Портрет бабочки.

Сон шел урывками, то пятнадцать минут сладкой дремы, то пятнадцать минут пустого глядения в потолок. Стоило закрыть глаза, и Шинобу начинала видеть Томиоку в старинной одежде, о чем-то спокойно, но быстро говорящего ей, стоило открыть, и лишь темно-серое марево потолка. Наконец, терпение девушки лопнуло, и она, чертыхнувшись, пошла в ванную за снотворным. Осторожно, чтобы не разбудить Канаэ, она прошла в ванную и щелкнула выключателем, зажигая лампочку. Красные от недосыпа и непривычки к свету глаза зашарили вместе с руками по полкам. Наверху снотворного не оказалось, пришлось наклоняться к нижним шкафчикам, однако стоило Кочо найти нужную баночку и выпрямится, как она увидела в отражении...саму себя, но в том странном образе, в котором её рисовал Томиока: темная форма, традиционные сандали с деревянной подошвой и полупрозрачное, белое, словно крылья мотылька, хаори с таким узором по краю, что создавалось впечатление, будто эта девушка - удачная хуманизация бабочки. Лицо её было мертвенно-бледным, а от плеча до середины груди шла долгая, рубленая рана, обрамленная широкой полосой крови. Но даже несмотря на это, пурпурные, фасеточные глаза смотрели весело, а привидение задорно улыбалось. -А..! -Шинобу попыталась испуганно крикнуть, пусть и непроизвольно, но привидение одним незаметным движением закрыло ей рот, все также беспечно улыбаясь. -Чщщ... -тихонько прошипел призрак, шутливо прикладывая палец к белому, обескровленному рту. -Не надо кричать, а то Канаэ проснется. -Кто ты...такая? -прошептала Шинобу, стоило призрачной руке отойти от её лица и дать заговорить. -Что тебе нужно? -Я это ты, только из прошлой жизни. -улыбнулся призрак, взмыл под потолок ванной и совершенно невозмутимо встал на него, убра руки за спину и свешиваясь головой вниз. Что еще странее, ни волосы, ни одежда не падали вниз. -Я хочу помочь тебе. И...как же? -осторожно спросила Кочо, настороженно вглядываясь в слегка светящееся лицо. -И в чем именно? -Со временем поймешь. -хитро улыбнулась прошлая Шинобу и спрыгнула вниз, приземляясь аккурат вплотную к настоящей Кочо. -А помочь я хочу советом. Слушай внимательно и запоминай. "Когда рисунок выходит плохо, сотри его." Поняла? Вот и ладушки. Пока! -Что? Подожди! Что это зна... -начала было девушка, однако договорить не успела. С той же загадочной улыбкой призрак растворился в серебристую дымку, та еще повисела немного, клубясь и переливаясь в темноте, а затем тоже исчезла, оставив Шинобу в полном недоумении и с кучей вопросов. Какой рисунок? Зачем стирать его? Почему она сказала ей это? К чему эти слова относились? Это какой-то ребус или загадка? Однако задать их было уже некому, так что, видимо, прийдется гадать, что же её прошлая личность, представленная таким странным духом имела в виду. Однако в следующий будильник взорвался радостным трезвоном и Шинобу от неожиданности аж подпрыгнула в кровати. От такого резкого пробуждения у нее даже потемнело в глазах, хоть и казалось, что в полумраке, царившем на просторах еще зашторенной спальни, сделать это было невозможно. Машинально хлопнув ладонью по механизму, Кочо отключила его и уставилась пустым взглядом в стену. Получается, все произошедшее было лишь сном? Но все это было так реалистично, так...отпечатывалось. Даже посидев еще с пять минут, одевшись и отправившись завтракать, девушка никак не погла перестать думать о сне и о странных словах призрака, едко засевших в голове. *****************************

Спустя несколько часов

Настроение было не то что бы отвратительным, но пасмурным. Сегодня ночью произошла смена личности Томиоки, и он снова вернулся к тому, с чего они начинали - мрачному, игнорирующему все на свете суециднику. Так что теперь ситуация их первого разговора в больнице повторялась - Шинобу стояла посередине комнаты с целью разговорить пациента, а Гию угрюмо, неподвижно сидел в самом дальнем углу изолятора, не поднимая головы. Свет от лампы периодически мигал, гоняя силуеты теней по всей комнатей в безудержном, беспорядочном вальсе, изредко обрушиваясь на головы и светлые больничные одежды людей. Белые, мягкие стены неприятно давили со всех сторон, потихоньку продавливая психику, а вкупе с тишиной это ощущение было вовсе невыносимым. -Итак. -негромко произнесла Кочо, чтобы не показывать своего раздражения. -Ты опять стал...таким. И как ты себя чувствуешь? -Вы...опечалены этим? -в этот раз долго не пришлось ковырять Томиоку и он ответил сразу же, подняв изучающий взгляд синих глаз на неё. -Забавно. Я не думал, что это ничтожество в мое отсутствие так много наворотит. -Ничтожество? Ну чтож, по крайней мере я уверена в одном. Это не простое раздвоение личности. -Шинобу говорила практически вполголоса, а пальцы её мелко подрагивали от хорошо сдерживаемой злости. Просто удивительно, как ненависть и любовь привязанность может переплетаться по отношению к одному и тому же человеку. -Это дисоциопативный раскол, или же серая тульпа. Обычно две личности, находящиеся внутри человека, происходят от раскола оригинала на две половинки, испытывающие взаимную ненависть и полную противоположность взглядов. То есть, сейчас в тебе два разных человека, представляешь? -Зачем вы читайте мне лекцию, пусть и весьма правдивую? -тонкие, черные брови парня слегка выгнулись вверх, выражая саркастическое удивление. -Скажем так, вопрос стоит в том, какая личность сильнее. -терапевт подошла на два шага ближе и ядовито улыбнулась. -Более сильная личность подавит слабую, и она со временем испарится. И знаешь, я научу второго, нормального тебя, как контролировать дрянь в твоем лице. -С этим вы слегка опоздали. Я уже подавил его. -с этими словами Гию тоже улыбнулся, но несколько горько, изломанно, а затем он выгнулся в спине и его грудь разорвал тяжелый, судорожный кашель, сопроводившийся целым фонтаном крови и огромным количеством лепестков оттенка глубокого индиго. Стоило приступу отпустит его, и он обессиленно растянулся на полу. Лицо парня превратилось в иссохшую гипсовую маску, дыхание участилось, а синие глаза потускнели, приняв оттенок грязного стекла. -Мерзавец... -прошептала Шинобу. Вот теперь ей действительно было горько, а во рту, под небом, почему-то неприятно закололо. Осознание того, что тот сентиментальный художник, с которым она успела сблизиться за последние несколько недель, больше не появится на свет, действительно ранило, причем настолько сильно, что она даже не понимала, почему, а ненависть к сидящему перед ней человеку все росла и росла... -И тем не менее, судя по тому, что ты тоже исторгаешь эти цветы, ты тоже втрескался в меня по уши. -уничижительный взгляд пурпурных глаз уставился пациенту прямо в лоб, словно пытаясь испепелить его прямо на месте. -И от этого мне неприятно, честно скажу. Однако менятся, как человек, ты явно не будешь, тебе же плевать, что тебе хотят помочь. Проще убить себя, не так ли? Хорошего дня, Томиока. Выдав эту тираду в лицо все еще лежащему на полу в полной тишине пациенту, врач развернулась и вышла из комнаты изолятора. В груди и голове было пусто, будто дырку проделали, а усталость навалилась на плечи такая, что казалось, будто она отпахала три смены на заводе, причем подряд. Что ей теперь надо было делать с этим проблемным пациентом, Кочо и представить не могла. В голове не оставалось ни единой идеи, ни малейшего желания что-то дальше делать. Коридоры больницы внезапно показались ей тесными, душными, словно давящими со всех сторон, а может, просто эмоции вкупе с воображением разыгрались. Однако на выходе её уже поджидал директор больницы с очень хмурым выражением лица. -Кочо. -негромкий, твердый голос заставил девушку на секунду замереть, а затем повернутся к начальнику. -В связи с тем, что мы сейчас услышали во время вашего разговора и общим состоянием пациента, вы отстраняетесь от надзора за ним. Благодарю за проделанную работу. -И...что с ним будет? -также ровно, размеренно ответила Шинобу, глядя прямо в серьезные глаза, спрятанные за очками, хоть внутри у нее все похолодело от разочарования и чувства оглушительного фиаско. -Гию останется в заключении, до тех пор, пока суд не постановит неизлечимый недуг, и его не усыпят. -пожал плечами директор и совершенно невозмутимо стал прочищать свои очки. -Постойте! -внезапно вырвалось против воли одно слово. На секунду ей захотелось, чтобы его не услышали, но директор поднял свой взгляд. Губы Кочо пересохли, надо было придумать что-то, что могло бы перевернуть ситуацию в нужную сторону. Мозг лихорадочно заработал, перебирая в памяти всё, что было, но как назло ответа не находилось. В голове витала абсолютная пустота, и лишь только одна фраза, по странному стечению обстоятельств осталась в ней, фраза, произнесенная призраком её прошлой жизни. Когда рисунок выходит плохо, сотри его. Но как это могло помочь? Что это могло значить? И значило ли вообще? Может, ей просто привиделась какая-то бредовая фраза, принятая чрезмерно серьезно из-за реалистичности посетившего её видения? Или...нужно было что-то стереть? Или кого-то? -Я поняла! -неожиданное осознание вырвалось несколько превысившим приличные рамки восклицанием, но уже через пару секунд Кочо потупилась. -Простите. Я знаю, что делать. Мы проведем пациенту процедуру "Монтаук". -Монтаук? -глаза директора полезли на лоб от удивления, а нервно дрогнувшая при произнесении названия этой процедуры рука чуть не выпустила очки. -Вы хоть понимаете, что это за процедура? Её нельзя выполнять без согласия пациента! -А мы спросим у него согласие. -невозмутимо откликнулась Шинобу и вновь повернулась в сторону изолятора, уже на ходу произнося следующую фразу. -И мне кажется, он не будет против! *****************************************

Спустя еще какое-то время

Человеческие желания могут быть как и легко читаемыми, так и совершенно непредсказуемыми. Наверно, способность предугадывать их больше зависела от того, насколько хорошо ты знаешь человека, а не от общей способности к эмпатии, ведь как можно, к примеру, спрогнозировать то, что захочется совершенному незнакомцу? Кто знает, может он психически болен, или же напротив, настолько преисполнился в своих сознании и жизни, что дошел до того этапа развития, или может деградации, что уже ничего не желает или не способен желать. В любом случае, склонность человека мечтать, желать, а главное представлять свои цели, стремления и то, как они будут достигаться, была одним из главных его отличий от животных, хоть и очень неподатливой для прогноза. Однако, на протяжении всей истории люди всегда испытывали страсть к двум вещам - жалости к своей драгоценной персоне и обладания никому более кроме них не подвластной силы. Шекспир, Дантэ, Лермонтов, да и в принципе почти все творческие личности на раннем этапе своего становления великими писателями и поэтами писали свои оениальные мысли, лишь чтобы надавить на человеческую жалость, выставить свои душевные и интеллектуальные страдания напоказ, и часто успешно. Какой человек не плакал и не сочувствовал героям, читая о смерти Донкихота, разбитом сердце Чацкого и трагической жизни Печорина? А уж желание сверхестевственной силы и вовсе било через край даже в куда более старшем возрасте. Кто не ассоциировал себя с главным героем, читая о похождениях Дантэ по аду, о Алладине с его волшебной лампой и богатырях, способных одним махом уложить улицу врагов? На протяжении всей истории люди хотели этих двух вещей... Но Томиока не хотел. Вовсе не потому, что ему это было чуждо. Он уже не чувствовал, не считал себя человеком, а скорее просто ошибкой мироздания. Жалеть нужно искалеченных морально и физически людей, бездомных животных и страдающую от техногенного паразитизма природу, но вовсе не такую дрожащую тварь, как он. О неземных, божественных силах были достойны мечтать лишь те, кого можно было назвать людьми, но вовсе не он. Однако, несмотря на это, к нему все-таки проявлял жалость один одновременно маленький телом, но неизмеримо огромный душой человек, девушка с фасеточными глазами темного пурпура, Шинобу Кочо. Знай бы она, сколько бессонных часов Гию провел в изоляторе, мучаясь вопросом, зачем же она все-таки это делает, то навярняка бы поразилась. Даже несмотря на то, что он не имел права, Томиока мог размышлять об этом сутки напролет, раз за разом перебирая в голове их немногочисленные беседы, от чего из его груди периодически вырывались цветы вперемешку с кровью. Однако теперь все обстояло еще интереснее, чем раньше. Ему предложили сыграть в своего рода лотерею, проведя одну занятную процедуру "Монтаук". В своем роде, выйграть могли обе стороны, как и его, как и того ничтожества, что Томиоке удалось не так давно подавить. Если процедура пройдет неудачно, то он точно умрет, наконец очистив мир от своей скверны. Если пройдет успешно, то последние полгода сотрутся из его памяти, а следовательно, его личность вернется к тому, какой была раньше, еще до раскола, вызванного сновидением. Зачем ему соглашаться на это, парень не очень понимал, ведь желанная смерть была совсем рядом. Но все же, её глаза смотрели так убедительно, что Гию просто не находил в себе сил сказать твердое нет, теперь проводя уже который час подряд в тяжелых размышлениях. Однако, наконец, он пошевелился и приподнял свою голову, глядя в окуляр камеры изолятора. -Эй. Я знаю, вы слышите. -раздался глухой, хриплый голос. -Я согласен провести вашу операцию. По другую сторону окуляра облегченно выдохнула Шинобу, устало откидываясь на спинку одного из кресел с вымученной улыбкой. Теперь у них появился пусть и маленький, но шанс на спасение Томиоки.