Расходный материал

— Давай определимся на берегу, дабы мы не тратили время попусту, — говорит один из безликих мужчин в плотной, черной маске. — Ты будешь с нами сотрудничать или нам сразу переходить к тяжёлой артиллерии? — Я буду действовать исключительно в соответствии с договором, заключённым с Дорианом, — строго отзывается эльф, изо всех сил стараясь спрятать страх от незнакомцев. — Пока я не увижу своего брата — я вам и слова правды не скажу. — За близнеца отвечает Дориан, а он сейчас занят, — скрестил руки на груди второй. Эльф прямо-таки видит, как мужчина вопросительно, с претензией изгибает бровь. — Мы не можем держать тебя здесь вечность, проще положить начало твоему признанию.       С этих слов и начались сутки самых разнообразных пыток над Фирнесером. Быть готовым к подобному невозможно. Скарлетт вскользь рассказывала о коротком опыте работы в данном заведении и каждый раз описывала состояние людей после пыток так, что кровь стыла в жилах. Когда сопротивлению под управлением эльфийского государства Эльрунг стало известно о том, что враг открыл личный центр добычи информации путём пыток — особенно неопытные, неумелые и физически слабые солдаты стали знать об организации гораздо меньше. Даже Фир, казалось бы, важная ячейка сообщества, опытный боец и верный товарищ, не мог знать в лицо верхушку сопротивления. С ними имел личный контакт, в рамках операции на северных землях, всего один эльф — Кастиэль, и девушка не торопилась в красках описывать руководство. Заменяя роль руководителя и являясь транслятором интересов вышестоящих эльфов, Кастиэль держала рот на замке даже в крайне непринуждённых моментах.       Всё, что эльф знал, так это местоположение базы и точные линии поставок оружия, отдельные подкупленные структуры в рамках огромного государства, что как и эльфы — были заинтересованы в смене власти. Информация, безусловно, полезная, но даже она не способна раз и навсегда пресечь борьбу с режимом, лишь убить основной состав сопротивления, вынуждая Эльрунг в экстренном порядке собрать новую армию. Вероятно, на эльфийских землях объявят траур по павшим товарищам, начислят компенсации за смерть сыновей, мужей, дочерей и жён, она составит запредельные суммы и сильно ударит по бюджету страны, но борьба не прекратится. Лишь затихнет на какое-то время, откатив прогресс практически к началу.       И тем не менее, Фирнес не хотел смерти всех людей и эльфов, к которым успел так привязаться. Армия стала новым домом, братья смогли найти там поддержку, понимание и мотивацию, что помогла пережить потерю всей семьи. Один только образ самоуверенной, независимой каменной леди вроде Кастиэль позволял осознать, что пока сердце бьётся — бой ещё не окончен. Девушка всегда казалась примером для подражания, и, как считал лично Фир, она бы не сдала позиции даже в столь непростой ситуации, как у него.       Пережить пытки — дело чести, от выдержки эльфа напрямую зависят жизни сотен солдат, что прибыли на чужие земли в надежде раз и навсегда прекратить насилие.       Близнеца он не увидит до тех пор, пока Дориан не явится к нему собственной персоной. Данный расклад дел не слишком устраивал эльфа, ведь задача и правда могла затянуться. В конце концов, Фир сдался в чужие руки не для того, чтобы героически терпеть пытки и погибнуть мучеником, попав в рай. Если тот, конечно, существует.       Первым делом личные палачи решили испробовать метод наркотического воздействия, полагая, что столь незамысловатый способ поможет выбить признание в кратчайшие сроки. Эльф не сопротивлялся, знал, что в его ситуации это бесполезно, только хуже сделает. Чужие руки прочно фиксируют запястья и ноги на постели, пока руки второго безликого человека неторопливо набирают в шприц прозрачную жидкость. Фирнес успокаивался мыслью о том, что как минимум сексуальное насилие незнакомцы не станут осуществлять, — нечто подобное принято проявлять исключительно к заключённым женского пола, в противном случае такое порицается и наказывается обществом.       Каким образом Дориан до сих пор не сидит в тюрьме при его бисексуальной ориентации — вопрос хороший. — Это сыворотка правды, — оглашает человек, что сжимал между пальцев пластиковый, простенький шприц. — Она без труда достанет из тебя даже то, что ты давным-давно позабыл.       Фир хмуро, оценивающе окидывает взглядом сперва мужчину, а потом и то, чем незнакомцы решили пригрозить. Давно известно, что натуральной сыворотки правды не существует, подобную задумку не удалось осуществить ни в одной из прогрессивных стран, а всё то, что выдают под её гордым именем — ничто иное, как банальное плацебо в смешании с тяжёлым наркотиком. Если живое существо, искренне поверив в оглашенное действие, станет думать об этом под воздействием веществ, то точно выдаст хоть что-нибудь, после уверяя, что виной всему препарат. А если не верить в него… Эффект наркотика станет чистым, что в последствии может вызвать случайные галлюцинации и бред. Важная информация просто не пройдёт через неудержимый поток мыслей, каждый вопрос на допросе не будет обработан воспаленным мозгом. — Если бы ваша «сыворотка правды» работала, у вас бы не оказалось такого количества искалеченных людей и эльфов, — спокойно пожимает плечами Фир. Он больше беспокоится за то, что юбка проклятого платья вновь задралась, нежели за то, что в предплечье скоро окажется толстая игла. — Зачем вам калечить их, если можно просто заставить выдать информацию препаратом, а потом убить? — Может быть, нам просто нравится над ними издеваться? — хмыкнул обезоруженно мужчина, вскоре нависая прямо над эльфом. Руки напарника сковывают действия, пошевелить нормально хоть одной конечностью не выходит. — Лично вы, эльфы, являетесь вражескими шпионами, что вторглись на наши земли столь беспардонно со своими порядками, — пожимает плечами он. Мужчина дополнительно удерживает предплечье свободной рукой, вглядываясь в едва заметные голубые линии сгиба локтя. — А люди, что работают на вас — трусы и предатели, они заслуживают достойного наказания. — Как будто у вас есть на это время, — покачал головой эльф, позволив себе тень улыбки на долю секунды. — Скарлетт говорила, что у вас сильный недобор сотрудников и мест для новых пленных становится всё меньше, — безразлично выдаёт он, уводя взгляд голубых глаз куда-то в потолок. Эльф искренне недолюбливал иглы и всё с ними связанное. — Колите уже свою «чудодейственную сыворотку», не тяните кота за яйца.       Эльф не мог этого видеть, но догадывался, что мужчина нахмурился. Аргументы весомые, надежд на действенность наркотика мало, спокойное поведение пленного и вовсе выводит из себя. Каждому из прибывших сюда дают характеристику выдержки, ведь всем требуется разный подход, методики воздействия и уровень боли. Кто-то может стерпеть даже отрезанную ногу, но не сумеет выдержать длительной голодовки. Кто-то может держаться без питания, гигиены, тепла и общения хоть до конца жизни, но не сумеет стерпеть психологического давления в сочетании с соответственными препаратами.       Фирнесу они мысленно дали характеристику «тяжёлый» и успели пожалеть о том, что вообще выбрали наркотик, как первый, пробный способ достижения целей. Препарат отобьёт любую чувствительность минимум на несколько часов.       Игла входит глубоко под кожу, их встреча была неминуемой. Парень морщится, хмурится и едва заметно скулит, прикусывая губу изнутри, стойко выдерживает укол чужой неопытной рукой и обнаруживает, что удерживающие руки кругом пропадают. Двое мужчин спокойно отходят от кровати, совещаются о чём-то у стола и делают записи в толстой книжке. Словом, коротают время до полного воздействия наркотика, краем глаза присматривая за эльфом. При них есть пистолет, пара ножей и шокер, дабы обезвредить пленного в случае непредвиденного бунта, они чувствуют себя весьма спокойно, воспринимая происходящее с повседневной скукой.       Эффект не заставил себя долго ждать. С каждой минутой, что эльф провёл сидя на кровати, скрючившись в спине, — мир вокруг обретал новые краски. Он стал лучше слышать, лучше видеть, цвета вокруг будто бы стали ярче, привычная угрюмость местной обстановки пропала без следа, теперь во всём он мог найти что-то хорошее. И стены не такие облезлые, и пол не такой уж холодный, железная дверь так сочетается с местным антуражем. А окно, — деревянное, с отсутствующим стеклом в одной из рам, — вовсе манило пленного своей красотой, которую ранее он не замечал. В нём и правда возникло ярое желание поговорить, а кроме того — возрасло либидо, желание физически взаимодействовать с людьми в комнате стало неприятным сюрпризом. Нетактильный асексуал вдруг захотел прикосновений. Тут точно что-то нечисто.       Фирнес быстро понял какой именно наркотик ввели в вену. Ничто иное, как мефедрон сейчас буйствовал в крови, побуждая эльфа к тому, чего бы он ни за что не сделал в трезвом состоянии.       Парень вытягивает перед собой руки и растопыривает пальцы, наблюдая на побледневших конечностях каждую венку. Даже те, что не выпирали, а лишь бледно-голубыми полосами проходили под кожей теперь четко видны для воспалённых глаз. Сомкнув пальцы между собой, он с силой сдавил, и, к удивлению, не почувствовал боли от сломанной правой кисти. Кости сраслись за пару минут после введения наркотика, — более того, трещина казалась такой же подвижной частью, как локти, колени, пальцы и так далее. У него не сломана рука, просто в ней появились новые возможности. Эльф укладывает ладонь здоровой руки на щеку, прикрывает глаза и неторопливо поглаживает самого себя, в моменте забывая о том, где именно сейчас находится. — Готов, — звучит оценка от одного из палачей, сразу после чего следует короткий, хитрый смешок.       Кивнув друг другу, безликие вновь оказались рядом с кроватью Фирнеса, нависли, будто туча в ясном небе, и стали прожигать оценивающим взглядом сквозь плотную ткань масок. — Скажи, ты понимаешь кто ты такой?       Фир бесстрашно улыбается, задирая голову вверх, дабы взглянуть на присутствующих. Протянув руку вперёд, он касается ладонью чёрного, плотного комбинезона, под которым скрывался плоский живот незнакомца. С абсолютно отсутствующим взглядом эльф ведёт руку ниже, по бедру, а затем, резко сменив направление, сжимает с силой чужую ягодицу, заходясь в звонком смехе.       В голове пролетает тысяча и одна мысль, начиная от банальных вопросов вроде «когда меня выпустят» заканчивая абсурдными вроде «какой краской красили эти стены?». Как только в голове возникает малейшая мысль о службе, товарищах и родном брате — эльф всеми силами перенаправляет поток в иное русло.       Руку, что наглейшим образом решила пощупать задницу палача — быстро отбивают, а сама жертва наркотического опьянения скрещает руки на груди. — Я — Фирнесер, эльф, родом из Эльрунга и мне тридцать два года, — спокойно докладывает тот, выставляя руки назад, упираясь ими в сырой матрас позади. — У меня нет пары, нет детей, благодаря вам — нет семьи и нет дома. — Каким образом началась твоя служба в эльфийской армии? — следует тут же новый вопрос, несколько смягченный общим удивлением мужчин при упоминании возраста. Они догадывались о поразительной внешней молодости эльфов за счёт долгих лет жизни, но мысль о том, что сидящий перед ними мальчишка в платье старше их обоих — повергла в культурный шок. — Вас с братом кто-то пригласил, верно? — Я помню чай красного цвета, кажется, он называется каркаде, — закусив губу в раздумьях, неторопливо, даже лениво произносит эльф, вплетая пальцы здоровой руки в волосы затылка. — Они напоили нас им, я помню, что он был кислым и смешно покрасил язык Фиса в красный, — улыбается Фир, прикусывая ноготь большого пальца и сияя глазами от столь тёплых воспоминаний. Тогда им казалось, будто это конец, но сейчас он точно знал, что тогда они пребывали в самом начале. — Я помню банку с готовой гречкой. Я ненавижу гречку, вы бы только знали как! Я съел её, мне пришлось, иначе братец запихнул бы содержимое пожелтевшей банки силой. — Великолепно, — устало выдыхает один из мужчин, а второй лишь понимающе качает головой. Это не совсем то, чего они желали заполучить от эльфа. Вернее, совсем не то. — Кто и каким образом перевозит через границу оружие и новых бойцов? — О, я помню, как мы ехали на чем-то, — восклицает эльф, заметно оживляясь.       Парню и самому было крайне непривычно испытывать столь многообразный спектр различных эмоций и чувств. Каждое воспоминание, которое вызывали вопросы, Фир почти проживал заново. Он вновь оказывался в тесных казармах, вновь ехал в душном автобусе, вновь разговаривал с братом, так, словно он по-прежнему рядом. — Кажется, на автобусе, вот! Фисалиэна так сильно укачало по дороге, что его вырвало прямо под ноги бывалым воякам. Я думал, что нас прикончат на месте, но толпа суровых эльфов лишь рассмеялись. А потом, на ближайшей остановке, помогли нам с уборкой этого недоразумения. — Хватит, эльф, мы тут не твои армейские байки собрались слушать, — строго отзывается безликий. Решив наградить пленного отрезвляющей пощечиной, он тем самым с лёгкостью опустил эльфа спиной на кровать. — Скажи нам: где находится ваша главная база? Где вы храните запасы вооружения, сколько вас и как скоро вам могут прислать помощь? — Где находится база… — задумчиво хмыкает парень, прикладывая прохладную ладонь к щеке, но не той, на которую пришелся удар. Боли он не ощутил, потому и быстро позабыл какую именно щеку надо прикрыть. — Я не слишком хорошо ориентируюсь на ваших землях до сих пор. Могу лишь сказать, что вокруг неё красивый, еловый лес! — Еловым лесом покрыто всё в радиусе тысяч километров, — устало подмечает мужчина, потирая переносицу. — Мы не сможем прошерстить весь лес, а даже если сможем, то на это уйдет слишком много времени, — соглашается второй, спрятав руки по карманам. — Хорошо, а что если мы покажем тебе карту? Ты покажешь нам местоположение на карте? — спустя короткий перерыв, вопрошает один из них, без удовольствия наблюдая за тем, как эльф с интересом разглядывает собственный светлый волос с головы. — Чем скорее ты выдашь нам информацию, тем быстрее встретишься с братом. Вы снова сможете пить вместе чай, болтать и веселиться, понимаешь? Пока ты медлишь — он подвергается жестоким пыткам, ты заставляешь его ждать и страдать. — Давайте я покажу на карте, — с подозрительно хитрой улыбкой произносит в ответ эльф, приподнимаясь осторожно на локтях. — Несите её сюда.       Разумеется, парень даже с картой не смог определить местоположение базы. Все буквы, дороги, условные обозначения и здания на протянутом листе бумаги смазались в опьяненных наркотиками глазах. Даже если бы эльф действительно захотел сдать своих — не смог бы, чисто физически. А сейчас, всё ещё осознавая где и почему он находится, Фирнес, вместо того, чтобы спокойно указать приблизительное место, просто собрал как можно больше слюны во рту и покрыл ею вежливо протянутую карту. Наглый жест разозлил мужчин и окончательно убил последнюю надежду на действенность способа с лживой сывороткой правды.       Сейчас причинять какую-либо физическую боль эльфу бесполезно, под действием наркотика он не почувствует практически ничего, то, что он ощутит — будет в тысячи раз смягчено, что совсем не на руку мужчинам. Было принято решение выждать время, прежде чем продолжить пытки, поэтому эльфа и оставили в гордом одиночестве, с грохотом захлопнув железную дверь.       Последующие события Фирнесер припоминает будто во сне. Действие наркотика покинуло спустя несколько часов, а на его место пришел так называемый «отходняк». Ощущения, которые неминуемо настигают наркоманов и мотивируют к повторному употреблению губительных веществ.       Первым делом заболела голова, в комнате стало до невозможного жарко. Так жарко, что парень буквально обливался потом, во рту стало сухо, будто он в пустыне под палящим солнцем. Ноги периодически тревожились судорогами. Как бы он не пытался уснуть, предпочитая тратить свободное время преимущественно на сон — ничего не выходило. В голове уже возникали мысли попросить новую дозу, но, к счастью, после одного только приёма он ещё мог совладать с собой, не подавая палачам новую идею для пыток. Развитие тяжёлой зависимости, что неминуемо повлечет за собой ломку — один из методов, которым в кратчайшие сроки из вражеских солдат вытягивали информацию.       Химическое вещество разъедает не только организм, но и душу, превращая употребление в первостепенную нужду, возвышая над ценностями вроде друзей, семьи и благополучия. Ломка — крайне жестокая пытка, для осуществления которой палачам нужно всего-то раз за разом вводить наркотик. Укрепляя зависимость, потом они забирали ставший столь жизненно необходимым наркотик. А дальше, как говорится, дело за малым — жертва сама выдаст и сделает всё необходимое, лишь бы прекратить собственные страдания.       И если Фирнес с детства относился к наркотикам крайне отрицательно, то эмоциональный, взрывной Фисалиэн однажды вкусил запретный плод, тем самым спровоцировав масштабный конфликт в семье. Только благодаря полученному опыту с близнецом Фир мог знать о том, как протекают следующие часы после употребления.       Мужчины вернулись через целую вечность, если судить по ощущениям эльфа. Физическая чувствительность вернулась, это палачи проверили лично одним простым движением — несильным ударом по сломанной руке, от которого Фирнес натуральнейшим образом взвыл. Это было лишь начало, все это знали, ведь в этот раз безликие явились в комнату с целым чемоданом различных инструментов.       В комнате не имелось стула, виной тому крайне ограниченный выделенный государством бюджет. Действовали незнакомцы исходя из того, что было доступно. Связав эльфа по рукам и ногам, они разместили его на голой, железной кровати, предусмотрительно убрав матрас воизбежание попадания крови. Мужчины принялись за дело.       Так как характеристика эльфу была дана «тяжёлый», прописанная в личном деле и обведенная красной ручкой — палачи решили не мелочиться. Скованные руки за спиной стали первой целью для кровожадных добытчиков правды, и вместо обычных игл под ногти, кои использовались к пленным с более низкой оценкой, палач идёт сразу на крайние меры — полное лишение ногтей.       Мало того, что неудобная позиция и тугие узлы на запястьях приносили невообразимые страдания без участия палачей, так теперь к термоядерному коктейлю прибавляется нечто незнакомое. С такой болью Фирнес ещё не встречался, он и вообразить не мог, насколько болезненным окажется лишение ногтей. Палач начал с мезинца, меньшего из пальцев, проверяя эльфа на прочность. Эльф чувствует, как холодная сталь касается влажной от пота кожи подушечек пальцев, вздрагивает заранее и слышит предупредительный вопрос, ответ на который мог бы на берегу сохранить целостность всех ногтей. Фирнесер предпочитает молчать, старается увести мысли в иное русло и позабыть о том, что ждёт далее, предпринимает попытку покинуть жестокий реальный мир без участия наркотиков, одной только силой воли.       Платье на спине пропитывается кровью, какое-то время Фир даже чувствует её тепло, пока та не остывает окончательно. За мезинцем пошёл безымянный, за безымянным — средний, и где-то на указательном и большом пальцах эльф попросту теряет сознание от болевого шока, окончательно сорвав голосовые связки истошными воплями. Держать лицо и никоим образом не показывать чувств здесь не выйдет. Он мог вытерпеть всё, но сдерживать крик и слёзы казалось чем-то невозможным.       Это и не имело столь огромной важности. Главное, что на пути к лишению всех ногтей на левой руке он не проронил и слова в ответ на чужие вопросы, лишь кричал, кричал и кричал. Звуки, что непрекращая исходили из горла, сильно напомнили те, что он слышал за стенами бывшей палаты. Вероятно, теперь кто-то слушает его истошные вопли и также ужасается.       Эльфа возвращают в сознание с помощью нашатырного спирта — безотказный способ, который, кажется, способен воскресить из мертвых. Неприятный, резкий запах ударяет в нос, за секунды возвращая парня обратно в реальность. Пробуждение встретило эльфа обжигающими ощущениями в носу, и он был бы рад, если бы на этом всё закончилось, но нет — обильно истекающие кровью травмы рук и опомниться не дают.       Травмированы пока только руки, а изнывало болью буквально всё тело. Каждая клеточка организма умоляла о пощаде, сознание вновь стремилось покинуть измученного эльфа, а мужчины всеми силами препятствовали повторному обмороку.       Следующую пытку Фир и сам не до конца осознал, пока не прочувствовал всё в деле. Левую руку, полностью лишённую ногтей, решили испытывать и дальше. В небольшое ведро набрали скромное количество воды из бутылки и добавили туда нечто, по запаху определенно являющееся уксусом. Не стоит говорить о том, как скоро травмированная конечность оказалась в воде. Сковав движения парня посредством привязывания к постели, оставив свободной лишь кисть без ногтей, руку вскоре силой заставляют опуститься в специальный раствор, что постепенно разъедал все мягкие ткани.       Вновь вопросы, вновь в ответ лишь хрип, неразборчивое бормотание и мольбы о прекращении мучений, ничего более. Парня держали в сознании, не позволяли отключаться, и тем не менее — Фир мог ненадолго отходить от ситуации, становясь сторонним наблюдателем собственных страданий. Боль не может длиться вечность, рано или поздно тело сумеет привыкнуть к постоянным пыткам. Рано или поздно — она станет пленному близким другом, неотъемлемой частью последних дней жизни.       Каким бы сильным не казался себе и остальным Фир, постепенно эльф начинал понимать, что выдержать ежедневные истязания он не способен. Боец всё также не желает сдавать товарищей, не желает помогать жестокому режиму и готов нести ответственность за свои необдуманные поступки, но с каждой новой придумкой мужчин он больше склонялся к мысли, что вовсе покончит с собой. Вероятнее всего, раз его до сих пор не пытают мучениями близнеца, что являлось бы чуть ли не самым действенным и верным методом, это значит, что Фис попросту мёртв. Так размышляла раскалывающаяся голова, так думало изнывающее тело. Так думал эльф, малодушно помышляя о самоубийстве.       Ухода палачей Фирнес не успел заметить, болевой шок взял верх и отключил сознание снова. Мужчины, видя, что нашатырь более не срабатывает, просто решили оставить эльфа в покое до частичного восстановления. Нет смысла издеваться над тем, кто от боли забывает его зовут, забывает как вообще разговаривать и слушать. Всё то, что Фирнес выдавал с рукой в уксусе — бессвязный бред, неразборчивый и хриплый, от которого толку мужчинам нет никакого. Вероятно, они слегка переоценили физические возможности заложника, применив слишком жестокий метод добычи информации.

***

      Труп девушки всё ещё лежал в комнате, распространяя зловоние и заполняя им воздух без остатка. Эльф, едва придя в себя, первым же делом схватился больной рукой за больную руку. Теперь обе дарили лишь неприятные ощущения, просто каждая по-разному. Отсутствие ногтей сказывалось постоянным жжением, покалыванием, словно в нём торчит одновременно тысяча и одна игла, а сломанная собственноручно кисть ограничивала какую-либо подвижность, делая дальнейшую поставленную задачу мучительно трудной.       Кровь остановилась ещё в ведре с уксусом, раны просто прижгло за время активного воздействия, и всё-таки, оставлять столь тяжёлые раны открытыми — плохая идея. Головой Фир понимал, что как бы сложно ни было, ему придется заняться базовой обработкой того, что осталось на месте ногтей.       В качестве бинта эльф решает использовать подол платья, кое-как разорвав тот на себе зубами на длинные полосы белого цвета. Каждому пальцу по клочку платья, затягивать пришлось также с применением зубов, сломанная рука хоть и помогала, но в большинстве случаев просто задерживала процесс вспышками боли. Сжав кончик ленточки в челюстях, парень стал натягивать ткань, обматывая палец от начала и до конца. Где-то на третьем пальце у парня начало сводить челюсть и трястись каждая конечность пуще прежнего, значительно затрудняя достижение желаемого результата.       Последний палец, мезинец, что пострадал первым делом и принес ему, кажется, наибольшее количество мук в процессе отделения ногтя, перематывался эльфом и вовсе лёжа. Как только с перемоткой ран было покончено — парень без сил развалился на прохладной, продавленной сетке кровати, с тоской поглядывая в сторону матраса, брошенного на пол. В таком состоянии он не сможет и муху поднять, что там до старого матраса. Либо лежать на кровати, но на металлической сетке, либо на хоть немного мягком матрасе, но на холодном полу под сквозняком.       Действие наркотика и все последствия уже успели отступить, а потому способность чувствовать холод вернулась. И уж чему-чему, а ей Фирнес был не рад. Куда легче ощущать жар по мнению эльфа, нежели корчиться и трястись от потоков прохладного ветра с окна, пребывая в одном только ободранном платье. Кривя душой, он стал поглядывать в сторону окровавленного, бездвижного трупа жутко тощей незнакомки. Как бы то ни было, но на ней всё ещё имелась длинная, пропитанная всеми возможными выделениями, ночнушка до колен.       Шмыгая заложенным носом, эльф находит в себе силы подняться на ноги. Если никоим образом не пользоваться руками, игнорируя их существование как таковое, то вспышек боли не происходило. Раны ныли, не давали покоя, но не сковывали в одном положении. Фирнес на дрожащих ногах подходит к трупу, лежащему у железных, прочных дверей и опускается на колени, сочувствующе оглядывая покойницу. Его счастье, что возможность чувствовать запахи покинула его, ведь ароматы от незнакомки сейчас исходили головокружительные. И правда ведь, даже не ощущая их, он чувствовал как с каждым вдохом рядом с ней лёгкие сводило в кашле, а голова становилась тяжелее.       Фир являлся одним из немногих верующих эльфов в семье, его позицию поддерживал только дед с деменцией да крайне странный двоюродный брат, верящий помимо бога в инопланетян. Эльф и сам усомнился в сушествовании высших сил после всего, что успел повидать в свои тридцать с небольшим. Но он, переступая через обиду на отсутствие помощи от всевышнего, всё-таки складывает скрюченные пальцы рук в молитве. Бормочет заученные слова из толстой книжки под нос, закрыв плотно глаза веками, молится о душе неизвестной девушки, просит упокоить её с миром и даровать лучшую жизнь там, на небесах. Фир не заканчивает на этом свою молитву, лишь прерывается на минуту, понимая, что слёзы вновь текут по щекам.       Перед глазами предстал образ родного брата и огромной семьи, помолиться за которых у него совсем не было времени. Он делает это сейчас, склонив голову к трупу. Эльф без устали шепчет обращения к высшим силам и перечисляет имя каждого члена семьи, заканчивая именем близнеца Фисалиэна.       Только после этого он решается лишить труп последней одежды, считая, что ему сейчас нужна намного больше. Стыдно заниматься чем-то подобным, учитывая, что девушка стойко сохранила все секреты организации. Парень старался просто не смотреть за тем, что происходит под руками, он знал, что на ней нет абсолютно никакого нижнего белья. Дыхание учащается, Фир задирает голову к потолку и закусывает губу, лишь бы в унять подходящую к горлу тошноту. Казалось бы, не ел уже как двое суток ничего, а что-то из желудка всё равно рвалось наружу при виде медленно разлагающегося, истощенного тела.       Сорочка снята с горем пополам, травмированные кисти не говорят парню спасибо за проделанную работу. Но вскоре, когда Фир сумеет скопить хоть немного тепла, укрывшись чужой окровавленной одеждой, спасибо скажет лично тело, избавив от постоянного стука зубов. Фирнес торопливо возвращается к кровати и выбирает вместо нее своим лежбищем матрас на полу, решив, что согреться на нём всё же будет проще.       Ему удаётся уснуть на пару часов и всё проведённое время в импровизированной постели эльфу снятся кошмары с участием умершей девушки. Он видит, как та, будто восставший мертвец прямиком из глупых фильмов про зомби, встаёт на ноги, вытягивает руки перед собой и двигается прямо к нему, обхватывая ледяными, костлявыми пальцами плечи позади. Напоминая больше сонный паралич, нежели обычный кошмар, Фир не может противостоять чужой хватке. Оживший труп сильнее впивается пожелтевшими ногтями в кожу, образовывая кровавые полумесяцы, дабы потом склониться над его шеей и…       Эльф вскакивает на месте, оглядываясь в панике по сторонам. Труп на месте, собственные плечи целы и невредимы, в щелях деревянной оконной рамы также воет сквозняк. Уснуть обратно не выходило и не хотелось, встречаться с ожившим мертвецом вновь нет никакого желания.       В замке проворачивается ключ и та со скрипом отворяется, впуская уже знакомых мужчин. Цикл повторяется, они и сейчас пришли с кожаным чемоданом инструментов, судя по тихому звону при ходьбе. Эльф пытался догадаться чего захотят лишить его в этот раз, делая ставки в голове и готовясь к худшему. Надеяться на лучшее здесь не приходится, это место, в котором для таких, как он существует только боль и унижения. Это место, в котором он бы никогда не оказался, не будь в нём брата-близнеца.       Один из мужчин покидает комнату в компании с трупом тощей девушки. Он подхватывает её за щиколотки одной рукой и тащит по полу за собой, оставляя кровавый след, будто кистью ложащийся остатками волос на голове незнакомки. Фирнес не смотрел на их уход, предпочитал и дальше притворяться спящим. И всё-таки, он буквально видел как её опустевшие глаза направлены к потолку, видел как волочатся руки ладонями вверх, слышал как кожа на костях рвется от одного соприкосновения с выступающими гвоздями порога. Психика неминуемо страдает, адекватность отступает на дальний план и парень начинает размышлять о своём собственном трупе, который столь же неаккуратно, за ноги, потащут прочь из комнаты. На освободившееся место поселят кого-то другого, новенького постигнет та же судьба и цикл вновь возобновится. — Чё разлёгся, эльф? Мне тебя поднять или справишься сам? — небрежно пнув ногой в спину, говорит мужчина, скрестив руки на груди. — Ещё и сорочку с Виолетты снял… Вот ведь бесстыжая морда, последней одежды даму лишил! — Одежда трупу ни к чему, а мне ещё пригодится, — безэмоционально отзывается Фир, приоткрывая щель век, взором голубых глаз упираясь в пыльный угол. — О сервисе вы не слишком-то беспокоитесь.       Деваться некуда, не встанет сам — поднимут принудительно, больным рукам это точно не понравится.       Фирнесер поворачивается на спину и, отталкиваясь локтями от матраса, садится, без помощи рук поднимаясь на ноги. Постаравшись выпрямиться и с уверенностью заглянуть в глаза палача, он интуитивно прячет перевязанные руки за спину, не желая напоминать о свежих ранах, над которыми ещё можно поработать. Ноги ватные, едва ли держат, парень заметно покачивается из стороны в сторону и всё же опускает взор вниз, к босым ступням, ставшим чёрными с проблесками темно-алого цвета крови. Если он выберется и попадет в душ — вода по кафельному полу будет течь исключительно тёмных оттенков. — Холодно, значит, тебе, — хмыкнул скептично тот, оглядывая жертву с ног до головы. — Мы постараемся сделать так, чтобы тебе стало тепло, обеспечим сервис, которого достойна вражеская крыса.       Второй палач возвращается подозрительно скоро. Скарлетт упоминала о том, что трупы погибших пленных сваливают в одну комнату, где по мере наполнения тела ждёт кремация в специализированном подвале. Похоронить павших друзей, близких и товарищей даже после победы над кровавым режимом не выйдет, от них остался лишь прах, сваленный в один единственный чан, смешиваясь с прочими. Будь воля здешних рабочих — они бы вовсе не занимались никакой кремацией, просто складировали бы трупы в какой-нибудь канаве за городом. Однако, воизбежание вспышки эпидемии, от тел приходилось избавляться более затратными способами.       Зря Фирнес упомянул о холоде, следующая пытка включала в себя раскалённый паяльник, что столь угрожающе близко находился к коже. Его опять привязали к железной кровати и специально задрали юбку платья, оголяя для воздействия как можно больше пространства кожи. Будь их воля — оставили бы парня совсем без одежды, но Дориан строго настрого запретил, велев оставить наряд эльфа таким, каким он был при поимке. — Где находится ваша база, Фирнес? — в очередной раз звучит один и тот же вопрос. Пожалуй, один из главных, что волновал государственную организацию. Паяльник становится опасно ближе к внутренней, крайне чувствительной части бедра, тепло согревает и пугает эльфа. Соприкосновение происходит лишь в ответ на гробовую тишину. — Где находится база я спрашиваю! Я выжгу тебе каждый сантиметр кожи, эльф, включая глаза, если ты не расскажешь нам правду!       Раскалённый кончик паяльника вжимается в гладкую кожу, из-под него выходит зловонный дым горелой плоти. В глазах жертвы загорается тысяча звёзд и мир меркнет в их сиянии, челюсти сжимаются до боли, как и кулаки травмированных рук.       Мучитель ведёт линию вверх к паху, оставляя на бедре выжженную дорожку тлеющей кожи. Эльф дёргается непроизвольно и делает узор кривым, извивающимся, выпуская из горла хриплое сочетание матов и молитв. Этого недостаточно для признания, недостаточно для того, чтобы раз и навсегда сменить приоритеты Фира с сохранения сотен жизней на свою единственную жизнь. Эльф выгибается в спине и из последних сил дёргается в оковах. Жаром прошибает тело, голова откидывается назад, обнажая острый кадык. — Я ничего не скажу, пока лично не увижу брата, живого и невредимого, — шипит через зубы Фирнесер, крепко зажмурив голубые глаза. — У нас был договор, ваш человек обязан соблюсти мои условия! — Я бы на твоём месте не жаждал так прихода Дориана, — пожимает плечами тот, кто остался без дела, лишь пребывая рядом с коллегой и подавая инструменты. — Он и в обычной жизни не отличается особой терпимостью, а здесь и вовсе разгуляется во всю. И тебе, и твоему брату придется сказать нам правду. Если ты признаешься сейчас, то тебе не придется лично иметь дело со старшим Сондером. Мы приведём тебе твоего брата и вы пробудете вместе до решения руководства. Ваши пытки будут окончены и вам предоставят защиту от тех, кто пожелает отомстить за предательство. — Ты лжешь мне! — категорично отвечает близнец, приподнимая голову с железной сетки кровати.       Короткое, русое каре едва путается в переплетениях сетки, тянет вниз, заставляя опуститься обратно. — Вам нет никакой выгоды в сохранении наших жизней, только лишний балласт, который придётся кормить. Я расскажу вам правду, а затем моё тело окажется в том же котле, что и остальные.       Паяльник с началом разговора прекращает запекать внутреннюю часть бедра, но легче от этого едва ли становится. Новый, длинный ожог присоединяется к множеству ноющих ран, путает мысли и перетягивает всё внимание эльфа к себе, заставляя думать только о том, как шкворчала живая плоть под не предназначенном для таких целей инструментом. — Я могу дать тебе гарантию лично от себя, что вы с близнецом доживёте до старости и умрёте в положенный срок, если ты выдашь всё, что успел узнать за время службы, — выдыхает он, оценивая масштаб нанесенного увечья. Помимо этого, палач размышляет и над новым, более болезненным методом для дальнейшего воздействия. Работа в обновлённой психбольнице стала для мужчин рутиной и никогда не приносила как такового удовольствия. — У тебя всего два варианта: проверить на правдивость мои обещания, прекратив собственные мучения, либо дальше терпеть и молчать, пока мы и правда не убьем тебя, поставив крест в твоём личном деле.       Фирнес лучше предпочтёт самоубийство, нежели столь подлое предательство верных товарищей. Армия Эльрунга стала близнецам вторым домом, заняла образовавшуюся после потери родных дыру в сердце. Эльф просто не мог пожертвовать всеми во благо спасения собственной шкуры. Отсюда живым никто не возвращался, те, кто стойко терпели все пытки — в конечном итоге оказывались частью груды праха, унося тайны и секреты с собой на тот свет.       Эльф молчит и это вынуждает палача возобновить пытку, только в этот раз выжигалась кожа на шее. Вновь крики, вопли, слёзы, темнота в глазах и звездочки: он не мог знать когда именно мужчинам наскучат издевательства. Вероятно тогда, когда в сознание жертву перестанет приводить даже нашатырь, как и в прошлый раз.       Он держится, намеренно пытается стереть в голове любые воспоминания о базе, но только сильнее погружается в них, смутно различая через свои же истошные вопли — голоса друзей. В какой-то момент Фиру чудится, будто с ним говорит брат. Будто он стоит совсем недалеко, пытается остановить безумие вокруг…лишь приоткрыв глаза, эльф осознаёт, что никакого брата рядом нет.       Фисалиэн существует только в голове, он рядом, стоит только закрыть глаза, но открывая — смутная тень с сочувствующей улыбкой испаряется в момент.       Паяльник больше не касается чувствительной кожи шеи, а эльф продолжает выть — боль не ослабевает ни на секунду, такова особенность ожогов, что оставляли продолжительный, мучительный эффект на теле жертвы. Фирнес воет, стонет и извивается, стараясь хоть как-то ослабить жжение, не видит и не слышит ничего вокруг, в том числе голосов мужчин, что переговаривались теперь не между собой, а с кем-то ещё.       Дверь отворилась с ключа и вошедший вёл себя так, будто пришел к себе домой. Увидев двух палачей, что не являлись его непосредственными коллегами, тот быстрым шагом оказался рядом, начиная читать нотации в крайне недобром тоне. Это всё, что мог различить через пелену болевого шока Фир, сфокусировавшись на словах только тогда, когда обращались непосредственно к нему. Сверху нависло знакомое лицо, вызывающее фантомное чувство тошноты, идущее не из желудка, а скорее из головы. — Чё ты, эльфийский упырь, не хочешь сознаваться, да? — спрашивает никто иной, как Дориан Сондер собственной персоной, сжав пальцы перебинтованной ладони на шее скованной жертвы. Мужчина неприятно давит на свежие раны, возобновляя недавно утихший вой, смотрит в глаза и как-то подозрительно хитро улыбается, протягивая свободную руку к безликим. — Дай мне паяльник, живо. — Что вы хотите сделать? — недоверчиво вопрошает один из них, не торопясь выполнять приказ.       Многие из людей невысоких должностей, вроде пыточников, обращались к Сондеру старшему исключительно на «вы», вечно забывая о том, что он более не является командиром, понизившись в должности. А те, кто помнил — всё равно продолжал соблюдать правила обращения как к командиру, опасаясь стать жертвой неконтролируемого гнева мужчины. — Давайте мы завершим свой личный допрос и вы приступите к своему, хорошо? — Какой ещё допрос, щенки поганые?! — взрывается всё же Сондер старший, теперь нависая не над эльфом, а над мужчиной, что восседал на кровати прямо рядом с жертвой. — Вы называете это допросом, да? Вот это…— Дориан хватает скованное запястье с перемотанными пальцами и резко дёргает вперёд, случайно снимая повязки с указательного и среднего. — …ВЫ НАЗЫВАЕТЕ ДОПРОСОМ?! Этой твари хоть член отрежь и в глотку затолкай — он вам ничего не выдаст, а вы продолжаете заниматься этим детским садом! Я поймал исключительный экземпляр, Я, СОБСТВЕННЫМИ РУКАМИ! И вы обращаетесь с ним так, будто это какая-то рядовая пешка?! — У нас всё прописано в регламенте, Дориан, мы действуем исключительно в соответствии с ним, — несколько испуганно отзывается тот, взглядом подав знак коллеге, дабы тот выключил паяльник из сети. — Самодеятельностью на рабочем месте мы не занимаемся, цели получить выговор, штраф или наказание — нет. — Поэтому у вас все и дохнут как мухи, не выдав вам и единого правдивого слова, — недовольно фырчит тот. Резким взмахом руки Дориан выхватывает паяльник за ручку, не замечая, что вилка более не находится в розетке, а сам тонкий наконечник стал постепенно остывать. — Я покажу вам как выбивать из этих тварей правду, сосунки. Можете смотреть и учиться, пригодится в будущем.       Фирнесер опомнился только тогда, когда теплом обдавало не бедро или шею, а лицо, если быть точнее — прикрытые веки глаз. Тепло, что исходило от остывающего наконечника паяльника, вмиг высушило всю влагу на глазах и подпалило ресницы, на долю секунды заставляя взмыть в воздух чёрный, пахучий дым жжёных волос. Парень мгновенно, всем телом вжимается в сетку кровати, продавливает собой, натягивая руки в верёвках вниз. Приоткрывая губы в очередном паническом крике, он дышит часто, — понимает, что если ожоги зарастут, хоть и останутся уродливыми шрамами, то глаза после встречи с паяльником больше никогда не вернут свои первоначальные функции. Одно неосторожное движение и в правом глазу наступит темнота, кромешная и беспросветная, раз и навсегда.       Это действительно служит неплохой мотивацией к признанию, до того, как лишиться зрения окончательно, парень допускает мысль о сотрудничестве. Фирнесер ставит на чаши весов возможность видеть, подкрепляя позицию невыносимой болью, что совершенно точно ждёт после встречи паяльника с глазом, а на другую сторону — жизни людей и эльфов, которые, между прочим, могут постоять за себя, имея внушительный арсенал оружия. Эльф ненавидит и проклинает себя за одно только размышление над этим вопросом, пытается убедить самого себя в том, что ничего дороже и роднее семьи нет, что даже зрение не стоит смертей сотен союзников. Это и помогает держать рот на замке даже тогда, когда звучит новый вопрос: — Где сейчас находится эта рыжая сука? — подозрительно спокойным голосом вопрошает Сондер старший, постепенно сокращая расстояние между глазом и наконечником инструмента. Веки закрываются интуитивно, сами по себе, и Дориан был вынужден раскрыть правый глаз вручную, разводя веки в стороны двумя пальцами. — Я даю тебе три секунды на ответ, Фирнесер, не трать моё время впустую, от тебя зависит моё повышение.       Образ заостренного наконечника расплывался перед глазами, в нижнем веке снова собираются слезы, частое дыхание едва ли ослабляет идущий от инструмента жар, неминуемая встреча теперь кажется концом света. — Три.       Эльф вновь рыдает в голос, издает какие-то совсем ненатуральные, ненастоящие звуки, не свойственные живому существу. Сердце грозится прекратить ход в любой момент, его стук болезненно отдается в рёбрах и расходится по всему телу. — Два.       Фирнес переходит с неразборчивых звуков на молитвы, торопливо двигает растресканными губами, шепотом произнося с детства заученные молитвы, просит у высших сил пощады, молит о спасении или же избавлении жизни. Пальцы с одурением вжимаются в ладони, раны на месте ногтей воспаляются, несколько отвлекая внимание от грядущего. — Один.       Таких истошных криков стены лечебницы не слышали, кажется, ни разу за всю историю существования.