Расходный материал

      На улице давно рассвело. Местные маленькие магазинчики уже работали с раннего утра, снабжая вечно занятых людей кофе и сигаретами. На дорогах собирались пробки, а общественный транспорт ехал набитый людьми при мрачных лицах. Буднее утро в столице всегда наполнено всеобщей болью и страданиями касаемо повторения неизбежного дня сурка. Кому-то на работу, кому-то на учёбу. Все жутко не выспавшиеся, зачастую голодные и злые. Хорошо жилось только бездомным и пьяницам — они никуда не торопились в злополучный понедельник. Но и у них, разумеется, имеются свои проблемы.       Весенние лужи замерзали по утрам, в воздухе чувствовался мороз и непередаваемый аромат близлежащих заводов. Одна или парочка сигарет не убьют Дирка Сондера. Он с чувством выполненного долга стоял у гаража, что постепенно становился для мужчины вторым домом. Он успел закончить с делами до того, как соседские гаражи наполнятся угрюмыми мужчинами на подержанных авто. Исключительно по этой причине братья Сондер на охоту выходили ночью. По ночам, посреди кирпичных комплексов гаражей, можно найти лишь маргинальных личностей, которым, зачастую, нет никакого дела до чужих бед.       Эльф из телефона девушки в действительности оказался эльфом, но переехал он на Северные земли намного раньше. На то указывало гражданство, водительские права и даже образование, полученное им несколько лет назад. Он не мог знать ничего о планах сопротивления, парень жил свою, размеренную жизнь, стараясь лишний раз не напоминать людям о своей расе. И не то, чтобы эльф не был согласен с политикой Северного государства, напротив — паренёк говорил, что не находит в захвате чужих земель ничего предосудительного. «Это всего-то пищевая цепочка, в которой побеждает сильнейший.» — так отзывался Дирку пойманный эльф.       Может быть, пленник так рассуждал исключительно благодаря раскалённому паяльнику прямо перед лицом, но вид складывал весьма убедительный. И даже после появления на теле парочки сильных ожогов, что несомненно останутся шрамами на плоском животе, эльф не сменил свою точку зрения. Дирк поверил на слово, однако решил не заканчивать всё так быстро. Кто знает, быть может, парень всё-таки располагал какой-либо полезной информацией по делу? Если он один из бойцов, то обычные ожоги не заставят бывалого солдата сдать товарищей.       Пленник пережил жгучие прикосновения паяльника, и плакал, и умолял. На большее уставший Дирк и не был способен, по крайней мере сейчас — накопленная усталость лихо сказалась на воображении палача. Эльфу сильно повезло, что старший Сондер, насытившись прошлой жертвой, сейчас и вовсе выключил телефон. Младший думал, что тот давно мирно спит в своей постели, и думал так до тех пор, пока не зазвонил телефон. — Там твоя зверушка убежать решила, — без какого-либо эмоционального окраса сообщил старший брат. — Его поймали на воротах, так он решил нашей охране морды расцарапать, — выдохнул с заметным раздражением Дориан, в конце допустив едва заметный смешок. — Я отмазать его не смогу, я больше не в рядах командиров, поэтому забирай свою псину в офисе. — С чего вдруг он решил убежать? — нахмурился обеспокоенно Дирк, плотнее прижимая телефон к щеке. — Ладно, я сейчас приеду, — не дожидаясь ответа, фыркает он. — С тем эльфом я закончил, он ничего не знает, простой мигрант, — произнес он значительно тише, озираясь на закрытую дверь гаража, за которой пленник сейчас одевался. — Продолжим поиски завтра, после полуночи. — Ты нашел кого спросить, Дирк, — вновь раздражается Дориан, складывая ноги на стол с характерным грохотом. Этот факт уже смутил младшего, ведь это прямой знак о превосходстве, которое тот ощущал в данный момент. — Неудивительно, что он сбежал. Надоело принцессе сидеть в замке одной, вот и всё. Приди и спроси его, я пошёл спать. — Спасибо за информацию, — кивает Дирк, устало прикрывая глаза. Надежда на мирный сон и вкусный завтрак моментально испарилась. — До встречи. — Ага, давай, — буркнул мельком старший и сбросил вызов.       Двери гаража медленно открываются и с них, осторожно озираясь, выходит измученный эльф, взглядом спрашивая разрешения выйти. Дирк хмуро кивает, делая последнюю затяжку. Отправляя в полёт до лужи тлеющий окурок, он убирает телефон в задний карман и роется по джинсовке в поисках ключей от машины. — Садись, я подвезу тебя до дома, — не слишком дружелюбно, но очевидно заботливо говорит Дирк, кивая в сторону светлой, простенькой легковушки. — Я сам дойду, — категорично произносит эльф. Парень обиженно надувает губы, убирая руки по карманам куртки. Он явно не рассчитывал на то, что чистые намерения помочь и успокоить девушку обернутся допросом и пытками, последствия которых будто бы всё ещё шкварчали на животе. — Я думаю, ты меня поймёшь, если я скажу, что не хочу, чтобы вы узнали где я живу. — Да плевать мне хотелось где ты живёшь, — прорычав, махнул рукой Сондер младший. Нажимая на кнопку отключения сигналки на пульте, он обходит машину в направлении водительского сиденья. — Ты бесполезен. Нам нужна информация о конкретном эльфе или планах сопротивления, а ты ни того, ни другого выдать не смог. Твоё счастье, что старший брат свалил домой, иначе… — Я хочу пойти пешком, — уже более уверенно заявил эльф. Взглянув на мужчину исподлобья своими голубыми глазами, парень так и не решился подойти к машине. — Просто уезжай и мы обо всём забудем. — Да твою-то мать, — окончательно теряет терпение Дирк, понимая, что счёт времени идёт на минуты.       По хорошему, пленника можно было и правда отправить домой пешком, ведь там на базе, испуганный и одинокий, ждёт Иларион. Однако, закипающая в венах ярость подсказывает Дирку, что сперва придется дать себе время слегка остыть после таких новостей. В ином случае, принцу мало не покажется.       Дирк решает как помочь, так и сорвать злость на недавно плененном эльфе. С громким хлопком закрыв водительскую дверь, мужчина следует к цели угрожающе тяжёлым шагом. Эльф на месте застывает, лишь глаза округляя в страхе, и чувствует, как шею позади сжимает сильная рука. Заставив парня сгорбиться, Сондер младший открывает переднюю водительскую дверь и буквально заталкивает эльфа в салон, с тем же характерным грохотом закрывая дверь. Садится сам, пристёгивается, делает то же с пленником и закрывает с кнопки все двери салона, повернув ключ в зажигании. — У меня нет времени с тобой возиться, эльфийская морда, поэтому просто скажи свой адрес и сиди тихо, пока я тебе не втащил, — быстро проговорил Дирк, впиваясь руками в баранку руля. В салоне, как и за окном, по-зимнему холодно, изо рта идёт пар, а руки леденеют от прикосновений к голому рулю. — Тебя более никто не потревожит, если ты продолжишь быть законопослушным гражданином. А о том, что произошло этой ночью никто не должен знать — тебе всё равно никто не поможет.       Эльф сдаётся и называет точный адрес, при этом даже не соврав. Сперва ему приходила мысль назвать хотя бы соседний дом или на край подъезд, но сейчас, замечая, что некогда спокойный мучитель пылает взором карих глаз, желание обманывать исчезло. Вдруг Дирк увидит, что он не зашёл в подъезд со своего ключа, а лишь топчется рядом? В таком случае, целостности лица может угрожать опасность.       Дирк довозит пленника до дома, будто истинный джентльмен, провожающий даму. Но как только дверь машины закрылась, тот сразу дал по газам, не обладая желанием убеждаться в реальности указанного адреса.       Теперь Дирк едет домой. Вернее, не домой, а в главный офис организации, из которой разбушевавшегося принца придется спасать. Каким образом — неизвестно, мужчина и сам не понимал что нужно сказать и сделать, чтобы вызволить Илариона из-под стражи за столь наглый проступок. Если он в действительности нанёс физический вред охране — Дирку достанется. Либо ему, либо и без того худому кошельку, одно из двух. Изредка начальство, порядком утомившись бить непослушных подчинённых, предпочитало прощать проступки путем штрафов.       Теперь-то деньги у Дирка есть, спасибо крайне целеустремленному старшему брату, что не пожалел поделиться своими богатствами во имя высшей цели. Но ситуация могла легко измениться, если те назначат совершенно неподъёмную сумму.       В основном благодаря штрафам Дирк всё ещё не мог рассчитаться с долгами матери. Долг матери рос бешеными процентами, а штрафы не прекращали сыпаться. И сейчас, сжимая баранку руля до побеления пальцев, Дирк полагал, что лучше бы его избили, чем наложили очередной штраф, который он будет выплачивать долгие месяцы.       Пару раз едва не попав в мощнейшую аварию на трассе, Сондер младший всё-таки добирается до назначенного места. Он точно знал где содержат Илариона. Во всём здании для таких целей был отдельный подвал, из удобств имеющий в себе разве только унитаз. В остальном, камеры временного заключения представляли собой маленькую комнатушку, где помимо унитаза был ещё и матрас. Не самый удобный, не самый мягкий и теплый, но он спасал, когда Дирк, находясь на месте Илариона, буквально умирал от холода.       В конечном итоге, за принца потребовали выкуп. Так как юноша проживал на Северных землях по желанию Дирка, Дирк и должен был нести за него полную ответственность, буквально контролируя каждый шаг и каждое слово. Сам принц, не являясь гражданином страны и не имея совершенно никаких документов, за себя отвечать не мог. И всё же, Иларион легко мог отправиться за проступки в место по-хуже, потеряв благосклонность начальства.       Изначально, Сондеру предложили два варианта выхода из сложившейся ситуации. Штраф будет наложен в любом случае, разница только в том, кто именно станет его оплачивать. Принц мог легко отбить круглую сумму денег, на которую накосячил, всего одним днём работы в борделе. Там бы за пару часов с ним в полном распоряжении отдали бы всю сумму штрафа, моральную компенсацию каждому из пострадавших и процент начальству, как личный штраф Дирка Сондера за то, что не уследил за гостем.       Второй вариант подразумевал, что Дирк сам всё отработает. Ему, учитывая, что две трети из официальной зарплаты он и так отдаёт за долги, итоговая сумма обойдётся в несколько лет послушного служения интересам государства. Особенно, если учесть понижение в должности, а соответственно, понижение зарплаты.       Дирк малодушно помышлял о том, чтобы просто сдать на денёк принца в бордель. Мысль абсолютно отвратительная, мерзкая и низкая, но и расплачиваться за проступок принца ещё несколько лет он не хотел. Если бы можно было сделать так, чтобы принц, проведя сутки в борделе, сразу после обо всем забыл, то Сондер бы обязательно воспользовался таким вариантом. По крайней мере, так казалось мужчине сейчас, когда люди при костюмах назвали сумасшедшую сумму штрафа.       Дориан бы сдал принца в бордель без каких-либо сомнений, будь Иларион его избранником, а Дирк не смог. Как бы мужчина не ломал себе голову, взвешивал все за и против, рассматривая ситуацию с каждой стороны, он никак не мог согласиться отдать принца в использование пузатым богачам. Окончательным гвоздём в крышку гроба специфического варианта стало то, что Дирк, впервые за долгое время представив себя в позиции другого, был крайне напуган мыслью, что его могли бы столь же эгоистично сдать в бордель. Дирк и Дориан никогда не были слишком смазливыми мальчиками, даже в юности, поэтому ценник на их услуги был бы невелик. Исключительно по этой причине Дирк был распределён именно в армию, где денег заплатят намного больше, нежели в борделе. Кому нужен обычный брюнет среднего телосложения и роста с до жути скучными, карими глазами? Светлые и хрупкие мальчишки ценились намного сильней.       Словом, путем применения простой эмпатии, Сондер младший вынес окончательное и бесповоротное решение. Нельзя отдавать нежного и ранимого Илариона в бордель, такую участь и врагу не пожелаешь.       Дирк расписался в бумагах трясущейся от злости рукой. Его быстро проводили до конкретной камеры содержания под гнетущие звуки молчания, отворили дверь дверь и позволили принцу вцепиться в мужчину благодарными объятиями.       Иларион крайне удивился, заметив, что любимый не отвечает тем же. Так крепко сжимая тело мужчины в своих руках, он понял, что сейчас Дирк стоит как по струнке смирно, тяжело выдыхая на ухо. Но не так, как мужчина дышал, когда он вернулся после разборок с Велиаром. Не так, как он это делал тогда, у отеля, сразу после побега с Тиаридари. И явно не так, как когда он извинялся за своё ужасное поведение. Дирк испытывал понятную принцу ярость, а тот, искренне опасаясь возлюбленного в таком состоянии, лишь тихо отшатнулся, разочарованно шмыгнув носом.       Вплоть до возвращения домой, Дирк не проронил и слова. Не то, чтобы Иларион сильно хотел обсуждать минувший инцидент, пока глаза собеседника горели яростью, нет. Но всё-таки…ему хотелось услышать хотя бы пару вопросов насчёт мотивов действий. Исходя из весьма скромного, наскоро сооруженного плана, именно с этого должен был начаться важный разговор касаемо происходящего вокруг. Вопросов накопилось слишком много, и Иларион хотел получить ответ несмотря на то, что прошлая попытка узнать правду закончилась абсолютным крахом.       Вот, они уже у дома. Вот Дирк открывает ключами дверь. С порога мужчина протягивает руку принцу, явно намекая на то, чтобы тот вложил свою личную связку ключей. Но принц лишь глаза в пол опускает. — Я не хочу снова безвылазно сидеть в полном одиночестве, Дирк, — мямлит себе под нос Иларион, застыв в коридоре бездвижно, будто статуя. Ключи находились в заднем кармане джинс, и Сондер это заметил ещё в машине. Именно поэтому парень тактично прикрывает сомкнутыми руками пятую точку. Напряжение возрастает, Дирк всё ещё не обронил и слова, угрожающе глядя в глаза испуганному принцу. — Мне надоело, что ты вечно всё от меня скрываешь! Не отнимай у меня последний шанс на хоть какую-то социализа…       Дирк переходит к решительным действиям. Притянув парня за воротник толстовки, он в миг прижал принца к своей груди, но точно не для объятий. Удерживая Илариона за плечи крепко одной рукой, он, другой, правой, полез в карман джинс, дабы заполучить то, что так настойчиво не желают отдавать. Принц, сперва опешив от такой наглости, лишь сдавленно скулит, а потом, ощущая, что ключи вот-вот покинут карман, продевает палец в кольцо, с силой удерживая связку. Сондер правда не ожидал встретиться с сопротивлением, ведь обычно принц послушно выполнял любой приказ на Северных землях. В этот раз явно что-то изменилось, разительно изменилось. Изменения позволили Илариону с силой брыкаться в хватке рук, в один момент чуть было не прокусив Дирку плечо через одежду. — Отдай ключи, Иларион, сейчас же! — уже рычит мужчина. Он старается выломать пальцы парня таким образом, чтобы те наконец разжали проклятую связку ключей от квартиры. — Ты больше не сможешь выходить без меня, я не хочу ещё больше штрафов, мать твою! Ты хочешь чтобы я впахивал без выходных до конца своей жизни?! — Я бы не сбегал, если бы ты был со мной хоть на секундочку честным! — вопит и сопротивляется принц. В конечном итоге, он едва выпускает когти, только ощутив, что пальцы выворачиваются в обратную сторону. — Ты держишь меня за полного дурака, Дирк Сондер! За своё домашнее животное, которому вовсе не обязательно ничего знать!       По руке вниз стекает кровь и каплями приземляется на светлый паркет, окрашивая в алый. Дирк замирает, ощущая, как кожа ладони легко разошлась в стороны, чувствует жжение и действительно заметную боль, которая и заставляет разжать хватку, выпуская из недобровольных объятий принца на волю. Пару секунд наблюдая, как ладонь наполняется кровью от короткой, но глубокой царапины, Дирк медленно переводит озверевший взгляд на принца, который моментально сжался и уши к голове прижал. Иларион уже видел этот взгляд дважды. Первый раз чуть было не закончился изнасилованием, а второй крайне разочаровал и напугал. Ничего хорошего далее не будет, теперь принц уверен на все сто процентов. — Пока я тружусь на работе, впахиваю, как проклятый, лишь бы обеспечить нас всем, сплю по паре часов в сутки и питаюсь чем попало, ты, милый, смеешь говорить мне, что ощущаешь себя домашним питомцем? — проговорил подозрительно медленно Дирк. Он медленно надвигается тучей на принца, заставляя отступать шаг за шагом назад. — Ты и есть — полный дурак, раз сунулся с голыми руками бежать через ворота. Если ты так хотел свалить от меня, то мог бы придумать план по-лучше. — Я не хотел от тебя сбегать, Дирк, — уже в отчаянии молвит принц, но от своего старается не отступаться. Если он сейчас просто закроет глаза на всё произошедшее, если смирится с тем, что отныне он вновь будет заперт в четырех стенах, если так и не получит ответов на свои вопросы, значит оказанная Дориану услуга была абсолютно напрасной. Все усилия, включая пешее путешествие до границ базы, сражение с охраной и последующее заключение в камере в тёмном, холодном подвале — всё зря. Иларион уже не мог этого допустить. — Я хотел просто увидеть Амави и Реджи, хотел прогуляться с ними по городу, хотел послать письмо родителям и, может быть, завести новых знакомых здесь! — Завести новых знакомых, значит? — выгибает вопросительно бровь Дирк, не меняясь в угрожающем взгляде. — Значит, меня тебе теперь мало, да? Хочешь подставить задницу кому-то ещё, верно? — спрашивает он. Следом за словами идёт сильный, оглушающий удар, с которым кулак мужчины врезался в дверь по левую сторону от перепуганного принца. — Пока я сдерживаюсь от любых соблазнов на работе, ты, шлюха хвостатая, мечтаешь о других членах, да? — Что ты такое вообще несёшь, боже, — испуганно закрывает руками лицо принц. Прижимаясь к стене позади, до которой они оба по коридору в итоге дошли, он становится попросту парализован страхом. — Просто устрой мне встречу с ребятами и дай отправить письмо, не нужны мне уже никакие новые знакомые. — Я несколько лет буду расплачиваться за твою маленькую шалость, Иларион, — уже заметно спокойнее говорит он. Убирая со лба налипающие на потную кожу волосы, Дирк зачесывает их дрожащей пятерней назад. — Ты будешь сидеть дома и точка, это не обсуждается. Сейчас у меня с Дорианом важная миссия, и пока мы её не завершим — тебе придется потерпеть. Побудь ещё немного моим домашним котом, полагаю, что это не так сложно, как моя работа.       Дирк, пользуясь моментом, что руки принца сейчас вместе с ключами прижаты к лицу, одним движением снимает кольцо связки с пальца парня, тут же убирая ключи к себе в карман. Принц, едва ли заметив, как всё произошло, сперва опешивше смотрит на пустые ладони, и только потом переводит взгляд на удаляющегося в гостиную мужчину. Явно набравшись уверенности, почувствовав, что того яростного взгляда на нём больше нет, принц и сам теперь суёт руку в задний карман джинс мужчины, столь же быстро возвращая власть над передвижением себе. — Ты действительно тупой, — рычит быстро Дирк. Резко оборачиваясь, он свирепо наблюдал, как связку вновь сжимают чужие дрожащие руки.       То, что случилось далее, для принца не поддавалось ни одному логическому объяснению.       Старший Сондер, за секунду закатав рукава чёрного свитера с высоким горлом, вдруг хватает любимого принца за воротник толстовки. Иларион и моргнуть не успел, как чужой, тяжёлый кулак врезался в нос, с характерным хрустом сворачивая в сторону, от чего кровь залила собой обоих. Парень старается воспротивиться действиям, за руку, что удерживала неподвижно, хватается. Принц скулит и кричит, но это никак не спасает от второго удара, с которым оба падают на пол, где Дирк оказался восседающим сверху.       Иларион никогда бы не поверил, что такое может случиться. Он видит пылающие яростью глаза мужчины, видит, как тот с усилием, всем весом прижимает к полу. Наблюдает за тем, как рука, покрытая общей кровью, теперь впивается мёртвой хваткой в шею. Воздуха тут же начинает не хватать, грудь часто вздымается под чужим напором, а сам Дирк рычит, подобно зверю, яростно стиснув зубы. Всё лицо принца теперь покрыто кровью, разбит не только нос, но и губа. Раны удобряли тёмно-алой уже пол, пропитывая распущенные, белые волосы. — Если ты, тварь поганая, ещё раз посмеешь ослушаться моих приказов — я тебя прикончу, — наконец проговаривает он, заглядывая в полные слёз голубые глаза Илариона.       В этом состоянии, именно в конкретную секунду, Дирк вновь ощущает, как крайне испуганный и жалобный вид принца возбуждает. Член действительно крепнет в штанах, как в старые добрые. Теперь мужчина малодушно помышляет о продолжении урока в формате самого жесткого секса, к которому Иларион точно не готовился.       Иларион не сопротивляется, просто не может, лишь запястье руки сжимает, которая с непомерной ненавистью душит. Из глаз не прекращая льются слёзы, внутри всё крутит отвращением и отчаянием. В груди сдавливает болью, а страх застилает собой глаза, делая образ разгневанного мужчины перед собой мутным пятном чистой ярости. Принц не знал как стоит поступить в такой ситуации, рвение к отстаиванию своей позиции заметно уменьшилось. Принц видит, что теперь мужчина смотрит не просто с яростью, но и с похотью. Когда он переводит взгляд вниз, в район паха, Иларион замечает бугорок крепкого стояка. Это и стало последней каплей в психическом равновесии юноши. Он стал понимать, что за эти сутки придётся пережить сразу два сексуальных акта без согласия. — Пожалуйста, Дирк, отпусти, — скулит через боль Иларион, начиная невольно закатывать покрасневшие глаза. — Не делай этого со мной, я больше не выдержу, умоляю, Дирк, — продолжает пытаться он. Буквально сглатывая собственную кровь, что из раны на губе постепенно стала заполнять рот, Иларион боится захлебнуться. — Дирк, я люблю тебя, умоляю, прекрати!       Услышав заветные слова, Дирк постепенно приходит в себя. И чем сильнее он начинает осознавать то, что сейчас наделал, тем больше хочется просто вычеркнуть своё существование из книги мироздания. Тот Дирк, что избил принца, душил и возбуждался беззащитным видом, постепенно покинул тело, удушающая хватка пропала. Вернулся прежний Дирк Сондер, которого так любил и уважал принц, он вернулся, но, право, слишком поздно. Время назад уже не повернуть, разбитый нос не вылечить одним щелчком пальцев. Тёмные синяки на шее не стереть ластиком, а тот ужас и разочарование, что надолго застынут в глазах Илариона, уже никак не сменить былым блеском тёплой преданности.       В такие моменты Дориан хвалил младшего брата. Когда Дирк, теряя всякое самообладание, начинал крушить всё вокруг — старший с улыбкой хлопал в ладоши. Когда Дирк, вне себя от гнева, причинял боль невиновным — Дориан с гордостью кивал головой. Наблюдая младшего наконец полноценной своей копией, Сондер старший был рад, что воспитание не прошло даром. Он радовался, что Дирк, испытав абсолютно то же самое на себе, мог наконец транслировать это в мир.       Дирк слезает с тела лежащего Илариона и ползет назад до тех пор, пока не упирается спиной в стену. Пальцами вплетается в каштановые волосы на висках, глаза округляет не моргая, дышит часто, и искренне боится посмотреть на принца вновь, прекрасно понимая, что вся кровь и раны на лице — дело его рук.       Братья Сондеры похожи с детства, пусть оба предпочитали этого не замечать. Дирк всегда считал себя лучшей, более справедливой и миролюбивой версией старшего брата. А Дориан, высокомерно задирая нос, считал младшего слабаком и тряпкой, полагая, что тот никогда не дорастет до его уровня. Единственная разница между братьями в том, что Дориан давно принял свой гадкий и жестокий характер. Старший спокойно заявлял на каждом углу о том, что какое он чудовище, когда как Дирк привык считать себя больше хорошим, чем плохим.       У братьев хронические проблемы с гневом, это заметили ещё сами родители, когда парни были совсем юны. Каждый срывал злость на слабых. Просто старший вымещал обиду на младшего, а младший, не имея возможности ответить, срывался на младших соседских детях. На край — предметах, разбивая посуду и вазы на мелкие кусочки, пока родителей не было дома.       Дирк вырос в обществе, где сила — единственный способ выиграть любой спор и разрешить любой конфликт. И с Иларионом, исключительно по внутренней привычке, он решил неосознанно проделать то же самое. Сондер не был в силах учесть, что принц родом совершенно из другого мира. Юноша воспитан любовью, а не насилием — он банально не понимал при каких условиях один близкий может ударить другого. И в связи с этим, принцу на ум приходит весьма логичный вывод о том, что Дирк вовсе не считает его близким. — Прости меня, Иларион, я не знаю, что на меня нашло, — только и может скулить под нос Сондер младший, теперь сам заливаясь слезами. Отросшие ногти пальцев впиваются в кожу головы, оставляя болезненные отметины, согнутые ноги жмутся ближе, а сердце вот-вот остановится, уж слишком сильно и часто стучит. — Я знаю, что ты никогда меня не простишь за это, но не извиниться я не могу.       Иларион, сейчас пребывая в состоянии глубочайшего шока, уже не страха, точно также прижимается к противоположной от Дирка стене. Ног он не прижимает, за голову не хватается, а лишь пытается обеими руками остановить кровотечение из носа, благодаря которому толстовка покрылась тёмными пятнами. Ему больше не страшно, угроза быть этим утром не только избитым, но и изнасилованным — миновала. Раньше принц бы просто изолировался от Дирка, как в первом, так и во втором, он просто уходил, оставляя их обоих наедине с мыслями. А сейчас им буквально деваться некуда. Закрыться в ванной? На кухне? В конце концов, на балконе? Попахивает откровенным идиотизмом, лучше уж сразу уйти в открытую дверь и предпринять вторую попытку побега. — Я не знаю что тебе сказать, — только и может выдать Иларион. Наконец остановив кровь из носа, он старался не пугаться вида своих окровавленных рук. — Я не могу уйти отсюда, как выяснилось на практике. Я не могу найти своих друзей, я не могу связаться с родителями и мне не у кого просить помощи, с каждым разом всё становится лишь хуже, — продолжал рассуждать он, опустив глаза и уши вниз. — Мне некуда бежать, Дирк, ты победил. — Я не хотел, — через зубы, с обидой цедит Дирк. Лбом утыкаясь в колени, он сверху прижимает себя сомкнутыми в замок пальцами. — Я дам тебе встретиться с Амави и Реджи, помогу тебе поговорить с родителями хотя бы письмами, я буду чаще рядом с тобой, я обещаю, — через слёзы произносит он. Резкими движениями рук стирая с глаз влагу, Дирк не специально заставляет принца боязливо вздрогнуть. — Только не думай, что я какой-то монстр, который держит тебя взаперти, умоляю. — Вы оба монстры, — подводит итог Иларион, с облегчением услышав то, чего и добивался. — Просто он уже признал это, а ты всё ещё не можешь.

***

      Сообщение о смене должности пришло Скарлетт как всегда, по смс. Начальство Северных земель крайне не любило тратить драгоценные минуты времени на личные разговоры, а в особенности с ней — девушка пока не поняла с чем это может быть связано. Дело ли в банальном сексизме, где её просто не считали достойным внимания членом коллектива исключительно в связи с половым признаком, либо причины куда более личные, весомые, сокрытые.       Так или иначе, теперь, из обычного агента, она была повышена до мастера пыток. В последнее время число тех, кого решили не убивать, а взять для дальнейшего допроса, стало до невозможности много. О планирующемся митинге государственная организация узнала как обычно, — из пыток, — и потом такая тактика работы стала применяться всё чаще. Какой смысл убивать или сажать в тюрьму членов сопротивления, когда можно попытаться получить ценную информацию?       В связи со спешкой, с которой все выполняли приказ руководства «организовать идеальное, не выделяющееся место для допроса», локация была выбрана буквально на скорую руку. Снимать отдельные сараи далеко за городом, восстанавливать ядерные бункеры или строить новую недвижимость — долго, дорого и не практично.       А здесь, в психиатрической лечебнице номер шесть, все давно привыкли к истошным крикам, сокрушающим не только стены здания, находящегося почти в центре города, но и всю округу. Совсем невесёлое место, с невесёлой историей и невесёлой репутацией.              Скарлетт явилась в стены психиатрической больницы в качестве палача. Пусть она и имела весьма мягкий характер, если дело касалось сострадания другим, но на пытки или, по крайней мере, симуляцию пыток, девушка была всегда готова. Вдобавок, враг доверил ей весьма ответственное задание, не догадываясь, что это выйдет боком. Таким образом Скарлетт рассчитывала помочь своим товарищам самыми разными способами, начиная от медикаментозного лечения до прекращения мук. Увы, помочь им выбраться не могла. В случае, если её истинные намерения рассекретят — рыжеволосая девушка окажется вместе с остальными, в одной из этих комнат, и более не сможет приносить пользу на пути к великой цели.       Под случай, Скарлетт оделась весьма скромно. Надела облегающее сверху и свободное снизу платье в черном цвете с длинными рукавами, сверху накинула простую кожанку на пару размеров больше, через плечо повесила скромных размеров сумочку, уложив туда всё необходимое. Удостоверение личности, телефон, кошелёк, ключи, лёгкий блеск для губ да пачку сигарет с зажигалкой. В этот раз она не вооружалась, в том нет нужды, да и толстые каблуки вполне могут стать оружием, если только она того пожелает.       Не сказать, что приём в больнице был слишком радушным. Под нужды организации был захвачен целый корпус. Люди, что буквально недавно лечились и мучались в государственном медучреждении, теперь переведены в соседний блок, буквально штабелями сложенные в палатах. Там были именно те люди, которые уже никому не нужны. Они являются для остальных проблемой, поэтому их нередко забирали на опыты, после которых их, что неудивительно, никто и никогда не видел.       Проходя по деревянному, скрипучему полу, в окружении стен с облупленной краской, Скарлетт уже гадала кого ей выдадут первым. Если верить словам из сообщения, сразу по прибытию в новое место работы она будет обязана провести допрос сразу с тремя пленниками. Ей, как и полагалось любому специалисту, выдали соответствующий кабинет со всем необходимым.       Первым делом в кабинет она и направляется. Прослушав невнятные указания охраны, через которую пришлось пройти на главном входе, сейчас нужно подняться на третий этаж. Пройти прямо до поворота, затем повернуть налево, и только потом направо. Там должна быть деревянная, белая дверь с номером триста восемнадцать. Ключ надо провернуть три раза и толкнуть от себя, только потом открыть дверь на себя — замок нередко заклинивал.       Проделав путь ровно так, как сказали, и открыв дверь так, как объяснили, девушка оказалась в своём личном кабинете на третьем этаже.       Не сказать, что место казалось уютным, скорее напротив — гнетущим. Мебель в рамках кабинета старая, ей явно не меньше двадцати лет пребывая в стенах лечебницы. Обоям чуть меньше — около десяти, а деревянные оконные рамы, кажись, были вставлены ещё в момент постройки здания. Лишь изредка менялись в них треснутые стекла. На рабочем столе покоились тонны рабочих книг по психиатрии, явно доставшихся от бывших владельцев корпуса, а между — скромная стопка бумаг, с которой девушке и предстояло работать.       Скарлетт сняла кожанку, отправив в полёт до старого дивана, прикрытого пледом, сняла высокие каблуки и переобулась в тапочки, столь вежливо преподнесенные в одноразовой упаковке. Рыжие волосы сейчас собраны в две длинных, аккуратных косы, челка выпущена по бокам. А кое-где, в корнях волос, виднелись заколки, которыми Скарлетт убирала короткие пряди. Сформировались они, разумеется, благодаря грубому обращению мужа с волосами.       Усевшись на скрипучий стул, к которому ей, если соответствовать образу богатой красотки, и притронуться было бы противно, девушка притянула к себе стопку бумаг. На каждой странице описано досье на конкретного пойманного человека или эльфа. Оно содержало личную информацию, фотографию, обстоятельства задержания и уже добытые данные. Именно в это досье предстоит записывать всё, что она сможет узнать. — Боже, и как же тебя угораздило, — скривилась в сожалении она.       Открыв первое досье на совсем молодого юношу, которого никогда и не видели в рядах сопротивления, девушка тяжело вздохнула. Парень был стойким, пережил и разряд тока, и лишение кислорода, и удушение газом, даже иглы под ногтями пережил, не покончив с жизнью до сих пор.       Следующая пара досье содержали в себе лица, что в действительности были причастны к протестам. Один из них, самый старший и в обычное время самый наглый, умудрился под пытками выдать точную дату и время проведения митинга. — Твою мать, Генрих, — рычит под нос девушка.       Начиная читать досье с добытой информации, а не с путей получения, Скарлетт умудряется сперва осудить бывшего солдата. В раздел проделанных работ обычным людям лучше носа не совать, потом кошмары будут сниться вплоть до старости.       Естественно, местные новые коллеги Скарлетт были склонны к методам полного унижения пленных. Многие творили сексуальное насилие исключительно над девушками, когда как парням доставались страшные муки под профессиональными инструментами. Некоторые из местных заключённых девушек, Скарлетт была готова поставить на кон на все свои дорогущие туфли, уже забеременели в ходе пыток, и делать с этим, разумеется, никто ничего не будет. Родит — хорошо, пусть воспитывает. Не родит, а умрёт раньше — не важно, она или ребенок, — ладно, ничего страшного.       Скарлетт, естественно, не давали пленников женского пола, сразу рассчитывая, что никаких сексуальных пыток над ними из чистой женской солидарности не сможет осуществить. Это не только обидело Скарлетт, что с самого рождения привыкла считать себя лесбиянкой, но и разозлило. Таким образом она не сможет осуществлять помощь слабому полу, который так в ней нуждался.       Делать нечего, надо приступать к работе. В качестве первого человека для допроса она выбирает того, кто проболтался касаемо митинга. Изначально, сердце подсказывало придти к юноше, что неоправданно долго подвергался самым разным видам пыток и сейчас находится не в лучшем состоянии. Однако, долг велел устранить болтуна, пока тот не выдал ещё больше информации, чем уже успел.       Девушка впервые на работе переодевается в менее откровенный наряд. Для палачей предоставлялась личная форма, естественно в черных цветах, дабы крови не было видно. Имелись в комплекте и перчатки, при чём — всех видов и размеров. Вот и резиновые, и рожаные, и строительные, и с шипами, для особых случаев, и даже с мелкими иглами. Скарлетт выбирает чёрные, кожаные, что шли практически до локтя. Облачившись в чёрную рубашку и чёрные джинсы, оставив в кабинете даже лифчик, девушка в тапочках направилась к указанной в деле одиночной палате.       Разговор предстоял долгим. К счастью, местные ещё не успели напичкать всё здание вплоть до туалетов камерами, наблюдение имелось лишь снаружи здания, отслеживая периметр, они достались от прошлых владельцев. Наблюдать за разговором ни у кого не было времени, конкретный недобор среди персонала всех должностей вынуждал вызывать агентов на помощь. Вероятность слежки крайне мала, поэтому девушка так расслабленно завела диалог по приходу в палату.       Кажется, спустя переселение душевнобольных здесь тоже ничего не меняли. Тот же ремонт, те же кровати, та же тумбочка с обитыми углами, те же решетки на окнах и стойкий запах человеческих выделений, при чем, самых разных. Пленник сидел на кровати, прикованный длинными цепями к батарее за ноги, будто цепной пёс. Внешний вид мужчины оставлял желать лучшего. — Как настроение, Генрих? — с лёгкой улыбкой на губах поприветствовала Скарлетт. Она правда старалась не обращать внимания на заплывшие синяками глаза немолодого мужчины и пару выбитых зубов. — Смотрю, веселишься во всю здесь, да? — Ведьма, — произнёс полный надежды и восторга голос с характерным придыханием. Распознал он девушку по голосу, а не по виду, ведь из-за отёков мужчина просто не мог её увидеть. Протянув руки невидяще к Скарлетт, демонстрируя присутствие семи пальцев из десяти, мужчина едва ли не упал с кровати, не рассчитав с наклоном. — Я знал, что ты придёшь и за мной. — Я смотрю, что тебе не сладко пришлось, да? — спрашивает она, с печальным вздохом глядя на жалкое зрелище, что осталось от некогда бравого бойца. Она подошла к мужчине, без намёка на брезгливость позволила обнять себя за талию и опереться, утыкаясь распухшим носом в плоский живот. — Хочешь, чтобы я прекратила твои мучения? — спрашивает она, нежно вплетая пальцы с новеньким маникюром в остатки волос Генриха. — Я проболтался, ведьма, я не выдержал, — с досадой сообщает он. С глаз мужчины начинают сочиться слезы, что мелкими пятнами пропитывают чёрную, рабочую рубашку спасительницы. — На третьем пальце я сдался, я не мог больше этого терпеть, прости, — продолжал он, будто ребенок, что к матери прижимается, видя свою последнюю надежду. — Я слабак, я трус, я крыса. Я не заслуживаю более жить… — Ты постарался на славу, Генрих, — качает головой рыжая. Стараясь успокоить плачущего, крепкого мужчину, она видела, что на теле его и сантиметра живого не осталось. — Нам всем повезло, что мне стало известно о твоём маленьком поражении. В ином случае, все наши солдаты могли оказаться убитыми, или того хуже, в этих стенах. — Прости меня, я не смог, я не выдержал, я слаб, — быстро протараторил он. Наконец поднимая голову с попыткой заглянуть в глаза, Генрих старается сделать хотя бы крохотную щель между век, дабы увидеть её светлый образ. — Можешь убить меня, но сделай это так, чтобы никто не заподозрил, что ты сделала это из милосердия. — Не нужно мне объяснять очевидные вещи, дорогой, — продолжая нежно гладить по волосам уже ладонью, отвечает она, испытывая к мужчине весьма смешанные чувства.       С одной стороны, хотелось прикончить мужчину самым изощрённым способом. Он сдался, сдал всех в масштабной операции, которую готовили последние полгода, что легко могло привести к полному поражению. Он выдал не только время и место, но и приблизительное количество участников, их пол, расу, возраст, а также то, что будет из вооружения. Разумеется, на митинге больше будет простых людей, само сопротивление возьмёт на себя ответственность за координирование толпы, изредка появляясь в гуще событий, дабы предотвратить что-то страшное. Об этом Генрих тоже рассказал, досье содержало в себе совершенно правдивую информацию.       С другой стороны, разумеется, девушке было банально жалко измученного пленника. Оказаться на месте Генриха или любого другого здесь — хуже смерти. — Я надеюсь, что у вас всё получится, — улыбаясь без основной части передних зубов, произнёс он. Вновь усевшись на постели и подмяв под себя опухшие ноги, на которые и ступить не мог, Генрих опустил взгляд, уже представляя как в раю встретится с павшими товарищами. — Вы обязаны свергнуть этих демонов, вы обязаны сделать эти земли вновь великими. — Мы постараемся, — скрестив руки на груди, говорит она. Оглядываясь по комнате, ей приглянулось весьма очевидное оружие, с помощью которого она сможет осуществить показательное самоубийство, списав обстоятельства на то, что пленный просто украл инструмент.       Отступив на несколько шагов назад, к ящику с инструментами, девушка отпирает навесной замок ключом и достаёт опасную бритву. Она сможет разрезать плоть с поразительной лёгкостью, что сделает процесс максимально простым и почти комфортным, если исключить общее психологическое напряжение.       Подходя к мужчине вновь, сжимая в правой руке блестящий инструмент, Скарлетт с тоской снова оглядела мужчину с ног до головы. Измученный, убитый и морально, и физически, Генрих, совсем не напоминал того хвастливого, вечно шутящего глупые анекдоты товарища. Уже нет. Сейчас он просто человек, который более не желает от жизни денег, красивых женщин или полных бокалов. Он желает только смерти. В глазах Генриха читалось желание, пусть они и заплыли тяжёлыми гематомами, и это значительно упрощало достижение цели для Скарлетт. Если бы он сопротивлялся — ей бы пришлось применить силу. — Ты готов? — кратко спрашивает рыжая. Она на прощание нежно касается кончиками пальцев руки Генриха, вынуждая перевернуть запястья венами вверх. — Я готов, — также коротко отвечает он, сглатывая тугой ком в горле. По коже бегут мурашки, каждая из ран будто и вовсе перестаёт болеть, добавляя уверенности в принятом решении. — Я верю в вас, вы обязательно одержите победу.