Расходный материал

Восемнадцать лет назад.

      Если у многих пубертатный период проходил весело и незабываемо, то у Дориана он протекал в роли ответственного родителя. Пока сверстники пили, курили, теряли невинность по случайности на каких-то сумасшедших тусовках в компании малознакомых людей, — старший сын семьи Сондеров был вынужден растить младшего брата, попутно следя за тем, чтобы мать не угробила сама себя.       Одним из таких дней стал вечер субботы, день, что толком и не запомнился мужчине, ведь подобных ситуаций было огромное множество. Отец, в то время работающий вахтовым методом, уже как две недели трудился в шахтах на производстве без выходных, свободные дни в жизни трудяги наступят только через две недели и продлятся целый месяц. Месяц, в который дом прекратит наполняться незнакомыми мужчинами и множество голосов сменятся всего двумя, вечно громкими и агрессивными, по ночам доносясь с кухни.       Мать уходила в запой каждый раз, когда нога мужа переступала порог. Являясь давним любителем азартных игр и казино, там женщина умудрялась найти тысячу и одного знакомого, которые с радостью помогали ей выиграть, но по какой-то причине — ни одна из их попыток в помощь не венчалась успехом. Она собирала всё больше долгов перед разными организациями, влипала в неприятности и привлекала в дом кучу строгих, высоких мужчин в масках, цель визита которых была одна — выбить положенную сумму.       В субботу же, всё казалось подозрительно спокойным. Да, на кухне не смолкал гогот собутыльников, да, на весь дом гремела музыка и периодически грохотало чьем-то падением, но то пустяки. Дориана успокаивало то, что мать, как минимум, не пребывает сейчас в каком-то казино, набирая новые долги. Зарплата отца, как и прошлая трёхкомнатная квартира, уходили на бесконечные долги, мужчина с трудом мог терпеть всё происходящее, но терпел, так как знал, что в случае развода — оба сына достанутся ей. Вопрос о том, насколько быстро женщина предпочтет продать своих детишек, лишь бы не лишиться жизни за очередной должок — стоял ребром. От того отец кропотливо собирал все документы и доказательства, лишь бы суд отдал детей ему.       Сложную семейную ситуацию Дориан осознавал лишь отчасти, когда как семилетний Дирк и вовсе не понимал что происходит. Старший сын практически никогда не покидал стен дома без веской причины вроде работы или учебы. Обычно стараясь держать младшего брата рядом и не спускать с него глаз, в этот субботний вечер он позволил себе наглость сходить с давно привлекающей внимание девушкой на свидание. Мирный ужин в кафе закончился, не успев начаться, ведь на телефон Дориана пришло смс крайне тревожного содержания.

«Дори мама превела друзей и кажеться у нас будит систричка!»

      Дориан оказался дома так скоро, как только смог, к счастью город был совсем небольшим — от одного края до другого можно было дойти спокойным шагом за час. Дверь оказалась не заперта, впрочем, как и всегда, когда отец уезжал на вахту. Привычный шум музыки, привычный гогот и смех, а вместе с ним и пронзительные, весёлые визги Дирка, — мальчик в этом году вот-вот пошёл в первый класс.       Старший сын торопливо скидывает с ног ботинки, кидает куртку в груду прочих на комоде и быстро пробирается к кухне через валяющийся тут и там мусор. Картина предстаёт не столь ужасная, как представилось на первый взгляд по сообщению Дориану. Женщина, чей возраст вот-вот перевалил за тридцать, сейчас находилась животом на столе, задирая тёмно-синее, коротенькое платье. К счастью, на ней всё ещё присутствовало белье, а на мужчинах, что её окружали, всё ещё застегнуты брюки. Взрослые веселились, женщина самолично шлепала себя по оголенной пятой точке в красных трусах, тем же занимались и остальные. На столе, аккуратной, ровной стопочкой лежали карты, что устраняло вопросы насчёт обстоятельств произошедшего. — Сейчас мы вам с братом сделаем ещё братика или сестру, — гоготал один из мужчин. Стоя расслабленно у открытого окна, он стряхивал пепел окурка с пятого этажа. — Ты ведь хочешь, чтобы вас стало больше, да? Дяди без проблем исполнят твою мечту! — Давайте братика, я хочу братика! — задорно смеялся ничего не понимающий Дирк. Умудряясь повторять за остальными взрослыми, мальчишка нелепо касался покрасневшей ягодицы матери детской ладонью. — А зачем вы её бьете? Так и делаются дети, да? Мама, тебе не больно? — Нет, сынок, мне хорошо, — отзывается давным-давно не трезвая женщина, к слову, единственная в квартире, окруженная вниманием мужчин.       Дориан, весь растрепанный, запыхавшийся, злой и уставший стоит в проёме. Молчит, наблюдает за всеми вокруг и выжидает когда хоть кто-то отвлечется от безудержного веселья и обратит на него внимание. Желание растоптать каждого здесь и сейчас, включая пьяную мать, что совсем не стыдится предстать в таком виде перед младшим сыном, растёт как на дрожжах. Кулаки до боли сжимаются и дыхание учащается, взгляд карих, точно таких же, как у матери, глаз, наливается кровью с каждой секундой.       Естественно, первым делом старшего заметил маленький Дирк. — О, Дори! Дори, ты вернулся! — кричит наконец мальчишка, перебивая множество взрослых голосов, заставляя замолчать. Дирк впивается объятиями в бёдра старшего брата, жмётся щекой к животу и быстро поднимает голову вверх, не снимая с губ весёлой улыбки. — Эти дяди сказали, что у нас с тобой будет… — Я слышал, — строго и холодно отзывается Дориан, всё же укладывая прохладную ладонь на затылок младшего, легко поглаживая того.       Он прекрасно понимал, что брат, в силу возраста, даже не догадывается о том, что происходит вокруг. Если бы мальчишка хоть на пару процентов осознал весь тот ужас, что творила их мать с искренней, задорной улыбкой… Впрочем, лучше пусть не осознаёт. Так будет безопаснее. Дориан прижимает младшего одним ухом к своему животу, затем ладонью закрывает оставшееся, лишая Дирка возможности слушать то, что он скажет далее. — Вы чё тут за притон устроили, черти? Вы хоть понимаете чё вы творите на глазах у ребенка или нет? Мать, ты мозги тоже проиграла в казино, да?! Быстро встала и опустила платье! — Ты погляди как вымахал пацан, уже и приказы раздаёт как настоящий командир, — посмеялся один из многочисленных друзей матери, покачивая головой. В руках его блестящий бокал с крепким алкоголем, на запястье блестели дорогие часы, а ботинки, которые он предпочёл не снимать из-за извечного беспорядка в квартире, блестали по-ярче иностранных часов. — Ты давай лишнего пасть не разивай, хорошо? Думаю, ты сам понимаешь с кем разговариваешь. Уведи младшего отсюда и успокойся, на кухню просто оба не заходите.       Женщина уже выполнила приказ старшего и находилась в объятиях незнакомого мужчины в костюме, который без каких-либо задних мыслей курил сигару прямо посреди кухни. Любопытный мальчишка в руках старшего со временем начал брыкаться и возникать, ему было попросту интересно чего такого могут от него скрывать взрослые, ведь он, казалось, видел всё.       Дориан осознавал, что не сможет пойти против толпы незнакомцев. Их больше, они влиятельней, вероятно, у них даже есть огнестрельное оружие при себе, что для владельцев казино являлось необходимостью. — Давайте потише тут, имейте совесть, в конце концов. Нам обоим завтра на учебу, — значительно размягчев, отвечает Дориан, наконец возвращая младшему возможность слышать всё, что происходит вокруг.       Небрежно подтолкнув мальчишку в сторону выхода, старший берётся за ручку двери и закрывает её. Спокойно, без лишних эмоций, хотя очень желал разбить матовое стекло на груду крохотных осколков. — А о чём вы говорили? У нас будет братик? — с детской, искренней любопытностью спрашивает мальчишка, заглядывая в недобрые глаза старшего брата.       Тот как всегда выглядел неприветливо, Дирк мог сосчитать по пальцам одной руки случаи, в которых Дориан искренне улыбался. Пока Сондер младший ничего не осознавал, он любил брата и таким, какой он есть. Любил злым, уставшим, недовольным, любил любое их взаимодействие и искренне желал как можно больше времени проводить вместе. — Мама опять сделала что-то плохое? — Шлюха она подзаборная, вот в чём дело, — несдержанно выругивается Дориан, сжимая кулаки. — Когда-нибудь отец перестанет терпеть эту тварь в нашем доме и весь этот цирк прекратится.       Единственная комната, в которой всё ещё имелся хоть какой-то, да порядок, являлась личной комнатой братьев. Две одноместные кровати, что были расставлены у стен напротив друг друга, рабочий стол для уроков, вместительный, старый шкаф с отпавшей дверцей и ковёр, пропитанный всем, чем только можно. Тесную комнатку пусть и трудно назвать уютной, но именно здесь парни могли ощутить себя в безопасности.       Отец, перед одной из командировок, предусмотрительно установил в их комнате новую, прочную дверь, закрывающуюся на замок изнутри. Ключи от неё имелись только у Дориана и отца, об этом они договорились сразу, мать не имела доступа в комнату сыновей по ночам, как и её многочисленные друзья. Выбить её практически невозможно, по устойчивости она едва ли уступала железной, входной двери квартиры.       Резким движением руки втолкнув младшего в комнату, Дориан вставляет ключ с наружной стороны двери и смотрит холодно, сурово. В комнате царит темнота, мальчик сразу исправляет это недоразумение и моментально падает на кровать, открывая любимый комикс. Дирк думал, что брат пойдёт с ним, думал, что они снова будут вместе, но одиночество замечает слишком поздно.       Дверь закрывается в момент, ключ проворачивается без шансов на открытие с внутренней стороны. Мальчишка моментально подрывается с постели и начинает барабанить по двери руками и ногами. — Дори! Дори, блин, я тоже хочу! — первым делом заявляет мальчик. — Куда ты пошёл?! Я хочу с тобой! — Я скоро вернусь, сиди тихо, — слышится голос за дверью с тихим звоном связки ключей. — Уберись в комнате до моего прихода, приду — проверю. — Ну Дори, блин! — вновь возгласы за дверью. Они продолжаются ещё какое-то время, пока мальчик не понимает, что брат всё-таки ушёл.       Свидание испорчено. Девушка, которую Дориан не решался пригласить на свидание долгие годы, сегодня ответила взаимностью. Приняла приглашение, надела лучшее платье, нанесла самый кропотливый, кажется, найденный где-то в интернете под случай макияж. А Сондер просто ушёл.       Он не удосужился извиниться, объясниться или хоть как-то оправдать свой внезапный уход. Молодой паре почти принесли напитки и еду, официант буквально шёл в сторону их столика, когда Дориан чуть было не сшиб того с ног. Новость разозлила до чёртиков, ни одного цензурного, приличного слова для описания ситуации он не нашёл. Ушёл, молча оставил девушку с кучей вопросов и парой купюр, с хлопком ладони по столу положенных недалеко. Дориан не любил говорить о проблемах в семье, не любил априори с кем-либо обсуждать переживания. Он и сам знал, насколько грубым мог показаться со стороны, но считал, что в его ситуации это единственный выход. Никто не должен знать.       Эмоции накатывают волной, их просто необходимо куда-то деть. В кармане спортивной ветровки телефон, кнопочный и простой, под стать годам. А помимо средства связи и пачка сигарет, купленная специально для него каким-то старшеклассником. Подросток быстрым шагом спускается по лестнице вниз, на улице стоит извечно хмурая, мрачная осень с непрекращающимися дождями. К счастью, сейчас именно тот момент, когда дождь хоть ненадолго затих. Глубокие, грязные лужи в многолетних ямах на дороге пришлось обходить.       Время позднее, погода скверная, на детской площадке никого нет. Дориан проходит мимо, к трансформаторной будке, за которой всегда курил втихую от отца. Он садится прямо на сырой бетон вокруг будки, достаёт пачку, привычно выуживает сигарету и закуривает. Берёт телефон.       Номер отца во время вахты находился привычно где-то на дне — отец не любил, когда кто-либо из семьи звонил во время работы. Дориан не раз и не два натыкался на гнев отца в такие звонки, но теперь выучил чёткий график времени. Сейчас поздний вечер, а там, где отец трудился, уже раннее утро. Мужчина должен в данный момент заниматься утренними сборами, сидеть за завтраком с сигаретой и смотреть новости по пузатому телевизору.       Через силу Дориан вынуждает себя нажать кнопку вызова дрожащим, большим пальцем. Пугающие гудки раздаются из динамика, заставляя парня делать затяжки в два раза чаще. — Дориан, твою мать, я просил тебя не звонить мне, когда я на ва… — с ходу раздаётся грубый, раздраженный голос отца, но Дориан успевает его прервать раньше, чем тот эмоционально сбросит вызов. — Она опять привела домой каких-то мужиков, — говорит парень привычно тихо и неуверенно, так, как и привык всегда разговаривать с отцом. — Меня выдернули со свидания с девушкой ради того, чтобы я посмотрел, как мать стоит раком с голой задницей прямо на кухне, — намного более беспокойно добавляет он. — Дирк всё это видел. Мне кажется, если бы я не пришёл вовремя, они бы и вовсе её прямо там и тра… — Дориан, — прерывает теперь отец. Звучит долгий, глубокий выдох, от былого гнева не осталось и следа. — Я собираю документы, чтобы всё это прекратить. Я собираю доказательства того, что она — некудышная мать и ей точно не стоит отдавать тебя и Дирка, — продолжает отец, прекратив шум на фоне одной кнопкой пульта. — Если мы разведёмся сейчас — она может забрать вас у меня, и такой притон будет в вашем доме постоянно. — Я больше так не могу, — дрожащим голосом произносит Дориан. — Я устал, я хочу жить обычную жизнь, обычного подростка. Я не хочу всецело отвечать за Дирка, я хочу право на свою, чтоб её, личную жизнь, — продолжает, удивляясь тому, что отец до сих пор не прервал. На глазах собираются слёзы, а окурок и вовсе выпадает из пальцев. — Я не хочу приходить домой и видеть то, как мою мать лапают какие-то мужики. Я не могу ничего им сделать, ровным счётом ни-че-го, — говорит и всё-таки срывается на слёзы, от чего к горлу подходит ком невысказанной злобы. — Я ХОЧУ, ЧТОБЫ ТЫ, СУКА, БЫЛ РЯДОМ, ПАП! — Успокойся, Дориан, и прекрати наматывать сопли на кулак, ты — мужик, — холодно и безэмоционально отвечает мужчина. — Если я уволюсь с этой работы, кто будет кормить семью? Кто будет оплачивать долги матери? Ты что ли? — с явным рыком в голосе вопрошает отец. — Ты сидишь в тёплой хате, с едой, водой и всем необходимым, пока я ишачу как проклятый на шахтах! На твои плечи возложена ответственность, это факт, но в этом нет абсолютно ничего удивительного. Ты — мужчина, глава семьи, ты обязан… — Зачем ты выбрал в жены такую тупую шлюху, как наша мать? — резко прерывает вопросом Дориан. Челюсти сжимаются от злости, свободный кулак руки уже побелел костяшками. — Если ты, пап, глава нашей чёртовой семьи, то почему твоя женщина скачет по членам, стоит тебе ступить за порог?! — продолжает, не позволяя перебить. Он каждый раз всё громче и громче говорит, желая высказаться. — Почему ты не можешь просто взять и заставить её себя слушать?! Ты, пап, сам-то точно мужик? — Не говори так о своей матери, сын, — побежденно, но не менее агрессивно выдаёт отец. — Какой бы она ни была, она, всё-таки, твоя ма… — К чёрту вас обоих, серьёзно, к чёрту, — махнул рукой парень, рывком поднимаясь на ноги. — И тебя, и твою шалаву жену, понял?! Оба катитесь к чертям со своими проблемами и обязанностями, с меня довольно! — Я тебе такого ремня всыплю, щенок, ещё раз ты посмеешь… — угрожающе начинает отец, но его снова прерывают.       В этот раз, прерывает отца не очередной выплеск эмоций подростка, а сильный, от всей души, со всем размахом, удар телефона об улицы. Кнопочное средство свящи разваливается на составляющие, куда-то летит задняя крышка, куда-то крошечный аккумулятор, куда-то битые остатки телефона. Это третий телефон, который Дориан разбивает об асфальт, отцу придётся в четвёртый раз покупать новый, лишь бы иметь с сыном хоть какую-то связь.       Сондер старший гнётся втрое на асфальте, усевшись в парадных, самых приличных джинсах для свидания прямо на грязный, сырой асфальт. Закрывая голову обеими руками, Дориан кричит, рычит, матерится и проклинает любого, кто так или иначе подпортил ему жизнь. Проклял отца со всеми его заботами, делами и моральными устоями, проклял мать с её бесконечным праздником жизни и неконтролируемым либидо, проклял и Дирка, что постоянно так в нём нуждался.       Дориан бы сам с удовольствием ушёл в загул, потерялся в алкогольных тусовках на неделю, а может быть, и на две. Эта мысль всё чаще и чаще мелькала в короткостриженой голове, навязчивой, заевшей мелодией долгожданной свободы.       Нельзя. Отец прав, он не может оставить семью на произвол судьбы, не может оставить Дирка одного, такого юного и наивного, в компании вечно пьяной матери и любовников. Кто знает, вдруг, рано или поздно, они захотят воспользоваться и телом мальчишки? Ещё пару лет разгульства и такой сценарий звучит почти логичным развитием событий.       Дориан стирает предательские слёзы, сам себя успокаивает, в процессе скуривая ещё пару-тройку сигарет. Надо возвращаться домой, нельзя оставлять Дирка надолго без присмотра. Завтра вести его на уроки в первый класс, а сегодня надо выполнить с ним домашнее задание. Личные драмы и переживания подождут лучшего момента.       Дориан проворачивает замок двери личной комнаты и смотрит вокруг. Мальчишка снова разбросал игрушки, снова не убрал за собой тетрадки да учебники, снова кинул школьную форму на расправленную постель, будто напрочь забывая о том, что ему говорит старший каждый день. Роль личной служанки за столько лет так надоела Дориану, что у того начинал дёргаться глаз при виде малейшего беспорядка. А сегодня, когда его выдернули со свидания с красивой девушкой по вине очередной гулянки матери, дёргались оба глаза, в том числе и сжатый кулак. — Дирк, я что сказал тебе перед уходом, а?! Я что, твою мать, на попугая похож или чё?! До тебя по-хорошему совсем ничего не доходит, да?! — срывается в секунду парень. С грохотом врезая пылающий пламенем кулак в дверь спальни, он тем самым заставляет мальца испуганно осесть на кровати. — Убери всё это пока я тебя не пришиб, Дирк. Сейчас же! — Я не буду, — качает головой мальчишка, обиженно скрестив руки на груди. — Мама сказала мне, что порядок для глупых. Настоящие гении живут в творческом беспорядке, вот! — возразил он, демонстративно скидывая новенькую школьную форму с кровати, на которую отец, к слову, отдал последние деньги после оплаты долгов жены. — И вообще, я устал…у нас в школе так много уроков!       Старший Сондер даже не замечает, как оказывается рядом с младшим. Рука обхватывает крохотную школьную рубашку с безвольно повисшим на воротнике синим галстуком, пальцы сжимают некогда ровную ткань, мнут и со всего размаху отправляют одежду прямо в лицо Дирка, что не успел защититься руками. Дориан едва ли приходит в себя, старается осознать что именно он сделал секунду назад и делает вывод, что ничего неправильного, предосудительного он не совершил. Нависая грозовой тучей над заметно растерявшим уверенность младшим, он нахмурился, скрестив руки на груди. — Убирай, я сказал, — предупредительно спокойно выдает старший, изгибая бровь. — Поднял свою тощую задницу и убрал весь срач, что ты тут навёл! — Отстань от меня, я всё маме расскажу! — визжит в панике мальчишка. Сжав в крохотном кулачке рубашку, Дирк скомкал её и отправил тем же движением в живот старшему, чисто физически не имея возможности попасть по лицу. — Мама, Дори меня бьёт! Мама! МАМА! — Ты маленький стукач! — взревез со злости Сондер старший, махом подхватывая почти упавшую под ноги рубашку.       Наскоро закрутив ту в жгут, подросток без каких-либо раздумий начинает хлестать младшего брата по всем частям тела белой тканью, уже не задумываясь о том, какой ценой обошлась покупка формы отцу. Сейчас он не помнит себя от ярости, продолжает наносить удары по скрючившемуся на постели телу мальчишки под громкие визги.       Дориан хотел воспитать в брате нормального человека, хотел чтобы он слушался безукоризненно, хотел иметь власть хоть над кем-то в этой жизни, если не получается заполучить власть над собственной жизнью. Он не выбирал мать, не выбирал отца и брата, не выбирал эту жизнь, и прекрасно знал, что пока он проводит бессонные ночи, разбираясь с проблемами матери, сверстники спокойно пьют, веселятся, любят и дружат, не задумываясь ни о чём.       От садистского воспитания Дориана отвлекают крики матери с кухни. Как бы парень не старался подавить любые тёплые чувства к женщине, он не мог просто игнорировать тот факт, что ей, вероятно, сейчас может быть очень плохо. Если он и не любил, разочаровавшись в её сути сразу, как только исполнилось десять, то по сей день он испытывал к ней собственнические чувства, в связи с которыми Дориан не мог позволить чтобы кто-то навредил тому, что принадлежит ему.       Бросив воспитательный процесс на полпути, подросток выскакивает пулей из комнаты и бегом следует на кухню, уже издалека наблюдая осколки матового стекла двери. Не думая о том, что может поранить ноги, парень легко проходится по осколкам в тонких носках и открывает дверь, наблюдая весьма неутешительную картину.       То, что мать нередко ловила в состоянии перепоя так называемую «белку» — стало понятно Дориану ещё в одиннадцать лет.       По правде говоря, парень ожидал увидеть там нечто, что он изредка вбивал в поисковый запрос на сайте порнографии, но всё-таки, узрел нечто более ужасное, чем банальный групповой секс с участием родной матери. Когда Дориан отворил дверь — из неё тут же повалили прочь «друзья». Никто не хотел разбираться с заскоками женщины, все предпочитали сделать вид, будто ничего не происходит, скорее покидая место возможного преступления.       Женщина сидела на коленях в крови, сжимая осколок битого стекла в руке. Округлив глаза на крайне непрезентабельный вид матери, Дориан в первую очередь подумал о Дирке, который видеть нечто подобное не должен. Вылетев из кухни обратно в коридор, а затем и в гостиную, через которую уже пробирался взволнованный, растрёпанный мальчишка, старший резким движением схватил того за плечи. — Вернись в комнату и не выходи оттуда, ты понял? — громко приказывает тот, с силой, до синяков сжимая хрупкие, детские плечики. — Если выйдешь — я тебе башку откручу, понял?! — Что случилось с мамой, Дори? Что с мамой? — ожидаемо в голос зарыдал Дирк. Состояние ухудшалось не только благодаря жёстким прикосновениям старшего и громкому тону, но и виду разбитого стекла в коридоре. Его разнесли ровной дорожкой в спешке уходящие мужчины, что также не вселяло спокойствия и уверенности в семилетнего мальчишку. — Наша мама умерла?! Что с ней? Ответь мне!       Дориан знал, что чем дольше он тянет, тем вероятнее осуществление того, о чём так переживал Дирк. Времени на спокойные разъяснения и заботу нет, счёт идёт на минуты. Если тот не успеет сделать всё так, как полагается — пьяная женщина на кухне просто напросто прекратит свою жизнь собственными руками.       Ключ от комнаты всегда был в заднем кармане джинс Дориана и спасало это не раз. Также спасало то, что…       Дирк встал как вкопанный, не сдвинуть, поэтому брату пришлось подхватить его на руки, попутно открывая дверь спальни ногой. Буквально швырнув рыдающего, брыкающегося мальчишку внутрь, парень резким движением захлопнул дверь и вставил ключ, повернув его один раз и повернув второй, но не до конца. Таким образом замок каждый раз заедал изнутри, не позволяя открыть дверь с другой стороны, что и являлось выгодным козырем в рукаве Дориана. Дирк не должен был увидеть свою мать с порезанными руками в груде осколков.       Дориан не трудился над выяснением причин, не тратил времени на расспросы и действовал быстро, чётко, отточенно. Поднял с пола пьяную, рыдающую женщину, обработал и перебинтовал все глубокие раны на запястьях, разве что не зашил — просто не умел. Его хладнокровию в стрессовых ситуациях завидовали многие, однако, никто не знал о том, каким именно образом столь полезное качество образовалось у совсем зелёного подростка.       Периодически женщина сопротивлялась. Не давала спокойно завязать бинты, поменять окровавленное, синее платье, с трудом держала равновесие, падая ладонями в мелкие, едва заметные осколки, попутно с этим устраивая скандал. Старший сын очень хотел её ударить, но держался, не позволял себе опуститься до насилия над больной как физически, так и психически, матерью, ведь он знал, что если начнет — остановиться не сможет. — Отпусти меня, ты, уродец! — вновь и вновь едва разборчиво вопила та. Женщина действительно старалась любыми способами навредить старшему сыну, что упорно пытался промыть ей лицо. Держать приходилось обеими руками, сопротивление сильно мешало процессу. — И зачем я только тебя родила! Лучше бы сделала аборт и не рожала чудовище вроде тебя! — Это я — чудовище? — устало выдыхает старший. Потянувшись к полотенцу, он хотел вытереть воду и остатки крови с опухшего с бесконечных пьянок лица. — Мне надо было бросить тебя там, на кухне, в крови, да? Тогда бы я стал хорошим сыном в твоих глазах? — Ты вечно в каждой жопе затычка, Дорик! Отпусти меня, отпусти меня сейчас же! — вопит и отбивается та. Из-за этого свежие, белые бинты моментально напитываются тёмно-алой жидкостью, что с минуты на минуту будет вновь стекать к локтям вниз. — Катись к чертям! Сгинь, отродье! Весь в папашу, выродок, такой же несносный ублюдок!       Дориан почти исчерпал запасы терпения и теперь решает сделать то, о чём так просила мать. Он легко опускает её на кафельный пол тесной ванной, совмещённой с туалетом. Вытерев руки об полотенце, что в итоге оказалось под ногами, парень легко бросает его в лицо пьяной женщины, разворачивается и уходит. Взяв в коридоре веник с совком, он идёт на кухню, заметать следы произошедшего, ведь понимал, что бесконечно держать Дирка в спальне не получится. Неторопливо выполняя обязанности единственного здравомыслящего человека в квартире, выполняя слово, данное отцу, подросток замечает, как мать, облаченная в старый, местами дырявый, халат, выползает из коридора на четвереньках и движется в сторону гостиной. — Где мой сыночек, где мой маленький, хороший Дирк?! — бормочет та под нос, едва перебирая ослабевшими конечностями, оставляя мелкие следы крови за собой на сером ковре. — Куда ты его дел, тварь поганая?! ОТВЕЧАЙ!       Естественно, следом за весьма понятными призывами от женщины идут тихие крики Дирка через закрытую дверь. Догадаться о том, где именно находится младший сын совсем не сложно, и этот факт не только злил, но и пугал Дориана до жути. Что бы ни происходило, старший не хотел полного уничтожения психики младшего брата. Последнее прекрасное, детское и невинное, что в нём только было, он всеми силами пытался уберечь.       Дориан бросает веник да совок, оставив кровавое стекло мирно стоять посреди кухни и следует к гостиной, скрестив руки на груди. Младший бешено, в панике, в ужасе барабанит руками, ногами по прочной двери, кричит и рыдает, это слышал и Дориан, и мать. — Выпусти его, сейчас же! — восклицает уверенно она, не сумев мокрой рукой даже потянуть ручку двери вниз, не то, что достать ключ. — Быстро, я сказала! Дориан, быстро выпустил Дирка из комнаты, садист! — Чтобы он увидел тебя пьяную, на четвереньках и в крови, да? — хмуро хмыкнул старший сын, даже не собираясь выполнять чужой приказ. — Ты позорище, а не мать, самое настоящее позорище. Такие, как ты, — не должны иметь семью.       Рука женщины всё-таки цепляется за ключ, и, к удивлению, проворачивает до конца, возвращая работоспособный вид механизму. С остальным справляется сам Дирк, открывает замок изнутри и вылетает наружу, падая на колени к матери, тут же оказываясь в её объятиях. Семилетнему мальчишке было без разницы в каком именно состоянии пребывала мать, главное то, что она искренне желала с ним встречи. Её руки будто бы стали крепче, стоило в них оказаться младшему сыну, губы, сухие и растресканные, мягко коснулись макушки каштановых, вьющихся волос. Дирк едва успокоился, осознав, что мать всё-таки жива, а злость на старшего брата впервые проявилась во взгляде карих глаз. — Мой сыночек, мой любимый, мой хороший, — бубнила та себе под нос, плотнее прижимая Дирка к груди. Светлая, домашняя футболка мальчика уже напиталась кровью с бинтов, но тот этого, разумеется, не видел. Это заметил Дориан, что всё это время будто туча нависал над ними. — Не бойся, всё хорошо, мама защитит тебя! — С тобой всё хорошо, да? Ничего не случилось, мам? — в слезах вопрошает мальчик, заглядывая в красные, опухшие глаза женщины. — Он запер меня в комнате, а ещё…ещё! — брат явно решил пожаловаться на то, что случилось в комнате, но резко встретился взглядом с подозрительно затихшим Дорианом, заметно теряя уверенность. — Я рад, что ты в порядке, мама! — Что ты с ним сделал, урод? Что ты сделал с братом?! — завопила в ту же секунду та, прекрасно понимая, что Дирк банально струсил жаловаться на старшего в его же присутствии. — Я тебя прибью, сученыш, понял меня?! Иди сюда! — Катитесь к чертям, оба, — кратко бросает Дориан перед тем, как покинуть злополучную квартиру.       Старший Сондер сбежит из семейного гнезда сразу, как только возникнет такая возможность. Учитывая, что друзей из-за ситуации в семье он почти не имел, возможность может представиться нескоро. Побег из дома стал первой важной целью в жизни Дориана несмотря на все уговоры отца, а служба на государство — единственным способом отомстить человечеству за своё непутёвое детство.

***

      Дориан оправился только через пару часов спустя уход младшего брата, узрев во сне события восемнадцати летней давности. Гадкое настроение встретило мужчину с самого момента открытия глаз, во рту был неприятный, стальной привкус, а мир вокруг растекался, плавал и распадался. К счастью, это продлилось совсем недолго. Он пришёл в себя благодаря новой дозе обезболивающих, запасы которых Дориан решил носить с собой, во внутреннем кармане куртки. С больной ногой и плечом выживать как-то по-другому не представлялось возможным. Благодаря действию препарата он мог хоть ненадолго почувствовать себя человеком, а не сгустком неприятных ощущений.       Сондер старший не планировал сегодня куда-либо идти, состояние совсем не то. Он давно привык работать на износ, закрывая глаза на все травмы и болезни, но сейчас он ощущал усталость особенно остро, не только в теле, но и в голове. Сон, что воспроизвёл прошлое как нарочно додетально точно, стал последней каплей терпения Дориана. Всё шло из рук вон плохо, за что ни возьмись.       И не успел мужчина занять место на шикарной, двухместной кровати, бережно заправленной младшим братом по всем канонам, как вдруг звонит телефон. Идти в коридор, забирать его из куртки и разговаривать с кем-то Дориан не хотел, он просто проигнорировал звонок, мысленно посылая к чертям звонящего. Ничто не может быть сейчас важнее личного отдыха, все дела, в том числе и капризы несправедливого начальства, — с омерзительным бугорком на строгих брюках промеж ног, — пусть отправляется в ад.       Звонки не прекращались, стандартная мелодия повторялась раз за разом, снова и снова, не позволяя Дориану и глаза сомкнуть. Игнорирование звонящего не приводит к успеху даже спустя десять минут, на редкость настойчивая личность не теряла надежд установить связь и за это Сондер старший уже намеревался свернуть наглецу шею.       Кое-как доковыляв до вешалки с курткой, мужчина торопливо разыскивает несмолкающий телефон. Дориан принимает звонок, не удосужившись взглянуть на номер, и во весь голос заявляет: — ДА ЧЁ ТЕБЕ НАДО, СУКА?! ОТВАЛИ ОТ МЕНЯ, НЕ БЕРУ — ЗНАЧИТ ЗАНЯТ!       Звонящий кратко прокашливается и едва заметно ухмыляется, выждав небольшую паузу, дабы Дориан успел сказать всё, что он думает. И когда пауза длится чуть больше минуты, в которую Сондер не прекращая тяжело дышит в трубку, звонящий наконец начинает говорить: — Надеюсь, ты всё сказал, — будто бы скучающе произносит Ульрих, со сладким стоном разминаясь в любимом кресле. — Так вот, Дориан, зачем я вообще тебе звоню… Ты ведь не забыл, что ты предо мной в долгу, верно? — Ульрих, — раздражённо выдыхает Дориан, кратко качнув головой. Просто так сбросить разговор с Кручевальдом он не мог, поэтому и переместился на более удобное для переговоров место — за стол. — Не забыл, разумеется, я выполню свою часть сделки. Дай немного времени, рыжая тварь засадила мне нож в ногу и я едва ли могу ходить. — У вас, Сондеров, это семейная черта — заключать сделки и обманывать других, да? — спокойно хмыкнул самец, откидываясь на спинку кресла и прижимая телефон плечом к уху. — Этот слился и ты жопой крутишь. Я-то думал, что ты, как старший, должен быть намного ответственнее этого бездаря. — Ничем я не кручу, слышь! — оскалился Дориан, с силой сжимая телефон в руке.       Разбить новый аппарат он не боялся, ведь это чисто физически невозможно. Прошлый, ныне не подлежащий восстановлению телефон, погиб, а вместе с ним ушли и важные записи, уничтожать которые намеренно мужчина не хотел. Овладеть контролем над собственным гневом он не мог уже долгие годы, что приносило в жизнь определенные трудности. — Притащу я тебе принца, не трепи мне нервы. Я сказал — я сделаю, если ты не веришь — это исключительно твои проблемы и трудности. — Синт уже нашёл клиента на него, аванс внесён, бумаги подписаны, — напряжённо выдаёт Кручевальд, нервно постукивая подушечками пальцев о кожаный подлокотник кресла. — Я хочу получить принца сегодня, человек готов заплатить за секс с ним бешеные деньги. Я не собираюсь терять, разочаровывать и переносить клиента из-за твоей дырки в ноге. — Каким образом ты предлагаешь сейчас завалить волчьего в моём состоянии? Сомневаюсь, что Иларион просто, мирно пойдет вместе со мной, его всяко придётся вязать, — нервно цыкает Дориан, с горящими глазами поглядывая на недопитую бутылку элитного алкоголя. — Я могу дать адрес и ты сам заберёшь свой приз, раз уж тебе так невтерпёж. — Скажи на милость, в чём тогда вообще заключается твоя часть сделки? Узнать домашний адрес твоего брата не составит труда, на воротах меня пропустят, сил на то, чтобы в одиночку скрутить молодого гибрида — у меня хватит с лихвой, — задумчиво хмыкнул тот, растягивая по губам непринужденную улыбку. — В таком случае, зачем ты вообще мне нужен, если я всё сделаю сам? Может, мне и правда выполнить твой должок за тебя, а тебе повесить какой-то другой? — То есть, тебе принципиально, чтобы эту лохматую задницу привёл именно я? — закатывает устало глаза он. Всё же припадая губами к горлышку бутылки, мужчина делает пару больших, обжигающих глотков. — Ты приведёшь, ты и уведешь, тут всё просто, — пожал плечами простодушно Кручевальд, прикрывая веками зелёные глаза. — А то если я приведу, то обратно вернуть Синт уже не захочет. Иларион мог бы стать нашим главным деликатесом, но ты подсунул Амави, простого, рожавшего гибрида с на редкость отвратительным характером. — Больно жирно вам было бы, взамен на тупоголового сынка получать его высочество Илариона Мерингейла, — ухмыльнулся обречённо Сондер, легко качнув головой. Живот скрутило от попадания алкоголя в пустой желудок, мужчина едва согнулся и подпёр кулаком лоб, упираясь локтем об не слишком чистый стол. — Если он убьёт меня по дороге до вашей богодельни — в моей смерти обвинят тебя. Смотри, как бы твоя собственная задница не оказалась в общем пользовании где-нибудь на зоне, Ульрих Кручевальд. — Не беспокойся, не окажется, — игриво, победно хихикнул Ульрих, с нетерпения закусывая губу. — С тобой приятно иметь дело, Дориан! Привези мне принцессу к семи часам вечера, а лучше — раньше. Не опаздывай, а то потом сам будешь выплачивать клиенту ущерб! До встречи!       Дориан не сдержался и всё-таки приложил несчастный телефон экраном об поверхность стола. Подобное воздействие никоим образом не повлияло на работоспособность новенького, особенного гаджета, купленного с расчётом на взрывной характер владельца. И всё-таки, мужчине с этого немного полегчало.       Как бы Сондер не торговался, какие бы варианты не предлагал и не взывал к совести, Ульрих был прав — долг дороже жизни. Мужчину и в самом деле не должно волновать физическое и психическое состояние исполнителя, ведь свою часть сделки тот выполнил на все сто процентов. Шпион найден в кратчайшие сроки с поразительной точностью, пусть и доложили о нём не очень своевременно. Если бы Дориан не поддался эмоциям и не разбил единственный телефон, о Скарлетт бы доложили намного раньше. Сондер бы успел все обдумать, взвесить и, может быть, сейчас имел бы в заложниках вражескую шпионку, что мирно спала под боком почти каждую ночь.       Деваться некуда. Как бы плохо физически и морально ни было, делать дела придётся. По дороге до базы мужчина постепенно начал формировать план захвата, да такой, чтобы в больном теле не прибавилось новых отверстий. Все люди понимали физическое превосходство волчьего над человеком, где даже взрослая самка могла голыми руками растерзать крепкого мужчину. К счастью, немногие волчьи в силах осознать свою настоящую силу, что зачастую дарило людям преимущество. Вот и принц его боялся как огня, хотя мог уложить и сделать ровно тоже самое с ним. Сегодня и подавно, когда физическое состояние требует от Дориана минимум недельного постельного режима, а в идеале — месячного.       На часах всего четыре часа дня, времени предостаточно, но старший Сондер всё равно спешит. Сев в худшую из имевшихся во владениях трёх машин, мужчина обыскал в салоне все возможные ящики, панели и карманы, разыскивая хоть что-то, что могло помешать Илариону свернуть горе-похитителю голову в ту же секунду. Ничего лучше старого-доброго пистолета он не нашёл, ведь фокусы с хлороформом давно ни с кем и никак не работают. Просто выключить гибрида ударом в голову чревато травмами, а соответственно, порчей временного имущества борделя.       Наркотик в крови действует на мужчину весьма причудливым образом. В процессе езды, что заняла у мужчины без малого сорок минут, он периодически видел с правой стороны обочины пугающие образы.      Воображение рисовало страшные силуэты из ветвей деревьев, превращало старые ларьки с пожелтевшими вывесками в монстров, а проезжающие мимо машины в здоровенные подобия тараканов. Сондер который день принимает специфическое лекарство, а явные галлюцинации появились только сейчас. О них предупреждали в лаборатории, говорили, будто от введения первого образца испытуемый попросту скончался от остановки сердца, увидев нечто, что психика не смогла переварить. Дориан не боялся ни одного из существ, которых старательно рисовало воспалённое воображение, знал, что всё не по-настоящему, и преисполнился уверенностью настолько, что…       Машину уводит на злополучную обочину, когда очередной монстр превращается в обычную женщину преклонных лет, что так невовремя решила перебежать оживленную дорогу. Женщина в конечном итоге отделалась лёгким испугом, а вот Дориан, для которого всё могло кончиться если не тюрьмой, то огромным штрафом, кажется, теперь имеет пару новеньких седых волос на голове. Препарат всё-таки смог напугать, так удачно скооперировавшись с беспечной, торопливой женщиной. Сердце почти выпрыгивало из груди, в ушах нарастал белый шум. Руль в руках будто размягчался, близясь к состоянию желе, и только взглянув на часы — мужчина смог вернуться в реальность, осознав, что пробыл на одном месте целых двадцать минут.       Дориан вновь завёл машину и поехал теперь медленно, раздражая низкой скоростью машины позади. Закончить жизнь в автокатастрофе никто не хотел, в том числе и Сондер, перед которым стояла весьма ответственная задача. Дабы не фокусироваться на неприятных фантазиях, мужчина включает музыку на колонках, стараясь позабыть о том, что недавно произошло.       Охрана заподозрила неладное в поведении бывшего командира, но лишних вопросов задавать не стала. Молва о жестоком избиении девушки разошлась по всей базе, и, несмотря на статус шпионки, — ей сочувствовали многие. Тихо, тайно, между собой переговариваясь о крайне жестоком нраве товарища, все бывшие хорошие знакомые девушки предпочитали быть как можно более вежливыми с Сондером, опасаясь знаменитого гнева.       Отыскав ключи в бардачке, Дориан преодолел сперва железную дверь подъезда. И только оказавшись перед знакомой дверью квартиры, он замер, пытаясь вспомнить находится ли вообще Дирк дома. Звонить сейчас ему бесполезно, узнавать у начальства об активных заданиях брата мужчине казалось унизительным, поэтому вариант оставался один — просто взять да постучать в дверь. Если откроет младший — его придётся сразу обезвредить.       Ровно три стука в дверь и томительное ожидание. Звукоизоляция в бюджетных домах, всё-таки, была не настолько ужасной, чтобы слышать каждый шаг в квартире. За дверью никто не разговаривал, это факт, но отследить приближение хоть кого-то живого было невозможно. Дориан ждёт минуту и повторяет стук, отходя в сторону от дверного глазка. На месте Илариона он бы не открыл самому себе дверь ни за что на свете.       У двери наконец кто-то появляется и более не возникает сомнений в том, что за ней именно принц. Иларион по сей день не до конца понимал устройство замков в прогрессивном государстве, привыкший к совершенно иному, простому, незамысловатому. Технологический прогресс Тиаридари достиг приблизительно викторианской эпохи по меркам людей, поэтому волчьего можно с уверенностью назвать человеком из прошлого.       Всё-таки, с горем пополам, дверь отворяется. Иларион даже не смотрит в глаза оказавшегося на его пороге мужчины, просто протягивает руку, ожидая получить долгожданный пакет с роллами.       Общий вид принца Тиаридари легко описать всего одним словом: «болезненный». Дориан никогда ранее не наблюдал волчьих в состоянии течки, лишь собирал слухи от разных источников и никому из них не верил. Дирк мог бы во всех красочных подробностях расписать особенности и впечатления от увиденного, но братья предпочитали не вести друг с другом столь откровенных разговоров. Иларион едва стоял на ногах. Домашние, светлые штаны полноценно натянуты только с одной стороны, видно, что он натягивал их в спешке и понятно чем занимался до прихода мужчины. На лбу принца заметная, блестящая испарина, лицо красное, будто помидор, глаза едва приоткрыты. Дыхание тяжёлое идёт только через рот, голова опущена, как и уши, а хвост беспокойно мечется за спиной.       Казалось, будто на какое-либо сопротивление сейчас у гибрида не найдётся никаких сил. — Ты поедешь со мной, — решил хоть как-то нарушить повисшую тишину Дориан, дежурно выставляя перед собой пистолет. Максимум, что сейчас мог сделать мужчина, так это припугнуть парня выстрелом, ведь если тот перейдет к активной борьбе — победу ему не одержать. Костыли остались там, в отеле, Сондер слишком поверил в себя и действие препарата, решив обойтись без них. — Одевайся, Иларион, у нас мало времени. — Куда ехать, зачем? — едва ориентируясь в пространстве, вопрошает принц, стараясь вглядеться в подозрительно знакомое лицо перед собой.       Протянув руку к вытянутому пистолету, парень осторожно ощупывает сталь и делает логичные выводы о том, что именно этим оружием ему и угрожают. Размытое сознание теперь концентрируется на страхе, однако тело, ставшее неподвластным ему, совсем не желает оказывать хоть какое-то сопротивление. — Что такое в твоих руках? Ты хочешь меня убить?       Дориан решает воспользоваться растерянным состоянием принца. Закатив глаза на глупый вопрос, он убирает пистолет обратно в кобуру. Смысла в угрозах нет, парень попросту не осознаёт происходящее вокруг, даже испугаться нормально не в силах. А это значит, что у мужчины появился новый вариант дальнейших действий. — Тебя Дирк ждёт в отеле, ему срочно нужна твоя помощь, — со всей серьёзностью в голосе заявляет Дориан, нахмурив каштановые, густые брови. — Собирайся, время идёт на минуты.       Принц хмурится, щурится и принюхивается, никак не может до конца понять личность того, кто именно стоит перед ним. Проводя течку на родной земле, в королевстве, ему не приходилось долго гадать кто именно решил почтить визитом. Вариантов всегда было два: либо мать, либо отец, иного не дано, и тех легко определить по запаху. Даже слугам не разрешалось видеть принца в таком состоянии, непосредственным обслуживанием нужд молодого наследника занимались исключительно родители, доверяя столь ответственное задание только друг другу. Они никогда и ни за что не навредят Илариону, что бы ни случилось.       Иларион чует, что дело пахнет жареным, но никак не может сконцентрироваться на чём-то кроме неудержимого, животного желания. Протягивая руку теперь к лицу Дориана, принц робко ощупывает обросшую щетиной щеку, — скользит чуть выше, к вискам, и вплетается пальцами в корни волос, подмечая знакомую структуру, но не длину. Слишком короткие для Дирка, однако, подозрительно похожие. Принц приближается на два шага ближе к мужчине, наклоняется в районе шеи и принюхивается, наконец делая твёрдое утверждение о личности находящегося перед ним человека. — Дориан, — полным отвращения голосом произносит принц, скривив брезгливо губы. Отшатнувшись на пару шагов назад, едва не потеряв остатки равновесия, парень опирается на стену позади ладонью, не сводя свирепого взгляда с мужчины. — Убирайся отсюда, сейчас же. — Ты не понял что я сказал? Нам надо ехать к Дирку, ему нужна твоя помощь, — скрестил руки на груди Дориан, понимая, что его гениальный план, придуманный минуту назад — потерпел поражение. Не так-то, оказывается, просто обвести вокруг пальца Илариона, даже под активным воздействием течки. — Если бы я хотел что-то с тобой сделать — я бы сделал это здесь и сейчас, зачем мне куда-то тебя тащить? — Что с ним произошло? — логично вопрошает принц. Он незаметно присаживается на скромный, кожаный пуфик в коридоре, не в силах долго пребывать на ногах. Скрючившись, Илари упирает лоб в согнутое колено, старается унять дыхание и перенаправить мысли в иное русло. Принц пытается сфокусироваться на словах Дориана, пытаясь понять правду он говорит или нагло врёт. — Я тебе не верю, Дориан, по понятным причинам — ты наглый лжец, верить тебе выйдет себе дороже, проверено. — Ну, хорошо, раз так, — простодушно пожал плечами мужчина, демонстративно хватаясь за ручку двери. Отвечать на первый заданный вопрос он не собирался, ибо попросту не успел придумать правдоподобную байку о беде, в которой мог столь внезапно оказаться Дирк. — Так ему и передам: Иларион отказался придти тебе на помощь, брат, справляйся сам. — Ладно, — всё-таки сдаётся Иларион, не выдерживая весьма прямолинейной, глупой манипуляции со стороны мужчины.       Принц решил рискнуть, ведь если с Дирком и правда что-то случилось, а он из-за недоверия и личной неприязни откажется ехать, то вина за то, что случится после — будет полностью лежать на худощавых плечах принца Тиаридари. И вдобавок, утверждение о бессмысленности осуществления плохих намерений за пределами дома, когда есть возможность осуществить их здесь и сейчас, — прозвучало весьма логично. — Я перегрызу тебе глотку, Дориан, если ты мне солгал. Клянусь, я возьму на сердце этот тяжкий грех, убью родного брата любимого человека в случае, если то, что ты мне сказал — очередная ложь и манипуляция.       Косвенно, вскоре Дирку и правда понадобится помощь, но об этом не догадывался ни один, ни другой.       По коже старшего Сондера проходится холодок от сказанных на полном серьёзе слов Илариона. Он мог сделать это, у принца с лихвой хватит сил пришибить Дориана одной только рукой. Осознание пугает, но не останавливает. Его главной целью, главным долгом перед главой борделя, являлась непосредственная доставка принца из точки «А» в точку «Б», за всё остальное мужчина не мог отвечать. Вероятно он, едва передав Илариона в лапы ближайших мужчин, просто унесёт ноги из заведения как можно скорее, опасаясь выполнения данного обещания. Какой бы невесёлой не казалась жизнь Дориану Сондеру, лишаться её в тридцать четыре года он не планировал.       Принц собрался так быстро, как только мог. Нелепо напялил чужую чёрную куртку, кое-как натянул на ноги личные, новенькие ботинки, купленные Дирком на прошлой неделе, повязал шарф на половину лица, дабы скрыть опухший нос и красные щеки. Только после этого он был готов двигаться туда, куда скажет Дориан.       По пути до машины оба комично шатались, хватались за ближайшие стены да перила, шли хоть и торопливо, но аккуратно, понимая, что в любой момент могут оказаться носом в земле. Иларион не стал придавать значения болезненному виду Дориана, не желал задавать вопросов и отчасти радовался тому, что мужчине наконец-то досталось. Принц испытывал некоторые угрызения совести касаемо столь недоброжелательных мыслей. Раньше, на родине, таковых не возникало даже к личностям вроде Велиара.       Дорога для обоих показалась настоящей пыткой, в которой оба не перебросились и словом. До прихода Дориана принц ослаблял симптомы течки так, как привык — с помощью игрушек, предусмотрительно купленных Дирком в специализированных магазинах. Для младшего Сондера было той ещё задачей найти резиновый член, что подходил бы и в длине, и в диаметре под тот, что имеет нормальный, взрослый самец. Максимум, который удалось найти — тридцать пять сантиметров, черный, увесистый и на присоске, к которой вскоре у Илариона возникло много вопросов. Невозможно передать словами выражение лица бедной продавщицы, что пробивала мужчине покупку подобного инструмента. А он, заметив её изумление, рассмеялся и сказал, мол, покупает для друга, шутки ради.       Теперь, когда парень лишился всех методов малейшего самоудовлетворения — усидеть на месте стало до безумия трудно.       Иларион, как любой житель Тиаридари, понятия не имел о том, что где-то могут существовать клубы вроде борделя Кручевальдов. На родине имелась парочка заведений, созданных в целях удовлетворения базовых потребностей, но там всё строилось на принципах взаимного согласия. Никто не взимал ни с кого плату, максимум, на что можно было потратить местную валюту, так это бар со скромным выбором алкоголя и закусок. В остальном, пара платила за вход и по необходимости — за отдельное, уединённое помещение. На случай, если кто-то найдется.       О заведениях удовольствий в Тиаридари Иларион мог лишь узнавать по слухам. Королевские персоны не располагали правом менять половых партнёров каждую течку, их обязывали найти кого-то раз и навсегда.       Бордель с задней, не лицевой стороны и вовсе не выглядел как бордель. Голое здание с кирпичными стенами без окон, железные двери и небольшое крыльцо с лестницей, ведущей в служебные части заведения. Будь Иларион в трезвом уме и светлой памяти, он бы обязательно учуял подвох.       Каким образом Дирк мог оказаться где-то в месте, подобному этому? Даже неопытный иностранный гость мог с лёгкостью отличить больницу среди прочих зданий, ведь если верить фильмам, которых они с Дирком посмотрели бесчисленное количество за короткие дни совместного отдыха, больницы находились в черте города и обладали преимущественно белыми цветами в фасаде. Принц не смотрит в окно, не хочет думать о том, куда именно они могли приехать. Тело сводит мелкой дрожью и парень вновь утыкается лицом в колени, хватаясь руками за низ живота. — Мы приехали, — растерянно произносит Дориан, с интересом наблюдая за странным поведением спутника. Перед глазами мужчины уже стали проплывать неприличные картины с участием перевозбужденного принца, а в голову полезли мысли о том, что сразу после клиента Ульриха — он мог бы лично уединиться с принцем. С какой-то стороны, подобное будет жестом доброй воли от Дориана, ведь из-за физических особенностей Иларион буквально изнывает от желания. Так почему бы не помочь, верно? — Выходи из машины, чё рассеялся? — Мне плохо, — характеризует наиболее приличным образом своё состояние принц, закрывая голову руками.       Первые дни всегда были тяжёлыми, в разгар течки, если идти по плану, задуманному природой, самец должен спариваться с гибридом минимум всю ночь практически без перерывов. Тело требовало, просило, умоляло и приказывало всеми способами, заставляло гордого, верного принца сдаться и попросить помощи у ближайшего живого существа. От одной только мысли о сексе с Дорианом осознанная часть мозга, не повреждённая влиянием течки, устраивала бунт и панику изнутри. Тканевые чехлы чужой машины пропитались смазкой почти сразу после того, как зад Илариона опустился на сиденье. — У тебя есть подавители? Красные такие капсулы в упаковке… Дирк давал их мне, но они кончились. — Иларион, ты правда хочешь, чтобы мы опоздали, да? — спрашивает Дориан, перебинтованными ладонями сжимая руль.       Воздух в салоне становится тяжёлым. Хоть люди и не чувствовали запахов, что источали волчьи в такие моменты, но стойкое ощущение присутствия какого-то иного, незнакомого аромата не покидало. Мужчина приоткрывает окна, запуская свежий воздух в салон, и слышит, как где-то с лицевой стороны здания доносится глухой стук. Сперва один, сильный, а потом серия ударов, которую можно заметить лишь прислушавшись. Кто-то пытался выбить стекло чем-то железным, Дориан правильно идентифицировал причину странных звуков. — Слышишь это? Слышишь? Если мы не выпустим Дирка в ближайшие минуты — он просто напросто задохнётся! — на ходу придумывает он, не догадываясь о том, насколько близок к истине оказался. — Хорошо, я выхожу, — сдается в итоге принц.       Неуклюже вывалившись из машины, кое-как закрыв за собой дверь, Иларион следует с опущенной головой к железным дверям, имея лишь приблизительное понятие куда идти. Пользуясь минутой одиночества, Дориан отправляет сообщение с телефона Ульриху, дабы тот пришёл сам и отправил всю охрану к чёрному ходу.       Вскоре Сондер старший, нелепо и торопливо прыгая на одной ноге, достигает медленно шагающего по лестнице принца, как настоящий джентльмен подавая руку. Опора из мужчины сейчас весьма сомнительная и он надеялся на отказ от помощи, его в итоге и получил. От протянутой руки в бинтах просто отмахнулись, небрежно и брезгливо, будто от назойливой мухи.       Дориан бы дал особое напутствие, дабы выиграть Кручевальду лишние пару минут на сборы себя и охраны, но так и не смог найти правильных слов. Простоял молча перед закрытыми дверями, прожигаемый внимательным, настороженным взглядом принца и только потом потянул стальную ручку двери на себя, распахивая ту перед Иларионом. С первого взгляда, ничего страшного за ними не происходит — длинный коридор из бетонных стен, двое мужчин в форме и яркий свет. Единственное, что заставляет Илариона помедлить, прежде чем войти, так это крайне знакомый запах, которым были буквально пропитаны стены. Смешение всех и вся, в основном самок и гибридов, а также два оттенка аромата, что казались до боли знакомыми. — Что это за место? — успевает спросить Иларион прежде, чем за спиной закрываются железные двери. — Я не могу тебе сказать, это конфиденциальная информация, — пожав плечами, не находит ничего лучше Дориан, прижимаясь спиной к прохладным дверям позади. — Не сопротивляйся.       По коридору слышатся шаги, громкие, тяжёлые, в сопровождении других, более мелких и тихих. Никто иной, как Ульрих Кручевальд приближается к ним. Тогда-то охрана и решает действовать.       Связываться с волчьими в прямом противостоянии никто из людей не желал, однако, учитывая ослабленное состояние принца, вероятность того, что он порвёт всех здесь на мелкие кусочки — крайне мала. На голову ничего не подозревающего принца натягивают тканевый пакет, дрожащие руки заламывают за спиной, из-за чего парень, теряя последние остатки равновесия, повисает в четырех сильных руках безвольной куклой. Паника охватывает сознание принца, слёзы сами собой накатываются на голубые глаза, скрытые под плотной, колючей тканью мешка, однако сопротивляться сил всё равно нет.      Воспалённое воображение построило логическую цепочку, где умудрилось найти плюсы в сложившейся ситуации. Течка думала за него, и сейчас её мнение состояло в том, что если его принудят к соитию с кем-либо — так будет даже лучше. Удобное оправдание есть, закрытие необходимой потребности есть. Чего, казалось бы, ещё надо?       И тем не менее, вместо довольной улыбки на лице Ульриха Дориан увидел смущение и оскал. Самец закрывал рот и нос широкой ладонью, хмурился и щурился, весь напрягся, вены вздулись по всему телу, а глаза одичали, как-то бывало в совершенно иных ситуациях у волчьих. Он подошёл к скованной жертве и перевёл свирепый взгляд на Дориана, встретившись с которым Сондер едва ли осел на месте. Получать подобное внимание от громадного шкафа с немереной силой даже для Дориана оказалось страшным. — Ты почему не сказал, что у него течка?! — едва разборчиво вопрошает он, плотно перекрывая самому себе дыхательные пути. — Твою мать, вы, Сондеры, никогда и ничего не можете сделать нормально, да? — А чё случилось? — в недоумении спрашивает Дориан, скрестив руки на груди и бровь вопросительно изогнув.       Состояние Илариона возбуждало и его, однако, в отличии от волчьих, что были в большей мере подвержены влиянию животных инстинктов, Сондер старший имел выдержку и волю не набрасываться на принца в неподходящий момент, когда как Ульриху подобное давалось с великим трудом. Инстинкты есть инстинкты, запах текущего гибрида также помутнял трезвый рассудок самца, и когда Дориан сумел осознать причины, то громко, звонко рассмеялся. — Точно-точно! Вас же, псин, влечет к друг другу, если хоть один распыляет вокруг свои феромоны. — Не забывай с кем ты разговариваешь, Дориан, — строго, но заметно уязвленно произносит Ульрих. Ему нельзя трогать товар, нельзя набрасываться на принца только из-за одуряющего запаха. По большей части, таблетки подавления в борделе были необходимы непосредственно Ульриху, дабы тот не сходил с ума каждый раз, когда у кого-то из работников начиналась течка. В противном случае, вести бизнес ему бы пришлось на расстоянии. — Ладно, чёрт с ним, клиент всё равно не почует, а принц будет более покладистым. Помойте его перед приходом гостя, он, готов поспорить, весь мокрый.       Ульрих удаляется так спешно, как только может. Как взрослый, опытный самец он мог удержать себя в руках даже в столь непростой ситуации, однако, выдержка длилась считанные минуты. В штанах стало тесно, каменное возбуждение мешало здраво мыслить, но, к счастью, эту проблему легко сумеет устранить Дирк, запертый в кабинете, вынужденный ожидать своего часа.       К слову, Иларион также отреагировал на запах самца среди людей. Голова отключилась на все сто процентов, отныне он лишен и зрения, от чего понимание происходящего сходит на нет. Пока Кручевальд был в паре метров от него, крайне смущённый и возмущенный, принц стал сопротивляться и вырываться исключительно инстинктивно, стараясь пробиться к источнику манящего аромата. Запаха самца, что с лёгкостью мог снять всё наваждение разом. Люди подумали, будто он просто хочет освободиться, но Ульрих-то знал, что тянется принц именно к нему. Потому унёс ноги как можно быстрее и дальше от места происшествия.       И тем не менее, Дориан не планировал уходить. Тот, кто сейчас шёл скованный по рукам вдоль бетонных коридоров — принадлежал ему. Несмотря на всё, мужчина считал своим личным долгом проследить за тем, чтобы всё прошло как по маслу. Не ради брата, не ради принца, а ради себя. Он не мог позволить, чтобы с его собственностью случилось что-то плохое. — Отпустите, — ослабленно, из последних сил хрипит Иларион. До крови закусывая губу, он пытается болью вернуть хоть какие-то остатки самообладания. — Уберите руки, остановитесь! — Тише, тише, ваше высочество, — сдержанно посмеялся Дориан. Решив нежно погладить того промеж опущенных ушей, он вызвал тем самым лёгкое раздражение у двух охранников. — Скоро вам станет легче, я обещаю.       Вторая встреча двух гибридов, наступившая раньше, чем все этого ожидали, происходит здесь, в дверях общей душевой, из которой с будничной угрюмостью выходил Амави.       Парню предстояло пережить наказание за недавний бунт, но перед ним планировалось личное обслуживание клиента, который принципиально заказал именно Амави. Отказать ему во благо совершения наказания Ульрих не смог, поэтому и решил, что тот отправится в общую комнату сразу после того, как обслужит своего личного постоянного клиента. Парень помнил его: мужчина, как всегда преклонных лет, имеющий небольшой, нависающий живот, аккуратную, ухоженную бороду, густые брови и зелёные глаза. Общался он почтительно, обращался аккуратно и постоянно пытался проверить его ум, задавая каверзные вопросы, вгоняющие в ступор. Кажется, он успел обмолвиться о том, что в обычной жизни работает психотерапевтом уже десятки лет.       Амави никогда и мысли не мог допустить о том, что когда-нибудь увидит в стенах борделя принца Илариона. Сперва он не распознал личность друга из-за плотной ткани на голове. Но стоило только взгляду скользнуть вниз, на белый хвост с черным, заострённым кончиком, как о личности скованного гибрида догадываться более не приходилось. Тот же запах, тот же голос, те же волосы по плечам и спине, та же одежда, заимствованная у Дирка. Амави застывает на месте, выронив из рук полотенце, которым минуту назад старательно сушил каштановые волосы. Илариона уже заводят в душ, на стандартную процедуру, которую мужчинам придётся проводить лично, собственными руками, времени что-то изменить становится всё меньше. — Иларион! — беспомощно вскрикивает Амави, впиваясь в ручку двери закрытой душевой, за которой успели скрыться охранники вместе с принцем. Снаружи остался только Дориан, выбравший в качестве поддержки ближайшую стену, и его Амави сперва не заметил. Сжатые кулаки ударяют по прочной поверхности железной двери, создают шум в зале, неминуемо привлекая внимание остальной части охраны. — Выпустите его, вы, черти поганые! ВАШЕ ВЫСОЧЕСТВО! — Какая встреча, Амави, — посмеялся кратко Дориан, прокашлявшись в кулак. — Как твой носик? Уже успел зажить? — склоняет он голову в бок, оценивая стандартный наряд из коротеньких шортиков, топика да чулков. — Я смотрю, ты тут уже как дома. Сколько народу успел обслужить своим задом? — Ещё один Сондер, — угрюмо, с омерзением произносит парень. Окидывая взглядом мужчину с ног до головы, он подмечает крайне удручающее физическое состояние. Едва стоит на ногах, кожа мертвецкого оттенка, тёмные круги под красными глазами и бинты на ладонях, ноге и плече. Убить Дориана в таком состоянии — проще простого. — Твоих рук дело, да? Твоих?! — закричал во весь голос он, одной рукой хватая мужчину за воротник одежды, а другой — указывая пальцем на закрытую дверь. — Скажи им отпустить принца или я… — Что «ты», Амави? — раздается голос охраны за спиной парня. — Ты идёшь сейчас обслуживать гостя, который давно ждёт тебя в покоях. Ты убедился в том, что твой муж жив, но, знаешь… Это не трудно исправить. — Какого чёрта здесь забыл принц Иларион, хоть кто-нибудь мне может объяснить?! — не прекращает бунт парень. С лёгкостью отпуская чужую одежду, Амави поворачивается к нагрянувшей как нельзя кстати охране. — Я никуда не пойду, пока вы не отпустите Илариона! — Неужто он тебе дороже, чем Реджинальд? — хмыкнул скептично незнакомый мужчина, скрестив руки на груди. А Дориан тем временем лишь тихо ухмыляется на фоне, с упоением наблюдая за разыгравшейся драмой. — Ульрих разрешил нам пристрелить его в случае возобновления неадекватного поведения с твоей стороны. Хочешь проверить правдивость моих слов лично? — Не хочу, — кратко отзывается он, побежденно опуская голову.       Амави уже вынашивает новый план, но для этого он будет вынужден позволить случиться худшему.