Расходный материал

      Два месяца прошло за пределами тесных стен камеры заключения, а для Реджинальда будто прошла целая вечность. Прекрасно осознавая масштаб ужаса, в котором они умудрились оказаться с мужем по собственной глупости, мужчина физически ощущал течение времени, несмотря на то, что никаких часов и окон в скромных покоях не имелось. Мужчина не мог определить день сейчас или ночь, уж тем более не знал, какое сегодня число или день недели. Возможно, прошло два месяца, а возможно, они пребывают в ловушке уже долгие годы, кто знает?       Раны после побоев затянулись, хоть и оставили на некогда безупречной коже розовеющие шрамы. Одну из ран, глубокую и тяжёлую, Скарлетт была вынуждена лично зашивать, а после самостоятельно снимать швы. Работа над лечением заболевания почти закончилась, мужчина чувствовал себя намного лучше, но на душе будто стало всё намного хуже. Теперь он не спит сутками, теперь он не обременен постоянной болью, физически стало действительно лучше, однако он по-прежнему не в силах ничего сделать. Реджи предпринимал пару самостоятельных попыток выбраться, драл штукатурку стен толстыми когтями, старался выбить железную дверь, но в итоге все попытки оказались тщетны. Одна только угроза жизни и здоровью Амави помогла утихомирить крайне дерзкий нрав мужчины. Реджинальд вмиг осознал всю тяжесть причины, по которой характерный и свободолюбивый Амави соглашается на любую мерзость.       Скарлетт заходила не часто. Приблизительно раз в неделю рыжая бестия оказывалась на пороге одинокой камеры с сумкой наперевес, набитой разного рода лекарствами. Таблетки, шприцы, пластыри, спреи и даже капельницы. Предплечье за долгих два месяца покрылось тёмными синяками от бесконечных уколов. Задница пострадала лишь единожды, после чего Реджинальд ввёл запрет на какие-либо медицинские процедуры со столь уязвимым местом.       В последний месяц девушка приносила не только таблетки да уколы, от которых мужчину уже натурально выворачивало, но и разного рода чтиво. Сперва книги, в которых тот старался утопить тяжёлые мысли, а потом и газеты, которые постепенно вернули ощущение течения жизни вокруг. Иной раз, Реджи начинал вслух обсуждать прочитанное с воображаемой версией Амави. Он отвечал сам себе в духе характерного мужа, а после разговоров понимал, что крыша потихоньку начинает протекать. Не та, что над головой висит бетонной тучей. Та, что внутри, под спутанными каштановыми волосами.       В этот раз девушка отсутствовала целых две недели, когда по ощущениям Реджинальда прошёл минимум месяц. Месяц, в котором он перечитывал одни и те же газеты, анализировал одни и те же книги, забивая голову единственным волнующим вопросом. Он перебрал сотню разнообразных вариантов, вплоть до идеи притвориться мертвым и атаковать, но ни один из планов не работал, люди всегда оказывались на шаг впереди.

«Как мне выбраться, если люди всегда вооружены, а Амави держат непонятно где?»

      Реджинальд малодушно начинал помышлять о собственноручном окончании жизни. Тогда Амави ничто не удержит в этом проклятом месте, он точно сможет сбежать.       Дверь отворяется и Скарлетт застаёт самца за чтением книги. Девушка как всегда одета с иголочки, до невозможности красивая и идеальная, начиная от одежды, заканчивая фигурой и макияжем. Реджи не испытывал к девушке как никакого сексуального влечения, но признавал, что будь она из волчьих, а его сердце свободно — он бы с лёгкостью купился это на природное обаяние. Любой бы купился, ведь девушка и правда будто сошла с самых сладких фантазий каждого мужчины, а может даже и женщины.       В этот раз, взгляд гостьи не отражает уверенность. Зелёные глаза забегали по комнате, так и не задержавшись на силуэте мужчины — девушка торопливо закрыла за собой дверь и оглянулась ещё раз по сторонам, выискивая что-то новое. Ничего особенного, если исключить парочку глубоких царапин на стенах. Никаких камер, и, казалось, что никакой прослушки.       Убедившись, что в камере с последнего визита ничего не изменилось, Скарлетт привычно скинула высокие каблуки и швырнула сумку ближе к Реджи. — Я больше не смогу регулярно наносить тебе визиты, Реджинальд, — с тяжёлым выдохом начинает она. Скарлетт по-хозяйски отодвигает чужие ноги на постели, дабы освободить место для себя. — Не исключено, что это мой последний визит к тебе, я буквально рискую собственной жизнью, находясь здесь сейчас. Это не в моём стиле, скажем прямо, но ваша с Амави судьба мне почему-то не безразлична. — Расскажи мне, как он там? — спрашивает мужчина, усаживаясь на постели с ногами, скрещая. Реджинальд стойко держит эмоции при себе, как и учили с детства, внутренняя буря беспокойства отражается только в нервных ударах бурым хвостом по постели. — Он ведь жив, правда? Жив ведь? — Я проверяю каждого здесь, и могу заверить, что Амави постепенно начинает привыкать к здешним порядкам, — отвечает она, параллельно копаясь в сумке. Выуживая со дна огромный шприц, Скарлетт наполняет его жидкостью из колбы до предела. — На нём нет следов насилия, однако, видок у него крайне подавленный. Ваша ситуация постепенно переросла в бытовую действительность со всеми вытекающими.       Реджи послушно протягивает девушке правое предплечье, задирая рукав простецкой кофты. Та бьёт с экспертным видом пальцем по шприцу, выпускает буквально пару капель и свободной рукой обхватывает чужое предплечье. Вглядываясь в пожелтевшие синяки на сгибе, Скарлетт разыскивает вены, сосредоточенно нахмурив брови.       Мужчина не любил обязательную процедуру всем сердцем, привыкнуть к медленному вхождению иглы под кожу так и не удалось. Однако, понимая, что Амави сейчас терпит испытания похуже, самец находил в себе силы смириться и стерпеть неприятные, медицинские процедуры. — Бытовая действительность, говоришь… — тяжело выдыхает мужчина. Отворачиваясь на время введения иглы в вену, он едва закусывает губу, приготавливаясь к неизбежному. — Я хочу выбраться отсюда, Скарлетт. Ты обещала нам обоим, что поможешь сбежать, но уже прошло так много времени, — спокойно, но требовательно проговаривает он, прикрывая глаза. — Я долгие годы убеждал его в том, что он имеет право быть самим собой, что вовсе нет необходимости обращать внимание на чужое мнение. Я правда старался излечить раны, что нанесло ему общество и родители, а теперь… — Реджинальд хмурится резко, жмурит глаза и быстро выпускает воздух через губы. — Теперь мне придётся лечить Амави всю оставшуюся жизнь. Я справлюсь, не подумай, просто… Тут есть моя вина. Я не смог защитить того, кого люблю, и, вероятно, никогда себя не прощу.       Скарлетт хмурится сочувствующе, брови рыжие к переносице поднимает и пытается взглянуть в полные печали глаза. Она прекрасно понимала чувства мужчины, но успокаивать других никогда не умела. Жизнь сделала из девушки жестокого реалиста, но разоблачать несправедливость действительности в лицо разбитого горем и виной мужчины было бы непозволительной грубостью. Она молчит, глотает ком в горле и молчит. Это лучшее, что она может сделать. — Прости, я просто давно ни с кем не разговаривал, — виновато оседает Реджинальд, вновь похолоднев лицом. — Когда мы выберемся отсюда? Если шансов и правда нет, то скажи мне об этом сразу, чтобы я не полагался на твою помощь впредь. — Об этом я с тобой и хотела поговорить, — качает головой она, отвечая сразу, как только игла покидает тёплую плоть. Убирая использованный шприц в отдельный карман сумки, девушка смочила спиртом клочок ваты и прижала к маленькой красной точке, заставляя мужчину согнуть руку в локте. — Твой курс лечения, к счастью, уже почти подошёл к концу, более болезнь не будет мучать тебя. — Я здоров, ты права, но пока у людей есть оружие и Амави — я совершенно бесполезен, — с долей претензии отзывается Реджинальд, поморщившись от колющей, лёгкой боли в сгибе локтя. — Если у тебя есть какой-то план, то я с радостью выслушаю. Я готов пойти на жертвы ради свободы Амави, поэтому можешь предлагать любые варианты.       Девушка устало улыбнулась, не говоря ни слова. Нагнувшись к чёрной сумке под ногами, она выудила оттуда сразу два предмета, один из которых был совершенно новым для Реджи. Длинный, блестящий клинок хоть и поражал своими размерами и продуманным конструктивном ручки, но чёрный, тяжёлый пистолет казался самцу чем-то страшным. Орудие, с помощью которого любой может отнять чью-то жизнь, прервать чужую историю и навсегда погасить свет в глазах. Оставить от некогда живой души лишь безвольное тело, пустой сосуд, в котором более нет никакого смысла. Одно усилие на спусковой крючок и всё, тяжёлый грех убийства навсегда ляжет на плечи. И тем не менее, несмотря на высокие, почти рыцарские, принципы, Реджинальд абсолютно готов и к убийству в том числе. — С помощью этого ты легко прорвешься через толпу здешней охраны, только патронов до невозможности мало, — предупреждает она, вкладывая в чужие руки пистолет на предохранителе. — Не советую тебе действовать сразу после моего ухода. Нужно подгадать удобный момент, в который на твой маленький бунт не сумеют прислать толпы человек подкрепления. — Какой смысл от этой штуки, если я не могу воспользоваться ею тогда, когда захочу? — вновь вопросительно, даже с претензией, выгибает бровь Реджинальд. Он небрежно откидывает от себя на постель чёрный пистолет, опасаясь ненароком поранить себя или девушку. — Единственное, что меня волнует, это освобождение Амави. И я не могу больше ждать, я и так непозволительно долго бездействовал. — Не забывай, что помимо тебя, самца, здесь всё ещё есть второй, — закатила глаза она, скрестив руки на пышной груди. Жест мужчины крайне не понравился Скарлетт и вызвал желание настучать прикладом пистолета прямо по лбу своенравному собеседнику. — Ульрих умеет обращаться с оружием, ровно как и Синт, у них весьма богатый запас вооружения. Если с охраной ты разберёшься, то с ними можешь не справиться. И кто знает, что вас ждёт потом… — То есть, мне надо ждать, пока они куда-то уедут? — хмуро интересуется Реджинальд. Ровно как и девушка, он скрещает руки на груди, полностью копируя закрытую позу. — И как же я, позволь узнать, смогу понять, что они уехали из борделя? — Они выезжают за новыми хвостами в среднем раз в месяц, и приблизительно через две недели они точно поедут вновь, ведь один из местных умудрился свести счёты с жизнью, — не без грустной ухмылки говорит она. Самка, за которой Скарлетт долгое время ухаживала, сегодня была обнаружена мёртвой под потолком. Картина её едва раскачивающегося из стороны в сторону тела до сих пор стояла перед глазами. — Поездка занимает, в среднем, около пары дней, но учитывая, что в Тиаридари начали замечать пропажи, времени может быть намного больше. — Значит, сидеть нам здесь осталось всего две недели, верно? — скрептично хмыкнул он, всё же протягивая руку к пистолету, рассматривая со всех сторон. Холодный, тяжёлый, неприятно режет руки местами, но такой действенный в достижении личных целей. Пистолет это аргумент, который не оспорить. — Я хочу каким-то образом встретиться и обсудить это с Амави, он должен быть готов к такому исходу событий. Или же, ты сама можешь предупредить. — Отныне, я не смогу сделать для вас ровным счётом ничего, — с досадой вздыхает она. Откидываясь спиной на стену позади, Скарлетт неприятно, но специально ударяется затылком. — Они начали подозревать, что в их рядах имеется предатель, слишком много странных совпадений мы допустили, — рыжая пожимает плечами и мельком глядит на наручные часы. — Будут проверки. Вероятно, к вам всем пришлют человека, который постарается выведать обо мне тем или иным способом. — Предупреди об этом всех, — уже взволнованно выдаёт Реджи. Несмотря на всё, он искренне испытывает беспокойство за рыжую спасительницу, что умудрилась задаром спасти жизнь. — Если они проболтаются — тебя схватят. И кто знает, на что эти твари пойдут, лишь бы выведать у тебя настоящие мотивы. — Я не могу предупредить всех, Реджи, чисто физически, — с небольшим наездом выдает Скарлетт, так непривычно взору мужчины оскалившись лицом, показывая белоснежные зубы. — Думаешь, почему я заявилась к тебе посреди ночи, а? Ты единственный, кто сейчас сидит в подвальных камерах, все остальные либо в залах на заказах, либо в личных комнатах, коридоры которых кишат охраной и камерами, — она сосредоточенно трёт пальцами переносицу и сдержанно рычит. — Меня не допустили бы и к тебе, я готова поспорить, но мне было необходимо вколоть тебе последнюю дозу и передать оружие. Я проникла сюда без должного разрешения. — Сейчас ночь… — почесывая затылок, оглядывается по сторонам он. Вспоминая, что подъём с постели был буквально пару часов назад, изначально Реджинальд предполагал, что сейчас приблизительно послеобеденное время. — То есть, с большей вероятностью, это наша последняя встреча? — Об этом я тебе и сказала на пороге, дубина, — фыркает тут же она, вновь театрально закатывая зелёные глаза. — Они проболтаются, я почти уверена. Не специально, разумеется, никто меня не сдаст, но с помощью нехитрых манипуляций любой сможет описать меня, рыжеволосую девушку, которая тайком таскает лекарства и обещает свободу. — А тебе не кажется, что это тоже будет подозрительным фактом? — хмыкнул в сомнениях Реджи. Оглядывая явно подавленную девушку с ног до головы, он с трудом представлял её дальнейшую судьбу. — Ты ходила к нам, помогала нам, в среднем, раз в неделю. А теперь, когда начались поиски предателя, ты вдруг перестала, будто бы наша судьба вмиг прекратила волновать. — У меня теперь есть новая должность, поэтому свободного времени значительно поубавилось, — качает головой она, нервно заправляя прядь рыжих волос за ухо пальцем с чертовски длинным, алым ногтём. — Им потребуется время, чтобы вытрясти хоть из кого-нибудь информацию, не меньше пары дней, я полагаю. К тому времени, я уже окажусь в укрытии и найти меня не представится возможности.       Скарлетт молчит, молчит и Реджинальд. Нависшая угроза разоблачения висит тучей над головой тайного агента, ответственность за чужие жизни давит на плечи многотонным грузом. Она хотела всех спасти, хотела всем помочь, но слишком боялась быть раскрытой. Теперь, когда до разоблачения считанные дни, терять стало нечего. Девушка не зря взяла пистолет, не зря явилась именно к Реджинальду. Исходя из скромного, весьма поверхностного анализа, самец был единственным, кто смог бы осуществить достойный бунт в стенах борделя. Израненные, подавленные и разбитые пленники едва ли смогут сделать хоть что-то обдуманное. — Ты устроишь бунт, Реджинальд, и, надеюсь, поможешь не только Амави, но и всем остальным, — честно заявляет она, глядя на собственные руки на коленях. — Я постараюсь помочь вам в дальнейшем, но пока пистолет это всё, что я могу тебе предложить, — говорит она и руку к оружию тянет, вкладывая пистолет в ладони мужчины. — Главное, не делай глупостей. Придётся как следует подумать головой, чтобы не наделать себе больших проблем. — Я постараюсь справиться, Скарлетт, я обещаю, — с улыбкой кивает он. Принимая пистолет, мужчина куда охотнее изучает смертоносное оружие, не поднимая глаз. Чувство благодарности в смеси с невообразимым грузом ответственности девушка смогла возложить всего за пару фраз.— Знаешь, Скарлетт, я бы не хотел, чтобы ты пострадала. — Оно и неудивительно, я ваши волчьи морды спасаю, разумеется ты желаешь мне всего самого наилучшего, — ухмыльнулась горделиво она. Легко задирая курносый нос, девушка поглядывала на собеседника по левую руку, не поворачивая головы. — Мне тоже страшно, Реджинальд, я не хочу наступать на старые грабли. Если меня схватят вновь, я без раздумий сведу счёты с жизнью при первой же возможности. Я не выдержу повторения прошлого. — Погоди, схватят вновь? — удивлённо вопросил мужчина. Оттолкнувшись спиной от стены, он чуть наклонился, желая заглянуть девушке в глаза. — Ты уже пребывала в плену? — Изначально, я родилась в Эльрунге, разве что от двух обычных людей, которые имели смелость бежать от жестокого режима, — хмыкнула она, окончательно потускнев взглядом. — Когда в стране эльфов вспыхнула война с Северными, близлежащие, маленькие города рядом с границей быстро захватили. Взрослых, зачастую, расстреливали, а симпатичных девушек и парней брали в плен, — пожала плечами Скарлетт, не успев заметить, как мужчина за плечи притянул в объятия. — Меня продали здесь, когда мне было шестнадцать, а освободили эльфы, когда мне исполнилось восемнадцать. — Так вот почему ты так отважно пытаешься нам помочь, — безрадостно вздохнул мужчина, аккуратно поглаживая широкой ладонью по худому плечу. — Ты пережила то же, что и волчьи терпят здесь по сей день. — Я пыталась, но по существу я лишь едва ли облегчила ваши мучения, — качает головой она, изо всех сил стараясь сдержать накатывающие слёзы. — Меня освободили, меня выходили и подлечили, для меня сделали всё, а что могу сделать я? Только колоть твои вены иглами и вручить оружие с уверенной фразой: «Ты справишься, ты сильный, а я больше не вернусь». — Ты сделала всё, что было в твоих силах, — изо всех сил старался успокоить Реджинальд. Сосредоточенно утыкаясь носом в макушку рыжих волос, он только сейчас смог заметить под ровным верхним слоем мелкие проплешины коротких волос. — Ты — не армия эльфов, ты обычная, поразительно храбрая, девушка. Ты стараешься сделать хоть что-то хорошее в стенах пропитанного ужасом и страданиями места, рискуя собственной жизнью. — Как ты умудряешься быть таким добрым и хорошим, учитывая, что прямо сейчас Амави переживает свои худшие дни? — шмыгнув носом, спрашивает она, вдруг с некоторым сомнением заглядывая в глаза мужчины. — Я бы на твоём месте злилась, что ты никак не можешь помочь тому, кто мне дороже всех на свете. По-правде говоря, я ждала, что ты с порога захочешь растерзать меня на куски. — Амави сильнее, чем кажется, я в него верю, — качает головой Реджинальд, легко выпуская Скарлетт из объятий, когда она сама того пожелала. — В этом, на первый взгляд, робком и капризном юноше — скрывается огромный потенциал и сила воли. Да, я не отрицаю, что меня крайне волнует его состояние сейчас, но я знаю, что он сумеет меня дождаться, чего бы это ни стоило. — Странный ты, с какой стороны ни посмотри, — фыркает она, моментально преображаясь внешне. В одночасье девушка стала той же уверенной и целеустремленной особой, на пути которой не существует преград. — То ли сумасшедший, то ли слишком идеальный, я не понимаю. — Как ты думаешь, Амави не разлюбит меня, увидев моё новое лицо? — печально ухмыльнулся Реджи, опуская взгляд в пол.       В комнате не существовало и зеркал в том числе, поэтому оценить масштаб бедствий, что произошли с лицом, мужчина мог исключительно на ощупь. Первое время мысль об уродливых шрамах пугала, но позже он осознал, что не существует ни одной причины, по которой Амави смог бы растерять все чувства. Вопрос прозвучал скорее как непринуждённая шутка, что была обязана разбавить гнетущую атмосферу в камере. — А это что ещё за девчачьи загоны, — изогнула бровь она. Оценивающе оглядывая собеседника с дотошной внимательностью, девушка заметила как тёмные уши собеседника непроизвольно дёрнулись. — Конечно захочет! А если нет — я лично откручу ему хвост, — махнув рукой, заявляет Скарлетт. Показательно эмоционально поправляя прямые рыжие волосы, она откидывая прямую копну назад. — Всё, хватит слюни да сопли распускать, пора учить тебя обращаться с пистолетом. — Будь так добра, оставь мне часы и календарь. Время в этих стенах идёт по совершенно иным законам, — выхонул он, подбирая с постели не внушающий доверия чёрный, холодный предмет. — С твоего последнего визита для меня будто бы прошло не меньше пары месяцев. — Да без проблем, — хмыкнула она, быстро кивнув головой. Вновь встретившись с неприятными воспоминаниями пленения, Скарлетт оперативно вытряхнула нежелательные мысли из головы.

***

      С первой встречи с, на первый взгляд, совершенно неадекватным охранником, проходит всего пара дней. В них Амави учится работать в общем зале, успев испытать на себе самые разные акты унижения чести и достоинства и повидать разных людей, с некоторыми из которых он смог даже завязать подобие диалога. Не сказать, что резкая смена рода деятельности пришлась Амави по вкусу, но теперь парень более не чувствовал себя столь одиноким в беде. Он видел у коллег признаки откровенного отвращения к гостям. Видел как те морщатся и скалятся, пока мужчины отворачиваются, видел, как они выпускают когти на долю секунды, явно желая полоснуть по шеям пьяных гостей.       Теперь Амави осознал, что он не один, что вселило мнимое ощущение спокойствия. Может быть, если получится договориться, они смогут организовать коллективный, тщательно спланированный побег с последующим спасением Реджинальда.       Особенно спокойно он себя ощущал в компании таких же пленников, как он сам. Возможность переговорить с глазу на глаз выдавалась редко, однако, в особо тихие дни, охрана позволяла тихонько потрепать языками под чутким надзором. — День сегодня нелюдный совсем, — хмыкнул один из волчьих, что восседал за широким столиком на мягком диванчике.       Подпирая кулаком подбородок, он с некой скукой оглядывал полупустой зал, за которым уже работали коллеги по несчастью. Выдохнув, мужчина обхватил длинными, толстыми пальцами хрупкий бокал с пина-коладой и втянул содержимое через трубочку, прикрывая устало глаза. — Значит, к вечеру будут личные заказы. Остаётся надеяться, что это будут не очередные извращенцы.       Илай был первым и последним, кто так сильно заинтересовал Амави здесь. Мужчина, казалось бы, выглядел едва ли крупнее, чем сам Амави. Голос чуть грубее, руки побольше, на лице периодически пробивается щетина, но, в целом, он никак не отличался от обычного гибрида, коих здесь вместе с самками не счесть. Честерс был знаком с Илаем ранее, но не близко — всё, что он знал, являлось чистыми слухами и сплетнями из народа. Илай — необычный самец, не такой, каким волчий народ привык представлять главу семейства.       Многие в Тиаридари и вовсе сомневались в том, что Илай и правда является самцом, сомневался и Амави. И всё-таки… Тридцать шесть сантиметров между ног выглядывали из шорт, здоровались буквально со всеми в зале. Немолодая женщина с неподдельным восхищением смотрела мужчине исключительно в пах, восседая с Илаем за одним столиком. — Так ты, получается, всё-таки самец? — хмыкает не без интереса Амави. Он позволяет себе наглость опустить взгляд ниже пояса, на солидный бугор, обтянутый точно такими же, как и у всех здесь, шортами с молнией на заднице. — Я сперва и не понял, если честно. Как и говорили слухи, ты совсем не похож на самца, но твой болт явно говорит о том, что ты не врёшь. — Если бы мне платили каждый раз, когда кто-то спрашивает меня об этом, я бы давно бросил эту работу и уехал обратно с мешком денег, — закатывает глаза раздражённо он. Илай опускает стакан обратно на стол и протягивает руку к трубке кальяна, глубоко вдыхая в лёгкие терпкий дым с сладковатым привкусом ягод. — Я поверить не могу, что ты сам согласился приехать сюда и работаешь здесь по собственной воле, — кривится в отвращении Амави. Отводя взгляд в сторону, к занятому гостем и самкой столику, он мгновенно меняется во взгляде. Ничего приличного там не происходило, и тем не менее, лицезреть их казалось куда безопаснее, чем смотреть Илаю в глаза. — Я, конечно, ещё на родине слышал, что нас завлекали лёгкими деньгами, но чтобы самца… — Меня ещё в Тиаридари порядком утомили постоянные сравнения с гибридами, а то и с самками вовсе, — изогнув бровь с явной претензией, отвечает брюнет, недружелюбно прижимая уши к голове. — Поэтому мне не составило никакого труда явиться сюда и взяться за работу. Да, может быть, вагины у меня нет, но это является и плюсом, и минусом одновременно, — простодушно пожимает плечами он, хмурится, но так и не может спустить взгляда с явно смущённого Амави. — Хорошие отношения с начальством помогают мне выбирать с кем спать, а с кем нет, а также позволяют жить в одной из самых комфортабельных комнат. — Хорошие отношения с Кручевальдами звучит как нечто сверхъестественное, — фырчит недовольно Амави, закатывая глаза. Подтягивая к себе стакан, что содержал в себе исключительно воду со льдом, без всяких примесей, гибрид с завистью смотрел на сладкий напиток в бокале коллеги. — С этими ублюдками водить дружбу себе дороже, никто никогда не знает что взбредёт им в голову. — Ульрих весьма приятен в общении, если подбирать правильные слова и относиться с уважением, а не хамить при первой же встрече, — покачал головой он, с неким скептицизмом заглядывая в зелёные глаза собеседника. — Синт мне не нравится, тут нечего скрывать. Я бы с такой стервой и дня не прожил, слишком много он треплет нервов по поводу и без. Мне кажется, им давно стоит развестись, пока один другому глотку не перегрыз. — Мне не выносимо слушать тебя, Илай, честное слово, — схватившись пальцами за виски, отвечает резко Амави, метнув полный осуждения взгляд на непривычно выглядящего самца. Парень бы никогда не клюнул на такого как он, самоуверенного, самодовольного и в некоторой мере гламурного, в этих узких шортиках и маечке поверх подтянутого тела. — Ты так говоришь, будто начальство — твои давние друзья, а не жестокие, хитрые предатели родины, что продают твоих земляков в пользование богатым людишкам. — Здешние сами виноваты в том, где оказались, — разводит руками он. Непринужденно пожав плечами, Илай тут же откидывается назад, на спинку диванчика, вальяжно закидывая ногу на ногу. — Всех нас давным-давно предупреждали, что люди опасны. Все знали, что им нельзя доверять, но всё равно купились на сладкие речи о золотых горах бессмертных богатств, — ухмыляется Илай, сощурив зелёные глаза, переполненные гордостью за то, что он совсем не такой. — А ты и вовсе посмешище, Амави. Я слышал о тебе, великий герой, решивший спасти своего муженька от страшной болезни. Люди должны были стать последними в списке тех, у кого стоило просить помощи. — Я, хотя бы, не подставляю свою задницу старым мудакам ради денег, — скалится и рычит парень. Амави стремительно выходит из себя, от чего зрачки принимают иную форму, вытягиваясь тонкой линией вдоль зрачка. Вся шерсть встаёт дыбом, хвост пушится, а в оскале начинают проглядываться тонкие, но острые клыки. — Я здесь только потому, что ошибся, а ты здесь потому, что ты — ошибка эволюции. — Ты зря представляешь меня врагом, Амави, я вовсе не враг. Однако, если ты продолжишь грубить и оскорблять меня, я буду вынужден стать тебе врагом, — произносит медленно и угрожающе чётко Илай, прикрывая потемневшие зелёные глаза. — Я больше не позволю таким, как ты, смеяться над собой. То, что я пришёл сюда добровольно — никак не связано с желанием заработать как можно больше денег. — Неудивительно, что над тобой все смеялись, — выдал резко в ответ гибрид, закатывая глаза и откидываясь на спинку диванчика. Амави сдерживает себя изо всех сил, лишь бы не накинуться с зубами и когтями на специфического коллегу. — Ты говоришь, что не считаешь нас врагами, но для меня ты являешься врагом автоматически. Ты видишь, как наши братья и сёстры страдают, но вместо помощи ты обвиняешь их в глупости и позволяешь наглость смеяться над моей с Реджинальдом бедой. Ты ничем не лучше Кручевальдов, Илай. Не удивлюсь, если ты по вечерам подставляешь задницу лично Ульриху, лишь бы заслужить больше признания и уважения в этой дыре.       Длинная, полная ненависти и обиды речь заставляет что-то сдаться внутри самца. Что-то в груди с болью скручивается, ломается и трещит, что-то старое, подзабытое временем, вновь начинает кровоточить. Кулаки сжимаются до побеления под столом, глаза уже начинают менять форму, но Илай вовремя успевает взять себя в руки. Не в первый и не в последний раз он встречается с обидными высказываниями в свой адрес. Теперь же, восседая на месте обычной проститутки, он от части заслуживал ненависть к себе. Выражение лица Илая вновь меняется, былой гнев заметно слабевает, а сам мужчина теряет интерес к дальнейшей перепалке.       Всем полагалась вода со льдом в перерывах, и только Илаю дозволялось заказывать из меню буквально что угодно, чем он без каких-либо угрызений совести пользовался. — Ещё хоть раз оскорбишь меня и будешь кувыркаться с самым мерзким дедом этой ночью. — Не забудь отсосать Ульриху за моё наказание, думаю, тебе не впервой добиваться желаемого через постель начальства, — через сжатые челюсти, угрожающе зарычал Амави, чем непроизвольно привлек к себе внимание охраны.       Тот подозрительный мужчина в форме, что буквально недавно спас от новой порции льда в заднице, до сих пор вёл себя подозрительно тихо. Он только сейчас решил разобраться в происходящем. Уже знакомый охранник подошёл к двум сидящим за столиком, первым же делом метнув полный неприязни взгляд на Илая. И только определив личность сидящего, тот заметно смягчился, будто бы увидел в нём кого-то более влиятельного, чем простой обслуживающий персонал. — Утихомирь эту псину, — категорично отзывается Илай, даже не пытаясь посмотреть в сторону Амави. Пальцы осторожно сжимали чёрную трубочку в стакане, а остатки коктейля вскоре неприятно зашумели на дне. — Он слишком многое себе позволяет, имея статус обычной проститутки. — Единственная псина здесь… — хотел было вновь выругаться Амави, но поток новых оскорблений легко прервал охранник. — Будет сделано, — сухо отзывается он, воспринимая сказанное как приказ, тем самым перебивая речь парня.       Мужчина протягивает руку Амави и кивает в сторону выхода, смерив спокойным, казалось бы, несвойственным для странного, одержимого человека взглядом. — Идём, поговорим о твоём поведении с глазу на глаз.       Амави послушно поднимается, уже ощущая, как страх и недоверие в груди множатся. Вспоминая недавнее происшествие, подарившее парочку ночных кошмаров с участием горе-охранника, ноги гибрида начинают дрожать. Если есть хоть какой-то вариант не идти с подозрительным мужчиной, то Амави обязательно им воспользуется. Кто знает, какое испытание мужчина приготовил на этот раз? — Надеюсь, что это научит тебя впредь следить за своим языком, Честерс, — со всей серьёзностью комментирует Илай, стараясь скрыть торжество победы над обидчиком. И тут же он, будто бы парень перед ним и вовсе исчез, поднимает руку, подзывая к себе одного из официантов. — Повторите мне пину-коладу, пожалуйста! — Катись к чертям, продажная дырка, — шипит через зубы побежденно Амави.       Как бы сильно Амави не хотелось разорвать предателя земляка в клочья, он всё же следует за мужчиной, замечая, что данную локацию уже наблюдал единожды. Они вновь следуют в личную комнату мужчины, проходят длинные, хорошо освещенные коридоры. Вновь охранник подозрительно молчит, вышагивая где-то спереди, даже не пытаясь как-либо сковать парня. На душе вновь холодеет от мысли, что придётся остаться один на один с помешанным человеком. Руки начинают дрожать, а кровь от головы приливает к ногам, которые так и желают унести Амави подальше от опасности.       Уже знакомая дверь отворяется, а прямо за ней кровать, шкаф, тумбочка, стол и стулья, без намёка на окно. В комнате темно и сыро, это Амави замечает только сейчас. В воздухе витает до невозможности знакомый, горьковатый запах, вероятнее всего, исходящий от горы салфеток, оставленных прямо рядом с кроватью.       Парень перестаёт пытаться что-либо выяснить, лишь послушно садится на кровать да голову опускает. Амави смиренно ожидает очередной акт насилия и унижений, которые за последние месяцы стали обыденностью. Такое разнообразие половых партнёров, которое ощутил на себе Амави за время в борделе, не было никогда в жизни. Казалось, он успел познакомиться с каждым из возможных омерзительных людских фетишей. Начиная от самого невинного, вроде футфетиша, заканчивая «золотым дождём». Точные определения, к слову, он смог узнать от бывалых коллег.       Вряд-ли одержимому охраннику получится чем-то удивить после пережитого, но поджилки гибрида всё равно тряслись, будто в первый раз. — Ты подумал над моим предложением? — деловито вопросил мужчина. Толком не обращая внимания на сидящего юношу, он первым же делом отправляется к рабочему столу. — Я обдумал как я могу тебе помочь, и поверь, я не стану тебе врать как тот человек. Я действительно в силах обеспечить твой побег, можешь не сомневаться.       Что-то в человеке явно переменилось. От некогда одержимого извращенца будто бы не осталось ничего. Сейчас он с уверенностью складывал о себе впечатление весьма адекватного, сдержанного мужчины, коим раньше совсем не показался. Он более не прожигал парня горящим взором, не пытался стеснить свободу движений, не требовал особого вознаграждения за свои услуги и стоял смирно, разбирая какие-то бумаги на столе. Чуть вглядевшись в полутьму комнаты, Амави обнаружил, что в руках охранник сейчас сжимает своеобразную карту здания, до боли напоминающего длинными коридорами и огромными залами бордель. Вероятнее всего, именно карту он и изучал. — Хочешь сказать, что она мне соврала? — недоверчиво вопрошает Амави, скрестив руки на груди. Теперь расценивая мужчину больше как союзника, парень хмурится и ведёт внимательным взором с ног до головы, будто бы рабочий, чёрный комбинезон мог подсказать хоть что-то о настоящих намерениях. Скарлетт давненько не навещала Амави, уже целый месяц, поэтому слова об обмане звучали весьма логично из чужих уст. — Зря ты её послушал, я так тебе скажу, — покачал головой он, как-то нервно сворачивая лист бумаги с картой в трубу. Неторопливым шагом мужчина направился к кровати, уселся рядом и вальяжно развернул свиток, показывая карту парню вблизи. — Готов поспорить, она не предоставляла тебе столь ценную информацию. Эта сука просто дала тебе надежду, издевалась над тобой из чистой скуки. — Она лечила меня, говорила, что лечит Реджи, — произносит уже совсем невесело Амави. Глядя вниз, но не на карту, он будто бы смотрел сквозь плотный лист бумаги куда-то дальше, где начинается фантастическая история бессмысленного обмана Скарлетт. Осознание обмана даётся с трудом, непросто принять то, что последняя надежда на спасение в лице рыжеволосой красотки — на самом деле не более, чем обычная шутка. — Я не могу поверить, что этот человек меня обманывал. — Она лично, при мне смеялась, когда говорила о тебе, — продолжал со всей серьезностью уверять мужчина. Глядя на Амави со всей, что имелась, жалостью в глазах, охранник превосходно отрабатывал новую роль. — Она сказала, что ей будет забавно наблюдать за тем, как надежда постепенно погаснет в твоих глазах. Уж прости, но я не смог дальше бездействовать. Меня выбесило такое отношение к тебе, ты этого не заслужил.       Парень молчит, стараясь воспринять новую, сумасшедшую мысль. Амави и без того не доверял здесь буквально никому, только рыжеволосая, жутко странная особа казалась светом в конце туннеля. Каждый день его грела мысль о том, что девушка заботится о состоянии Реджи, пока сам он впахивает как проклятый, лишь бы не навредить сопротивлением больному мужу. Единственное, что мотивировало, так это мысль о том, что с каждым днём Реджинальду становится всё лучше и лучше. Это позволяло парню подумать, что свою первоначальную миссию таким образом он выполняет, а значит, дела идут не так уж плохо. Было приятно понимать, что рано или поздно муж наберётся сил и они вместе покинут проклятый бордель, пользуясь помощью девушки, а теперь… Казалось, что бежать больше некуда.       На глазах парня уже набирались слёзы, белки краснели, а нос закладывался, заставляя Амави позорно шмыгать в присутствии чужака. Уже месяц, как парень не плакал в присутствии людей. Целый месяц он держал боль в себе и стойко проходил через всё, не обронив и слезинки. А теперь прочная броня даёт трещину. — Прости, что испугал тебя в первый раз, — выдохнул он, как бы невзначай укладывая руку на плечи Амави. Он приобнимает и прижимает к себе, стараясь успокоить. — Ты мне правда нравишься, Амави. Извини, что я потерял голову, просто. стоит мне оказаться рядом с объектом симпатии, как я уже не могу контролировать себя, — продолжает нашептывать сладкий голосок, что буквально смазывал медом всё изнутри, создавая в груди израненного парня новую надежду. — Мне хочется помочь тебе, искренне хочется. Мы с тобой вместе заставим всех, в том числе и обманувшую тебя девчонку, ответить за все злодеяния, что они совершили. — Я верил ей, — шмыгнул носом Амави, стирая с глаз всю влагу тыльной стороной кисти. Печаль постепенно начала отступать благодаря заботливым объятиям, от которых больше не ощущалось опасности. Тогда, на место грусти пришла злость и едкая обида. — Сука, Скарлетт, я верил тебе! Я надеялся, что в этом проклятом, трижды ненавистном королевстве есть хоть одна добрая душа, но нет! Боже, на что я вообще надеялся…нельзя было и вероятности допускать, что она может нам хоть чем-то помочь. Кажется, Илай прав, я натуральное посмешище.       Мужчина резко меняется в лице. Услышав наконец заветное имя предателя, которого и предстояло выявить, он пользуется тем, что сейчас Амави смотрит только под ноги, ведь по лицу моментально расползается довольная ухмылка. Он справился с заданием, выяснил имя предателя в кратчайшие сроки, не применяя при этом никакого физического насилия. Держать маску внимательного и осторожного союзника больше нет смысла, но он всё равно старается сдержать накатывающий приступ смеха, делая вид, что плачет вместе с парнем. — Ты что, плачешь? — нахмурившись, спрашивает Амави, как-то резко отвлекаясь от своей беды. Уж чего-чего, а слёз от охранника он не ожидал, не думал, что человек может быть настолько тонкой душевной организации, чтобы плакать из-за чужого горя. — Серьезно?       Мужчина растирает глаза до красна, больно надавливая на белки глаз пальцами через веки. У него получается с лёгкостью создать необходимое впечатление, едва скривившись в лице, для пущей убедительности. — Прости, я слишком проникся твоей ситуацией, — покачал головой он, якобы стараясь отвернуться, скрыть факт того, что он только плакал. Так бы сделал любой мужчина на его месте. — Два месяца пребывать в сексуальном рабстве, когда единственный муж умирает от болезни в каком-то сыром подвале… Быть одному, брошенным, без какой-либо поддержки, надеяться на помощь лживой, рыжеволосой бестии, которая смеётся за твоей спиной… Тебе пришлось так непросто, Амави. — Какова цена твоей помощи? — мрачно вопросил Амави, стараясь пропустить мимо ушей всю пламенную речь собеседника. С его слов, ситуация и правда крайне плачевная, таковой она и являлась. Просто в последние недели Амави начал смиряться с жестокой действительностью, забывая, что когда-то жил иначе. — Я больше не стану верить в безвозмездную помощь на ваших землях, здесь это какой-то миф. Если тебе что-то нужно в обмен на наше с Реджи спасение — только скажи. — Даже если я попрошу переспать с собой? — хмыкнул скептично мужчина, в раздумьях потирая двумя пальцами бороду. — С моей стороны было бы совершенно бессовестно просить тебя о сексуальных услугах, учитывая как я тебе сочувствую, однако, если тебе не составит труда… — Чего ты хочешь? — со всей суровой уверенностью спрашивает парень, взглянув на собеседника так хмуро, как никогда и ни на кого не смотрел.       Уверенность вновь переполнила Амави без причин, он действительно проникся доверием к человеку. Ошибочно считая, что он — последний шанс на спасение, парень вдобавок постарался усвоить урок. Ничто в людской стране не достается даром, из благих намерений не действует никто, а это значит, что за любую услугу нужно расплачиваться. А единственное, чем мог расплатиться сейчас парень, так это своим телом. Вероятно, слова Дирка Сондера были не так далеки от правды. — Я хочу чтобы ты поцеловал меня и сказал, что любишь, — выдаёт в итоге он, повергая в шок не только сидящего перед ним парня, но и самого себя. Он мог загадать что угодно, любое извращение, любую самую странную прихоть, мог распластать Амави на этой кровати в любой из возможных поз, но выбирает именно это, от чего глаза начинают натурально слезиться. — Постарайся сделать это со всей искренностью, так, чтобы я поверил. Можешь представить на моём месте своего мужа, мне без разницы, но я хочу чтобы ты поцеловал меня так, как поцеловал бы его при следующей встрече.       Амави вновь сомневается в адекватности мужчины перед собой. Глаза округляются, дыхание становится тяжелее, сердце вновь бушует внутри, его биение чувствуется вплоть до каждого стука. Парню стало банально жалко человека перед собой, выводы о том, что тот влюблён безусловной и безответной любовью только укрепляются. Благодаря этому крепнет и доверие, ведь по мнению Амави — любящий никогда не обманет.       Парень сглатывает тугой ком в горле и на секунду смотрит в глаза мужчины. Он совсем не похож на Реджи. В глазах человека виднеется совсем другое, явно не тепло и доверие, которое источал собой муж с самой первой встречи, от того приходится просто перестать видеть. Закрыв глаза, Амави ещё какое-то время старается визуализировать образ Реджинальда перед собой, до мельчайших деталей вспомнить его лицо, шею, заботливые руки, сильные плечи и любящий взор.       Набравшись с силами, кое-как поверив в свой же самообман, Амави кладёт правую руку на шею мужчины, а левую на щеку. Представляя на месте охранника — мужа, парень наклоняется ближе, склоняет голову в бок и аккуратно усаживается на чужие колени. Всё не то и всё не так, но воображение до того реалистично выдает образ Реджи, что парню даже хочется поверить в свою ложь. У гибрида не было и малейшего шанса представить нечто подобное с одним из клиентов, почти каждый из них не отличался нежным обращением, которое готов оказать обычный охранник. А раз в этот раз никто не планирует заламывать конечности и бросаться грязными словами — представлять желаемое становится проще.       Амави полностью пропитывается верой, что перед ним именно Реджинальд. Усевшись верхом на колени, он со всей силы сжимает объятия на рук на шее, давит вперёд, тем самым заставляя мужа опуститься назад, спиной на постель. Парень любил доминировать в постели, любил играть в эти игры, что всегда заканчивались одним и тем же. И сейчас Амави уверенно усаживается на бёдрах, склоняется вперёд, к губам, впиваясь в жадным поцелуем. Чужие губы отвечают, иногда проскальзывает язык, что отчасти ломает фантазию Амави, но тот не теряет надежд. Ёрзает сверху и трётся, ладонь укладывает на шею, нежно, аккуратно придушивая, как и любит Реджинальд. Цепляяя зубами нижнюю губу, едва оттягивая, Амави жмурит глаза, едва постанывая в поцелуе. Чужие руки ложатся на талию, притягивают к себе и давят, но тот не обращает внимания. Будь это в действительности Реджинальд, то он бы давно стянул эти противные шорты, пальцы уже были бы внутри. И всё же… такое несоответствие фантазии и реальности даже радует.       Парень отстраняется, но по-прежнему не открывает зелёных глаз. Осталась последняя часть сделки, та самая фраза, которую со всей искренностью он сможет сказать только сложившемуся образу в фантазии. Томно выдыхая в покрасневшие от долгого поцелуя губы, Амави, видя перед собой светлое и любящее лицо Реджи, произносит шепотом, в сантиметре от чужого лица. — Я люблю тебя, — выдает он, сразу после постепенно открывая глаза, развеивая образ Реджи без остатка. — Ну, и как тебе? — Весьма… правдоподобно, — хмыкнул оценивающе мужчина. Только сейчас Амави заметил, что прямо в задницу упирается чужой крепкий стояк. Щеки человека покрылись румянцем, на лбу пот проступил и вены на висках вздулись. — Как жаль, что это всё лишь сладкая ложь, — говорит он и горько ухмыляется. Говоря, он имел ввиду не только этот поцелуй и признание в любви, но — Моё сердце принадлежит Реджи, прости, — аккуратно перешагнув тело под собой, он сел на колени. К удивлению, Амави испытал даже некий стыд и вину за то, что обманул человека по его же желанию. — Тебе я могу лишь соврать.