Расходный материал

      Разговор шёл с трудом. Амави и поверить не мог, что наконец-то, хотя бы ненадолго, выбрался из тошнотворных, алых стен борделя. Всё вокруг казалось нереальным, выдуманным, будто один из тысячи снов о свободе, что приходили к нему в коротких перерывах на сон. Принц не выглядит так, как раньше. Измученный, от былого огонька в глазах остался лишь страх и злоба, постоянная тревожность отражалась во всём теле. Иларион буквально дёргался в ужасе от каждого шороха со стороны соседей. Вдобавок, в воздухе витал до боли знакомый аромат. Тот запах, который Амави ощущал ещё там, в Тиаридари, лишь мельком, какие-то оттенки, из-за чего явный, стойкий аромат было труднее распознать. Гибриды не реагировали на течку других гибридов или самок, однако, с точностью смог бы определить любой самец, что у Илариона уже началась течка.       В борделе им, дабы не саботировать работу с клиентами, давали специальные подавители. От них Амави зачастую чувствовал себя ослабленно, настроение падало ниже некуда и с грохотом обрушивалось на самые низы. Заниматься чем-то становилось натуральной пыткой, но не из-за общего восприятия ситуации, а просто потому, что сил никаких не оказывалось. Мысль о том, что сейчас придётся что-то с кем-то делать вгоняла парня не в привычный страх и раздражение, а в банальную лень. Амави хотел, чтобы мужчина, кем бы он ни был, сам сделал все дела с телом самостоятельно и ушёл. Задача парня осталась бы только в том, чтобы держать ноги раздвинутыми.       Таблетки заставляли пить насильно, против воли открывали рты и засыпали пару красных капсул, вынуждая проглотить. О причинах использования подавителей Амави предпочитал не спрашивать, но поговаривали, что до введения обязательного приёма таблеток в конечном итоге умирали от беременности большинство самок и гибридов, намеренно перенаправляя член гостя в «парадное» отверстие. — Принц, у вас течка? — решает развеять сомнения Амави, восседая за одним столом с Иларионом. — У вас есть подавители? Нас в б… — парень прокашлялся, прежде чем продолжить. Чуть было не проговорился. — Нас в больнице кормили подавителями. Реджи всё равно не мог удовлетворить меня, вариантов кроме этого больше не оказалось. — Дирк тоже оставлял мне какие-то красные таблетки, но они уже закончились, а новые я просить не хочу, — категорично отзывается он, прижимая обе руки чуть ниже живота.       Скрючившись над столом, Иларион часто дышал, старался привести себя в порядок так, как умел, но выходило скверно. Возбуждение изнутри только увеличивалось, проходило нитями изнутри и отдавалось мелкими разрядами тока в кончиках пальцев. Принц успел допустить в голову неприличную мысль, где он, имея вполне себе живую и здоровую пару, просит об услуге интимного характера своего друга, Амави, который замужем не первый год и сейчас сосредоточен на лечении. Сопоставив факты перед глазами, у принца выходит сдержать язык за зубами и не ляпнуть глупость, а прощение Дирка больше не кажется ему чем-то невозможным. Он простит его, возможно, только на период течки, лишь бы ненадолго вернуть порядки, к которым он привык. — Если вы говорите, что Дориан вам докучает, то почему не попросите переехать отсюда или хотя бы сменить замки? — между делом спрашивает Амави, прекрасно осознавая в каком состоянии сейчас находится собеседник.       Предлагать свою помощь осознанно, прибегать в очередной раз к оказаниям сексуальных услуг при живом муже он не хотел, но ради принца был готов на многое. Почитание королевского статуса и факт личной симпатии делали с Амави странные вещи, удивляться которым ему приходилось каждый раз. — Если вы не можете сказать напрямую, то почему бы просто не отгородиться от нежелательного внимания за замками? — Это квартира ныне умершего отца Дирка, — утыкаясь лбом в стол, отвечает он, зажмурив голубые глаза. Кулаки сжимаются на тёмной ткани пропахшей потом футболки, выступающие когти вот-вот её порвут, но Илари успевает вовремя отдернуть руки. — С деньгами у него сейчас всё непросто, как я успел понять. А просьба о смене замков явно натолкнет его на соответствующие вопросы. — Я могу прозвучать слишком дико и грубо, ваше высочество, но, — выдохнув, говорит Амави, двигая стул ближе к принцу. — Но в ваших силах убить Дориана Сондера. Вы взрослый, здоровый гибрид, вы сможете обезвредить обычного мужчину в два счёта. Что вам мешает? — пожал плечами он, нахмурив темные брови.       Именно в этот момент Честерсу становится до боли обидно за то, что в такой ситуации оказался именно принц. Амави осознавал свои силы, знал, что может уложить любого человека одним пальцем, но не мог, ведь тогда пострадает Реджинальд. Принцу ничего не мешало оказать сопротивление, однако он, почему-то, предпочитал смиренно принимать происходящее. — Вы могли бы просто заломать Дориана и поставить Дирка перед фактом, от которого бы ни один, ни другой не отвертелись. — Мне страшно, — выдыхает Илари, кое-как поднимая беловолосую голову со стола, дабы заглянуть в глаза. — Я не привык к такому, пойми. Я не понимаю как люди могут вредить друг другу, как могут вредить живым существам и к чему-либо принуждать, — шмыгает носом тот и пальцы в спутанные волосы висков вплетает, затаив дыхание. — Я хотел навредить Дориану, когда он меня обманул, но он ведь… Он снял всё то, что мне пришлось для него сделать, мои руки были буквально связаны. — Принц Иларион, уж извините, но вы — тряпка, — скрестив руки на груди, сурово выдаёт Амави, приподнимая правую бровь. — Телефон можно было уничтожить. — Тряпка? Что это значит? — в недоумении вопрошает принц, хлопая голубыми глазами. С такими понятиями он не успел познакомиться благодаря полной изоляции от внешнего мира, поэтому и обидеться с ходу не смог. — Это значит слабак, — скрепя душой, поясняет Амави.       На родине за оскорбление королевской персоны ему бы светило как минимум вечное осуждение со всех сторон, а как максимум — серьезный разговор лично с королём да королевой, которые бы не позволили такого отношения к единственному, любимому ребенку. Как такового наказание за это не существовало, но все знали, что так делать не нужно. Нарушив одно из негласных правил, Амави вновь осознал ситуацию вокруг, в которой он с трудом воспринимает существо перед собой за принца королевства. — Вы бы смогли выбраться из любой проблемы, будь у вас смелость и чувство самоуважения. — Не тебе меня осуждать, Амави, — вновь спрятался в согнутых на столе руках принц.       Белые волосы причудливым образом раскидались по плечам да спине, местами покрыли и стол, закрывая плотной шторкой лицо. Слова парня обидели, разозлили, ведь принц теперь искренне полагал, что проходить через боль и унижения другу не приходилось. А соответственно, судит он весьма предвзято, основываясь на том, чего никогда не испытывал. — Ты никогда не поймёшь через что я прошёл и что я чувствовал в тот момент.       Непроизвольная улыбка поползла по лицу Амави. Картины минувших двух месяцев вновь мелькают фильмом перед глазами: спина, шрамы на которой имеют свежий, розовый оттенок, как-то подозрительно заболели, как и пятая точка, что порядком привыкла к небрежному и грубому отношению. К счастью, собеседник не мог наблюдать на лице Амави той обречённой, вымученной улыбки, для принца будто разом настало молчание, что со временем начало настораживать. Проявление неприязни к Илариону, что являлась одним из важных аспектов встречи в договоре с Дирком, постепенно становится не наигранной. Желание вывалить всю правду здесь и сейчас, показать кому из них действительно пришлось не сладко — просто зашкаливало. В какой-то момент показалось, будто ради этого Амави был готов рискнуть и своей свободой, и здоровьем Реджи, и всей своей жизнью, лишь бы на реальном примере доказать Илариону, что всё это время он жил в шикарных условиях.       Парень вдыхает и выдыхает, медленно, как учил когда-то Реджинальд. Самообладание не являлось отличительной чертой Амави. Это понимал и он, и Редж, что не раз наблюдал за необдуманными поступками, совершенными на эмоциях от мужа. — Не понимаю, верно, — качает головой Амави, буквально заставляя себя выдать ложь вместо горькой правды. — Но мне не трудно представить такую ситуацию. — Я не хочу с тобой ссориться, Амави, — в итоге выдает принц, тем самым моментально гасит огонь в зелёных глазах друга, снимая всё напряжение. — Я рад, что у вас с Реджи все хорошо, рад, что тебе не пришлось проходить через это. И врагу не пожелаешь оказаться на моём месте, — качает головой он, убирая волосы назад. На фоне иных переживаний последствия течки едва ослабевают, позволяют вдохнуть свободнее и мыслить чище. — Вероятно, ты прав. Я был слабаком, я сам виноват в том, что со мной сотворили, но, увы, я не могу повернуть время вспять. — Я понимаю вас, принц, — невесело выдыхает парень, легко приобнимая друга за плечи.       Злость и обида испаряются, на их место приходит осознание того, что всё это время Иларион вынужден жить во лжи. Он не знает и пары процентов от того, что происходит вокруг и произойдёт, а Амави, будучи заложником обстоятельств, даже намекнуть не в силах. Он успокаивал себя только тем, что обязательно вернётся за ним вместе с Реджи, вырвет из лап кровожадного государства и жестокого человека, а затем вернёт туда, где его любят и ждут — в Тиаридари. — Потерпите ещё чуть-чуть, я обещаю, мы поможем и спасём вас из этого кошмара. — Как бы я хотел спасти Дирка, — в очередной раз шмыгает носом Илари, ощущая, как по щекам на стол капают слёзы. Скрестив ноги и с силой сжав, парень прячет столь не вовремя окаменевшую плоть, что отлично просвечивалась через ткань свободных домашних штанов. — Я понимаю, что он не со зла ударил меня, я вижу, что он искренне раскаивается, но никак не могу понять что с ним происходит. Дирк будто бы… становится другим человеком в такие моменты, я его совсем не узнаю.       Как назло не вовремя в двери проворачивается ключ. Входная дверь с тихим щелчком отворяется, из-за чего мирно лежащий на столе принц вдруг встаёт по стойке смирно. Амави замолкает, смеряет друга сперва изумленным, а затем понимающим взглядом, встаёт тоже и успокаивает жестом, говоря, что сам проверит кто пришел.       Иларион остаётся на кухне, а друг следует по коридору, скрестив руки на груди. Будто бы жена, что встречает мужа с пьянки, он прислоняется к стене плечом, наблюдая за тем, как спешно и неуклюже разувается Дирк Сондер. Окинув мужчину строгим взором зелёных глаз, мельком представляя очередную сцену убийства с его участием, он заворачивает за угол, дабы жестом пальцев показать принцу, что всё в порядке. — Не смотри на меня так, — хмуро и обиженно фыркает Дирк, сжимая в руках пакет всего перечисленного гибридом. Итоговая покупка вышла на кругленькую сумму, роллы и вовсе пришлось заказывать с города, на территории базы подобных излишеств не водилось. Основная еда прибудет только через пару часов и проводить их в компании полного ненависти гибрида Дирк был не рад. Всё, о чём он мог сейчас думать, так это о том, каким именно образом вымолить прощения у принца за свой ужасный поступок. — У Илариона началась течка, — сухо сообщает Амави, пользуясь тем, что в данную минуту принц не может видеть то, что происходит в коридоре. Зелёные глаза буквально переполнялись ненавистью, кулаки сжимались и вены набухли на висках при одном только взгляде на мужчину. — Полагаю, что настала твоя очередь выполнять супружеский долг. Я за этим наблюдать не буду, сразу говорю, поэтому отвези меня обратно. — Не уезжай, Амави, — вдруг появляется из ниоткуда принц, робко касаясь кончиками пальцев худощавого плеча.       Лицо принца краснеет, как и глаза, ноги дрожат и подкашиваются, а в штанах влажно и липко до омерзения. Ткань белья пропиталась пахучей смазкой, любой самец, который учуял бы аромат, что источал Иларион — не смог бы сопротивляться влечению. Момент кажется с первого взгляда спокойным. Дирк здесь, дома, а значит Илари может с полной уверенностью заявить, что находится в безопасности. По крайней мере, на данный момент, пока мужчина ходит с виноватым видом щенка, что опрокинул хозяйский цветок.       Отпускать гибрида не хотелось. В нём принц видел защиту, знал, что в любой ситуации парень бы встал на его сторону, защитил и не дал в обиду — именно такая аура исходила от изрядно похудевшего с последней встречи Амави. Раньше и с Дирком он так себя ощущал, но спустя последний конфликт, что разбил не только нос, но и доверие Илари к мужчине, чувство безопасности значительно упало.       Дирк же, в свою очередь, всем видом старается намекнуть Амави на то, что он обязан сделать. Принц прижимается к гибриду, берёт за руку, прячет красное лицо в тощем плече и всем видом умоляет не оставлять одного, что значительно усложняет выполнение немого приказа мужчины. Дирк и сам не хотел, чтобы Амави причинял боль Илариону своими словами, не хотел видеть массу разочарования и непонимания в голубых, извечно красных в последнее время глазах любимого.       Но, в любом случае, иных вариантов просто не существовало. Каждый раз ради встречи ползать на коленях перед Ульрихом, рискуя собственной задницей, Сондер младший не был готов. Если учесть, что подобное вторжение невинный зад Дирка и вовсе может не пережить — цена за спокойствие принца и вовсе становилась заоблачной. — Илари, я… — набирается с силами Амави, стараясь не смотреть на принца и вовсе позабыть о том, в каком именно состоянии тот сейчас находится. — Дирк не смог тебе сказать о том, что я… — вновь запнулся он.       Солгать принцу об истинном отношении к нему практически невозможно, больно и морально, и физически, ведь где-то в грудной клетке что-то начинало сдавливать. В очередной раз убеждать принца в том, что тот остался на вражеской земле совсем один — пытка, самая настоящая, ведь буквально пару минут назад он клялся в том, что поможет ему. И теперь вдруг получается совсем иное, всё сказанное от сердца было сказано напрасно, принц сделает вывод о том, что его вновь обманули, но не какой-то там человек, а близкий земляк, ставший больше, чем другом. — Что «ты», Амави? — подталкивает его к итогу Дирк, скрещивая руки на груди. Чем дольше парень тянул время, тем больше сомнений может возникнуть у Илари. — Ты хочешь наконец признаться ему в том, что… — Что я очень сильно его люблю, — заканчивает резко сам фразу Амави, выпучив испуганно зелёные глаза. Принц, в свою очередь, в изумлении поднимает взгляд, смотрит на него недоумевающе и хмурит светлые брови, не обращая внимания на реакцию Дирка. — Я люблю вас, ваше высочество, разумеется, как друга. Мне пришлось ждать с вами встречи и это стало для меня настоящей пыткой! Я рад, что мы наконец-то увиделись. Очень надеюсь, что у нас получится видеться как можно чаще! — Неужели тебе было так трудно это сказать? — хмыкнул легко принц, растягивая по губам счастливую улыбку. Впиваясь в друга объятиями, тот утыкается больным носом в ключицы Амави и мельком болезненно ойкает. — Всё это взаимно, дорогой Амави! Навещай нас почаще!       Пол уходит из-под ног Сондера и равновесие покидает напрочь. Сперва он успел подумать, что и вовсе свалится в обморок от подобных незапланированных заявлений, но он смог удержать сознание, лишь с грохотом оперевшись о дверной косяк гостиной. Амави подложил ему свинью, да такую, что разбираться с ней в дальнейшей перспективе практически невозможно. Из двух вариантов каким именно образом он вновь сумеет достать Амави из борделя — ни один не являлся выгодным. Либо он, скрепя душой и зубами, соглашается переспать с Ульрихом ценой целостности задницы, либо отказывает Илариону вновь и вновь, что опять вызовет подозрения и вопросы.       Сейчас Дирк искренне захотел сбежать в лес. Туда, где нет бесконечной службы без выходных, праздничных и больничных, где нет выжившего из ума брата, где нет принца со всеми его капризами, где нет Амави с искренней ненавистью в глазах. Парень улыбается, и улыбка его в большей мере напоминает ухмылку, адресованную Дирку. — Пойдём, я тебя отвезу обратно в больницу, — обречённо произносит Дирк, смахивая пот со лба. — Илари, дождись, пожалуйста, доставщика роллов. Он постучит в дверь, открой ему и забери пакет, там всё оплачено.       В машине Сондера возникло ожидаемое молчание. Дирк понимал, что всё, чем он угрожал Амави — не более, чем просто выдумка, удобный повод, чтобы манипулировать действиями другого живого существа. Угрожать парню смертью он не мог, расправой тоже — Кручевальдам вряд-ли бы понравился такой фокус с его стороны. Вся система держалась только на заключении Реджинальда и словах о том, что он, Дирк, не просто пешка и шестерка в делах государства, а значимая личность, способная распоряжаться чьей-то жизнью.       На деле же, Дирк не мог даже банально избить, наказать парня за содеянный проступок. С одной стороны, мужчина наконец увидел счастливую улыбку Илари и понял, что тот его хоть немного, да простил, а вот с другой… Ехать в бордель казалось ему смертным приговором. Ведь если тот не успеет унести ноги раньше, чем Ульрих разыщет его — виноватых более можно не искать. Он сам будет повинен в том, что произойдёт далее. — Зачем ты ему это сказал? — хмуро вопрошает Дирк, прекрасно зная ответ. Прохладная баранка руля сжималась руками до боли в запястьях, вены вздулись кругом, а глаза переполнились тоской и обречённостью. Хотелось закурить, но даже тут Дирк терпел поражение — последняя пачка сигарет осталась в номере отеля. — Я о чём тебя просил, ты, кусок блохастой псины?! Совсем не беспокоишься о состоянии своего мужа, да?       Амави кратко, гордо хмыкает и оценивающим взглядом проходится по собеседнику, сосредоточенно наблюдающему за дорогой. — Судя по твоей крайне опечаленной и бессильной морде — ты ничего не сможешь сделать Реджинальду, — пожал плечами он, тыкаясь в кнопки на подлокотнике передней пассажирской двери, тем самым открывая стекло с водительской стороны. Дирк фырчит и поднимает стекло обратно. — Ты ничего не можешь сделать и мне, Дирк. Жаль, что я понял это так поздно и не успел рассказать принцу всю правду о твоей гнилой сущности. — Ты буквально тычешь пальцем в небо, — огрызается мужчина, вновь наблюдая за тем, как стекло по левую сторону опускается. Поднимает обратно. — Ты не знаешь настоящего меня, и не догадываешься о том, кем я могу быть на самом деле, — проговаривает он и опять видит опускающееся стекло, в секунду теряя самообладание. — ДА ТЫ ИЗДЕВАЕШЬСЯ ЧТО ЛИ?! ПРЕКРАТИ! — Прости, я не слишком хорошо смыслю в ваших технологиях, — ухмыляется парень и искренне наслаждается тем, что сумел вывести мужчину из себя. Это, конечно, им чуть было не стоило жизней, когда Дирк шел на обгон и чуть было не въехал во встречную машину, но то пустяки по мнению Амави. — Я ваш мир не видал дальше стен твоей халупы и борделя, не ори на меня. — Я не виноват в том, что тебя в итоге упекли в бордель, понял?! — стараясь хоть немного отдышаться и успокоиться, говорит он, не отрывая взгляда от дороги. — Я убил Велиара, сына Кручевальдов, дабы он не навредил Илариону, впоследствии и мне, а по приезду мне сказали, что принца заберут взамен на жизнь этого ублюдка, — внезапно для самого себя честно признаётся Дирк, осознавая, что это именно тот единственный момент, когда он говорил с Амави предельно честно. Останавливать себя уже не было смысла, парню и без того многое известно, от парочки деталей ситуация хуже точно не станет. — Я знать не знал о том, чем в итоге всё обернётся. Если бы знал — не потащил бы никого из вас с собой, даже Илариона. — Я так понимаю, это Дориан настоял на том, чтобы в бордель отправился не принц, а я? — значительно посерьезнев, спрашивает Амави, спокойно откидываясь на спинку сиденья. Ему описывали вкратце обстоятельства, по которым именно его отправили в бордель, но подобные подробности был способен выдать только Дирк. — Ты не думал о том, что Дориан мог это сделать исключительно в личных целях? — Мне хочется верить в то, что он это сделал ради меня, воспользовавшись силой голоса командира в принятии решения, — пожал плечами Сондер младший, сам с трудом представляя подобный исход. Вопрос парня заставил задуматься, ведь ранее он и представить не мог, что старший может иметь какие-то виды на Илариона. — Ты прав, Амави, я и правда ничего не могу тебе сделать, с самого начала не мог. Ты — собственность борделя, меня за тебя на клочки да кусочки порвут, если с тобой или Реджи хоть что-то случится по моей инициативе. — Вы с Иларионом идеально подходите друг другу, — хмыкнул холодно Амави, опираясь виском о стекло пассажирской двери. Прикрыв зелёные глаза, тот кратко зевнул, закрывая ладонью губы по привычке. — Он — слабак, а ты, Дирк Сондер, ещё больший слабак, вдобавок и трус. И это, как мне кажется, неисправимо. — Заткни пасть, Амави, я тут вообще-то пытаюсь хоть раз быть с тобой честным, — недовольно фырчит Сондер младший, заметно оседая на месте, превращаясь в блеклую тень.       По приезду в бордель, который, к слову, не так далеко находился от базы, оба вышли из машины в гордой тишине, пребывая каждый в своих размышлениях.       Несмотря на всё, Амави смог хоть немного попытаться понять положение Дирка. Мужчина, являясь личным рабом правительства чуть ли не с пелёнок, попросту не имеет никакой власти и права голоса в важных решениях. Если поверить словам о том, что Сондер младший и правда не догадывался о судьбе, которая вскоре постигнет приезжих, его образ становился чуть лучше. Сопоставив информацию, полученную от принца, с той, которую выдал ему Дирк — картина становилась полноценной. Его ни капли не шокировало то, что мужчина убил Велиара, вдобавок ко всему, этот факт ни капли не огорчил, учитывая проблемы, которые самец умудрился принести за столь короткий промежуток времени.       Картина становилась полноценной, ведь каждый пазлик встал на своё место, но итоги не слишком понравились парню. Если исходить из того, что Дирк действительно ни о чём не знал и не мог помешать случиться тому, что случилось, то получается, что винить парню больше некого. Кроме себя, разумеется. Недоверие к людям было почти прописано в королевском кодексе и вживлено в организм каждого волчьего уже много лет назад, а он, Амави Честерс, вдруг рискнул полагать, что с ним всё будет как-то иначе. Он бы и не решился на столь отважный шаг, если бы не болезнь Реджи. И что теперь получается… Винить самца за то, что он заболел? «Бред какой-то…» — фыркнул мысленно Амави. Быстрым шагом проходя далеко вперёд, он оставил мужчину позади как ненужный хвост.       Дирк также не хотел особо задерживаться. Его задача проста: передать Амави в руки ближайших охранников, передать искреннюю благодарность Ульриху и унести ноги пока цел. Третье чувство подсказывало об опасности, изнутри будто кровь льдом крылась от мысли, что он вновь может повстречаться с самцом, который будет вдвое сильнее рассержен, чем в прошлый раз. Сондер обвёл его вокруг пальца волей случая, имел выгодный козырь в рукаве, и знал, что в один прекрасный момент поплатится за это. Дома его ждал Иларион, изнывающий от течки, ждали и роллы, и шампанское, и, вероятно, какой-нибудь фильм в перерывах от жаркого секса. Примирение с принцем ещё не закончено, он не попросил прощения сегодня, просто не смог, видя как Иларион его сторонится и как жмется к единственному другу. Ревность, вина, страх — всё это не позволило мужчине и словом нормально обмолвиться с парой.       После звонка открываются железные двери заднего двора и их тут же встречает пара крепких мужчин чуть дальше по коридору. Дирк делает вид, что ничего не произошло, идёт настолько уверенно и спокойно, насколько только может, становится ближе с Амави и демонстративно подталкивает парня в спину навстречу охраннику в комбинезоне. Их было двое, Сондер точно помнил, но когда они подошли — мужчина резко стал один. Осознав это, тот оглянулся назад, на двери, некогда открытые двери, и увидел, как тот самый пропавший охранник поворачивает ключ в замке. — Вот ваш Амави, цел и невредим, как я и обещал, — едва запаниковав, выдаёт Дирк, укладывая руку на плечо парня. Ладонь тут же демонстративно скидывают, что вызывает лёгкий смешок у незнакомого мужчины. — Передайте Ульриху мою искреннюю благодарность за помощь! А сейчас я, пожалуй, пойду, — произносит он и оглядывается на закрытые двери, в которых, видимо для надёжности, встал второй охранник. — Дел невпроворот, мужики, сами понимаете, мне пора! — Ты никуда не пойдешь, — твёрдо заявляет ближайший мужчина, изгибая вопросительно бровь. Расслабившись, он поправил пистолет в кобуре и спокойно притянул к себе крайне хмурого вида Амави, который и не сопротивлялся тому, что его без разрешения обняли за шею. — Босс сказал привести тебя по приходу в его кабинет. Уж не знаю причин, но мне кажется, что ты сильно его разозлил, будь осторожен в выражениях.       На этом моменте Амави сам в недоумении оглядывается по сторонам. Сперва на мужчину, в чьих объятиях невольно оказался, потом на второго, что сторожил дверь, а следом и на Дирка, чье лицо отражало натуральный, неподдельный страх. Дома мужчину ждал Иларион, так нуждающийся в помощи, ждали и роллы, и шампанское. Как бы сильно Амави не желал мужчине адских мук, ему становилось тревожно от мысли, что крепкий, взрослый самец точит на него зуб. Остатки сострадания взыграли в измученной душе. — Передайте ему, что я заскочу позже, у меня сейчас совсем нет времени, — неловко чешет затылок Сондер младший, нелепо улыбаясь. Надежд на избежание встречи с главой семейства Кручевальдов улетучиваются с каждой секундой, но Дориан с детства учил не сдаваться до последнего. Вот Дирк и не сдаётся, хоть и понимает, что толку от этого нет. — Серьезно, мне начальство такой выговор, штраф и наказание влепит, если я вдруг опоздаю на задание. Вы сами понимаете на кого я работаю, — будто в доказательство мужчина поднимает палец к небу, подразумевая начальство как нечто всемогущее. — Этот случай Ульрих также предусмотрел, — пожал плечами незнакомец, поглаживая Амави по груди. — Он сказал, что разберётся с начальством сам и в случае чего лично понесет ответственность за твоё опоздание.       Дирк понимает, что всевозможные отговорки уже использованы и сейчас он выглядит попросту глупо. В глазах Амави так непривычно читается сочувствие и печаль, даже какая-то поддержка, что совсем не свойственно парню. Тот был холоден и предвзят с первого дня знакомства, а сейчас, почему-то, смотрит на него с таким искренним сожалением. От этого взгляда только страшнее становится. — Мужики, ну в конце концов, давайте договоримся, — переходит к последнему варианту действий Дирк, разводя руками в стороны. Если даже Амави проникся сочувствием к нему — далее мужчину не ждет ничего хорошего. Что-то, чего и врагу не пожелаешь. — Чего вы слушаетесь этого пса, а? Чтобы какой-то волчий указывал нам, людям, высшей расе, что и как нам надо сделать? Вы смеётесь или как? Давайте вы просто передадите боссу то, что я вам сказал и разойдемся. Амави цел? Цел. Я вернул его? Вернул. Ну вот и всё, какие могут быть вопросы?! — А это ты зря, мужик, — прямо в лицо засмеялся тот, подозрительно поглядывая за спину Сондера. — Во-первых, мы не можем пойти против его воли, это чревато. А во-вторых… — Дирк, оберни…!       Не успел Амави предупредить, как ему тут же затыкают рот ладонью. Сондер быстро понял о чём именно пытался предостеречь внезапно ставший заботливым парень. Дирк только завидев округлившиеся глаза Амави — обернулся и уклонился от удара прикладом в затылок, но, увы, хорошая реакция не то, чтобы спасла. Второй удар не заставил себя ждать, тот, кто недавно сжимал в объятиях гибрида, теперь также взялся за автомат, что до этого мирно висел на груди. Один меткий удар и Сондер младший обезврежен, он пал на колени, мучаясь оглушительным звонком и потемнением в глазах, и тем не менее, он сумел остаться в сознании. Затылок неприятно жжет, боль расползается волной по всей черепной коробке, проникает внутрь и гулом расходится по голове. Не самый сильный из ударов, который Дирку когда-либо приходилось пережить, но безусловно меткий и точный. — А во-вторых, никто не смеет оскорблять босса в нашем присутствии, — гордо хмыкнул тот, кто ударил, теперь становясь прямо напротив склонившего голову Дирка. Мужчина, взявшись за воротник джинсовой куртки, рывком поднимает Сондера обратно на ноги, демонстративно отряхивая его плечи. — Давай сворачивай спектакль и иди за мной. Надеюсь, ты успел уяснить, что других вариантов у тебя нет. — Ещё бы они хоть когда-то у меня были, — обречённо выдает Дирк, позволяя себе прощальную, драматическую улыбку в адрес Амави.       Они легко друг друга понимают. Если у Амави, что вырос в полноценной, пусть и многодетной семье, всегда имелось право выбора, то у Дирка, вероятно, его и вовсе никогда не было. Вот и сейчас мужчину уводят под руки куда-то вдаль коридора. Для Честерса положение ненавистного друга кажется куда более плачевным, чем его собственное, однако делать что-либо с этим он не собирался. Рисковать, устраивать бунт, а тем более какие-либо потасовки ради Дирка никто бы не захотел. Даже единственный родственник в лице Дориана Сондера не протянул бы мужчине руку помощи. «Сам виноват.»       Амави размышляет над тем, чтобы выдать мужчине всю правду о брате. Да, это последний в жизни Дирка близкий человек. Да, новость о наглом обмане и предательстве его разочарует. Да, какое-то время он будет вынужден пребывать в состоянии полного отчаяния, но куда деваться. Сондера увели в понятном для Амави направлении, а его самого повели в душ, готовить к предстоящей работе.       Дирк шёл почти как на расстрел. Пистолета при нём не имелось, тот был оставлен вместе с кобурой в отеле. Единственным оружием оставались кулаки да зубы, воспользоваться которыми против здоровенного, взрослого самца не представится возможным. Он не желал сдаваться без боя, не хотел принимать свою участь и в глубине души надеялся, что приговор станет для него иным, куда более гуманным, чем сорок сантиметров в заднице. Знакомый коридор, знакомая дверь, знакомый кабинет. Когда дверь была открыта — к великому счастью Дирка в кабинете никого не оказалось. — Ну вот, ему не до меня, — неловко посмеялся Сондер, оглядываясь на двух крепких мужчин.       Уложить их теперь будет проблематично, ведь гул в голове не унимался, а тело заметно дрожало. Невольно, Дирк не желал выглядеть будто девчонка перед первой брачной ночью, не хотел показаться жалким или слабым, до последнего изображал из себя недоумевающего клоуна, хотя постепенно и глаза наливались слезами. Панический страх самцов, полученный благодаря стараниям Кручевальда младшего, теперь охватывает создание целиком и полностью. Сондер уже не слишком отличает правду от вымысла, слышит голос Ульриха буквально отовсюду, хоть и осознает, что на самом деле его тут нет. — Мы поболтаем с ним попозже, мужики, как его высочество найдёт время на меня. — Нам приказали закрыть тебя в кабинете на случай, если его не окажется на рабочем месте, — простодушно хмыкнул один из них, с силой заталкивая парня в просторное помещение. — Сиди здесь и не дергайся, Сондер, а то хуже будет. — Куда уж хуже, — закатив глаза и скрестив руки на груди, отозвался Дирк вслед скрывшимся за дверью мужчинам, слыша как проворачивается ключ в замке. — И чё мне, по-вашему, делать здесь?       Оглядываясь по кабинету в поисках ответа на свой же вопрос, Дирк в первую очередь обратил внимание на окно. Огромное, панорамное окно во всю стену, завешенное по бокам тёмными, плотными шторами. В середине имелась створка, что сразу привлекла внимание мужчины. Ринувшись к ней со всех ног, Дирку уже не казалось падение со второго этажа чем-то ужасным. Он был практически уверен в том, что сиганёт с высоты в ту же секунду, в которую окно окажется перед ним открытым. Но вот незадача — ручка со створки предусмотрительно снята. На её месте зияет чёрная дыра, в которую Дирк, не раздумывая и секунды, суёт указательный палец, стараясь заменить им часть механизма.       Разумеется, таким образом окно не открылось. Сондер возвращается к дверям, дабы узнать, сторожат ли его мужчины или нет. Убеждаясь, что за пределами кабинета стоит кромешная тишина, он бегом возвращается к окну. Бешено оглядываясь по сторонам, он ищет любой металлический предмет, которым сможет хотя бы попытаться разбить тонированное стекло.       Этим предметом становится статуя какого-то греческого бога, что мирно пылилась и украшала собой книжную полку. Обхватив железного, полуголого мужчину в районе ног, Сондер решает бить самой острой частью — головой, что выглядела весьма прочно, учитывая общую увесистость статуэтки. Уложив левую ладонь на прохладное стекло, мужчина замахивается греческим богом правой рукой и бьёт со всех, что есть, сил в середину створки пластикового окна. Рельефная сталь неприятно режет сжатую ладонь, удар в первую очередь причиняет боль, во вторую — шум, глухой, но громкий, будто отдающийся от стен. За пределами кабинета удар всяко услышали, как скоро навестят с визитом становится только вопросом времени, поэтому Дирк решает не терять и минуты.       Отряхнув правую руку, переложив статуэтку в левую, Сондер снимает основную часть жжения и предпринимает вторую попытку. Замахивается, бьёт и снова терпит неудачу. А затем снова, снова и снова, пытается до тех пор, пока несчастная голова, вместе с вытянутой рукой, не оказываются под ногами. Стекло явно особенное, так просто его не выбить и этот случай явно предусматривался в установке стеклопакетов. На окне появились едва заметные царапины, рука Дирка стала напоминать по цвету помидор, но он не сдавался. Он знал, что рано или поздно его либо остановят, либо он сбежит, третьего не дано. Вступать в противостояние с Ульрихом — значит собственными руками выкопать себе могилу.       Дирк выдыхается раньше, чем приходит Кручевальд. Все силы потрачены на серию ударов по стеклу, от некогда величественного греческого бога остались только ошмётки под ногами. Мужчина опускается на пол за рабочим столом Ульриха, опирается спиной на ящики позади и старается восстановить дыхание. Один визит Амави в гости к Илариону обойдётся мужчине слишком дорого, если тот не придумает хоть что-нибудь.       Ульрих нагрянул как нельзя кстати. Дирк узнал о приближении заранее, по тяжёлым шагам в коридоре, свойственным исключительно существам вроде волчьих самцов. Мужчина никогда не интересовался сколько может весить подобный двухметровый шкаф, но был готов поспорить, что не меньше ста с чем-то килограмм. При его скудной комплекции в сто восемьдесят ростом и едва ли семьдесят весом — подобный противник, даже имея человеческую расу, будет непобедим. — И чем тебе, скажи на милость, мой Апполон не понравился, Дирк? — звучит знакомый голос где-то позади, а параллельно с ним слышится и поворот ключа, надёжно ограждающий Сондера от столь желанной свободы. — Хватит прятаться, мы оба понимаем что дальше будет. — Может, поиграем в прятки? — с обречённым смехом отзывается Дирк, не собираясь сдвигаться с тёплого, насиженного места, несмотря на опасность за спиной. Бежать некуда, отбиваться бесполезно, молить о пощаде бессмысленно. — Мы оба понимаем, что ничем хорошим это не кончится для нас. Я уйду отсюда с порванной задницей и психической травмой на всю жизнь, а ты с тяжёлым грузом вины. Ведь мало того, что ты надругаешься над не подготовленном, человеческом теле, так ещё и изменишь любимому мужу, с которым много лет в браке. — Никакого груза не будет, я давно знаю о том, что Синт подставляет задницу любому, стоит в его организм попасть хоть капле алкоголя, — пожал плечами он, неторопливо приближаясь к засевшему в засаде Сондеру. Ульрих буквально смакует этот момент, наслаждается страхом, что источает мужчина, чувствует как ужас витает в воздухе и как едва заметно дрожит чужой голос при произношении дальнейших событий. — А ты заслуживаешь порванной задницы, Дирк Сондер, как минимум за то, что убил моего сына. Не думай, что смерть будущего наследника бизнеса и любимого сына далась мне легко. — Теперь понятно в кого он пошёл, — печально хмыкнул Дирк, сжимая в руке остатки статуэтки. От Аполлона осталась только половина, и на этой половине, к слову, имелось смутное, крохотное изображение члена в спокойном состоянии. Сондер смеётся в голове: «Если бы у Ульриха была именно такая писька — я бы без проблем с ним переспал». — Яблочко от яблоньки, как говорится. Ты решил доделать то, что он сделать не сумел? Может быть, ты просто пойдешь по его стопам и сдохнешь прежде, чем твоя дубина окажется во мне? — Моему сыну ты больше подходил по возрасту, чем мне, — хмыкнул скептично Ульрих, теперь возвышаясь прямо над собеседником, уперев ладонь в дубовый стол над его головой. — Но, всё-таки, молоденькие мне больше по-вкусу. Давай без лишних прелюдий, Сондер, мы же оба взрослые люди. Раньше сядешь — раньше встанешь… Или как там у вас, людей, это говорится.       Ульрих допускает себе пронзительный, заразный смех, и теперь в кабинете смеются оба, только смех одного из них постепенно переходит в истерику. Дирк становится всё громче и громче с каждой секундой, голос срывается на жалкий визг временами, лоб утыкается в согнутые колени, а по щекам, вопреки всему, текут слёзы. Все конечности дрожат, координация движений нарушается, и тем не менее, когда Кручевальд склонился к нему, Сондер резким выпадом оказывается где-то ближе к окну, из последних сил выставляя перед собой остатки железного Апполона. Бой ещё не окончен, Дирк планировал бороться до последнего. Впрочем, за самооборону отлично отвечала паника, поглотившая с головой сознание мужчины. — Убери от меня эту бедную статуэтку, ну серьёзно, — закатывая глаза, отзывается Ульрих, скрестив руки на груди.       Чем ближе он подходил — тем дальше отползал Дирк, издавая при этом совершенно неразборчивые, вдобавок, пугающие звуки. В какой-то момент Кручевальд чуть было не решил, что у мужчины начался приступ эпилепсии, ведь тот так активно дёргался и вопил от одного только вида. Подобное поведение не слишком возбуждало Ульриха, он привык наблюдать со стороны как новенькие волчьи извиваются и умоляют, стонут и неумело отбиваются, но никак не бьются в истерике с сумасшедшим видом. — Ты нормальный вообще? Я же не яйца тебе отрезать собрался, успокойся, чтоб тебя! — Ты трахнешь только мой труп, Ульрих, поэтому тебе придётся сначала меня убить, — угрожающе странно рычит Дирк.       Сдувая с лица распущенные каштановые волосы, он мельком заглядывает в глаза охотника. Многое происходило с Дирком, и драки, и избиения, и заключение, и допрос, и разного рода наказания, но нечто подобное, глобальное, он наблюдал впервые. Вдобавок ко всему, в своих словах о сексе с трупом, помимо факта отсутствия склонности к некрофилии у Ульриха Дирк также учитывал то, что за его смерть с борделя будет списана кругленькая сумма. Примерно такая, сколько он мог принести организации за несколько десятков лет покорной службы. А также будут повешены долги, которые ни на кого из родственников уже не спихнуть.       Ульрих решает перейти от слов к делу. Из-за воплей Дирка теперь многие узнают о том, что между ними что-то произошло, но этот факт уже мало волнует самца. Теперь он озабочен только выполнением поставленных собой же условий. Услуга с его стороны оказана, а плата, какой бы несправедливой она ни была, — не взята. Нехорошо получается.       В стену полетели остатки греческого бога Аполлона, теперь мужчина абсолютно безоружен перед надвигающейся угрозой. Тяжёлое, громадное тело прижимает сверху, наваливается на него, удачно устраиваясь промеж невольно раздвинутых ног. Дирк телом чувствует невозможные размеры чужого достоинства, что твердо прилегали к самому нетронутому месту в теле. — Прекрати сопротивляться, Дирк, ты либо снимаешь штаны сам, либо я порву их на тебе, — строго заявляет Ульрих, понимая, что в таком положении он никак их не стащит. Стоит ему только покинуть удачное положение, как Сондер тут же поползет дальше, как можно дальше от него, что вынудит вновь играть в догонялки. — Попробуй порвать армейские джоггеры, блохастый, я на это посмотрю, — ухмыляется Дирк, стараясь вырвать запястья, что сковала чужая рука прямо над головой. Сопротивление и правда бесполезно, каждое движение попросту тратит последние запасы сил в мужчине, но отступаться он не планировал.       Дирк замирает, ожидая дальнейших действий от противника. Ноги невольно раздвинуты и больше не сжимаются на чужих бёдрах, а расслабленно болтаются по сторонам. Сондер был готов поставить остатки чести на то, что их порвать голыми руками не сможет даже волчий, но вот он не учёл то, что…       Ульрих выпускает когти на свободной, правой руке и пронзительно ухмыляется. Жертва быстро понимает, что когтями порвать ткань не составит труда, а вдобавок, те смогут нанести случайным образом глубокие раны на интимных местах. Сопротивление возобновляется, но ненадолго, продолжается до тех пор, пока Дирк делал выбор между просто порванной задницей и не только порванной, а вдобавок и изрезанной. — Ладно, ты победил, стягивай их, только не лезь туда когтями, — фыркает побежденно Дирк и вновь ненадолго расслабляется в чужих руках. — Будешь фокусничать — я тебе сразу засажу, без какой-либо минимальной подготовки, — недоверчиво отзывается Ульрих, сощурив зелёные глаза.       Дирк кратко кивает и приподнимает ноги, когда мужчина хватается за ремень, расстегивая пряжку. Ткань джоггеров вместе с бельем понемногу уходит вниз, но не доходя до самых важных мест, прекращает покидать тело жертвы. Сондер, пользуясь моментом, со всей, что было, силы врезает подошву чёрных, армейских берц в лицо Ульриха. Не глядя, наугад, попадая в итоге по носу. Противник шипит, рычит, невольно отпускает хватку на запястьях и переключает внимание на разбитый, истекающий кровью нос, хмурится и скалится, стараясь как можно скорее привести себя в чувства, а Дирк тем временем становится дальше. Взгляд загнанного в угол хищника озаряет лицо Сондера, тот спотыкается, ползёт и параллельно натягивает штаны на место, не спуская глаз со свирепого мужчины. — Я тебя предупреждал, Дирк, ты сам себе могилу вырыл, — угрожающе тихо произносит Ульрих, приготовившись к новому рывку.       Дирк и заметить не успевает, как уже становится прижатым грудью к полу. Волчий самец двигался до того быстро и непредсказуемо, что Сондер, при всей своей ловкости и хитрости, выпускает мужчину из виду и позволяет случится тому, что вполне может стать смертным приговором. Умереть от разрыва внутренностей чужим нечеловеческим членом — тот ещё позор, Дирк буквально представлял старшего брата на своей могиле, который единственный бы хохотал на похоронах. С пятой точки стремительно пропадает какая-либо ткань, холодный воздух проходится по коже, и теперь, благодаря активному сопротивлению жертвы, ткань свитера задирается вверх, обнажая старые, побелевшие шрамы от плети на ягодицах и спине. Буквально на долю секунды это заставляет Ульриха остановиться и что-то осмыслить, а Дирк, прочно скованный чужими руками, лишь обречённо смеётся во весь голос. Так, как он привык, так, как любит: громко, неразборчиво и с долей истерии. — Так и не высекли из тебя нормального человека, Сондер, — фырчит Кручевальд, откидывая зародыши сострадания к прочим ненужным чувствам. — Не переживай, я исправлю их ошибку.