Беда под чёрным флагом

Первые несколько минут на крыльце около таверны было напряжённое молчание. Человек как будто не хотел со мной разговаривать. Мне хотелось спать, и я уже подумывал послать его и отправиться в таверну, чтобы допить свой вкусный напиток из трав. — Простите, я… не знаю, к кому мне обратиться. — Если вы хотите исповедаться, то я далёк от этого, — пожал я плечами. Я вообще не в курсе, как тут дела обстоят с духовенством. Церковь преследует иных, и всякие обряды язычников подвергаются жёсткой критике со стороны церкви. Я был маленьким и ходил на службу, потом, путешествуя с отцом, посещал разные храмы и церкви, не только христианские, но и других религий. Нельзя сказать, что я слишком верю или не верю в это, но ведь нас кто-то создал, и кто-то заботится о нас, своих созданиях. Или не заботится. — Нет-нет, простите, я не… — Голос у этого человека дрожал от напряжения и, кажется, негодования. Сказывался выпитый ром, судя по всему в достаточно больших количествах. Я внимательно посмотрел на него. Лицо исказила гримаса боли, которая сменилась злобой. Так бывает, если перепить этого напитка. — Да что вы сделать можете, дьявольское отродье! Пляшете на наших костях! — Эй-эй, постой, — понятно, что у этого человека какое-то горе, что-то случилось, но вот не понимаю, при чём тут я. Так хотелось послать его, а еще врезать по роже. Ещё пара секунд, и человек успокоился. Икнул, сел на ступеньку и обхватил голову руками. Я услышал вздох, похожий на всхлип. — Да что случилось-то? — Поняв, что он не будет ничего говорить, спросил я. — Я не знаю, зачем вам это говорю, но вы не похожи на других, — пробормотал незнакомец. — Я польщён, но продолжайте. — Есть у меня дочь, единственная и любимая. Таннекен, очень доверчивая и мягкая девушка. Мы живём очень бедно, но моя малышка всегда мне помогала. Её мать умерла очень давно, и мне было очень сложно заботиться о девочке. Может быть, я где-то что-то не сделал, или не объяснил ей что-то. Малышка всегда была доброй и работящей, но, наверное, как и все девочки мечтала о хорошей жизни и принце на белом корабле. Недавно она познакомилась с испанским капитаном, он красиво за ней ухаживал, но я противился их встречам, но эта девчонка не слушала меня и постоянно сбегала на встречи с этим сукиным сыном. Этот проклятый ублюдок, Бернандо Гомбоа, соблазнил её и, судя по всему, похитил. Она пропала три дня назад. Накануне мы поссорились, но потом она пришла ко мне, и мы помирились. А утром она не пришла помогать, и я заволновался. — А почему вы уверены, что её похитили? Может быть, она сама ушла к нему, решила насладиться новой жизнью, — спросил я, вспомнив свою Мэри. Поиски ее ни к чему не привели, и может быть она на самом дела сбежала. Просто устала от этой жизни. Но Чарли мне рассказывал, что обычно при таком побеге не берут с собой детей. — Нет, моя Таннекен не такая, — в голосе чувствовалась неуверенность. — Или… — Он посмотрел на меня, а потом снова опустил голову и обхватил её руками, — она действительно устала от меня? Может, я её передавливал? Но я ничего не запрещал ей, она всегда была послушная. У нее был друг, с которым она с пелёнок дружила. А этот ублюдок ей запудрил мозги. — А почему вы не обратились к властям? Ведь если это похищение, то этим делом должен заниматься человек губернатора. — Я обращался, но этот сукин сын на хорошем счету у нашего губернатора. — Я попробую что-то сделать, — сказал я, вставая. — А вам стоит пойти домой и проспаться. Человек встал, но ноги его не удержали, и если бы не моя реакция, он бы упал и, скорее всего сломал бы себе что-то. он еле стоял на ногах, и я помог ему добраться до таверны, усадил за стол и попросил сделать вкусный ароматный чай. Когда две кружки появились на столе, человек, его звали Ореманс Тофф, начал рассказывать о своей жизни. Говорил он бессвязно, в его речи английские слова переплетались с голландскими, и было много чего непонятно. Я не особо хорошо знал голландский язык. Ореманс говорил-говорил, а я слушал. Иногда нужно уметь слушать, и я могу похвастаться таким качеством. Вот отец не умеет слушать, а ведь мне в то время нужна была его молчаливая поддержка и плечо, а не «мне некогда» или «ничего не поделаешь, надо жить дальше». Вероятно, дочь Тоффа можно было еще спасти. Я кажется видел неподалёку корабль, небольшую шхуну, наверное это он и есть. Интересно, почему они не уплывают? Или они требуют выкуп, а у этого человека просто нет денег? Тофф говорил, а я слушал. А потом он перестал говорить и заснул, прислонившись головой и плечом к холодной стене. Я попросил у официантки покрывало, чтобы накрыть бедного потерянного отца, и вернулся за свой стол. Кошка всё еще махала своей лапкой, это было монотонно, и я почувствовал, как мои веки тяжелеют, будто наливаясь свинцом, и закрываются. Перед тем, как отправиться в царство Морфея, я услышал лёгкие девичьи шаги и почувствовал, как на мои плечи положили что-то. Не было сил и желания открывать глаза, ведь Морфей укутал моё сознание своим синим покрывалом…

***

Яркое солнце коснулось своим лучиком моего лица, и я дёрнулся. С плеч упало покрывало, и я открыл глаза. Кошка всё также стояла на столе и махала своей лапой, в таверне было много людей, они громко разговаривали и галдели. Я зевнул, посмотрел на эту кошку и встал с жёсткой скамьи. Голова болела и несильно кружилась, но я вышел из таверны, бросив взгляд на до сих пор спящего человека. Ночь выдалась насыщенной на события, но она прошла. Надо помочь этому человеку, найти его дочь и вернуть ее домой. А потом проведать ту женщину, у которой была колотая рана живота. Странная рана. Сначала я решил отправиться сразу на корабль этого человека, чтобы расспросить у него про девчонку. Но что-то мне подсказывало, что это могло закончиться плохо для меня. Нужно искать какие-то другие пути решения этой задачи. Спросив у прохожего как попасть к губергатору, я отправился туда. Его резиденция почти ничем не отличалась от домов остальных жителей колонии, и была окружена низким заборчиком. У крыльца стояли два стражника, которые о чем-то разговаривали с группой женщин. Я нахмурился и подошёл ближе. Один охранник меня заметил и отошёл от толпы женщин. — Вам назначено? — Спросил он уставшим голосом и окинул меня взглядом. — Нет. Как мне попасть на приём? Мне срочно нужно. — Тут всем срочно нужно, но вы своими глупостями отвлекаете его от важных дел. — Жозеф, пусть он проходит, проводи его, — сказал другой охранник, посмотрев в мою сторону. Жозеф открыл дверь и пропустил меня, потом вошел сам. Оставив меня в приёмной, он скрылся за большой дубовой дверью. Я осмотрелся. В приёмной было много цветов, на полу лежал ковёр, судя по всему из Персии, на ковре стояли два кресла и диванчик из красного дерева, между ними стоял низкий столик. Одно растение привлекло моё внимание. Я подумал о той женщине и отломил пару листиков. Из сока можно сделать хорошую ранозаживляющую настойку или просто приложить листья к ране. — Минейр ждёт вас, капитан, — послышался голос Жозефа, и молодой человек, отдав честь, ушёл, оставив меня одного. Я открыл дверь и вошел в помещение. Это был просторный кабинет, выполненный в красно-чёрных тонах. На фоне мебели из красного дерева выделялся камин из белого мрамора. Рядом с ним стоял губернатор. Это был низкого роста плотного телосложения человек, облачённый в красный камзол, чёрные набивные панталоны с кружевами и черные башмаки на каблуке. На голове, как и полагается всяким губернаторам, парик. Длинные серебряного цвета волосы, чуть волнистые. — Мне доложили, что вы хотите меня видеть. Вот вы здесь, и мне остаётся только спросить, по какому, собственно, делу? — Спросил губернатор визгливым голосом. — Меня зовут Натаниэль Хаук, я капитан люггера «Меркурий»… — Хорошо. Я запомню ваше имя. А теперь скажите, что привело вас ко мне. — Мне нужно поговорить с вами по поводу одного человека, которому вы оказываете свое протеже. — Так-так, — нахмурился губернатор, — и кого же вы имеете в виду? — Некоего корсара по имени Бернардо Гамбоа. — Ах, этого человека? И что вы хотите мне рассказать? Насколько я знаю, его репутация безупречна. Губернатор злился, и я понимал, что сел в лужу. У меня не было никаких доказательств, что некто Гамбоа силой удерживает жительницу колонии на своём корабле. А если у этого Тоффа на фоне выпитого рома началась белая горячка, и он всё это придумал? Нет, это вряд ли. Я хорошо помню своё состояние, когда Мэри не вернулась домой. Надо рискнуть, иначе все это рискует плохо кончиться. Вряд ли меня в тюрьму посадят, но вот испортиться отношения с голландцами могут. Моя личная репутация пострадает, а этого мне, ясное дело, совсем не хочется. Надо рискнуть. — Боюсь, вы ошибаетесь, — прервал я напряжённое молчание. — Мне стало известно, что этот человек захватил девушку и силой удерживает ее на корабле. Губернатор отошел от камина и прошелся по кабинету. Потом посмотрел в окно и предложил мне сделку. Мне надо было разобраться в том, что случилось, и, если мои опасения верны, то он вознаградит меня. Поклонивлись, я отправился выполнять поручение. Снова обратил внимание на женщин, стоящих около резиденции, но прошёл мимо. Найти корабль этого человека мне не составило труда. Разговор с ним привёл к тому, что вмешался его первый помощник и сказал, что нужно отпустить девчонку, ибо если я не вру, то голландцы им не дадут покинуть бухту. Произошла небольшая драка, в которой Гамбоа был убит, а первый помощник отдал мне девчонку и сказал проваливать с корабля. Таннекен оказалась милой девушкой, робкой и застенчивой. Она безропотно проследовала за мной и, увидев в таверне отца, подбежала к нему. Произошло счастливое воссоединение семейства, и я вздохнул. Я собрался уже было идти к губернатору, как меня остановил мужчина и протянул мне шпагу. — Мне больше нечем вас отблагодарить, капитан, только есть эта шпага. Примите её в дар. Я обнажил шпагу и посмотрел на неё. На клинке была выгравирована печать самого Николаса Шарпа, самого кровожадного пирата, работающего на этом архипелаге. Я слышал его имя, он был грозой здешних вод, но, насколько мне было известно, происходили эти события много лет назад. Что же, хорошая вещица, пригодится в жизни. Я отблагодарил человека и отправился к губернатору. Зашёл по пути в дом, где ночью спас женщину. Она уже пришла в себя и поблагодарила меня. Обещала следить за здоровьем и обратиться к врачу, если будет болеть живот. Я не стал спрашивать, что с ней случилось, но видел, как она крепко обнимала своего сына, малыша Диего, как будто боится его потерять. Что-то странное здесь происходит. И эти женщины у входа в резиденцию. Что же случилось? Женщины всё стояли, и я решил подойти к ним. Их было пятеро, и я заметил, что глаза у них покрасневшие от слёз. Я не был любителем женских слёз, но иногда у них есть причины, и нужно с этим разбираться. Помассировав пальцами виски, я подошёл к ним. — Что, тоже пришли насмехаться над несчастными женщинами? — Нервно воскликнула одна, брызгая слюной. — Что случилось? — А вам какое дело? Идите куда шли, насмехайтесь дальше. — Мэри, успокойся, — подошла к ней другая женщина и обняла её за плечи. — Зачем вы спрашиваете, если не можете нам помочь? — Да в чём дело-то?! — Я начинал заводиться. — Почему вы обвиняете в чём-то, но не говорите, что случилось? Как вам могут помочь. если только слышат проклятья? — Простите нас, — сказала Мэри, всхлипнув и сглотнув. — Прошлой ночью у нас украли детей. — Как украли? Кто? — Да вот так. Я уложила спать малыша, а ночью проснулась из-за хлопанья двери. Кинулась к кроватке, а ребёнка нет. — Странно это всё. А что говорит губернатор? — Да носу он не кажет из своего дома, этот губернатишко. Нечего ему нам сказать! — Я попробую что-то выяснить. Ждите меня здесь. — Да благословит вас Господь, добрый человек. Я вошёл в резиденцию.