Расходный материал

      Фирнесер прекрасно знал, насколько сильно он подвёл свою команду. Из служащих армии сопротивления не было лучших хакеров, чем он, остальные разбирались лишь поверхностно и могли взломать лишь базовый протокол защиты, в основном рассчитанный на защиту данных простых гражданских.       Взламывать секретные документы Фир научился ещё в школе. Там, где система образования уже подразумевала наличие электронных дневников и систем оповещения о домашнем задании, на тот момент юный эльф мог крутить данными школы как хотел. Таким образом, у них по воле случая исчезали все домашние задания, исправлялись двойки или вовсе исчезали все оценки, из-за чего генерировать их учителям приходилось буквально на ходу. А как-то в одиннадцатом классе, когда одна из учительниц позволила себе грубые высказывания в адрес Фиса, Фир сумел взломать все личные аккаунты женщины. На всеобщее обозрение и обсуждение пошёл личный, тайный роман с физруком, прислуживание директору, двое детей, сданных в детдом, а также фото в красном, нижнем белье, вывешенных прямо на главной доске школы.       Учительница уволилась на следующий день. Все догадывались, чьих именно это может быть рук дело, но каждый из них молчал. Побаиваясь гнева брата-близнеца, они знали, что Фисалиэн никогда не отличался особой сдержанностью и умением решать конфликты спокойными разговорами. Доносчик бы отплатил сполна.       Если Фирнес занимал почетную должность хакера, то Фисалиэн, чья потеря также многого стоила организации, являлся тем самым смельчаком, что всегда шёл напролом. Со стороны близнец казался плохим парнем: вечно курил, матерился, пил, изредка прибегал к запрещённым веществам и не умел держать себя в руках. Все говорили, что когда-нибудь дерзкий характер сведёт его в могилу, и вот, этот день настал. Настал он ещё два месяца назад, но для разбитого горем Фира он не настанет никогда. Поверить в то, что крайне энергичный, агрессивный брат с огромным сердцем мог просто напросто умереть — практически невозможно.       Фир знал, что скорее всего, будет вынужден пройти десять кругов ада. Никакая Скарлетт более не придет на помощь, даже без знания ситуации эльф был уверен, что девушка либо сама в плену, либо кое-как унесла ноги. Её вклад в общее дело также был неоценим, несмотря на то, что сама Скарлетт оценивала свою работу на низший балл. Слаженная система затрещала по швам с миссии клуба, с ловушки, чьей главной целью было сокращение количества обученных, кровожадных солдат. Организация, к которой ныне относился Дориан и ему подобные, не являлась простой армией. У них нет оружия массового уничтожения, убийство кого-либо априори не стояло целью, лишь задержание, использование и заключение. Из неугодных государству легко можно сделать личных пешек, что из страха перед смертью сделают всё, что угодно.       Эльф с нетерпением ждал новой встречи. Если вытащить их из плена не выйдет, то близнец бы легко принял кончину вместе с братом. Казалось, что без него жизнь и вовсе потеряет какой-либо смысл, что без него Фир из себя попросту ничего не представляет. Если Фир был и остаётся холодным разумом, то Фис всегда являлся грубой, неудержимой силой, без которой холодный разум существовал с трудом. Фисалиэн бы зарезал Дориана на месте без каких-либо сомнений, он бы не стал сдаваться до последнего, когда как Фир не видел иных вариантов. Слышать об издевательствах над братом оказалось слишком трудно даже для холодного разума, не знающего эмоций. Фантазия сама рисовала отвратительные картины описанных ужасов, вгоняя близнеца в состояние полного отчаяния.       Сломанную кисть наскоро обработали, наложили хлипкий гипс и оставили, не питая особых надежд на восстановление. Боль сломанных костей напоминала близнецу о том, что он всё ещё жив, что действительность вокруг реальна, а облезлые стены, что будто сдавливали его в себе, — ничто иное, как результат необдуманных действий. Это не сон, это реальность, в которую поверить выходило с трудом. Оказаться в плену врага по собственной воле звучало как нечто совершенно сумасшедшее. Нечто, что не поддаётся ни одному логическому объяснению.       Деревянные окна с решетками легко пропускали холод. Не сказать, что бывшие палаты психически больных хорошо оборудовали под новые цели — напротив, условия ухудшились. Из комнат убрали все тумбочки, одеяла, подушки и постельное, оставив только матрас на скрипучем, одноместном лежбище. Из платья эльфа, к слову, никто не переодевал — каким взяли, таким и кинули в уединенные покои, не забыв нацепить кандалы на щиколотки босых ног. Цепи шли к приваренным к полу ножкам железной кровати, протяженность цепи позволяла встать в метре от окна и пройти к заботливо предоставленному ведру, служащему здесь туалетом.       Холод пробирал до костей. Ветер свистел в щелях старых деревянных окон, нашептывал околевшему Фиру разные вещи, пугал и одновременно успокаивал, периодически являясь единственным собеседником. Со всех сторон, периодически, раздавались истошные вопли. Вопли людей, что по глупости или случайности умудрились угодить прямо в лапы профессионалов в сфере добычи информации. Фир знал о некоторых пытках благодаря интернету, знал, что мужчина, которому он сдался, в любом случае придёт надругаться над ним.       Прекрасно зная о том, что ждёт его совсем неподготовленную задницу, эльф малодушно помышлял о подготовке. Этого в любом случае не избежать, как бы тот не кричал, не умолял и не рыдал, сострадания к нему точно не проявят. В сопротивлении учили готовиться ко всему, даже к столь ужасным, унизительным процедурам, но Фир никак не мог найти в себе силы. Платье, благодаря которому он был не отличим от девушки, парень желал снять. Расстегнул молнию на спине не с первого раза, потянул с плеча первый, пушистый рукав, затем второй и резко сделал вывод о том, что избавление от единственного предмета одежды не приведет ни к чему хорошему. Холод пробирал до костей, — лишать себя последней ткани на теле, что могла хоть как-то защищать от сквозняка, могло привести к неприятным, дополнительным заболеваниям.       С митинга прошли сутки, а в камеру никто так и не заявился. Утро сменял день, день сменила ночь, на место ночи вновь пришло утро. Никто не пришел вплоть до вечера следующего дня. Фирнес не понимал, радоваться ли одиночеству или грустить, ведь ситуация получалась двоякая. С одной стороны, хорошо, что сейчас его не подвергают пыткам и унижениям, но с другой… Он, в конце концов, не поспать на сыром матрасе в облезлой комнате сюда пришёл. Близнец пришел за встречей с братом, за выходом из ситуации. За спасением, провернуть которое в рамках запертой комнаты не представлялось возможным.       Этим днём заведение оказалось подозрительно тихим. Не слышались истошные вопли, не доносились разговоры в коридорах, не было замечено ни единого шага за пределами тесной комнатушки. Складывалось впечатление, будто все моментально, разом сгинули, будто место забросили за минувшую ночь, а Фира оставили одного, вечность теплить надежду вновь поговорить с братом.       Парень не мог близко подойти к деревянной двери, цепи не позволяли. Оковами на бледной коже протёрлись красные отметины, что зудели и раздражались всякий раз, когда эльф передвигал ноги.       Фирнес подходит сперва к стене, к которой прижималось изголовье железной койки. Прижавшись к облезлой краске щекой, вызвав неминуемое осыпание мелких, синих осколков краски, эльф начал прислушиваться. В соседней камере была жизнь, кто-то дышал там, тихо, если учитывать неплохую звукоизоляцию, но заметно, тяжело, болезненно. Дыхание с хрипами и тонким завыванием, — человек за стеной явно не чувствовал себя отлично. Эльф, зная на поверхностном уровне не только язык жестов, но и азбуку морзе, сейчас сжимает здоровый кулак и прикладывает к стене. Хмурится, пытается вспомнить весь алфавит, что обычно не использовался в таких целях, думает как передать колебания звуков с помощью ударов в стену, и в конце концов выдает:

Как ты?

«— –.–– –.– .– –.–,» — спрашивает он серией ударов, из которых «–» являлось сильным, а «.» коротким и тихим. Таким образом, парень сумел спросить короткое «как ты?», искренне надеясь, что не перепутал последовательность и не накосячил с интенсивностью стука по облезлой стене. Для надёжности, парень делает короткую паузу и повторяет комбинацию вновь, дабы его точно услышали и поняли.       Кровать едва слышно скрипит, когда неизвестный переворачивается на бок. Предположение оказалось верным, кровати стояли ровно зеркально от друг друга. Для собеседника Фирнеса не стало проблемой отстучать ответ по той же стене, просто с другой стороны. «.––. .–. ––– … –––» — звучит в ответ.       Дабы не запутаться в том, что ему попытались сказать, парень ногтем царапал штукатурку стены, что открылась благодаря обвалу краски. Фир постепенно накорябал каждую букву, которую распознал в ударах, и в конечном итоге получил слово «плосо». Почесав затылок с озадаченным видом, парень вдруг понял, что перепутал буквы. Если буква «с» означала три коротких удара, то буква «х» — четыре. Исправив одно на другое, картина стала полноценной.

Плохо.

      На очевидный вопрос — очевидный ответ. Как ещё может чувствовать себя человек, которому каждый вдох даётся с великим трудом? Фирнес какое-то время чешет затылок, старается воспроизвести весь алфавит морзе в голове. Сожалея о том, что не имеет возможности записать всё по памяти на бумаге, он мысленно пытается воспроизвести всё в голове. Фисалиэн размышляет о том, что спросить в следующую очередь, но из-за стены вдруг раздается чужой, женский голос: — Нам не нужно это чтобы общаться.       Эльф отпрыгнул на мгновение со страха, цепи зазвенели на щиколотках, платье предательски задралось, от чего задница в тонких, чёрных боксерах проехалась по ледяному, обшарпанному линолеуму. Это утверждение звучало весьма логично, ведь если он может слышать практически каждый звук, прижавшись ухом к стене, то и голос услышать проблем не возникнет. Больше всего парня удивил тот факт, что за стеной находится не какой-то мужчина около сорока лет. По болезненному дыханию складывалось именно такое впечатление, а когда выстроенный образ посыпался в голове — эльф не мог унять эмоций. Он и раньше знал, что под пытки отправляют и женщин в том числе, но не догадывался, что сумеет встретить хоть одну из них. — Что они с тобой сделали? — осторожно вопрошает эльф, вновь прильнув всем телом к стене. — Ты из сопротивления? — Лучше тебе не знать и не видеть, что со мной стало, — печально посмеивается собеседница, закашливаясь почти после каждого слова. Чужая кровать вновь скрипит, кажется, девушка перевернулась обратно на спину. — Да, но, полагаю, обо мне ты и вовсе ничего не слышал. Я не знаю сколько нахожусь в плену, по ощущениям, слишком давно. Нас перевезли сюда не так давно, благодаря окнам я смогла узнать, что уже наступила весна. — Хотел бы я поинтересоваться как так вышло и кто ты такая, но, скажу на чистоту, мне это совсем не интересно, — с тяжёлым выдохом говорит парень, виновато прикрывая глаза. Лучше сказать всё сразу напрямую и не тратить времени, количество которого ему точно не известно. — Ты видела эльфа? Низкий такой, с гадким характером, светлым, прямым каре до мочки уха. Он очень похож на девушку из-за роста, веса и аккуратных черт лица. — Ты думаешь, что нам тут прогулки да совместные чаепития устраивают? — резко сменилась в тоне она, от чего кашель стал буквально раздирать её лёгкие. — Даже если он был, я не могла его увидеть. Меня пытали в основном теми товарищами, которых я знала, среди приведённых незнакомцев не помню никого соответствующего твоему описанию. — Как ты думаешь, есть ли шансы отсюда сбежать? — подтягивая ноги к груди, спрашивает эльф, разок ударившись об стену виском несильно. Кисть в гипсе болела, ныла и раздражала, а вдобавок ко всему, ещё и чесалась. Подавить в себе желание разбить проклятый гипс об стену оказалось непросто. — Ты знаешь сколько здесь охраны, какое расписание дежурства и в какие именно часы приходят пыточники? — Они, зачастую, играют на внезапности, — отвечает та и вновь заходится кашлем, ворочаясь в постели. — Иногда могут придти три раза за день в течении недели, иногда ни разу носу не покажут за месяц, лишь поставляя унизительное количество и качество еды да питья, — хмыкает спокойно она и теперь цепи гремят в комнате, что уведомляя о передвижении незнакомки. — Не думаю, что отсюда есть выход. Ты никуда не денешься с цепей, а если денешься, то тебя тут же поймают и накажут. — А если не поймают? — хмыкнул скептично он, прикрывая голубые глаза в раздумьях. — Вероятность такого исхода стремится к нулю. Если ты ещё можешь стоять на ногах — попробуй. Что до меня… Мне лежать больно, не то, что планировать какие-либо побеги, — печально отзывается она.       Фирнес быстро осознал, что от девушки-соседки толку не будет никакого. Он старался вспомнить хоть кого-то, кто мог подходить под её описание и быть пропавшим без вести в течении двух лет, но таковых оказалось слишком много. Сопротивление несло огромные потери в рядах опытных бойцов, не исключено, что незнакомка пропала ещё полтора года назад, когда был другой масштабный митинг. Эльф решает действовать до невозможного глупо. Протянув цепь к двери настолько, насколько только мог, он, развалившись на полу, всеми силами старался оказаться как можно ближе к двери. А оказавшись, парень просто набирает воздух в лёгкие, дабы пронзительно, на весь этаж, крикнуть: — ФИС, ТЫ ТУТ?       В ответ следует лишь тишина и едва заметная возня по палатам, голоса близнеца он всё же не услышал. Тогда Фирнес решает повторить попытку. — ФИС, ЭТО ФИР! ЕСЛИ ТЫ ЗДЕСЬ — ПОДАЙ ЗНАК!       Теперь ответ следует, но явно не от Фисалиэна, которого он так желал услышать. Девушка, разговор с которой был внезапно прерван, вдруг ударяет по стене один раз, а затем и второй, явно желая, чтобы крики не продолжались. — Ты беду на себя нагнать решил, идиот? — рычит она, укладываясь на постель обратно с характерным звоном цепей да скрипом кровати. — Заткнись и радуйся, что тебя не пытают. Если они придут сюда — нам всем несдобровать. — Мне надо убедиться в том, что он всё ещё тут, — на всю комнату объявляет эльф, перекатываясь на полу с живота на спину. — Иначе я зря им сдался.       По коридору раздаются тяжёлые шаги, что явно не принадлежали тому, кого призывал Фир. Это либо один из охраны, либо один из палачей, других вариантов нет.       Эльф думал, что первым делом проблемы нагрянут именно в его камеру пыток, но нет. Дверь соседней комнаты со скрипом открывается, девушка в ужасе визжит, не успели шаги достигнуть её постели. Цепи звенят громче обычного, так, будто она изо всех сил сопротивляется, старается бороться с неминуемым, выдаёт что-то хриплое и неразборчивое, а затем и вовсе начинает захлёбываться собственной кровью.       Фирнес следил за этим, специально прижался ухом к стене, намертво сжимая челюсти до пульсирующей боли. Вплоть до мельчайших деталей он представлял, как нечто острое и длинное скользит по измученной шее прежде, чем девушка прекращает противостояние совсем. Кровь разливается на пожелтевшем, сыром матрасе, опустевшие глаза девушки навсегда застывают, отражая собой лишь ужас и страх. А неизвестные, дождавшись остановки сердцебиения, стащили лёгкое тело с кровати. Обессиленные ноги волочились по полу, рана оставляла кровавый след, — неизвестные, убившие первую и последнюю собеседницу Фира, вдруг стали проворачивать ключ в замочной скважине камеры.       Фирнесер покрылся холодным потом и в панике отполз ближе к кровати, резко уперевшись в железный каркас позвоночником позади.       На пороге оказалось двое высоких мужчин в тканевых, плотных масках. За поясом они имели пистолет да нож, на плече одного из них качалась чёрная сумка на длинном, кожаном ремне, не внушающая никакого доверия. И что главнее, в левой руке одного из них была голова девушки, что держалась на последних остатках волос в безжалостной хватке. Незнакомка, с которой парень имел честь поговорить ещё при жизни, на вид весила всего около тридцати килограмм. Серая футболка, покрытая больше, чем на половину кровью, висела на ней, будто на вешалке. Синие трусы, местами порванные и покрытые нитками, натягивались бедренными костями, создавая небольшой промежуток между телом и тканью белья.       Когда мужчины бросили окровавленный труп на середину комнаты, Фир подметил, что по ней было бы легко изучать анатомию. Кости выступали везде, где только можно и нельзя. Впалые щеки, болезненно-чёрные круги под глазами, разбитые, сухие губы, частичное отсутствие зубов, полное отсутствие ногтей и на руках, и на ногах, острые локти, которыми легко можно убить. Девушка правильно говорила, что ей больше ничего не поможет. Собой она представляла измученный скелет, покрытый ранами разной степени тяжести и свежести. Фирнесу приходилось видеть ранее жертв пыток, но увидеть настолько истощенное, измученное тело приходилось впервые. Мороз шёл по коже от осознания того, каким именно образом могли довести юную девушку до столь плачевного состояния. — Хочешь стать такой как она? — раздаётся грубый бас мужчины в маске.       Он подходит к безжизненному телу, одним пинком переворачивает костлявое нечто на живот и носком ботинка приподнимает ткань просторной футболки, выставляя на обозрение спину, что не имела на себе живого места от старых ран да шрамов. Ими же покрыты и ягодицы, и бедра, страшно было представить, что именно творилось с промежностью погибшей незнакомки. На её месте, Фир бы радовался столь быстрой и почти безболезненной кончине. — Отвечай, когда я задаю вопрос, уродец. — Не хочу, — быстро и кратко выдаёт эльф, стараясь держать внешне невозмутимое лицо.       В нос ударила невозможная вонь чего-то гнилого, термоядерная смесь из пота, выделений, мочи, кала и гадкого запаха нечищенных зубов, запаха, который появляется во рту, если человек долгое время не ест. Зловоние кислот желудочного сока. От незнакомки пасло за километр и было удивительно то, что ароматы эльф не почувствовал раньше. — Я буду разговаривать только с Дорианом Сондером и только в присутствии моего брата-близнеца. — Значит, всё-таки хочешь, — качает головой второй, запирая дверь комнаты на ключ изнутри. — Твоё право, малец, ты сделал свой выбор.

***

      Дориан знал, что порой начальство им откровенно манипулировало, но не ожидал, что их наглость зайдет настолько далеко. Потерпеть поражение в поимке Скарлетт — одна беда, вторая беда — отсрочка получения звания командира до момента разглашения эльфом ценной информации. То есть, по мнению вышестоящих, мужчине для повышения было недостаточно поймать и привести важного члена вражеской организации. Сондер старший был обязан вытащить информацию о местонахождении базы лично, любыми способами, и информация должна быть достоверной. Многих агентов пытали долгие месяца, однако заполучить хоть крупицу данных не выходило. Они либо находили способ убить себя, либо умирали во время пыток по разным причинам, либо по личному приказу умертвлялись. В последнем случае всё было связано с тем, что пленных становилось только больше, а средств и людей на их содержание — всё меньше.       И вот он, собственной персоной, едва стоящий на своих двоих Дориан Сондер, угрожает мужчинам в костюмах одним из костылей. В миг потеряв равновесие, мужчина с грохотом опускается на тёмный ламинат главного офиса, чем вызывает весьма логичную реакцию — смех.       Боль нанесённых девушкой ран утихла благодаря сильному обезболивающему, что легко и очень скоро вызовет натуральную зависимость. Дориан знал об этом, знал о всех побочных эффектах мутной жидкости в шприце, ведь сам наблюдал испытания препарата. Он видел, как солдаты быстро начинали испытывать ломку по губительной разработке. Сейчас это было не важно, главное — как можно скорее вернуть способность нормально передвигаться и функционировать в целом.       Мир плывёт туманом перед глазами, сдержанный смех мужчин будто отдаётся от стен. Дориан кое-как поднимается на ноги, опираясь на длинный, деревянный стол переговоров. Ладони остаются на столе, пока угрожающе угрюмый взгляд мужчины упирается в немолодого управляющего. — То есть, вы хотите сказать, что я продолжу быть чьей-то шестеркой при всём том, что я сделал для нашей организации? — старается как можно сдержаннее вопросить он, хотя на самом деле Сондер желал не оставить от совета и мокрого места, а от офиса — камня на камне. — Я в одиночку вычислил предателя, в одиночку поймал проклятого эльфа, используя при этом такие тактики, которые всем вашим командирам вместе взятым и не снились. Я хожу сейчас на костылях, колю эту дрянь в свои вены, лишь бы не чувствовать боли, ишачу на вас без выходных, праздничных, больничных и почти без сна, чтобы вы, уроды в глаженых, дорогущих костюмчиках, просто взяли и зажали мне МОЮ должность?! — Дориан, сядь пожалуйста, — спокойно просит глава стола, не удосужившись наградить солдата даже взглядом серых глаз из-под очков.       А Сондер старший и не планировал усаживать задницу в удобное кресло, несмотря на неприятные ощущения в перебинтованной ноге. Стоять на своём он планировал как в переносном, так и в буквальном смысле. — Я сказал: СЯДЬ, СУЧИЙ СЫН ПОДЗАБОРНОЙ КУРТИЗАНКИ! — теперь звучит на весь просторный кабинет строгий тон главного, заставляющий вздрогнуть буквально всех присутствующих. Разумеется, кроме Дориана Сондера. — Погоди, как ты назвал мою мать? — недобро сощурил глаза Дориан.       Теперь в стол упираются не ладони, а кулаки, костяшки которых не успели толком покрыться корочкой за столь короткий промежуток времени. Лицу Скарлетт в любом случае досталось больше, чем тяжёлым кулакам.       Дориан, зачастую, не боялся и столь высокопоставленных личностей, пренебрегая чувством самосохранения, должностью и честью. Намерения разбить наглую, морщинистую морду, что посмела негативно отозваться о матери — становились серьёзными. Несерьёзным был только вид Сондера старшего, который не мог опираться на две ноги. Костыли остались на полу, путей к немолодому противнику осталось всего два: либо комично прыгать к нему на одной здоровой ноге, либо, постоянно упираясь на стол и отодвигая стулья, медленно красться к цели. И тот, и другой вариант казались унизительными, поэтому Сондер использовал вариант «Г». Взяв со стола пустой, прозрачный стакан для воды, мужчина со всего размаху швырнул тот в голову начальника, сильно при этом промахиваясь. Кидал правой рукой, той, на которой всё ещё кровило пулевое отверстие, а порез ладони грел болью. — Подойди ко мне и повтори это в лицо, старый, дряхлый дед! — заявляет беспомощно Дориан, понимая, что и план «Г» не привел его ни к какому успеху. — Думаешь, что раз дополз до такого звания — тебе можно разговаривать со мной так?! Хрена с два, чертила! Быстро извинился за мать!       Главный смеряет Сондера снисходительным взглядом. Поправив очки на переносице, он кивает одному из охранников у дверей и после щелчка пальцев указывает на Дориана, следом будто рассекая самому себе горло большим пальцем. Все знали что означает эта команда, знал и Дориан, зачастую наблюдая её выполнение не в свой адрес.       Крупный мужчина сдвинулся с места по направлению к Сондеру, а Сондер, в свою очередь, схватился относительно здоровой рукой за спинку ближайшего стула, решив использовать в качестве средства самообороны. — Не подходи ко мне, урод, клянусь, я проломлю этим стулом тебе череп, — предупредительно выдаёт Дориан, хотя сам едва ли в силах подвинуть стул, не то, что оторвать ножки хоть на сантиметр от пола. Руки и ноги ватные после свежей дозы обезболивающего, чувства притупились, а инстинкт самосохранения и вовсе никогда не посещал. — Не смей это делать, слышишь?! Ты слышишь меня, мудло, слышишь?!       Сопротивление никоим образом не мешает молчаливому охраннику выполнить свою работу. Взяв Сондера старшего за плечи, насильно отрывая руки от стола, охранник провел искрящегося всеми возможными ругательствами Дориана к стулу главного, вынуждая оказаться на коленях. Тот, конечно же, сразу попытался сменить унизительное положение, брыкался и пинался здоровой ногой, но только до тех пор, пока к затылку не прижалась холодная сталь пистолета. На этой ноте он решает прекратить сопротивление и хоть как-то принять участь быть отчитанным на коленях в присутствии всех. — Дориан, теперь давай мы поговорим о твоих личных заслугах, — спокойно произнёс главный, вальяжно закидывая ногу на ногу. В правой руке сигара, в левой руке зажигалка, после совмещения этих двух кабинет наполняется удушающе горьким дымом крепкого табака, который мужчина вдыхает в лёгкие так просто и с наслаждением, будто это какой-то вейп с клубникой. — Ты поймал одного из близнецов, ты молодец. При этом, как рядовой солдат, ты пренебрёг своей миссией, весь вечер гоняясь за глупым эльфом в платье, забывая про защиту здания администрации. — Никто, кроме меня, не занимался подобными делами, — гордо задирая нос, заявляет Дориан, будто бы пытаясь казаться выше, чем мужчина, несмотря на унизительную позу для разговора. — Ваши командиры все, как один — плевать хотели на борьбу с сопротивлением. Чё пришло сверху, то и выполняют, как им сказали, так и делают. Какой толк оборонять администрацию, если губернатора давно увезли в бронированной тачке? — Во всём ты хорош, Дориан, но мне тебя пристрелить хочется, когда дело заходит до выполнения чужих приказов, — с досадой выдыхает начальник, сосредоточенно потирая висок. — Давай пойдем далее. Ты вычислил тайного агента, ты молодец. Однако, эта рыжая сука с лёгкостью смогла унести ноги с базы. Она улизнула прямо перед твоим носом, вдобавок ко всему, сделав тебя недееспособным на какое-то время, — хмуро проговорил он, позволяя себе сделать короткую паузу на затяжку дымом сигары. — Я не считаю, что это победа. Ты действовал сам, в одиночку, ни с кем не советовался и никого не поставил в известность по столь важному вопросу. Мало вычислить агента, надо ещё и не дать ему уйти. — Здесь виноват, признаю, — на выдохе признается Дориан. Побежденно опустив голову вниз, он сверлит взглядом пол под ногами и старается как можно меньше думать о том, в каком положении сейчас находится. — И тем не менее, я изрезал ей всё лицо, я приложил все силы к тому, чтобы её не убить и не отпустить. Я сам вычислил её, разоблачил и заставил прекратить слежку внутри нашей организации, — пожал плечами он, вновь задирая нос. — Сомневаюсь, что действующий командир допускал хотя бы мысль о существовании шпиона. — В конце концов, Дориан, твои труды на данный момент не принесли никаких положительных результатов, — вздохнул раздражённо главнокомандующий, откладывая тлеющую сигару в пепельницу. Развернувшись к Сондеру передом на офисном кресле с привычно расставленными в стороны ногами, мужчина расположил локти по коленям и наклонился ближе, говоря тише. — Эльф пока не выдал нам ценной информации, а шпионка была упущена в свободное плавание. Мы понятия не имеем где находится база сопротивления и кто ею заправляет, а ты едва ли стоишь на ногах с красными, от этой дряни, глазами, ничего тяжелее сигареты не в силах поднять. — Вы недооцениваете меня, — качает головой он, с омерзением отворачиваясь.       Наблюдать раздвинутые ноги престарелого главнокомандующего — то ещё удовольствие, ещё приятнее — наблюдать свисающий бугорок в свободных брюках. Сондер предпринимает попытку отойти на коленях назад, превозмогая боль в бедре, но дуло пистолета не позволяет. — Останься я хоть без рук и без ног — мой бой закончится только тогда, когда я сдохну. Я начал и желал получить положенную награду за свои труды, только и всего. — Ты получишь звание обратно только тогда, когда сможешь выбить из эльфа или кого-либо ещё информацию о базе, — уверенно ответил начальник, замечая отвращение на лице подчинённого. Закинув ногу на ногу, дабы не смущать Дориана и не складывать о себе неверное впечатление, он спокойно повернулся обратно к столу, забирая тлеющую сигару. — До тех пор — ходи в подчинённых и не жалуйся, Дориан Сондер. Если ты ещё раз мне нахамишь — вернёшься ко званию личной прислуги в доме командиров.       Напоминание о самой первой должности в рядах секретной армии больно бьёт по самооценке. Удар ощущается сильнее, чем недавно полученный выстрел, сильнее, чем все ножевые раны, вместе взятые. Даже сейчас Дориан предпочитал отогнать воспоминания минувших дней подальше, не вспоминать о тех низах, с которых выбрался. Мужчина угодил в армию в весьма юном возрасте и по неприглядному предлогу. Дориан мог сесть в тюрьму за изнасилование незнакомки в клубе, ведь до этого уже имел приводы в полицию, но он выбрал иной путь. Преступников в рядах правительства воспитывали особыми методами, предугадывая попытки неповиновения. Армия с первых дней дала Сондеру старшему ориентир, люди в форме помогли понять важность звания и приложенных усилий. Сам Дориан, даже заполучив звание и все права главнокомандующего отрядом, и шагу не ступил на земли командиров. Несмотря на все преимущества, он поклялся сам себе, что никогда и ни за что более не окажется в этих стенах.       К счастью, в этот раз Дирк не находился рядом с ним, переживать второй акт прямого унижения на глазах у младшего брата было бы непростительной оплошностью. Младший не догадывался о начале длинного, тернистого пути служения старшего, а начальство учтиво не раскрывало карт. Дирк не проходил через то, что пришлось пережить Дориану — Дирк не преступник и никогда им ни был, с детства отличаясь особой покладистостью. Для младшего существовали свои «низы», на которых он сейчас и находился. С какой-то стороны, Дориан рад, что брат не сможет его до конца в этом понять.       И тем не менее, именно Дирка он сейчас желал видеть больше всего. Сразу после выхода из проклятого кабинета, где он был вынужден опускаться на колени вновь, лишь бы подобрать вежливо предоставленные костыли с пола, Дориан решил набрать заученный наизусть номер младшего брата. Любимый внедорожник уехал вместе со Скарлетт, по словам очевидцев, разбитый в хлам. Из средств передвижения оставалась только скромная, девчачья иномарка, купленная в подарок на свадьбу специально для шпионки. На третьей машине, на которой Дориан обычно ездил пить по барам, не боясь разбить, сейчас ездил Дирк. — Слышь ты, — начинает звонок с позитивной ноты Дориан, прижимая новенький телефон к уху. На улице моросил мелкий дождь, из-за которого мужчине с сигаретой пришлось спрятаться под козырёк курилки. — И тебе доброго утра, братец, — устало выдыхает Дирк и старший прямо видит, как тот раздражённо закатывает глаза. — Что на этот раз? — Ты всё ещё со своей принцессой в ссоре? Не насосал себе прощение? — прижавшись здоровым плечом к остановке, старший лицом не отражает никакой агрессии, скорее глупую, наивную надежду на то, что младший соизволит добровольно взять и поддержать его в горе. Новый визит в кабинет начальства никоим образом не поднял настроение после инцидента со Скарлетт. Наоборот, уровень удовлетворенности жизнью сейчас плескался где-то под плинтусом. — Только планирую пока, а чё? — с протяжным зевком отвечает Дирк, находясь явно в гостинице, если судить по шуму телевизора в комнате. — Там надо будет провернуть одно плёвое дельце, поэтому я сегодня свободен только частично. — Если ты выпьешь со мной прямо сейчас — я помогу тебе с твоим делом, каким бы оно ни было, — строго проговаривает он, но для младшего, что знал его с детства, Дориан звучит как брошенный, никому не нужный котенок.       Мужчина звонил только потому, что больше ни к кому и не сможет обратиться. Он может выпить в компании товарищей, может выпить с командирами, может зависнуть в клубе или борделе, в окружении обнаженных девиц, но показываться никому из перечисленных в столь жалком состоянии он не хотел. — Помощь мне бы не помешала, — почесал озадаченно затылок Дирк. По правую сторону шуршали чипсы, а в левой, занятой телефоном руке должно было находиться холодное пиво. — Приезжай в «Плазу», я встречу тебя на главном входе. Закупись бухлом заранее, я не хочу слоняться по магазинам. — Ты мне покомандуй ещё тут, сопля, — фыркает недовольно Дориан, сбрасывая звонок сильным нажатием пальца на экран. Новый телефон подарили сразу в защитном, тостом чехле, а на экран положили прочное стекло. В руке он ощущался как кирпич, по весу напоминал его же. Предоставлялся он из последних надежд на то, что Дориан просто не сможет превратить столь защищённый аппарат в щепки в порыве эмоций.       Доехать до младшего почти не составило проблем. Нажатие на педаль больной ногой, на которой буквально пару часов назад зашили ножевое ранение, давалось с трудом. Наркотик сильно притуплял последствия сражения, делал колющие ощущения более размытыми, будто болит не конкретное место невообразимым образом, а вся нога, в куда меньшей мере. Наступать на неё невозможно, здесь не справлялся даже обезбол, но слегка надавливать на педали он мог. Проще всего было бы вызвать такси, но нет, — мужчина не привык к тому, чтобы его возил кто-то чужой в чужом имуществе.       Отель встретил Сондера старшего яркой вывеской с тремя звёздами, что заставило его поморщиться. За время, что было проведено на посту командира, Дориан напрочь позабыл каково это, пользоваться чем-то, что не имеет характеристику «лучший». Он нуждался во всём лучшем: одежде, выпивке, девушке, жилье, машине и даже брате, но на данный момент мог позволить себе только выпивку, одежду и жилье. Понижение в должности не отняло у него ни машину, ни квартиру, всего-то честь, достоинство, самоуважение и львиную часть зарплаты.       Дориан взял любимый коньяк за сумасшедшие, к слову, последние до зарплаты деньги, к нему колу и весьма скромный запас закусок, составляющий всего пару пачек сухариков да чипсов. Увидел бы он себя в прошлом, узнал, что сейчас будет пить дорогущий коньяк в трехзвездочном отеле, заедая сухариками да чипсами по акции — точно бы перестал себя уважать. Старший и сейчас не то, чтобы преисполнен уважением к себе. С одной стороны бурлила ярость на начальство и весь свет за несправедливость, а с другой — злость на самого себя за то, что сделал недостаточно. Мужчина не может на данный момент назвать себя гордым словом «лучший», особенно после того, как постоял на коленях промеж раздвинутых ног начальника.       На первом этаже, в холле, на ремонт которого забили ещё лет пятнадцать назад, встретил Дирк. По-домашнему растрёпанный, помятый, со своим крысиным, неаккуратным хвостиком каштановых волос с выступающими прядями. Молча кивнув старшему, он направился к лифтам, заходить в который для Дориана оказалось настоящей пыткой. Обшарпанный, местами побитый, исписанный лифт, что при подъеме издавал предсмертные стоны, заставил бывалого бойца напрячься всем телом. Виной ли тому наркотик, что смягчал боль во всём теле, либо банальная привычка использовать лучшее и новое. Когда кабина поднялась до пятого этажа — Дориан с удовольствием, подозрительно быстро заковылял в противоположную от номера Дирка сторону. — Ты как к себе домой, — посмеялся коротко младший, руки на груди скрестив. — Мой номер в другой стороне. — Некудышный значит из тебя гид, — недовольно буркнул старший в ответ, показательно закатывая глаза.       Номер встретил их ароматом пива, чипсов и потных берц, а также тихим шумом плазменного телевизора напротив расправленной постели. Натуральное холостяцкое логово предстало перед Дорианом, со всеми вытекающими. Младший жил здесь вторую ночь, но успел развести такой беспорядок, что бедные горничные предпочтут повеситься на грязных полотенцах, чем убирать оставленный за Дирком ужас.       Дориан ещё долго пытался развязать берцы, при этом стараясь не свалиться с ног. Удерживать равновесие на одной ноге долго не получалось, а костыли становились бесполезной преградой в такой базовой задаче.       Видя то, как долго и упорно старший брат сражается со шнурками на армейских берцах, Дирк не сдержался и решился помочь. Младший знал о том, как сильно Дориан ненавидит оказываться в зависимом положении, знал, что подобную помощь воспримет как знак слабости и беспомощности, но всё равно решил рискнуть. Опустившись перед ним на одно колено, младший аккуратно подцепил узел, который брат навязал в неуклюжих попытках развязать, недолго провозился с распутыванием и наконец ослабил шнуровку так, чтобы Дориан мог просто вышагнуть из ботинка. То же он проделал и со вторым, под недовольное фырчание старшего сверху. — Я, по-твоему, что… — хотел было возмутиться Дориан, но его прервали. — Мне не трудно тебе помочь, даже если ты и сам можешь это сделать, — пожал плечами Дирк и мягко улыбнулся, поднимаясь обратно на ноги. — Не воспринимай это на свой счёт. В конце концов, я стоял перед тобой на колене, что уже можно считать признаком уважения. — Иди к черту, — резко реагирует тот, скривившись лицом.       События минувшего визита в кабинет начальства тут же мелькнули перед глазами. И этот отвратительный, обвисший бугорок в свободных брюках… Дориан хотел было ударить стену с кулака, но быстро понял, что таким образом он вновь потеряет равновесие.       Вечер шёл весьма спокойно. Первым же делом они обсудили ситуацию со Скарлетт, где Дориан во всех мельчайших подробностях описал то, как изуродовал некогда прекрасное личико широкими порезами. Ещё в начале истории про бордель Дирк поморщился с досады, прекрасно понимая, что если Амави и посмел сдать единственную спасительницу и помощницу, то сделал это отнюдь не специально. Симпатичной девушке это стоило лица, а зная то, насколько прекрасный пол беспокоится на счёт внешней красоты — Дориан сделал её навсегда уродом.       Младший не мог прринять сторону брата ни в одном из действий, в том числе, и в оскорблениях начальства, которое посмело оставить его без долгожданного повышения. Да, Дориан слил почти все деньги на поиски эльфа, да, он ходит на костылях благодаря Скарлет, и тем не менее, дела его идут неплохо. Дирк не мог сказать того же о себе, ведь его план, хлипко построенный на эмоциях вины и ненависти к себе, может легко провалиться, если Амави позволит себе сказать больше, чем надо. — А потом этот старый хрен сказал, что снова закинет меня в дом командиров, если я… — эмоционально продолжал Дориан и лишь потом осознал, что проговорился.       То ли наркотик в крови, то ли крепкий алкоголь в желудке — в любом случае, язык развязался сильнее обычного, за что теперь приходится уязвимо краснеть. Дирк не знал об особых привилегиях командирского звания, помимо хорошей зарплаты, жилья и неоспоримого авторитета. В доме командиров каждый мог получить любые услуги в наилучшем исполнении, начиная медициной и заканчивая приятным досугом. Дориан являл собой обычный, обслуживающий персонал, но в юном возрасте так часто привлекал внимание немолодых мужчин. — Погоди, что за дом командиров? — склонил голову в бок Дирк, озадаченно нахмурив брови. — Я думал, что ниже падать только в водители или уборщики на базе, — вздохнул он, помешивая лёгкими движениями в бокале лёд и коньяк. — Предателям родины, конечно, и вовсе только сочувствовать в дальнейших условиях. — Да это просто чушь, не бери в голову, — быстро отмахивается Дориан, залпом осушив бокал следом. — В доме командиров почти то же, что и на базе в статусе какой-нибудь поломойки, только с постоянным проживанием и повышенной дисциплиной. — А когда ты там успел побывать? — хмурится вновь недоверчиво Дирк. Любопытство до добра не доведёт, но раз у них проникновенный, семейный ужин — почему бы не раскрыть и личные, волнующие темы? — Насколько я помню, ты практически всегда был званием не ниже рядового солдата. Не представляю тебя со шваброй в руках. — Да ты чё прицепился-то, малой?! — вспыхивает моментально старший, ударяя кулаком по столу. — Не твоего ума дело, Дирк. Если бы я считал нужным, я бы рассказал об этом раньше, — фыркает он, гордо задирая нос. — Но я повторюсь: это не твоего ума дело. Прекрати этот сраный допрос.       В комнате отельного номера моментально повисла тишина. Обычно, Дориан не скрывал от младшего подробностей своих боевых заслуг, не забывая поставить в пример для подражания. А сейчас…будто всё совсем иначе. Чего такого могло произойти в доме командиров, что старший так агрессивно решает защитить? В голову Дирка полезли самые разные мысли. Только представив брата на месте командирской проститутки, как вдруг в глазах бегущей строкой читается сожаление и жалость, направленные к старшему. Это худший из всех возможных взглядов, которые Дориан мог на себе ощутить. Он всей душой ненавидит проявление жалости к себе.       Дориан решается увести тему разговора в более безопасное для себя русло. — А что там с твоей принцессой, Дирк? — вопрошает уже изрядно хмельной Дориан, уложивший локти на шатающийся, деревянный стол тесной кухни.       Вместе с ним шаталась и бутылка, коньяк пятнадцатилетней выдержки плескался с краёв бокалов, а чипсы и вовсе распределились по всей поверхности стола. Дирк не был настолько же пьян, как старший брат, от того воспринимал поведение собутыльника с большей долей недоверия. Именно в этом состоянии мужчина избивал младшего, именно в нём старался научить жизни и именно его Дирк боялся так сильно. — Какого хрена ты позволяешь ему выгонять тебя из твоего родного дома? — Я сомневаюсь, что он желает меня сейчас видеть, — пожал плечами Дирк, виновато опуская глаза в стол. Он выпил всего два бокала, а вместо приятного опьянения и лёгкости пришла головная боль. — Никакие мои слова, цветы да конфеты не помогут простить то, что я с ним сделал. Я должен выполнить данные мною обещания, может тогда он сумеет хоть чуть-чуть отпустить ту боль, что я ему причинил. — Ой, подумаешь, пару раз заехал по морде, вот проблему вы оба раздули! — махнул небрежно рукой он, смахнув со стола чужой бокал коньяка со льдом. Не то, чтобы Дирк хотел пить ещё, но слегка разочаровался тому, что теперь придётся оплатить отелю стоимость разбитой посуды. — Секса ему нормального не хватает, я говорю. Просто взял бы его за гриву, обмотал вокруг руки и засадил по самое небалуйся! Тут же простит, я тебе зуб даю! Этих сук надо нормально трахать, чтобы они от рук не отбивались и не забивали пустые головы лишней информацией. — Он не из нашего мира, брат, — покачал головой Дирк, заметно раздражаясь проявленному неуважению к любимому принцу. — Иларион не привык к жестокому обращению, не привык видеть насилие вокруг себя, не привык, что кто-то может быть настолько зол, как я тогда. Сомневаюсь, что ему поможет секс после того, что я сделал. Он далеко не глупый и обо всём давно догадывается, только получить новую информацию ему неоткуда. — Да он просто очередная тупая шкура, чё ты с ним так носишься, я не понимаю, брат, — взмахивает эмоционально руками Дориан. Мужчина теперь совсем не чувствует боли благодаря алкоголю, проникшему глубоко в кровь. Если в трезвом состоянии он хоть как-то контролировал свою речь, то сейчас, после шести чистых бокалов коньяка, совсем потерял всё рамки приличия. Говорил то, что думал, не беспокоясь о последствиях. — Хочешь, я сам его проучу за тебя, мм? Научу уважать того, кто его трахает и кормит. — Ты можешь не оскорблять его хотя бы в моём присутствии? — с опаской вопрошает он, испытывая невозможно сильное желание встать и уйти, как-то было в детстве. Старший пьян, а это значит, что пора валить из дома. — Каким образом ты собрался его проучать? — Присуну ему как следует, так, чтобы не забыл до конца своей жизни, — расплылся омерзительной, довольной улыбкой Дориан. Откидываясь назад, на спинку деревянного, кухонного стула, он приятно отвлекается от мыслей о пережитом в начале службы в пользу грязным фантазиям. — Быстро начнёт и родину уважать, и тебя, и меня. Глядишь, уши да хвост отвалятся, станет как мы, нормальным человеком…а не этой непонятной смесью псины с девчонкой.       Здесь терпению Дирка приходит конец. Что-то внутри ломается, стоило только представить как родной брат может сделать это с его первой искренней любовью. Представлять Илариона в чужих объятиях — невыносимо, ещё тяжелее осознать, что секс их был бы исключительно по принуждению. Сондер младший с таким трудом отстоял честь и достоинство принца в Тиаридари, расчленив на куски того, кто возжелал обладать Иларионом против воли. А теперь он сидит за одним столом с человеком, который рассуждает об изнасиловании самого дорогого, что у Дирка есть, да ещё и с такой широкой улыбкой, что сам чеширский кот бы позавидовал.       Он видел, что Дориан этого действительно желает, знал, что тот способен и на такое, но по большей части — ничего не мог с этим поделать. Будь на месте брата кто-то другой, вообще любой человек, Дирк бы без каких-либо проблем заехал ему по роже, когда как брату он и слова против сказать не мог. На костылях, порезанный и простреленный, с перебинтованными ладонями, он всё равно вселял в душу младшего парализующий страх, который и заставляет унести ноги подальше от угрозы. — Дирк, ты чё как баба обижаешься?! — кинул вслед Дориан, предпринимая попытку встать, а в итоге с грохотом обрушившись прямо на грязный пол в осколках. Тело совершенно перестало слушаться мужчину, что бесило только сильнее. — Вернись, мать твою, сядь обратно за стол! Дирк Сондер, сейчас же вернись! ИДИ СЮДА, МЕЛКИЙ ЗАСРАНЕЦ! — Катись к чертям, братец, — только и может сказать Дирк. С размаху, с эмоциональным хлопком он закрывает деревянную дверь гостиничного номера.