь своё обещание как мужчина? — Идём, Фирнес, я докажу тебе, что я не лгал, — с ехидным смешком заявляет мужчина, оказываясь совсем недалеко от кровати. Дориан протягивает руку и касается ею перебинтованной ладони эльфа, вызывая у последнего резкие, короткие судороги. — Да не бойся ты, доверься мне! Я побуду твоими глазами, раз умудрился отнять их у тебя.       Фирнесу не остаётся выбора, он хватается некрепко за предложенную руку, дабы спокойно подняться с кровати. Под ногами тот же туман, он обеими ногами упирается в него, стоит уверенно, хоть и немного криво. Образ Дориана ведёт к тому самому сгустку тумана, мужчина подсказывает присесть на колени в нужной точке комнаты и отпускает руку, на мгновение растворяясь для Фира в темноте. Он не мог предсказать действия извращенного палача, от того и туман никак не мог собрать хоть какую-то картину перед глазами. Действовал Дориан тихо, с едва заметными шорохами, дабы вскоре в протянутых руках Фира оказалась… …ледяная рука близнеца.       Фирнес помнил одно из первых заданий в армии, работать с которым им пришлось исключительно вдвоём. Ещё во время военных действий на территории эльфийских земель солдатам приходилось заниматься зачисткой города от вражеских военных. Многие из них организовали небольшие лагеря на захваченных территориях, такие посты располагались через каждые пятнадцать километров во все стороны, и тех бойцов, что засели там, было необходимо ликвидировать. В основном, лагеря строились северными бойцами как временное место жительства, там они имели по одному личному медику, располагали всевозможные припасы патрон, еды и медикаментов, там же держали и пленных, список которых зачастую состоял из простых гражданских. На войне можно неплохо заработать, опытные люди это прекрасно знали и понимали, поэтому тащили из домов не только ценные вещи, но и обычных эльфов юных лет да привлекательной внешности.       Фирнесер и Фисалиэн в первую очередь ориентировались на сохранение жизни гражданских. Новость о том, что их земляков собираются продавать на чёрных рынках ради органов или в сексуальное рабство — не порадовала, шокировала и возмутила. Самым страшным было то, что на месте несчастных девушек и юношей могли оказаться они, если бы солдаты Эльрунга не подоспели раньше. Теперь их очередь вершить правосудие, теперь они станут героями в глазах обычных эльфов. Теперь их черёд бороться с жестокой судьбой.       Они выжидали, постепенно собирали информацию о точном количестве людей, засевших на военной базе и старались не попасться на глаза. Периодически оттуда звучали женские крики, и если на момент первой ночи в засаде это пугало и злило их, то к четвертой они лишь печально вздыхали, мысленно обещая, что постараются спасти всех до одного. — Мы могли оказаться на их месте, — невесело подмечает Фисалиэн, прижимаясь спиной к полуразрушенной стене жилого дома. — Я бы не вынес наблюдать за тем, как с тобой делают что-то подобное. — Я никогда не позволю этому случиться, — категорично и серьёзно матает головой Фирнес. В его руках автомат, голова скрыта под шлемом, а тело сильно утяжеляет снаряжение. На дворе раннее лето и в таком обмундировании обоим было до невозможного жарко. — Не стоит даже представлять такой вариант. — А что бы ты чувствовал, если бы такое произошло со мной? — с детским любопытством спрашивает Фис, как-то резко укладываясь на вытянутых ногах брата. Они пребывали в одном положении неподвижно уже несколько часов, тело затекло, поэтому небольшая разминка пришлась им на пользу. — Ты бы грустил, злился или что? — Господи, Фис, какого хрена ты творишь?! — шепотом выругивается тот, аккуратно стараясь скинуть с себя наглеца без лишнего шума. — Не задавай тупых вопросов, я тебя умоляю. — Ты бы грустил, да? — с наивной улыбкой спрашивает Фисалиэн, так настойчиво стараясь убедиться в своей важности. — Я бы убил каждого, кто посмел прикоснуться к тебе, — категорично выдает Фир, смирившись с присутствием головы близнеца на своих коленях. Лучше так, чем то, что сдуру заставил его представить брат.       Фирнесер неверяще сжимает ледяную руку в своих. Она закоченела настолько, что под малейшим усилием эльф слышал треск костей под промерзшей кожей. Подвижность потеряли не только пальцы и кисть, не двигался и локоть, и плечо, ведь при попытке притянуть к себе, ощупать обледеневшую конечность — вновь слышится треск. Туман уверенно концентрируется в образ брата, он приобретает каждую малейшую деталь вплоть до одежды, в которой Фир его последний раз видел. Белый, штатный комбинезон, который им с братом был так велик. Такая одежда шилась на высоких, крепких эльфов, а перешивать форму под параметры щуплых близнецов не было времени.       Эльф не верит до последнего, не в силах принять действительность. Дориан легко мог его обмануть, подкинуть чей-то чужой труп, например, труп очередного коллеги, которого безжалостно убил. Руки отпускают ледяную ладонь, наощупь оказываются на груди. Постепенно скользят вверх, к шее, а оттуда по линии челюсти к ушам. Уши длинные, заострённые, явно эльфийские, от чего подозрения о теле убитого Дорианом человека развеиваются. Но, всё же, мало ли у них в плену оказывалось эльфов? Фирнес продолжает ощупывать труп дрожащими руками и знает наверняка то, что помогло бы ему отличить брата от кого угодно.       Шрамы, что навсегда остались на запястьях Фисалиэна после трудного пубертатного периода.       Близнец в один прекрасный момент влюбился, так бывало практически с каждым девятиклассником хотя бы однажды, всегда приходило внезапно и оставляло на душе первые раны. Фисалиэн полюбил красавицу-эльфийку, что перевелась в их школу из-за переезда, но добиться взаимности так и не смог. Фир помнил как специально собирал вместе с братом деньги на цветы, как они оба трудились после школы на автомойке лишь бы он подарил ей серебряные серьги. Помнил как выгораживал Фиса от родителей, когда он поздно возвращался с прогулки с ней.       Фирнес не понимал, до сих пор не понял его чувств, но старался помогать во всём. Итог был предопределён, эльфийка ушла от него к другому, более высокому, сильному и крепкому однокласснику, сообщив Фису о том, что считала его не более, чем своим другом.       В тот момент, запястья Фисалиэна и покрылись глубокими ранами от тушения окурков, что в последствии стали неприятными шрамами на светлой коже.       Фирнесер нашёл эти шрамы. Левая рука, ровно девять шрамов, что расположены ближе к сгибу локтя со внутренней стороны. Брат делал их низко дабы с лёгкостью скрыть под рукавом от чуткого взора родителей и самого Фира. Ни от тех, ни от других скрыть ничего не удалось.       Постепенно вчерашняя повязка на глазах стала пропитываться смесью слез, крови и выделений. Губы приоткрылись в немом отчаянии, пальцы, что так внимательно ощупывали тонкое запястье, сейчас безвольно лежали на промерзшей груди. Перед ним действительно был его брат, вернее, давным-давно бездвижное, безмолвное тело, что оказалось в морозильной камере лишь ради сохранения первозданного вида.       Их предупреждали, что когда-нибудь этот день настанет. Предостерегали, что не стоит идти в армию, имея хоть какого-то родственника или близкого эльфа. Говорили, что потеря будет тяжела, что она буквально вынет душу, растопчет и перемолет в мясорубке. Оба близнеца предпочитали не слушать и не представлять, что этот день когда-нибудь настанет. Они понимали, но совершенно не принимали этот факт. Оно и неудивительно, двое лучших из всех курсантов с уверенным владением оружия и рукопашного боя. — Я обещал — я выполнил, — гордо хмыкнул Дориан, со скукой наблюдая за развернувшейся перед глазами драмой. — Поболтать он с тобой не сможет по понятным причинам, но встречу я вам обеспечил.       Фирнесер через боль приподнимает окаменевшее тело брата за плечи. Неуклюже, постоянно рискуя выпустить из дрожащих, израненных рук, но он всё-таки прижимает к груди. Лицо прижимается к плечу в белом комбинезоне, тонкую корочку льда и инея растапливает температура кожи лица, смесь крови со слезами моментально застывают пятном на одежде, которого он видеть не мог.       Пальцы бешено впиваются в одежду, держат из последних сил, сломанное запястье завывает болью всё сильнее и сильнее, но Фиру вдруг кажется, будто физические страдания дарят на душе небольшое облегчение. Теперь он начинает понимать близнеца, который намеренно тушил об запястья окурки сигарет. Чувство боли едва ли отрезвляет, возвращает обратно на землю из воспоминаний прошлого. А здесь, на земле, в жестокой реальности, есть только обледеневший труп родного брата, и вернуть его к жизни никто не сумеет. — Ты убил его? — дрожащим голосом спрашивает Фирнес, даже не пытаясь повернуть голову к человеку. — Когда это произошло? — вновь спрашивает эльф, представляя, будто на руках не мёртвый брат, а просто крайне обиженный и оскорбленный. — Как? — через силу задаёт вопрос он, прижимая тело к себе как можно плотнее. — Каким образом? — становясь злее с каждой секундой, звучит теперь. — Зачем?! — спрашивает скорее в крайнем отчаянии, не сумев найти ни одной причины, по которой он бы заслужил смерть. — Вы загнали нас в ловушку с этим клубом проклятым, — выдыхает устало Дориан, едва ли вспоминая события, что произошли почти месяц назад. — Меня из-за вас, кстати, понизили. Видите ли я, как командир, не смог уберечь бойцов от воздействия газа, которым вы наполнили весь клуб, — качает головой тот и позволяет себе короткий, печальный смешок, ведь с последствиями борется до сих пор. — Догадываюсь, что единственный противогаз был предназначен для выживания сильнейшего, которого вы бы потом с лёгкостью под пытками раскололи. И в таком раскладе в плену оказался бы я, ведь среди них я бы в любом случае одержал победу. — ЗАЧЕМ ТЫ ЕГО УБИЛ?! — выкрикивает во всё горло эльф. Голосовые связки успели восстановиться за дни спокойствия, но лёгкая хрипотца в нём всё же прослеживалась. — Необязательно так кричать, Фир, я ведь ещё ничего тебе не сделал, — якобы осуждающе качает головой он, вдобавок укладывая руку на истощавшее плечо эльфа. — Не я его убивал. Чтоб ты понимал, я был против его убийства, но кое-кто… — мужчина выдыхает, потирает переносицу свободной рукой и закатывает глаза. — Решил, что он представляет ему опасность. Он застрелил эльфа на парковке того самого клуба, я подоспел только тогда, когда уже было поздно — его лицо стало походить на решето, — простодушно пожимает плечами он, скрестив руки на груди. — Если бы мы взяли его живым — я бы с ним поразвлекался, а ты бы и так, и так за ним прибежал. Вот было бы уморительно вытрахать одного из вас на глазах у другого. — Кто его убил, если не ты? — шмыгнув носом, вопрошает он, поворачивая голову к мужчине. Фир не видит его, не наблюдает даже того туманного образа. Фантазия отныне работает исключительно против него, она чётко рисует каждую деталь на мертвом лице близнеца, но отказывается визуализировать всё вокруг. Было бы хорошо, если бы их хоть ненадолго оставили наедине. Этого разочарованный Фирнес и желал. — Мой братец иногда бывает весьма странным, — пожимает плечами вновь Дориан, постепенно поднимаясь на ноги. Наблюдать отчаяние на молодом, привлекательном лице — приятно, но время поджимает. Если он не успеет выяснить местонахождение базы до отхода войск на Тиаридари — штурмовать базу придётся в одиночку. — Ладно, что-то мы с тобой засиделись, вернёмся к насущному вопросу. Где база, Фир?       Естественно, эльф и слова не скажет. Смерть теперь не страшна, на земле осталось всего парочка боевых товарищей, что давно привыкли терять друзей, брат мёртв, а сексуальное насилие совсем не пугает. Он готов просидеть с братом в объятиях целую вечность, прижимать ледяной труп к груди, отдавать всё своё тепло, дабы хоть немного растопить льды, вставшие под кожей. Более эльфа не волнует никто и ничего, он покончит с собой, теперь точно сделает это с уходом Дориана, забрав с собой в могилу всё, что знает.       Эльф начинает понимать, что в голове и правда что-то резко переменилось. Время то ускоряется, то замедляется, выйти из воспоминаний прошлого практически невозможно, парень буквально уходит в них из внешнего мира, утопает и позволяет полностью себя поглотить. Невера в происходящее отступает, итоги очевидны и предсказуемы, было бы хорошо, убей его Дориан прямо сейчас, на месте, пулей в голову, пока Фисалиэн так близко. У него отняли последнее, что осталось от мирной, размеренной жизни, тот кусочек безумства, позитива и самоотверженности, того наглого ребенка, проблемного подростка и безответственного взрослого, кто никак не может поладить с девушками. Можно с уверенностью сказать, что на этом его жизнь пришла к логическому завершению, теперь эльфа не пугает ничего, ведь высшую меру страданий он познал только что. — Я надеялся, что мы с тобой договоримся, — заключает Дориан, пару минут понаблюдав за трагической картиной в ожидании ответа.       Сондеру пришлось приложить немало усилий, чтобы вырвать мёртвое тело из объятий пока живого близнеца. Тот так сильно впился в труп, что даже крепкому, относительно здоровому мужчине вроде Дориана пришлось попотеть, прежде чем он достиг своей цели. План вынашивался долго, корректировался в голове по прошествии времени, дополнялся и изменялся, Дориан точно знал весь распорядок дальнейших действий. Он вынашивал сценарий кровожадной пытки с тех пор, как узнал о существовании точно такого же, второго эльфа.       Вырвав из чужих рук мёртвого Фисалиэна, мужчина резким броском отправил тело обратно на пол. Тот приземлился за спину, ни одна из частей не пострадала и не рассыпалась, лишь едва заметный хруст прозвучал по практически пустой палате. Для Фира он, естественно, звучал намного громче. Эльф предпринимает попытку сопротивления, попытку притянуть брата обратно к себе, хоть тот и давно не жилец. Он падает на ледяную грудь, старается защитить собой, но в этот раз от тела отнимают намного грубее. — Где ваша база, эльфийское отродье?! Отвечай, а не то я… — Что «ты»? Что «ты», а?! — вскрикивает в слезах эльф, вновь припадая телом к брату. — Убьешь меня? Убьёшь его? Что сделаешь, Дориан, ЧТО?       Доля секунды понадобилась мужчине для того, чтобы воспользоваться моментом.      Встав боком к лежащему на линолеуме трупу, он сгибает здоровую ногу в колене и тут же опускает вниз, перемещая на неё весь центр тяжести. Удар ожидаемо проламывает грудную клетку, ребра сыпятся небольшими кусками и уходят внутрь, посреди груди появляется зияющая дыра с промерзшими внутренностями, и лишь благодаря температуре тела Дориан вытаскивает ногу не по щиколотку в крови. Тело трупа с лёгкостью поддается подобным манипуляциям, всё живое в нём давно отмерло, кости истончились, а кожа напоминала по хрупкости хрусталь. Блестела она, к слову, не хуже, чем хрусталь, но Фирнес не мог этого видеть.       До эльфа недолго доходило то, что сейчас произошло. Вновь припадая в панике к груди, обнаруживает новую дыру в обледеневшем брате. Близнецу уже не больно, ему всё равно, что бы с ним не сделали, а вот Фирнесу до ужаса обидно. Он будто бы пытается закрыть рану, закупорить собственными, покрасневшими от холода ладонями. Фир старается скрыть дыру, словно она и правда может принести мёртвому брату боль. Но боль она принесла лишь ему, единственному, кто остался из многолетнего рода. В груди колет, создаётся впечатление, будто Дориан ударил толстой подошвой берцев не в грудь покойнику, а в его, не Фису проломил рёбра, вдавив в позвоночник, а ему. Рот вновь раскрывается в истошных воплях, Фир не помнит самого себя от тоски, что обрушилась лавиной на больную голову. Он не видит, может лишь трогать, чувствовать и представлять, от этого становится только тяжелее — туман рисует настолько ужасающие картины перед лицом, что сердце начинает не выдерживать. Если эльф умрёт прямо сейчас от сердечного приступа в свои тридцать два — никто не удивится, в том числе и Фир. — Я перемолю эту суку в блендере и подам тебе на ужин, Фирнес, я бы не советовал испытывать моё терпение, — предупреждающе рычит Дориан, крепкой хваткой впившись в светлое, прямое каре, спутавшееся и слипшееся за время пребывания в пыточном отделении. — Отрежу ему уши и пальцы, выну глаза, перемолю всё это, а сверху украшу яйцами, Фир. Тебе придется расколоться. В ином случае, ты просто поедешь крышей, я тебе это гарантирую. — Он всё равно мёртв, чего ты хочешь добиться, шантажируя меня ТРУПОМ МОЕГО БРАТА?! — в истерике вопрошает Фир, задирая голову невидяще вверх. Он смотрит не туда, куда надо, и это вызывает у палача ехидный смешок. — Ты больной ублюдок, самый больной из всех, кого мне только приходилось видеть! — Видеть? — ухмыляется Сондер старший, одним пинком в плечо заставляя парня упасть на локти. — Ты меня и не видишь, глупый эльф. Ты больше ничего не увидишь, а своего брата даже не услышишь.       Дориан решает приступить к десерту, о котором фантазировал так долго. Туман в глазах эльфа теперь не имеет никаких очертаний, исчез даже до жути правдоподобный образ Фисалиэна, из-за чего он остался один в кромешной тьме. Нет стен, нет пола, нет омерзительного человека, нет ничего, один лишь дым, густой и удушающий, что каким-то образом вызвал фантомный кашель. Мужчина отвлекается на что-то, скрипит сетка старой, железной кровати. Либо он лично уселся на неё, либо что-то положил, иного не дано. Фир больше не может нащупать брата нигде на полу, минута беспомощного ползания на четвереньках не даёт результата, от чего напрашивается вывод, что на постели оказался в первую очередь Фис. Эта мысль застывает в голове парня, фантазия нагоняет новые выдуманные картины, в которых Дориан… — Ты что, труп собрался трахать?.. — спрашивает в полнейшем шоке Фирнесер, даже не понимая какие эмоции должен испытывать. Омерзение ли, страх ли, печаль ли? Эльф знал, что мужчина способен на многое, но чтобы в обледеневший труп… — Я, по-твоему, на идиота похож? — явно обиженно спрашивает Сондер, слышно скрестив руки на груди. — У него там всё намертво промерзло, а даже если бы нет — я бы не спать с трупом даже ради фактора устрашения. В любом случае, ты бы этого даже не увидел, — проговаривает деловито он, вновь вышагивая навстречу к Фиру. — Насколько я помню, это у тебя первый раз, да? Давай вставай, дай мне хотя бы насладиться твоим телом. Не зря я ведь за тобой охотился, да? Надеюсь, что не зря. Может, отведав коктейльчик из близнеца ты достаточно поедешь крышей, чтобы рассказать нам правду. А пока ты в относительно здравом рассудке…       Фир не сопротивляется, понимает, что это бесполезно и принесёт только больше боли. Как и учили на уроках, он покорно поднимается, следует за руку туда, куда ведут и укладывается поперек кровати лицом вниз, как и направили.       От покорности и хладнокровия эльфа Дориану становится несколько скучно, он хмуро оглядывает открывшийся вид и недоумевающе приподнимает бровь. Подобным мастерством покорности и смирения обладала Скарлетт, бывшая жена Дориана, по совместительству — вражеская шпионка. Девушка также не возникала, когда он делал что-то отвратительное, всегда терпела и смиренно ждала окончания, но… Как успел выяснить Дориан, Скарлетт пробыла в сексуальном рабстве около двух лет, пока её не освободило сопротивление.       Вероятно, девушки секс с ним казался цветочками в сравнении с тем, что она успела пережить на собственной шкуре.       Эльф девственник, если верить его словам. И Дориан окончательно в этом убеждается, когда стягивает чёрные боксеры и задирает пушистую юбку. Невинное, никем не тронутое отверстие, которое едва ли принимает в себя смазанный наскоро слюной указательный палец. Дориану будет очень приятно, он догадывался об этом только потому, как задница умудрялась сжимать внутри один-единственный палец.       Эльф не знал чего ожидать, но сильно сомневался, что это будет больнее, чем отрывание ногтей на живую или выжигание глаз паяльником. Анальный секс распространен в продвинутом обществе, гомосексуальные отношения встречались всё чаще, и если бы это действительно являлось настолько болезненно, как другие об этом говорят — разве оно бы распространилось?       Повышенная чувствительность даёт о себе знать. В первую очередь, он ощущает тело брата, сетка под которым продавлена точно также, как и под ним. От Фиса исходит холод, последствия нахождения в морозильнике не получилось ликвидировать даже самыми крепкими и тёплыми объятиями. Фирнес старается на секунду позабыть о том, что сейчас рядом с ним находится труп. Не поворачивая головы, он на ощупь разыскивает застывшие клешней пальцы близнеца, вплетается и держит, несмотря на обжигающий холод, что от него исходил.       Первое проникновение на «никем не тронутые территории» позволяет Фиру понять, чего боялись все вокруг. Боль есть, она чувствуется, но она точно не настолько раздирающая, как та, которую эльф уже успел ощутить. Она…другая, определённо другая. Движение чего-то продолговатого, очевидно пальца, заставляет Фира скорчиться в омерзении. Сейчас он покорно лежит перед ним с голой задницей и раздвинутыми ногами, позволяет делать с собой то, чего не желал никогда в жизни. Толстые фаланги двигаются внутри, вынуждают кривиться лицом и сжиматься в неосознанных попытках вытолкнуть инородное тело, что приносит лишь больше неприятных ощущений.       Морально было проще терпеть боль ожогов паяльником, порезов и ударов, в этот момент он хоть и рыдал, хоть и кричал, а честь оставалась при нём. Он чувствует себя максимально униженным, когда из горла раздается тихое, жалобное мычание — в теле теперь сразу два мокрых пальца. Вперёд и назад, вперёд и назад, едва успевая выходить — входят вновь, наполняют до невозможного узкое отверстие, вызывая новый приток слёз, что по промокшей насквозь повязке стали скатываться вниз полупрозрачными, розоватыми от крови дорожками. — Тебе нравится, м? — раздаётся за спиной.       Дориан не хотел торопиться, наблюдать за эльфом теперь особенно приятно. Возбуждение теснится в чёрных, гражданских джинсах, приносит лёгкий, пьянящий дискомфорт. Мужчина готов вытерпеть небольшие неудобства ради зрелища, что открылось перед глазами. Дырка с тихим, хлюпающим звуком поглощала в себя пальцы, в какой-то момент казалось, будто они не пройдут дальше чисто физически, но под небольшим физическим усилием те проскальзывали дальше внутрь. Фирнес пытался строить невозмутимость, но губы выдавали. Они сжимались, кривились, нижняя часто оказывалась в плену коротеньких клыков, эльф сдирал последнюю обветренную кожу, лишь бы не выдать и звука. Ноги, что так скромно разведены, ожидаемо дрожали, истощавшие ягодицы тряслись вместе с ними, отверстие постепенно краснело, приобретая сперва нежно-розовые оттенки. Сейчас он старается быть нежным, пытается учесть, что это первый раз, но потом, когда задница хоть немного расслабится — пощады не будет. — Фир, поговори со мной, опиши свои ощущения от первого раза с мужчиной, — несколько обиженно выдаёт он, а вскоре не сдерживается от издевательского смешка. — Вас в армии научили быть покорными в плену, нас обучали тому же. Каково это, добровольно подставлять задницу твари вроде меня? Уж прости, но я не имею подобного опыта, поэтому и интересуюсь. — Ты можешь просто закрыть свой поганый рот и сделать молча то, что хочешь? — огрызается тут же Фир.       Он не хотел показаться жалким или слабым даже в такой ситуации, ледяные пальцы брата постепенно становились теплее, вода стекала на матрас от их рук, а в голове было так пусто, как не было никогда. Теневой друг из мира тьмы покинул его, всякие иллюзии растворились в непроглядном тумане. Эльф ждал окончания, ждал, чтобы наконец покончить с собой, отправиться туда, где давненько дожидался брат вместе со всей роднёй. Если загробный мир существует — они воссоединятся. Не факт, что это будет рай, но с семьёй Фирнесер будет рад сосуществовать даже в аду.       Никто из близнецов никогда не интересовался мужским полом, более того, они старались избегать порнографического контента подобного содержания.      Единственное, из чего складывались ожидания Фира — парочка порнороликов с гетеросексуальным анальным сексом. Их показал брат ещё в юном возрасте: лет в тринадцать Фис прибежал с восхищенными возгласами и родительским ноутбуком, пока те пребывали на работе.       Девушке в видео, кажется, было приятно. Так посчитал Фир, наблюдая в большей мере не за процессами ниже пояса, а за лицом. Актриса громко стонала, изгибалась и просила ускорить темп, несмотря на то, что здоровенный инструмент и так двигался довольно быстро. В конце ролика, который Фирнес кое-как досмотрел, оператор крупным планом продемонстрировал то, во что превратилось некогда аккуратное, сжатое кольцо мышц. От зрелища неестественно растянутой дыры красноватого цвета эльфа затошнило. Сейчас он вспомнил об этом и отчасти порадовался за то, что обстоятельства лишили его зрения.       Фир бы не хотел смотреть на то, во что превратится его задница.       Звуки со стороны эльфа значительно стихают — парень тактично закрывает рот здоровой, левой рукой. Отсутствие сопротивления и как таковой реакции заставляет Дориана заскучать, что неминуемо приводит к переходу на новую стадию.             Мужчина видел этот акт во снах, фантазировал об этом моменте в свободные, одинокие вечера. Он ждал, когда сможет овладеть кем-то иным, не человеком, и не волчьим. Эльфы испокон веков обладали сказочной красотой, она не меркла столетиями и сохранялась в той или иной степени даже на последних десятках лет жизни. Пойманный экземпляр уникален, не только красив, но и женоподобен, сам нарядил себя в женское платье да высокие чулки, в надежде сделать лучше — угробил самого себя.       Мужчина спускает штаны с бельем и кратко велит не дёргаться. Собрав всю слюну во рту, он харкает несколько раз на собственную руку, проходится слюнявой ладошкой по всей длине возбужденного члена и с ухмылкой глядит на обнажённую задницу. Дырка не открылась, однако движения пальцев уже давались проще. В идеале, на подготовку к безболезненному анальному сексу стоит потратить недели, а то и месяца. Во всяком случае, какой бы короткой и торопливой ни была предварительная процедура, эльф должен сказать спасибо на том, что она вообще прошла. Желание ворваться в девственное тело с ходу, рывком и внезапно — зашкаливало, однако Дориан решил, что желает увидеть весь спектр эмоций на лице пленника. Пальцы это практически не больно, особенно если учесть, что действовал мужчина аккуратно. То, что отразилось на лице Фирнеса являлось чистым чувством унижения, полным подавлением воли и желаний. То тихое смирение, которое давалось характерной личности с великим трудом.       Дориан понятия не имел о существовании асексуальной ориентации, он легко делил мир на чёрное и белое: гетеросексуалов и «опущенцев». Да-да, при том, что Сондер старший нередко насиловал представителей одного с собой пола, относился он к настоящим геям как к низшей прослойке населения. Он не считал себя геем, влечение объяснял женоподобностью жертвы, вынужденными обстоятельствами и неминуемым возбуждением от активного сопротивления да чужой боли. Не важно кто именно брыкается в его руках — парень или девушка, — у садиста одинаково каменно встанет на обоих. — Постарайся расслабиться снизу, не пытайся его вытолкнуть, только больнее будет, — заботливо предупреждает Дориан, пару раз мокрой головкой члена шлепнув прямо по промежности. — Впрочем, думаю, вам всё про это объясняли. — Я надеюсь, что когда-нибудь с тобой случится то же, что ты творишь с другими, — цедит через зубы эльф, уже стараясь вжаться лицом в матрас. Прикосновения плоти к столь интимному месту не дарят приятных ощущений, напротив, уровень омерзения и отчаяния только множится на глазах. — А в конце, тебя также по-тупому убьют, как ты вче… — Раздвинь ягодицы и держи так, расставь ноги шире, — перебивает Сондер старший, деловито подопнув правую ногу эльфа в ступню. Этот жест почти лишил жертву равновесия, но тот вовремя успевает упереться в потемневший местами линолеум. — Катись к черту, Дориан Сондер, — возмущённо и обиженно восклицает эльф, понимая, что противостоять хотя бы этому он сумеет.       Вероятно, сделает себе только хуже, однако сможет избавиться от одного из факторов унижения. Парень не хочет отпускать руку брата, это было почти единственным, что успокаивало его в непростой момент жизни. С какой-то стороны, Фир радовался, что брат находится рядом лишь косвенно. Он бы натурально умер со стыда, если бы всё это произошло под чутким наблюдением близнеца. — Фирнес, я добр с тобой до тех пор, пока ты изображаешь покорность и смирение, — как-то будто бы устало выдаёт он, раздражённо потирая переносицу. — Я бы не советовал тебе испытывать моё терпение. Делай то, что говорю и не заставляй мне делать тебе слишком больно. — Это уже не похоже ни на допрос, ни на пытки, — рассуждает вслух эльф, со стыдом вновь замечая лёгкое подрагивание голоса. — Ты просто насильник, маньяк, не знающий пощады, совести и чести. Тебе намного важнее сломать меня, унизить и раздавить во благо извращённым фантазиям и вкусам, таких как ты… — Ага, ещё чё скажешь? — скрестил руки на груди мужчина. Слюна сохнет быстро, поэтому от бесконечных, бессмысленных диалогов вся «смазка» успела высохнуть. Без хоть какой-то жидкости член попросту не влезет в узкий зад, поэтому мужчина вынужден снова проделать манипуляции со слюной. — Знаешь, какая между нами разница, Фирнесер? — Какая? — спрашивает эльф раздражённо. — Ты действуешь в интересах своей страны, я действую в интересах своей страны. И ты, и я — бойцы, с опытом, навыками и багажом знаний, мы выполняем весьма своеобразные задачи, в отличии от обычных военных. Но есть одно различие… Сейчас именно ты лежишь с голой задницей и раздвинутыми ногами, не я. Условия равные, но происходит всё так, как происходит. Я бы никогда не оказался на твоём месте, ведь не стал бы рисковать так, как по дурости рискнул ты. В конечном итоге, твой брат мертв уже почти месяц, его труп лежит рядом с тобой, пока вражеский солдат готовится тебе засадить. Скажи мне, стоило ли оно того? — Стоило, — с уверенностью заявляет Фир, плотнее сжимая тающие пальцы близнеца. — Теперь я точно знаю, что он мёртв. Скоро мы вновь встретимся. — Ну, как знаешь, эльфийская морда, — простодушно пожимает плечами Сондер. — Тогда, я полагаю, ты совсем не против того, что я воспользуюсь твоим телом перед смертью пару тройку раз. Всё равно ведь умрёшь, чего жадничать?       Фир хотел что-то ответить, но не успел. Головка, что всё время разговора мирно упиралась прямо промеж ягодиц, теперь оказывается внутри так глубоко, насколько только могла позволить длина. Двадцать два сантиметра толстой плоти проникают рывком, грубо и без церемоний. Во тьме перед травмированными глазами вспыхивают миллиарды ярких звёзд, болью пронизывает всё тело, мышцы явно рвутся под чужим напором, а по внутренней стороне бедра ожидаемо бежит дорожка крови.       Эльф не сдерживает себя от истошного крика, не в силах удержать панику и агонию, поразившую в момент. Дориан не тратит время зря, начинает двигаться почти сразу, как только сам отходит от ощущений, и видит ровно то, чего так дожидался: сопротивление. Жертва брыкается невольно, неосознанно пытается выбраться из чужих лап, соскочить с члена, дабы хоть немного заглушить то обжигающее чувство внутри. Фирнес бьётся в истерике, но бунт быстро подавляют — свободная рука сгибается в локте и прижимается к спине чужой уверенной хваткой, не оставляя и шанса на прекращение мук. Мужчина двигается в некогда невинном теле, толчок за толчком вбивает в дрожащего Фира внушительный размер, а эльф, на считанные мгновения отпустив руку близнеца, опускается пальцами к нижней части живота. Опасения подтвердились: головка члена и правда слегка продавливает тонкую кожу живота наружу, образовывая бугорок, что исчезал сразу, как только бедра Сондера подавались назад.       Пальцы Фирнеса вновь сцепляются с рукой покойного брата. Мир, что теперь не имел красок, меркнет в пустых глазах эльфа. Здесь больше нет тумана, нет дыма, нет хоть каких-то очертаний местности, но есть он… Фисалиэн.       Будь это галлюцинацией…нет, это совершенно точно является галлюцинацией. Фирнесер вновь может распознавать цвета, детали и текстуры, во тьме появляется свет, пусть и логически его источник найти невозможно. Какая может быть здесь логика, если тот, кто давным-давно мёртв, сейчас смотрит с такой тёплой улыбкой? Фисалиэн улыбается, мёртвый эльф, оживший волей воспалённого воображения Фира, сейчас действительно рад его видеть. Фис видит Фира, а Фир, будучи напрочь лишенным зрения, видит Фиса. Близнец не рад тому, что происходит с ним, но он будто отстраняет от ситуации. Забирает из жестокой реальности, что за последнее время принесла одни только муки и страдания. Боль утихает в моменты погружения, хоть и унизительная, обнаженная поза не меняется. Пальцы в руке Фира теплеют, со временем превращаясь в натуральную батарею, обогревая одним прикосновением всё тело.       Фисалиэн переворачивается со спины на бок, лицом прямо к нему. Рука, что приобрела здоровый цвет кожи и температуру, тянется к лицу измученного Фира, повязка с глаз будто исчезает, а нежные пальцы гладят где-то у виска, убирая прядь светло-русых, прямых волос за ухо. Он улыбается, он продолжает улыбаться, что теперь не слишком радует Фира. Осознание утраты и действующей галлюцинации заставляют вновь взвыть от горя потери. Перед ним не живой и здоровый брат, а простой фокус сознания. Фисалиэн никогда более не улыбнётся так добро и тепло, никогда не будет рассказывать глупые анекдоты, лишь бы рассмешить, никогда не придёт с грудой неприятностей, что нажил по собственной глупости, никогда больше… …не будет рядом. — Почему ты плачешь, Фир? — недоумевающе вопрошает Фисалиэн, указательным пальцем легко смахивая с бледной щеки близнеца слезы. — Что-то случилось?       Фирнес всё ещё лежит на животе, не в силах хоть как-то сменить позицию. Где-то на отголосках, на остатках здравого смысла и сознания чувствуются резкие, грубые толчки позади. Но былого эффекта они не оказывают, скорее остаются фоновым шумом и лёгким неудобством, которое легко перетерпеть. Одна рука всё также прижата к спине, но та единственная, сломанная, лишённая ногтей, что крепко сжимала пальцы близнеца, осталась в распоряжении Фира. Он расцепляет хватку с ним, резким движением ведёт её вверх, к своему лицу, перехватывая запястье опешившего Фисалиэна. Он с такой силой сжимает тонкое запястье, что тот начинает кривиться в лице от боли, удивляя Фирнеса ещё больше. Покойник в иллюзии, который может чувствовать боль… Всё чудеснее и чудеснее. — ФИС, ТЫ МЁРТВ! — срывая голос, выкрикивает он.       Запястье эльф отпускает, разгоряченная рука цепляется пальцами за заднюю часть шеи, вынуждая стать ближе, пальцы впиваются в мягкую кожу, а глаза, функционирующие, но с теми же кратерами в середине, бешено округляются в отчаянии. — ТЫ МЁРТВ, ФИСАЛИЭН, ВОТ ЧТО СЛУЧИЛОСЬ! ТЫ ОБЕЩАЛ МНЕ, ТЫ КЛЯЛСЯ МНЕ, ЧТО ТЫ НЕ… — парень переводит дыхание, швыгает носом и невольно вплетает пальцы в корни волос затылка брата. — Не бросишь меня… — шепчет Фир, до крови прикусывая нижнюю губу. — Я бы и не бросил тебя никогда в жизни, Фир, но ты ведь сам говорил, что работа у нас опасная, — вздыхает образ мёртвого брата. Он не сопротивляется, не уходит от неприятных прикосновений, он терпит, лишь немного хмурясь, когда пальцы сжимают слишком сильно. — Ты говоришь, что я умер, и… Не то, чтобы я вдруг стал не доверять твоим словам. Но я никак не могу вспомнить, как я умер. Насколько глупо я лишился жизни, братец?       Фирнесер категорично, уверенно качает головой, стирая слёзы. — Это уже не важно, скоро мы будем снова вместе.       Если бы на данную картину взглянул человек с психологическим, профессиональным образованием, то точно сделал бы вывод такой вывод: Фисалиэна перед ним играет банальное чувство самосохранения. Галлюцинация вызвана повышенным уровнем стресса, а оживший брат, что столь реалистично предстал сейчас, ничто иное, как защитный механизм психики.       Ни тело, ни мозг не желают умирать, а вот Фирнесер, принявший окончательное решение покончить с собой, желал обратного. Он убьет себя любым способом, уже представляет как выбивает стекло в деревянной раме и полосует осколком прямо по сонной артерии. Это будет последняя боль, которую ему придётся вытерпеть, последнее испытание, которое он не имеет права провалить. — Я бы не хотел столь скорого нашего воссоединения, — качает головой Фисалиэн, позволяя слезам каплями скатиться на пожелтевший матрас. — Я всё ещё рядом с тобой, хоть и буду невидим, я всё также буду тебя оберегать и навещать во снах, я обещаю. У тебя ещё есть шанс на нормальную жизнь, есть шанс на победу в этой кровопролитной битве, есть шанс увидеть мир другим, лучшую его версию, мир, в котором война станет лишь строками и картинками в учебниках истории. — Я в любом случае не выживу, Фис, меня здесь выжмут до последней капли и убьют, как ту девчонку! — в отчаянии восклицает эльф, вновь замечая лёгкое покалывание снизу, вспоминая про происходящее за пределами иллюзии. — Меня уже лишили всего, чем я дорожил, а сейчас лишают и чести. Ты думаешь, что я смогу спокойно жить? — Дориан получит по заслугам, рано или поздно — он проиграет, не может ему всегда везти, — легко хмыкает Фисалиэн, а на его лице постепенно проявляются крохотные, красные пятна. — А ты можешь построить новую жизнь и новую реальность. Ты не один, у тебя всё ещё есть преданные товарищи, которые не бросят тебя в беде. Они вызволят тебя, помогут и подлатают, поставят на ноги и не позволят угаснуть, Фир. Просто продержись ещё немного ради меня, явишься ко мне по собственной воле — вечность не буду с тобой разговаривать. — Я не хочу жить без тебя! Я не смогу выбраться, я не доживу до момента, когда наши смогут свергнуть режим, — уже менее уверенно заявляет он. Эльф замечает, как пятна постепенно становятся свежими, мелкими ранками, с каждой секундой увеличиваясь. — Я рискнул ради тебя, я поставил всё на кон ради твоей жизни, но раз ты мертв — мне больше нечего делать в этом проклятом месте. — Я не узнаю тебя, Фир, — говорит Фис, а его лицо постепенно теряет здоровый блеск и розоватость бледных щёк. — Где мой уверенный, целеустремлённый и умный брат? Кто его посмел сожрать? — холоднеющие пальцы цепляются за щеку Фирнеса и треплят, прямо как в детстве. — Возьми, наконец, яйца в кулак, брат, ублюдки, вроде Дориана — должны умереть от твоей руки. А те ублюдки за правительственным рулём, что поощряют насилие, алчность и жадность — должны навсегда потерять власть. Меня убил кто-то из их военных, я практически уверен, и ты не должен погибать без отмщения. — Предлагаешь жить ради мести? — спрашивает Фир и слёзы вновь наворачиваются на его глазах. Близнец разлагается с каждой секундой, раны от пулевых ранений уже проявились, глаза погасли, но зеленоватые губы продолжают нежно улыбаться. — Тот человек, что убил тебя, вероятно, сделал это из милосердия. В отмщении нет никакого смысла. — Защити тех, кого можешь, спаси тех, кого успеешь. Ты пережил немалое количество разнообразного дерьма, ты герой, хоть и столь неуместно самоотверженный, — матает отрицательно головой брат, оставляя мертвецки холодными губами поцелуй на спутанной макушке волос Фирнеса. — Моё время здесь заканчивается, но я обязательно вернусь. Я рядом, я слежу за тобой, маленький засранец, и если ты посмеешь… — То, что ты родился первым — не делает тебя старшим, — по-детски обиженно и с лёгким, обречённым смешком отвечает Фирнесер. Он аккуратно толкает брата в плечо, уже не удивляясь трупному цвету кожи и глубоким отверстиям автоматной очереди. Улыбается, прокручивая в голове сценарий их новой встречи и прикрывает глаза. — Ты меня даже на том свете в покое не оставишь, да? Теперь мне действительно меньше хочется умереть.       А подняв веки — наблюдает вновь лишь пустую, густую тьму. Никаких звуков, никаких чувств и ощущений, только лёгкий холодок по коже и застывшие на полуслове губы, которые так и не успели сказать брату самое главное. «Я очень по тебе скучал, дорогой брат.» — Чего? — в недоумении чешет затылок Дориан. — Отрубился?