Портрет бабочки.

Сны - это прекрасная часть человеческого воображения. Жаль только, что порой они или становятся слишком обьемными, чтобы отложиться в памяти, или же мозг вовсе отказывается их запоминать, считая бесполезным шлаком. Потому, зачастую, просыпаясь мы все еще помним то, что снилось нам, но уже спустя несколько минут не сможем рассказать ни одной детали, или вовсе проснемся, абсолютно забыв, что наша голова творила с нами ночью. Тосно также было и с Шинобу. Сон растворялся перед глазами медленно и плавно. Пропадал постепенно овал бледного лица в обрамлении черных, как смоль, волос, пропадало половинчатое одеяние, рассыпаясь в тумане полудремы, вызванной чьими-то мягкими толчками в плечо и ласковым, знакомым и таким близким, родным голосом: "Шинобу, вставай" В этот раз утро началось не с противного звонка будильника, а с теплой ладони Канаэ и её ласкового шепота: "Пора вставать, сестренка." Шинобу нехотя открыла один глаз, потом второй, и наконец со вздохом окончательно проснулась, проморгалась и села в кровати, пока что еще позволяя распущенным волосам падать ей на лицо, плечи и спину. -Канаэ! -радостно воскликнула младшая Кочо, протирая заспанные глаза. -Вернулась таки. Ну и долгая же командировка! -И не говори. -хихикнула старшая и поднялась с кровати, с любовью глядя на сестру после долгой разлуки -Ты пока что приводи себя в порядок, завтрак я уже приготовила. Старшая сестра вышла из комнаты, а Шинобу принялась собираться, одевая скинутую на деревянное изголовье кровати одежду и приводя волосы в типичное положение - всё собрано на затылке заколкой, и только пара прядей идут вокруг лица. На её лице все еще лежала немного мечтательная, счастливая улыбка. В этом, пожалуй, и заключается еще одно отличие людей от животных: братья наши меньшие не могут по настоящему любить кого-то. Когда детеныш вырастает и уходит из под родительского крыла, он быстро забывает мать и братьев, и встретив их через несколько недель уже не будет помнить, кто они. Это не вызовет трепетание в его сердце, не вызовет прилива любви после разлуки, это не вызовет ничего. А вот люди, напротив, могут целые годы не видеть того, кем дорожат, но стоит им повстречать его, и даже самое каменное сердце будет разрываться от счастья... Одевшись, Шинобу спустилась вниз, на кухню, где уже стояла пара тарелок с завтраком: одна еще не тронутая, с девственно чистыми приборами, а на второй яичница наполовину исчезла в голодном, улыбчивом рту старшей Кочо. Младшая последовала ее примеру и уселась рядом, начиная уплетать свою порцию за обе щеки. -Смотри не подавись. -улыбнулась Канаэ, проглатывая поджаренный до корочки желток целиком. -Ой. -фыркнула Шинобу с наполовину набитым ртом, от чего её голос звучал невнятно. -Шама шебе эфо шкаши. Шлопала вше, как вофобушек. -Ах-ха-ха, ладно, один один. -расхохоталась старшая, откинувшись на спинку стула, а затем хитро посмотрела на сестру -Кстати говоря, могу ли я одолжить у тебя помаду? -Ну...да. -пурпурные глаза младшей с непонимающим подозрением уставились в задорные очи Канаэ и она проглотила пережеванную пищу. -Зачем делать такое хитрое лицо? -Ну как сказаааааать. -задумчиво протянула старшая Кочо, все также задорно смотря на свою сестру. -Раньше ты вообще не пользовалась помадой. Неужто парень появился? -Что? -брови Шинобу поползли вверх, выражая недоумение, а затем резко обрушились вниз от приступа хорошо скрытого за завесой веселого тона и улыбки раздражения. -Пхах, нет, ни в коем случае. Просто... И в этот момент девушка внезапно поняла, что и сама не понимает причины. Действительно, зачем она купила и, мало того, даже использовала помаду далеко не один раз? На кого ей нужно было производить впечатление? От такого непонимания она начинала злиться, причем довольно сильно, но все также очень сдержанно, не показывая остальным и грамма истинных эмоций. -Просто ты была права! Так я выгляжу более презентабельно. Еще вопросы? -Ладно, ладно, убедила. -старшая сестра шутливо замахала руками, признавая свое поражение, хоть она еще и улыбалась. -И да, уже полвосьмого. Тебе вроде к восьми надо? -Черт, я опаздываю!!! Быстро запихав остаток завтрака себе в рот, Шинобу вскочила со стула и побежала одеваться, на ходу пережевывая огромный ком еды во рту. Пяти минут хватило, чтобы почистить зубы, намазаться помадой, одеться в приличного вида одежду и пулей вылететь из дома с всего лишь одной мыслью: только бы не опоздать! *************************************

Спустя полчаса

Как она домчалась до больницы, Кочо не помнила, но успела она буквально за пару минут до того, как можно с строгой уверенностью сказать: опоздала. Для нее собственная пунктуальность была чем-то необьяснимо важным. Да, если бы кто-то опоздал на пару минут вместо нее, то Кочо бы и ухом не повела, но свои опоздания, даже самые мизерные, девушка не могла терпеть, потому всегда приходила с запасом времени, порой слишком большим, но это было не так важно. В этом и заключалась еще одна, и очень большая, отличительная особенность человека от животных - люди способны подвергать себя самокритике, анализировать свои действия, находить даже самые мелкие ошибки и исходя из этого менять себя, приспосабливаться к практически любым, как физическим, так и психологическим условиям. Чудом никого не сбив по пути, девушка сдала свое пальто и уличную обувь в гардероб, одела уже привычные больничные тапочки и, наконец выдохнув, пошла на третий этаж, к своему пациенту. Тот оказался в общей комнате, будучи сидящим за журнальным столиком с простым карандашом и белым листом бумаги. Камешки глубоких, синих глаз напряженно бегали за рукой, что-то выводившей на листочке, а черные волосы падали вниз длинными струями, загораживая лицо и обволакивая плечи. Солнечный свет пробивался с улицы через окно, освещая Томиоку под таким углом, что казалось, будто он разделился на две половины, темную и светлую, впрочем, одинаково не обращающих внимания на окружающих людей. Наконец, Гию, судя по всему, закончил рисунок, дунул на лист, смахивая грифельную крошку, после чего поднял свой взгляд на стоящую прямо перед ним Кочо. -О, привет! -тонкие черные брови стрельнули вверх, а губы приподнялись в улыбке, показывая ровные белые зубы. Схватив листок кончиками пальцев, парень протянул его Шинобу. -Это тебе. Как дела? Осторожно развернув листок, Кочо взглянула на него и обомлела. На белом полотне бумаги осторожно складывались тонкие черные линии карандаша, образуя её портрет, но настолько реалистичный, обьемный и красивый, что без характерного тактильного ощущения карандашного рисунка казалось бы, что это фото. Девушка была изображена практически в профиль. Её фасеточные глаза внимательно уставились в колбочку с неизвестным дымящимся содержимым, поднятую на их уровень, тонкие, но ловкие пальцы осторожно пытаются капнуть из пинцета какой-то порошок, а руки и плечи её прикрыты стрынным, черным одеянием и полупрозрачной белой накидкой, похожей на крылья бабочки или мотылька. От этой картины у Шинобу почему-то начинало колоть где-то слева, между ребер, будто что-то изнутри тихонько, аккуратно, чтобы не сломать, било по ним миниатюрным молоточком. -Гию, это безумно красиво. -Кочо вернула свое внимание к подопечному, полностью превратившемуся в внимательный, выжидающий взгляд. -И все же, прости, но у меня есть один вопросик. Где ты взял образ такого одеяния? Почему именно так? -Ну как сказать. Это конечно прозвучит странно, но... -синие глаза ненадолго задумались, испуганно перемалывая мысль, стоит ли говорить ей такое, после чего парень все же ответил вполголоса, словно от смущения. -Ты мне до сих пор снишься. Каждую ночь. -Снюсь? -пурпурноволосая с подозрением уставилась на своего пациента. Сны. С одной стороны так романтично и возвышенно, а с другой...Все еще вспоминается чуть не убитый молотком гопник и то, каким тревожным, нездоровым тоном Гию говорил про сны в первый раз, еще там, в сарае. -И что же происходит в этих снах? -Ну как сказать... -Томиока задумался и почесал подбородок, словно пытаясь отрыть в нем ответ. -Много чего. Мы ходим по городкам и селам. Ты химичишь что-то. Фехтуем. Тренируемся. Но это самое основное, так сразу и не перечислешь, что мы еще делаем... Шинобу снова задумалась. С одной стороны, Гию уже показывал себя как абсолютно здоровый человек с очень хорошей эмоциональной и психической устойчивостью, связной речью, способностью логически рассуждать и даже выполнять довольно сложные действия как логического, так и механического характера. Но с другой стороны, возможная причина его сумасшествия до сих пор была с ним, являясь каждую ночь и каждый день, как и во снах, так и в реальности. Но наверно, все же стоило бы больше обратить внимания на то, что во снах... Однако внезапно сзади раздалось сдержанное мычание, и Кочо развернулась. Перед ней стоял один из пациентов, юноша с очень серьезной травмой головы, от чего ему приходилось буквально переживать жизнь заново, с самого младенчества. В данный момент этого младенца в взрослом теле заинтересовала цветная шариковая ручка в кармане девушки и он с восторженными глазами тянулся к ней. Шинобу же лишь улыбнулась и вынула пишущий предмет наружу. -Хочешь ручку? -ласково спросила она, погладив больного по голове, как ребенка, мягко ущипнула за нос, после чего отдала ему желанную игрушку. -Держи. -Ухыаааа. -радостно промычал парень и тут же засунул ручку себе в рот, принявшись сосать, а сам неловко и быстро обнял терапевта, как ребенок обнимает маму. Кочо в ответ только хихикнула, потрепала непослушные волосы пострадавшего еще раз, после чего подтолкнула его назад, поворачивая лицом к поставленному санитару, и лишь после этого повернулась к Томиоке. Однако увиденное заставило девушку невольно содрогнуться от ужаса. Лицо её подопечного превратилось в бледную, гипсовую маску, руки сжали карандаш до хруста в костяшках, а злобные синие глаза, смотрящие вслед другому пациенту, вместе с плотно сжатой челюстью выражали глубокую ненависть. -Гию? Ты в порядке? -начала осторожно Кочо и попыталась дотронуться до него, однако внезапно парня порвал приступ тяжелого, судорожного кашля. Томиока согнулся червем на крючке, едва не падая с дивана, а из его рта лилась лиловая кровь вперемешку ядовито-фосфоцирующими пурпурными лепестками неизвестного происхождения. Шинобу в ступоре смотрела на это, а Гию все продолжал содрогаться от судорожного кашля, извергая из себя целые бутоны этих странных лепестков, да так долго и сильно, что на полу образовалась нехилая лужа, внутри которой лежало дымящееся полупрозрачным паром соцветие. -Кхххххх... -прохрипел парень, отчаянно поднимаясь на ноги. Лицо его было мертвенно-белым, словно чистый снег, но настолько тусклым, что он напоминал призрака, в этой замызганной своей же кровью больничной рубашке. -Я...я...мне нужно отойти. Я хочу спать. Прошу прощения. С этими словами Гию быстрым шагом удалился, оставив Шинобу в полном непонимании ситуации и даже некотором испуге. Честно говоря, она даже успела забыть о том, что ее пациент испытывал такие проблемы со здоровьем. Что это вообще, черт побери, такое было? Как человек может откашливать неизвестные науке цветы в таком большом количестве? С здоровьем Томиоки явно было что-то не так, и уж лучше бы было выяснить, что именно. Однако рабочий день все еще продолжался, даже несмотря на то, что пациент ушел к себе, оставив витать дурное настроение и абсолютное недоумевание от того, что же произошло, прямо здесь, в этом пропитанном кровью воздухе. ****************************************

Спустя некоторое время

За окном уже давно стемнело, и кромешную темноту разгоняли лишь тусклые мерцания ламп в библиотеке. Шкафы с книгами, как диковинные исполины, выстроились вдоль стен, подбирая свое многотонное бумажное брюхо, чтобы не уронить его на старый, замызганный паркет. Тишина стояла почти что гробовая, ведь людей в столь поздний час обычно не было, и лишь одна Шинобу сидела здесь, нарушая сон томиков и стеллажей шорохом перелистываемых страниц уже шестнадцатой медицинской книги, да старик библиотекарь, наполовину сонно, наполовину умоляюще намекая ей взглядом "Ну уйди ты уже скорей, пожалуйста!" Впрочем, тщетно. Бледные, тонкие пальчики сосредоточенно перебирали пожелтевшую от времени бумагу, будто механические, но наконец Кочо не выдержала и зевнула. Она провела в библиотеке уже несколько часов, давно было пора ехать домой и ложиться спать, но что-то удерживало её тут. Ни запросы в поисковике, даже самые изощренные, ни одна из самых подробных медицинских энциклопедий не дали нужной информации, словно болезни, которой подвергся Томиока, вообще доселе не существовало. Оставалось проверить только одну книгу, "Мифические болезни и проклятья", однако название уже не внушало оптимизма на положительный результат, заставляя Шинобу чувствовать опустошенность в груди и голове, вперемешку с крохотной, почти незаметной ноткой панического отчаянья. Но все же, Кочо облизнула пальцы и принялась листать книженцию, в последней надежде разузнать хоть что-то. Однако, как ни странно, нужная информация обнаружилась на середине книги уже через несколько минут. От осознания факта этого Кочо лишь удивленно хмыкнула и принялась читать весьма витиевато написанный, но очень информативный текст: "Болезнь Ханахаки. Данное заболевание впервые было открыто еще в эпоху Сэнгоку, и на протяжении столетий оставалось весьма опасным и плохо изученным. Оно характеризуется следующими симптомами: слабость, малокровие и тяжелый кашель, с последующим отхаркиванием крови и цветков глицинии. (Сноска) -Глициния, или же благочестивые цветы, считалась сильным интоксикатором но также помогала изгонять или сдерживать темные силы. Нередко из неё изготавливали настойки и амулеты. Фото прилагается на странице 143. В чем же причины данной болезни? Долгое время Ханахаки считалась одной из форм туберкулеза, кто-то предполагал, что семена глицинии попросту прорастали внутри человека, от чего он и отхаркивал их, но все предположения оказались ложью. На самом деле, и именно поэтому Ханахаки называется болезнью неразделенной любви, ею болеет только тот человек, чьи романтические чувства по отношению к кому-то или безответны, или столь сильны, что в порывах ревности у больного могут случаться сильные припадки. Ханахаки невозможно лечить никакими лекарствами, прогнать болезнь могут только взаимные чувства, и если же больной не успеет за полгода добиться их, то он умрет." Наконец, Шинобу захлопнула книгу и с некоторым суеверным испугом вернула её на свое место на полке. В голове крутился бардак из мыслей. С одной стороны, данная книга предоставила очень развернутую информацию о нужной болезни, а с другой, может все это просто суеверия, и у Ханахаки есть другая причина? Но нет, как назло вспоминался ненавидящий, ревностный взгляд Томиоки сегодня утром и то, как его сразу же после этого скрутил приступ жестокого кашля. Получается, что информация из книги была правдой. Но в таком случае следует несколько выводов: Томиока до смерти влюблен в нее, что звучит безумно романтично, а еще на пару с его психопатией яндэре болезнь может сыграть с ним очень злую шутку. И всё же, теперь, когда дело стало принимать более личностный оборот, напрямую связанный с её эмоциями и чувствами, все становилось безумно сложным. Ну почему все так запутано? Почему все так непонятно? Девушка вернула по полкам все пузатые стопки книг, потушила настольную лампу, попрощалась с облегченно выдохнувшим от ее ухода библиотекарем, наконец получившем возможность поспать, вышла из здания, прямо в обьятья весенней, прохладной ночи, села за руль автомобиля и поехала наконец домой. Вокруг все еще мелькали изредко, как миниатюрные маяки, машины. Может, на них сидел кто-то такой же, для кого ответы важнее сна, а может кто-то просто загулялся и теперь всеми силами стремился домой, наслаждаясь теплотой автомобиля, вместо морозных запахов весенней ночи, спрятавшей в себя армию уже почти зеленых деревьев, шелковой травы, примятой сохранившимися с осени листьями и мелких зверушек, незаметно снующих по своим делам, но даже несмотря на всю свою привязанность к пространным наблюдениям и таким нелогичным цепочкам мыслей обо всем на свете, Кочо не могла перестать думать только об одном. Внутри нее боролись две какие-то непонятные ей самой стихии, сами не зная за что, словно просто два сильных желания, выбравшихся прямиком из под корки подсознания, чтобы вступить в этот конфликт, отображающийся лишь одной мыслью: "Что же мне теперь со всем этим делать?"