Аккерман

***

Скрип колёс; повозка покачивалась, то и дело подпрыгивая на кочках, каждый скачок отзывался в рёбрах тупой болью ушибов. Снаружи шелестел дождь. Холод кусал кончики пальцев рук и ног, покалывал слабой резью капилляры под синеватой кожей, но от потрясений тело так ослабло, что сил не было даже дрожать. Туман и ни единой мысли в голове, всё происходящее казалось замутнённым и тусклым, ненастоящим. И всё же это был не сон: её родители, любимые и самые лучшие, были зарезаны бандой работорговцев. Микаса задавалась вопросом: почему её не убили вместе с ними? Ах да. Деньги. Её уникальная азиатская внешность стоила больших денег. Пустота. Спасать себя казалось бессмысленно. Отсутствующим взглядом Микаса смотрела на заплесневевшую стену повозки, слишком усталая, чтобы бороться. Куда её везли? Зачем? Впереди ничего хорошего её не ждёт, возможно, стоило бы закричать, попытаться вырваться… Впрочем, нет. Зачем: в любом случае её бы поймали. Всё, что оставалось Микасе, ждать и молиться, чтобы это побыстрее закончилось. — Не-е, так не пойдёт, мы так не договаривались! Чё за подстава?.. — трусливый голосок паниковал снаружи. — Не боись, прорвёмся. Дверь отворилась со скрипом, который резанул по ушам. Микасе расчесали волосы, закутали её в тёплый, чистый с виду, но пропитанный табачной вонью плащ, развязали руки и сунули в них ободранную куклу. Грязный жирдяй с кривыми зубами приказал ей молчать. Он приказал называть его своим дядюшкой. Человек, который убил её семью, собирался выставить ею себя. Мерзкий урод. Он держал её на руках, якобы в заботливом жесте, но на деле, чтобы удобнее и незаметнее было приставить к её боку нож. Лишнее слово и она истечёт кровью — так он сказал. Этот мир до отвратительного жесток, жестокостью пронизано всё. Микаса давно заметила это, но старалась не задумываться и не обращать внимания, потому что попытка осознать эту истину равносильна удару камнем в висок. Мельтешивший где-то на горизонте ужас перекрывали лучи родительской заботы. Теперь же мир насильно окунул её в грязь, и даже родительская любовь оказалась не способна уберечь ото всего… Отец, мама — они не сделали ничего, чтобы предупредить, подготовить её к подобному, хуже того: сами оказались недостаточно готовы. Частью такого мира Микаса быть не хотела. Высокая женщина в военной форме смотрела на них холодным колючим взглядом. Микаса равнодушно смотрела, как шевелился её красивый рот; голоса звучали рядом, но Микаса слишком устала, чтобы пытаться их расслышать и понять о чём разговор. Белые пряди прилипли ко лбу женщины из-за влажности моросящего дождика. Её серо-льдистые глаза уставились прямо на Микасу, словно она ждала он неё какого-то ответа. Микаса сама не понимала, зачем это сказала, как у неё вообще хватило сил открыть рот: — У… — голос осип, — … него нож. Серые глаза напротив расширились в удивлении, позади над ухом раздался испуганный вдох. Реакция женщины была быстрее, чем у этой мерзкой свиньи: она ударила жирдяя по ногам. А нож бок Микасы так и не прорезал. Её усадили на деревянный стул. Женщина зажгла свет, собрала бумаги, лежащие на столе, в стопку и отложила её на край. — Я понимаю, ты многое пережила. Ты очень устала, но чтобы помочь тебе, мне очень нужна и твоя помощь тоже, — женщина сунула Микасе в руки стакан с чем-то горячим и приятно пахнущим. Это некстати напомнило, как когда-то они с мамой собирали травы, сушили их, измельчали и заваривали; от кружек в воздух забавно изгибаясь, как воздушный змей, поднимался пар, и запах тоже был приятным. Но не таким. Внутри будто бы что-то лопнуло, глаза стало жечь. — Те люди больше не причинят тебе вреда, — заверила женщина. Она попыталась улыбнуться, выглядеть доброжелательнее, чтобы расположить к себе и вызвать доверие, но Микасу подобные кривляния совсем не впечатлили. Женщина устало прикрыла глаза и откинулась на спинку скрипящего стула. — Меня зовут Карвен Траут, — не открывая глаз, произнесла она, — а тебя? — Микаса, — прошептала она, после недолгого раздумывания. И с некоторой мстительностью добавила: — Аккерман. Родители рассказывали, что представителей обеих ветвей их рода не любили. В прошлом их выслеживали и истребляли как скот, однако со временем пыл преследований угас. И всё же предрассудки былого всё равно не давали последним представителям Аккерманов спокойно жить, поэтому её семья и отшельничала в горах. Что ж, Микасу подобное отношение не особо волновало, она не нуждалась в любви этих глупых человечешек или в каком-либо особом снисхождении от Траут. Отрекаться от своей семьи и прятаться как крыса она не собиралась, пусть даже её сейчас убьют — Микаса не огорчилась бы. Ей хотелось, что мама с папой были снова рядом, и если у них нет возможности вернуться к ней, у Микасы присоединиться к ним возможность есть. Карвен Траут украдкой из-под опущенных ресниц бросила на неё взгляд. — Аккерман, — повторила Траут, тарабаня по столешнице кончиками ногтей; она всмотрелась в лицо Микасы, словно пыталась отыскать на лице какие-то только ей известные черты. Микаса смотрела на Траут в ответ; с её детского наивного взора навсегда спала пелена самообмана, оставив на дне зрачка затупленную пустоту. — Я знаю одного Аккермана. Одного Аккермана… Я знаю… Одного Аккермана… Аккермана… Пустоту в глаза Микасы затопило осознанием. — Он не самый хороший человек, — будто бы оправдываясь, поспешила добавить Траут. Её поджатые губы, лицо, которое в желтоватом свете свечей приобрело серо-зелёный оттенок, и опущенный в пол взгляд подсказывали Микасе, что Траут явно жалела, что взболтнула лишнего. Нет, только не хватало, чтобы сейчас она ушла в отказ! Нужно во что бы то ни стало разговорить её и всё выяснить. Мышцы лица словно каменные, сделать по-детски умилительный вид и щенячьи глазки не вышло бы, поэтому всю свою трогательность и милоту Микаса попыталась выразить в голосе: — Правда? «Тц», — с досадой Микаса мысленно дала себе затрещину, потому что вместо наивного детского лепета вышел убитый ледяной тон. Пауза затягивалась; Микаса впилась пальцами в кружку, судорожно пытаясь придумать ещё один способ надавить на жалость и выведать информацию. — Откровенно говоря, совсем не хороший, — к счастью, Траут соизволила продолжить. Микаса выдохнула с облегчением. — Он грубый и… пугающий. Явно не тот, кто способен позаботиться о маленькой девочке. Предостережение Микасу не напугало совершенно — «совсем не хороший», как же! Дьяволы, отродья — как только по рассказам папы их не величали. Но, встретив Кенни Аккермана, Микаса признала, что в чём-то Карвен Траут была права.

***

Спать на лавке так себе удобство, и всё же за ночь она не проснулась ни разу, что, впрочем, силами её не наполнило — наутро Микаса встала разбитой. После череды туманных недель своим появлением удивило солнце. В прошлый раз оно так беззаботно и радостно светило, казалось, в прошлой жизни, когда родители были ещё живы. Микаса, откинувшись на деревянную стену позади скамьи, смотрела в окно, за которым туда-сюда сновали полицейские. «Раз… два… пять…», — не зная, чем ещё себя занять, Микаса сосредоточенно наблюдала за тем, сколько раз прорезался на металлическом кончике оружия военных золотой солнечный блеск. За дверью послышались шаги. Уверенная поступь, за которой семенила поступь явно послабее. Микаса встрепенулась. Она выпрямила спину, сложила руки на коленях, глубоко вдохнула воздух, пропитанный смолой деревянного помещения, и постаралась выглядеть как можно спокойнее. Кенни. Кусочек её семьи, разбитой и раскиданной по землям трёх Стен, был рядом. Понравится ли она ему? Станет ли он с ней возиться? Вспомнит о семейных узах? Микаса выдохнула; нужно показать себя достаточно взрослой, потому что слёзы не то, что расположит взрослого мужчину к чужому ребёнку. Кенни Аккерман выглядел… диким. Было в нём что-то звериное и улыбка, которой он сверкал во весь рот, не смягчала его черт, а делало их острее. Микаса тоже была Аккерман, а значит, что что-то звериное должно быть и в ней. В этой безмолвной схватке Микаса сердцем чувствовала: проиграть нельзя. Карвен Траут сжала её плечо, но Микаса даже не дрогнула. «Не опускай взгляд», — говорила она себе, вглядываясь в серую глубину глаз её предполагаемого дяди. В глазах Кенни мелькнуло что-то, Микаса не разобрала, что, но сочла это хорошим знаком. — Ба-а, — присел он на колено перед ней, — и кто тут у нас? Маленькая принцесса? Принцесса… Чувство юмора у него так себе. — Просто Микаса. Ты Кенни? — Ага, — он перевёл взгляд ей за спину, на Карвен. Микаса, кажется, даже расслышала, как Траут испуганно сглотнула. Губы дрогнули в улыбке, почему-то ей показалось это забавным. Кенни не был похож на её родителей: ни светлой доброты папы, ни мягкости, скрытой под наигранной суровостью мамы. Даже наоборот, он выглядел как псих, маньяк, тот, к кому бы ребёнка в трезвом уме никто бы не подпустил. Микаса с удивлением подумала, что это, возможно, то, что ей нужно. Жёсткость и внутренний огонь, опасность, которую он излучал, её заворожили. Такой человек вырвет зубами право на существование, каким бы жестоким не был к нему мир. Возможно, такой человек сможет научить её тому, чему не смогли родители.