Портрет бабочки.

Реальность постепенно начинала пропадать, будто распадаясь в серой дымке. Томиока не врал, ему действительно нужно было отоспаться. Все вокруг, от белых стен и потолков до стерильно чистых халатов и словно приглушенных неведимой завесой голосов персонала словно давило на него многотонным грузом, старалось раздавить, стереть в пыль его существо. Голова раскалывалась на куски, назойливый шум, сочившийся отовсюду: из под земли, из стен, из света больничных ламп, из воздуха и даже от него самого, становился все громче, громче, ГРОМЧЕ! Он чувствовал, он должен закричать, он должен выпустить свою боль, иначе он умрет!!! Но Гию молчал. Он терпел, словно одержимый, несмотря на страшную боль, сжимающую его голову точно тиски, несмотря на животный страх. Как добрался до своей палаты, Томиока не помнил. Помнил только то, что буквально врезался в железное изголовье кровати, когда его скрутил очередной приступ кашля. Весь пол под ногами стал липким и горячим, а назойливый, ядовитый пурпурный цвет и кислый, отравленный запах глицинии распространились по всей комнате. От этих ощущений ему было так невыносимо душно, так мерзко, что Гию потерял от них сознание, проваливаясь в сладкое беспамятство. Наверно, в глубине своей души парень надеялся встретиться во сне с своей музой, с Шинобу, но в этот раз внезапно все оказалось по другому. Он очнулся в бесконечной, серой пустоте. Здесь не было ничего, ни запахов, ни цвета, ни даже таких понятий, как пол, стены или потолок. Может быть, в этом месте не существовало даже гравитации и ощущение опоры под ногами являлось лишь плодом больного воображения. Темноволосый с некоторым напряженным испугом осматривался вокруг себя. Нет, все же это место лишь показалось ему пустым изначально, а на самом деле здесь было очень много чего. Странные тени причудливых форм, что отбрасывались из ниоткуда в несуществующие плоскости, разломы в пространстве, больше похожие на трещины в зеркале. -Что это такое? -прошептал Гию, касаясь одного из разломов. Он оказался чертовски холодным на ощупь, словно кусок льда. -Плод твоего воображения. -раздался сзади вкрадчивый, мертвенно спокойный голос. -А если быть точнее, твоей параноидальной шизофрении. Парень развернулся и увидел...самого себя. Томиока будто смотрел в зеркало, не шевелясь и затаив дыхание, а его двойник все приближался и приближался. Лицо его не выражало ничего, лишь скупой, даже несколько скучающий, словно от появившийся от "нечего делать", интерес. Пронзительно синие, будто лёд, глаза двойника смотрели почти что безразлично, лишь с маленькой, едва заметной ноткой желчного презрения. Наконец, клон остановился в паре шагов от него, скрестил руки на груди и уставился тяжелым, неморгающим взглядом Томиоке в лицо, будто ожидая каких-то слов от него. -Ты это я...А я это ты? -недоверчиво осведомился Гию и все же невольно сделал шаг назад. Давление от ауры его двойника шло просто колоссальное, будто на него давил не человеческий взор, многотонная каменная плита. -И да, и нет. -кивнул головой двойник, слегка прищуривая глаза, а затем потянулся к застывшему намертво Томиоке, касаясь кончиками пальцев его лица, и провел по нему, ощупывая каждый миллиметр его кожи, скул, челюсти и наконец шеи, словно прицеливаясь, как же удобнее ему будет придушить его. -Мы - это две половины одной личности, расколотой на куски...У нас такая хрупкая психика, не так ли? Стоит лишь один раз хорошенько ударить по ней, и она лопнет, точно дрянное стекло. -Что тебе нужно? -неприязненно отозвался Гию и сделал шаг назад, разрывая тактильный контакт. От движения, будто его копия и вправду разбивала молотком символическое "стекло" их психики, темноволосому становилось еще страшнее, хоть он всеми силами и пытался это не показывать. -Что мне нужно? Знаешь, я верю лишь в одну вещь. Бесполезные люди...должны исчезнуть. Они как опухоль на обществе. И более никчемного, бесполезного, жалкого и отвратительного существа чем мы я в жизни не встречал. -с этими словами двойник подошел еще ближе и наклонился вперед, продолжая нашептывать свою речь вкрадчивым шепотом, постепенно принимающим ненавистные, злобные нотки. -Но ты, мерзавец, совсем не стыдишься этого! Отдай тело мне, и я быстро завершу эту...бессмысленную трату времени и ресурсов всех остальных. -Что? -из всего буквально выдохнутого ему в ухо монолога Томиока понял лишь одно: его двойник совершенно чокнулся, потому парень вновь сделал два шага назад. -В нашей жизни, по твоему, нету смысла? С чего ты так решил? В жизни каждого человека есть смысл! -Да ну? -брови второго Гию поднялись, выражая сдержанный сарказм, а голова наклонилась слегка набок. -Тогда в чем же смысл нашего существования? -Есть масса причин продолжать жить. -начал Томиока, загибая свои пальцы. -Мы творим искусство и мне доставляет это удовольствие. У меня есть цель-выздороветь и заняться чем-то вроде создания дизайна для одежды или же другой вещью, связанной с рисованием. У нас есть Шинобу... -То как ты произносишь имя этой девушки...С такой мечтательностью и влюбленностью...Аж блевать тянет. С чего ты решил, что ты имеешь право на такие чувства? -с тем же абсолютно спокойным выражением лица двойник в два шага подошел к нему и вцепился обеими руками в горло. Пальцы его, словно тиски, сдавили шею железной хваткой, не давая сделать и единого вздоху. -Разве ты не видишь, что мы просто животное? Все наши порывы, действия и мысли руководствуются одними лишь инстинктами. Наше искусство - пустышка. Наши мечты - лишь способность чуть более развитого, чем у шимпанзе, мозга. Наше чувства к Шинобу...лишь естевственный инстинкт, толкающий к размножению, набор биохимических реакций. Хотя то, что в конечном счете именно это убивает тебя, достаточно необычно для такой мрази. Разве я не прав? -Твои взгляды на мир...неправильны. -прохрипел Гию, силясь порвать хватку, сжимающую его дыхание. -Искусство - это понятие, подверженное субьективному суждению. Обычный черный квадрат считают одной из величайших картин! И что ты там говорил? Шимпанзе? Тогда почему я могу здраво рассуждать о чувствах, анализировать эмоции и мысленно подвергать себя самокритике? Химические реакции? Если ты не видишь в этих чувствах нечто больше столь узких понятий, то ты глупец! Зачем тогда, теряя любимого человека, мы плачем и скорбим по нему? Ты не просто не прав, ты в корне заблуждаешься! С этими словами Томиока сумел разжать свои же руки и оттолкнуть лжесебя. Такого отвращения он не испытывал уже очень давно, но синие глаза смотрели уверенно, с полной решимостью постоять за себя и свои убеждения, даже если бы на них покушался он сам. Двойник в ответ на это лишь вздохнул и стал разминать пальцы, с тем же скучающим видом смотря на Гию. -Какая наглость, ты допускаешь ставить себя как равного с другими, нормальными людьми. Не отрицаю, у них действительно так все и работает, но мы с тобой - лишь две половины одной личности, мы не полноценный человек. -тон копии постепенно из спокойного становился угрожающим, а бледные руки сжались в кулаки. -Однако, судя по твоему самонадеянному взгляду, мусор, ты так и не планируешь соглашаться со мной. Чтож, очень хорошо. Тогда проверим, кто сильнее, пустые эмоции или холодный расчет? Два Томиоки рванули друг на друга, избивая, хватая друг друга за волосы, стараясь выколоть глаза, кусаясь и лягаясь, после чего покатились общим шариком из двух барахтающихся тел в не пойми какую сторону относительно пространства и времени, но с неизменным желанием уничтожить свою вторую, такую неправильную и тошнотворно уверенную в своей бредовой позиции половину, хоть и не было понятно, кто в конечном итоге одержит вверх. ****************************************

Спустя некоторое время

Синие глаза распахнулись, тяжело уставившись в потолок. Чувствовать себя в своем теле было безумно приятно, в особенности после столь долгой разлуки с ним, но еще приятнее было осознавать, что личность этого сентиментального мусора была наконец подавлена, запихнута в самые дальние уголки подсознания, словно колода карт, а значит не будет беспокоить его в ближайшее время. Значит, можно спокойно заняться делом, не отвлекаясь ни на что. Ах, как же это все-таки глупо и безнадежно, то, как люди веруют в то, что могут быть ответственными. В конечном итоге нас может отвлечь любая мелочь, ровно как и животных, хоть и несколько разного характера, но какая в конечном счете разница между странным запахом на своей территории и лишней кружкой кофе, если они одинаково отвлекают от поставленной задачи? В комнате стояла полная тишина и почти что кромешная темнота. Как это мило, ни храпов, ни свистов, они выделили такому куску мусора целую отдельную палату! Или же, психически больных в последнее время стало слишком мало, вот соседи и не обьявились? В любом случае, так даже было лучше. Никто не помешает его маленькому, но такому полезному делу. Еще несколько минут потребовалось ему, и Гию привык к темноте, после чего аккуратно встал с кровати, шлепнув босыми ногами о холодный, гладкий паркет. Комната была небольшая, всего одна койка, на которой Томиока и покоился, тумбочка с лампой на ней, бежевые, чистые стены, ну и в принципе все. Так просто, тепло и уютно, точно в каменной пещере...Люди не меняются даже спустя миллионы лет "развития". Встав с кровати, он подошел к окну и взглянул в него. На улице тоже еще было темно, но восток постепенно, медленно начинал алеть, даже несмотря на клочья серого тумана, витавшего между каменных сутулых развалин многоэтажек и железных нагромождений, звавшихся машинами. Значит, время еще есть, хоть делать всё и стоило быстро. Значит, он никому не помешает своим маленьким действом. В таком случае, как же ему стоило убить себя? Сброситься из окна? Нет, всего второй этаж, при всем желании, не выйдет. Разбить окно и вскрыть себе вены осколком стекла? Это поэтично, но портить чужое имущество...так низко и ничтожно, а хуже отсутствия развития и пользы был только упадок. Повеситься? Такая же ситуация. А задушить себя в этой комнате было решительно нечем, разве что попытаться своей же больничной рубашкой, но это очень сомнительное мероприятие. Однако в его голову все же пришла одна простая, но хорошая мысль. Разбить себе голову об стену, вот идеальный вариант! Да, будет много крови, но стену головой он точно не сможет разбить, а заодно уборщику набавят зарплату. В таком случае, почему бы и нет? Причин против не было. Подойдя к стене, темноволосый уперся в нее обеими руками, любовно почти погладил, ласково улыбнулся холодной, твердой поверхности, а затем с размаху саданул по ней головой. Кровь хлынула вниз по лицу, попадая на пересохшие губы, в ушах раздался противный звон, а в глазах будто звезды загорелись, но Гию даже наслаждался этими ощущениями. Так ощущалось его дело! И он ударил снова. И снова. И снова, снова, снова, снова и снова, все более и более сильно, интенсивно, размашисто, с мрачным упоением своей работой, несмотря на то, что Томиока едва мог стоять и не падал от боли и многочисленных сотрясений лишь благодарю упору рук в стену, а кровь так и била во все стороны неудержимым фонтаном. Он не помнил, на каком ударе в комнату ворвались санитары. Но по крайней мере, Гию уже плохо мог слышать и видеть, а уж тем более двигаться, потому скрутили его очень быстро, натянули смирительную рубашку, потащили куда-то...Томиока чувствовал лишь сожаление. Быть так близко к цели, и не завершить её! Ужасно, просто ужасно. Видимо, он и вправду был настолько никчемен, что не мог даже покончить с собой. Парень не сопротивлялся, ни когда его вязали и тащили в изолятор, ни когда ему забинтовывали рану на голове. Он просто молча лежал и с скучающим видом наблюдал за тем, как встает солнце за окном. -Безумец. -послышалось вдалеке. Гию не любил подслушивать, но сейчас нечайно это сделал. -Вы называете меня безумцем? -Томиока картинно повел плечами и вывернул голову, чтобы лучше видеть то, откуда донеслось это едкое слово. -Безумец ничего не знает. А я знаю, я знаю всё, что нужно знать о аде, рае и земле. Я знаю, почему я должен умереть. Это моя чертова никчемность! Так как я могу быть безумен? Ответом стала тишина. Белые стены изолятора схлопнулись над ним, не давая ни слышать, ни видеть абсолютно ничего. Он мог лишь чувствовать, по тому, как накалялся воздух, что приближается, постепенно расцветает, полыхает адским западом на востоке, сжигая все на своем пути: деревья, дома, машины, людей, дьявольски жаркий, багровый рассвет, шедший сюда, словно долгожданный палач. Гию было не до сна, он ждал, мучительно ждал, и тихий звук шагов за дверью бил, словно зазубренный нож, раз за разом разрывая уши и голову на мелкие кусочки. Хотя, конечно, в глубине души парню было все равно. На то, что может смерть, а может что-то еще шли за ним в пять часов утра, что боль сжимала голову и грудь, словно тисками, что тяжело было даже дышать. Пускай он должен испытать муки ада, пускай на казнь его никто не придет, пусть крики ненависти и были бы лучшей наградой, как знак того, что в смертный час он не одинок. Он был земная тварь, отброс, бессмысленный кусок мусора, а значит не имел право ни на блаженство рая, ни на земные мечты. Но смерть всё никак не могла прийти к нему, медлила, не спешила, то ли будто брезгливо осматривая его, сомневаясь, брать ли такую падаль, то ли вообще не хотела забирать его. А ощущения, мысли и странные покалывания в груди всё росли, росли, РОСЛИ! -Господи, хватит! -закричал Томиока, ужом извиваясь по белому, мягкому полу изолятора, стараясь зажать уши и глаза, чтобы не видеть и не слышать пустоты, разрывавшей его на части. -Хватит! ХВАТИТ!!! Просто убей меня уже наконец! Однако этому не суждено было случиться. Все вокруг, от дежурных врачей, наверно пристально наблюдающих за ним, до стен и потолка изолятора равнодушно игнорировало его, так что спустя несколько минут немыслимых терзаний Гию затих, заполз, подобно червю, в самый дальний угол камеры и свернулся в нем калачиком, будто надеясь оттолкнуться, спрятаться от всего мира.