After Everything, Always

Регулус

С Регулусом все было в порядке. В его голове крутились мысли о миллионе вещей, которые могли произойти с ним после принятия метки и сделать его жизнь еще хуже, чем она была. Но суть была в том, что трудно причинить кому-то боль, когда он уже достиг дна, а нормальное состояние Регулуса и так на этом уровне и находилось. Так что, честно говоря, он был в полном порядке, и это все, что можно было сказать по этому поводу. Даже, казалось, нельзя было сказать, что ему было одиноко, потому что это было самое большое время, которое он провел с другими людьми за последний год. Вопреки его желанию, Барти и Эван приняли темную метку. Регулус не хотел этого ни для кого из них, но когда они оба настояли, он почувствовал, что слишком устал, чтобы спорить. Поэтому, как только его занятия закончились, он взял Барти с собой на встречу, и вскоре они были отмечены, а Регулус больше не был одинок. Он был самым молодым приспешником, единственным активным участником, в котором еще сохранились их следы. Регулус был благодарен за это в девяти случаях из десяти. Он не был уверен, что у него когда-нибудь хватит духу сражаться, и уж точно не так, как у Барти. Эван, похоже, тоже не получал особого удовольствия от сражений, а вот Барти после хорошей драки выглядел практически заново рожденным. Регулус знал, что ему никогда не понравится убивать, и старался держаться за свою добродетель как можно дольше. Кроме того, его мучил страх, что однажды он окажется в бою и встретит своего брата или кого-нибудь из друзей. Регулус не хотел даже думать о такой возможности. Барти никогда не рассказывал ему, встречался ли он с кем-нибудь из них, но Регулус на всякий случай постоянно просматривал некрологи в «Ежедневном пророке». Следа было недостаточно, чтобы Темный Лорд перестал использовать Регулуса, от него все равно требовалось быть полезным для дела. Барти любил говорить ему, что он слишком ценен для войны, но Регулус знал, что Темному Лорду все равно, умрет он на поле боя или нет. Нет, Темному Лорду не нравился Регулус, более того, он, пожалуй, недолюбливал его больше, чем всех своих последователей. Регулус относился к теме Пожирателей смерти как к деловым переговорам, а не как к падению на колени перед великой силой Темного Лорда; на такое не смотрят положительно. Регулус был вынужден быть ценным политически, поскольку не мог быть ценным магически. У Регулуса и так было много обязанностей как главы семейства Блэков, но теперь он тратил на них практически все свое время этим летом. Семейство Блэков занимало два места в Визенгамоте: раньше их занимали его отец и дядя, но с тех пор, как Регулус был назван наследником, они оставались пустыми. У самого Регулуса не было наследника, но он никогда не позволил бы своему дяде Сигнусу вновь занять кресло. Он предложил освободившееся кресло своему дяде Альфарду, поскольку тот все еще позволял Регулусу жить в своем доме, но дядя вежливо отказался. Так что Регулус занимал кресло в одиночку, он был самым молодым единоличным членом Визенгамота на сегодняшний день. Мало кто был старше его на год или два, и еще меньше — его ровесников, которые занимали место, даже если они сопровождали своих отцов как будущие наследники. Регулус до сих пор помнил тот день, когда он впервые вошел в покои и занял свое место. Судя по взглядам, он вошел в зал совершенно обнаженным, а не в комплекте мантии из трех частей. Древние волшебники, которые обычно занимали места, явно очень привыкли к тому, что во главе такого великого семейного наследия стоит молодой волшебник. Они привыкли к нему довольно быстро, ведь он не пропускал ни одного заседания в течение всего лета. Регулус тщательно следил за соблюдением правил, чтобы не выделяться слишком сильно. Зачем давать старикашкам лишний повод протестовать против его присутствия? Его основной задачей было предоставлять Темному Лорду краткие отчеты о заседаниях после каждого собрания. Так он мог быть в курсе изменений в законах, судебных решений и общих событий, происходящих с чистокровными. Если Темный Лорд желал, чтобы его мнение было услышано, Регулус его озвучивал, хотя и очень осторожно, представляя те или иные точки зрения. Он никогда не позволял ему быть слишком радикальным, чтобы не пролить свет на него самого. Худшая часть работы заключалась в том, что ему приходилось выносить решения по делам пойманных и судимых Пожирателей. Ему не хотелось слишком явно высказывать свое мнение об их невиновности, тем более что он знал, что это не так, но на него оказывалось сильное давление со стороны Темного Лорда, чтобы заставить его изменить ход процесса. Вряд ли он был единственным Пожирателем смерти в Визенгамоте, но он был единственным, кто был чисто политической марионеткой для Темного Лорда. Тем не менее, это помогало, когда Темный Лорд побуждал глав других домов голосовать так же, как Регулус, что вызывало меньше подозрений в его адрес. И можете поверить ему, когда он скажет, что они относились к нему с подозрением, люди, которые сидели рядом с его отцом более десяти лет. Кому-то Орион Блэк нравился, кому-то нет, но ни один из них не уважал Регулуса так же, как его отца. Старые, набившие оскомину люди считали, что семья — это все, а Регулуса, который вымазал имя своей семьи в грязи, заявив, что над ним издевались, — показал себя самым отвратительным наследником из всех, кто когда-либо жил. Регулусу было абсолютно все равно, что они думают, но их злобные взгляды его немного забавляли. Все те годы, что он провел, подвергаясь насилию со стороны родителей, он боялся высказаться и боялся, что всем будет все равно, и он был прав. Правда заключалась в том, что никому не было дела до того, что происходит в чьем-то доме, пока у него было честное имя или достаточно хранилищ в Гринготтсе. Главы домов считали Регулуса неблагодарным отродьем, и в их глазах он не должен был высказываться против своей семьи. Лето Регулуса прошло прекрасно, у него не было проблем с наркотиками, над ним не издевались, это было лучшее лето с тех пор, как Сириус переехал. Его окружали старики, которые презирали его, и Пожиратели смерти, которые презирали его, но ни одна из этих групп не была способна его тронуть. Ведь фамилия Блэк и Темный Лорд держали его врагов на расстоянии, а значит, он наконец-то снова был свободен. Регулус уже давно об этом думал, но как только он ступил на платформу 9 ¾, то понял, что первым делом ему нужно будет исправить ущерб, нанесенный в прошлом году. До рождественских каникул Темный Лорд больше не обратится к нему, а значит, впервые за долгое время он был свободен. Регулус понимал, что ведет себя глупо. Не факт, что она действительно простит его после всего, что произошло в прошлом году. Тем не менее он надеялся, что они смогут помириться и вернуть все к прежнему состоянию. Реми Крэст была одним из самых важных людей в его жизни, а он не разговаривал с ней уже несколько месяцев. То немногое, о чем он говорил с ней в прошлом году, в основном было связано с работой на уроках арифмантии или с ее вопросами, почему он больше с ней не разговаривает. Он так и не объяснил ей причину, в основном потому, что никому не объяснял, почему вычеркнул из своей жизни так много вещей. Как вообще можно рассказать людям, что тебя шантажировали и ты хотел ограничить ущерб, который может нанести шантажист, и поэтому вычеркнул его из своей жизни? Роули больше нет, и если в прошлом году было опасно находиться рядом с людьми, которые были Регулусу по-настоящему дороги, то теперь это не так. Метка на руке защищала его, поэтому он больше не видел причин избегать ее. В первый день, когда они вместе сдавали Арифмантику, он ждал ее у стола, надеясь, что она поймет его намерения. До прошлого года они всегда сидели рядом на Арифмантике, но из-за его избегания им обоим пришлось найти новых партнеров по парте. И вот в первый день седьмого года обучения в Хогвартсе он стоял у парты, за которой они раньше сидели вместе, а в прошлом году она сидела с кем-то другим. К его удивлению, когда она вошла в класс и встретилась взглядом с ним, ожидавшим ее, она закатила глаза и села на место. Он тут же сел рядом с ней, восприняв ее молчание как разрешение, но не успел заговорить с ней до начала урока. За весь урок она даже не взглянула в его сторону, что не очень удивило Регулуса, ведь она довольно серьезно относилась к учебе. Когда занятия закончились, и все сразу же начали разбегаться, чтобы первыми выйти за дверь, Регулус посмотрел на Реми, прежде чем решить, что делать. Судя по всему, она давала ему шанс, потому что не стала вставать, как остальные одноклассники. Регулус подождал с ней, пока класс освободится. Когда они остались вдвоем, Реми наконец встала и повернулась к Регулусу, выражение ее лица было неразборчивым. — Итак, значит ли это, что ты действительно планируешь поговорить со мной в этом году? Хотя выражение ее лица было нейтральным, по телу Регулуса все равно пробежал стыд. Он даже не знал, как объясниться: — Реми, я… Она подняла руку, но окинула его раздраженным взглядом: — Нет, мне не нужны объяснения. Я просто хочу знать, могу ли я рассчитывать на твое присутствие в моей жизни в этом году или нет? Регулус нахмурился, понимая, что его жизнь сейчас нестабильна и ему не стоит давать подобных обещаний. Тем не менее он знал, что она должна это услышать, и ему так хотелось, чтобы это было правдой: — Да, Реми, я обещаю, что можешь. Позволь мне… Она снова перебила его, но на ее лице больше не было раздражения, и если бы он присмотрелся, то увидел бы, как сквозь ее фасад пробивается облегчение. — Не объясняй, Регулус. Я уже сказала, что не хочу ничего слышать, так что ты будешь объяснять только для того, чтобы успокоить себя. Регулус старался не смотреть на нее, потому что это было совсем не то, чего он ожидал. Он ожидал, что она разозлится и захочет услышать его оправдания и причины того, как он вел себя в прошлом году, но Реми Крэст отличалась крайней непредсказуемостью. — Я не из числа тех, кто требует объяснений от людей по поводу их поведения, потому что человеческий разум слишком сложен, чтобы я смогла понять твои действия, но я хочу, чтобы ты знал, что ты — долбоеб. Регулус просто уставился на нее, потому что знал, конечно же, он знал, что это было мудачеством. Не проходило и дня, чтобы он не жалел о принятых им решениях в тот или иной момент своей жизни, а может быть, и в каждый момент. И все же было нелегко услышать это от близкого человека. Она продолжала, не давая ему ни секунды на ответ: — С твоей стороны было дерьмово сначала подружиться со мной, стать моим лучшим другом, а потом вдруг бросить меня, как забытую вещь. Ты вел себя так, будто ничего не произошло, будто мы не стали близки, и это ох как больно. Как я уже сказала, я не собираюсь спрашивать тебя о том, что произошло в прошлом году, но я хочу, чтобы ты знал: это было не нормально. И если ты еще раз сделаешь что-то подобное, я тебя не прощу. — Мне очень жаль, Реми, — Регулус сказал все, что мог сказать в этот момент, с трудом сдерживая боль в горле. — Мне не нужно, чтобы ты извинялся, Регулус. Если ты хочешь извиниться перед кем-то, извинись перед собой. Я знаю, через что ты прошел в прошлом году, и мне больно, что я не смогла помочь тебе справиться с этим. Я не могла быть рядом с тобой, и я ненавижу то, что ты сделал это с собой, что замкнулся в себе. Регулус знал, что Реми — особенный человек, но он не мог поверить этому. Он причинил ей боль, как и многим другим людям, и все же она жалела его. — Я замкнулся от всех. — Не от Барти. Она покачала головой, как бы говоря, что он глубоко ошибается. Регулус улыбнулся, хотя это была скорее печальная улыбка, так как разговор был не из веселых. Я пытался отгородиться от Барти, но по какой-то странной причине он не позволил этому случиться. Просто продолжал следовать за мной повсюду. Реми слегка улыбнулась, и Регулус забыл, как сильно он скучал по этой улыбке. Она драматично закатила глаза: — Да, это похоже на него. Тем не менее, он был единственным, кто держал меня в курсе твоей жизни, так что я благодарна ему за то, что он такой навязчивый. Регулус кивнул, чувствуя себя немного легче, чем минуту назад. Он и не подозревал, что Барти передавал информацию о нем Реми, но полагал, что удивляться не стоит. Он сказал, что вы очень сблизились в прошлом году. — Да, слава Хельге, что так. Не знаю, что бы делал Барти, если бы его оставили одного на целый год. Ты же и сам знаешь, как работает его мозг. От этого Регулусу стало еще хуже, ведь он не знал, как работает мозг Барти. Если бы в прошлом году он был предоставлен самому себе, то могло бы случиться все, что угодно. Регулус не очень-то вписывался в жизнь Барти, учитывая, что большую часть времени он был под кайфом, но было очевидно, что Реми поддерживала его в норме, и Регулус был благодарен за это. Он мягко улыбнулся ей, надеясь, что она понимает, что он благодарен ей: — Спасибо тебе за это. Она покачала головой: — Можешь не говорить спасибо и за это, но почему-то я нахожу общий язык с Барти, хотя это совершенно бессмысленно. Ко мне он не относится как полный придурок. — Он ко всем полный придурок, — слегка ухмыльнулся Регулус. Реми рассмеялась, и Регулус насладился этим звуком: — Ну, вроде того, но в прошлом году он даже провел некоторое время с другими хаффлпаффцами, и хочешь верь, хочешь нет, но он им даже нравится. Он даже никого не трогал, насколько я знаю, это стало для него настоящим поворотным моментом. Регулус усмехнулся, он был так рад снова поговорить с ней, он так по ней скучал. — Не знаю, звучит неправдоподобно. Думаю, тебе придется доказать мне это в этом году. — Регулус Блэк, ты действительно предлагаешь общаться с хаффлпаффцами, прям как с настоящими людьми? Регулус закатил глаза, но не смог сдержать улыбку: — Я ведь тусовался с тобой, не так ли? Она пожала плечами, соглашаясь с ним: — Да, наверное. Но независимо от того, проводишь ты время с другими моими друзьями или нет, очевидно одно: в этом году ты точно не будешь посещать теплицы. Регулус покраснел при этих словах. Он и так не очень-то хотел курить с ней травку, но услышать от нее такое было немного удивительно. Закатив глаза на его реакцию, она сказала: — Я знаю, что ты принимал наркотики в прошлом году, Регс. Все знали, и я уверена, что это было что-то посерьезнее, чем наша травка, но это легкий наркотик, или как его там. Так что впредь никакой травки, даже нашей. — А откуда ты знаешь, что я полностью от них отказался? — спросил Регулус, хотя у него не было никаких аргументов против ее требования. — Кроме того, что Барти рассказал мне как раз тогда, когда ты решил бросить, я то вижу, Регс, я не идиотка. В прошлом году ты был совершенно другим человеком, на тебя смотреть было тяжело. Регулус одарил ее страдальческой улыбкой: — Ну что ж, очередная причина для сожалений, верно? Список растет. Она улыбнулась ему в ответ, явно понимая его вину: — Растет и выделяется. Кто следующий в твоем конвейере извинений? — Никто. Мне больше не перед кем извиняться, кроме тебя. Она недоверчиво приподняла бровь: — Правда? Это такая честь для меня. Но я все-таки удивлена, обычно люди сжигают много мостов, когда подсаживаются на наркоту. — Ну, чтобы сжигать много мостов, нужно их иметь. А их у меня было не очень много. Реми кивнула в знак согласия: — И сколько их у тебя осталось? Он знал, что она спрашивает, сколько связей у него сейчас, желая узнать, какие у него отношения с Сириусом. Она знала, что они с Джеймсом расстались, но видимо не догадывалась, что у Сириуса с ним снова не очень хорошие отношения. — С учетом моего дяди Альфарда, Барти и тебя, у меня осталось три моста. Хотя если брать в расчет Эвана, то три с половиной. При упоминании имени Эвана она закатила глаза: — Серьезно, он снова в вашей компашке? Вы же исключили его из группы, неужели это был просто этап? Регулус бросил на нее виноватый взгляд, зная, что Эван не входит в список людей, которых она переносит: — Надеюсь, ты не расстроилась. Я знаю, что он вел себя с тобой дерьмово, и я не хочу, чтобы ты думала, что мы предпочли его тебе. — Я почти не расстроилась из-за этого, Регс. Я никогда не попрошу тебя послать его, и мне все равно, станете ли вы снова друзьями. Да, он был козлом по отношению ко мне, и если вы с Краучем понимаете, что я не собираюсь с ним общаться, то все в порядке. Я никогда не спрашивала у тебя разрешения на то, с кем мне дружить, и вряд ли могу требовать, чтобы ты спрашивал разрешения у меня. Регулус улыбнулся ей, радуясь, что она не против: — Да, тебе бы пришлось сжигать гораздо больше мостов, чем мне. Сколько у тебя сейчас друзей, 300? — Да, у меня много друзей и много людей, которых я очень люблю, но то, что ты мой лучший в мире друг, а в прошлом году ты даже не разговаривал со мной, должно о чем-то говорить. Некоторые дружеские отношения могут быть поверхностными, но наша дружба всегда казалась настоящей с самого начала. Регулус усмехнулся, ведь она была права, их дружба всегда была настоящей. Он сразу же проникся доверием к ней и полюбил её, хотя с Барти у него это чувство появилось лишь спустя пару лет после знакомства. — Ну, так когда ты уже начнешь посвящать меня во всё, что происходило с тобой за последний год? Он поднял свои книги, когда она рассмеялась: — Я предоставлю тебе сноски, если хочешь. Регулус улыбнулся ей, когда они направились к двери в класс: — С удовольствием. Кстати, как ты смотришь на то, чтобы помочь мне с секретным проектом? Реми с любопытством посмотрела на него: — Зависит от того, что это за проект, наверное. Регулус рассмеялся, понимая, что уже заинтересовал ее: — Что ты знаешь об анимагах?

*********************************

— Реджи! Где ты! — воскликнул Сириус, лихорадочно разыскивая младшего брата по дому. Андромеда только что прошла через камин в главную гостиную, а Нарцисса следовала прямо за ней. Довольно быстро стало ясно, что Сириус в панике, поэтому их появление было неудобным. Он не сразу заметил их, так как заглядывал под диван, словно под ним мог прятаться их шестилетний кузен. — Что ты делаешь? — спросила Нарцисса, явно сбитая с толку увиденным зрелищем. Сириус вскинул голову, и по страху в его глазах Андромеда поняла, что он подумал, что это, возможно, его родители. Он облегченно вздохнул, увидев, что две его старшие кузины с любопытством смотрят на него. Слава Мерлину, это всего лишь вы. Помогите мне найти Реджи, пока мои мать и отец не вернулись домой. Андромеда вскинула бровь, но начала оглядываться в поисках младшего кузена, и Нарцисса со вздохом сделала то же самое. Открыв дверцы доспехов в углу комнаты, она спросила: — Как именно ты умудрился потерять Регулуса? Я, конечно, понимаю, что он мал для своего возраста, но все же его трудно не заметить. Сириус в отчаянии развел руками, когда его поиски под всеми возможными предметами мебели в комнате оказались безрезультатными. — Можно так подумать, но он такой тихий, когда хочет, это сложнее, чем кажется! Эта комната пуста, пойдемте, поможете мне поискать на кухне. Нарцисса была более чем раздражена внезапным поиском, в который ее втянули по прибытии: — Чем это вы занимались, что потеряли шестилетнего ребенка, Сириус? Андромеда подумала, что это немного несправедливо: конечно, Регулусу было всего шесть, но самому Сириусу только-только исполнилось восемь, и он вряд ли должен был оставаться один, чтобы заботиться о младшем брате. Она понимала, что подобные ситуации были обычным явлением в их семье, поскольку часто возникали из-за общего недостатка родительского внимания. Придя на кухню, Сириус сразу же начал искать пропавшего брата в шкафах: — Мы играли в прятки. Андромеда и Нарцисса остановились в своих поисках и в замешательстве посмотрели на кузена. Андромеда задала вопрос, над которым думали и ее сестра, и она сама: — Прятки? Я никогда не слышала о таком. Сириус пожал плечами, не оглядываясь ни на кого из них, слишком сосредоточившись на поисках: — Я тоже не слышал, но вчера видел, как в них играли соседи-магглы, и это выглядело довольно просто. — Ты ведь не заговорил с ними? — спросила Нарцисса, практически взбешенная, что заставило Андромеду закатить глаза и задуматься, как ее сестре удастся поступить в Хогвартс в следующем году, где ей придется иметь дело со всеми типами магглорожденных. — Итак, как же в эту игру играть? Может быть, это поможет нам найти его? — спросила Андромеда, игнорируя сестру. Сириус покачал головой в ответ на вопрос Нарциссы: — Конечно, я не разговаривал с ними, просто наблюдал из окна. Игра работает именно так, как она звучит: люди прячутся, а один человек их ищет. Нарцисса нахмурила брови: — Звучит довольно скучно. Ты уверен, что все происходит именно так? Андромеда была вынуждена согласиться с сестрой: — И немного опасно. Как они узнают, когда нужно перестать прятаться? Сириус бесстрастно пожал плечами: — Не знаю, мы играли в нее впервые. — И ты потерял Регулуса. Наверное, это не самая лучшая игра для шестилетнего ребенка в четырехэтажном доме, — посоветовала Андромеда своему младшему кузену. Сириус решительно кивнул: — О, поверьте, Реджи не пропадет из моего поля зрения, как только я его найду! Я ищу его уже почти час. При этих словах Нарцисса выпрямилась и уставилась на Сириуса: — Что? Целый час и ты его не нашел? На виноватый кивок Сириуса Андромеда спросила: — Когда Вальпурга и Орион вернутся домой? На лице Сириуса проступила озабоченность, которую он проявлял, когда они только приехали: — Я не уверен. Они не сказали, но я думал, что мы уже закончим, и если они… Андромеда прервала его, зная, как ее тетя и дядя отреагируют на то, что Сириус потеряет своего младшего брата в игре. Андромеда также знала, что Сириус возложит всю вину на себя, потому что он ни за что не сможет смириться с мыслью, что Реджи будет больно. — Не волнуйся, мы найдем его, Сириус. Сириус явно не поверил ей, он был в двух шагах от того, чтобы расплакаться. К счастью, Нарциссе надоело искать, и она с досадой захлопнула шкаф, в котором искала малыша. — Да забейте на это! Кикимер! Она решительно позвала домового эльфа Блэка, несмотря на то, что сама не жила в доме, где он служил. Кикимер появился с резким хлопком: — Госпожа Нарцисса, Кикимер рад, что вы его позвали. Чем может быть полезен Кикимер? Нарцисса, как и подобает идеальной чистокровной дочери рода Блэков, приказала эльфу с неизменным чувством превосходства: — Мне нужно, чтобы ты нашел Регулуса, Кикимер. Кикимер нервно развел руками: — Кикимер знает, где прячется молодой хозяин. Сириус, казалось, оживился, больше не чувствуя ужаса от пропажи младшего брата: — Где он, Кикимер? Кикимер хмуро оглянулся на Сириуса, никогда не любившего старшего брата Блэков: — Хозяин Регулус приказал Кикимеру не рассказывать. Сириус был расстроен и обратился за помощью к Андромеде. Она вздохнула и сказала: — Сириус, чтобы нарушить приказ кого-то из членов семьи, кто-то с более высоким рангом должен потребовать от эльфа обойти изначальный приказ. Сириус снова выглядел на грани слез, очевидно, не понимая слов кузины. Нарцисса вышла из себя от растерянности своего юного кузена: — Не плачь, как наследник ты выше Регулуса. Просто прикажи Кикимеру сказать тебе, где он, и покончим с этим. — Кикимер, я требую, чтобы ты сказал мне, где Регулус, — приказал Сириус, все еще не уверенный, что это сработает. Андромеде захотелось закатить глаза, как это делала Нарцисса, — скоро Сириус узнает, насколько важна его роль в семье и насколько все остальные ниже его по рангу. Кикимер казался ничуть не довольным, но кивнул: — Конечно, Хозяин Сириус. Кикимер подвел их к небольшому шкафу на втором этаже, который, судя по всему, использовался в основном для хранения средств гигиены. Сириус наверняка заглядывал туда, но не заметил маленького мальчика, который прятался за стопками туалетной бумаги, на нижней полке. Как только Сириус увидел его, он отпихнул все туалетные принадлежности в сторону: — Реджи! Я думал, что потерял тебя, ты меня так напугал. Судя по всему, Сириус был не единственным напуганным мальчиком в этом доме, потому что по лицу Регулуса текли слезы, и он сопел, как будто плакал уже довольно долго. Андромеда и Нарцисса завороженно наблюдали за разворачивающейся перед ними сценой. Как только Сириус заметил слезы брата, он притянул его к себе и крепко обнял. — Почему ты плачешь, Реджи? Регулус всхлипнул, но крепко прижался лицом к плечу брата: — Тебя так долго не было. Я думал, ты забыл про меня. Сириус отстранился, на его лице отразилось такое откровенное замешательство, что Андромеда чуть не рассмеялась: — Я бы никогда не смог забыть про тебя, Рег. Ты же мой маленький братик. Регулус надулся, глядя на своего старшего брата: — Я не маленький. Сириус улыбнулся младшему брату, а затем взъерошил его волосы: — Ладно, тогда ты мой любимый братик. Регулус хихикнул: — Сири, я твой единственный брат. Сириус лучезарно улыбнулся брату: — Видишь, вот почему ты мой любимый! Я никогда не смогу забыть о своем любимом брате, верно? И это то, на что ты всегда можешь рассчитывать. Регулус растерянно посмотрел на старшего брата: — На что я могу всегда рассчитывать, Сири? Сириус поцеловал его в макушку: — Я всегда буду думать о тебе, потому что ты мой брат, и это никогда не изменится. Регулус робко улыбнулся брату: — Ты обещаешь? — Я обещаю. Андромеда почувствовала, как у нее сжалось горло от увиденной перед ней сцены: два брата обещали быть рядом друг с другом во что бы то ни стало. Она взглянула на сестру и удивилась, что Нарцисса уже смотрит на нее. С того момента, как их глаза встретились, она поняла, что сестра испытывает то же чувство, что и она, — ревность. Сестры Блэк не были так близки уже много лет. Наивности двух младших родственников, несмотря на то, что их мать была намного хуже, чем у девочек, можно было только позавидовать.По мере того как дочери Блэков взрослели, их постоянно сталкивали друг с другом, чтобы понять, кем больше смогут гордиться их родители. Из-за этого девочки больше не могли любить друг друга так, как Сириус и Регулус. В этой семейной истории ничто не обходится без боли и страданий. Оставалось только надеяться, что они по-прежнему будут любить друг друга так, как они с Нарциссой никогда не смогут.

**************************************

Андромеда

Андромеда Тонкс была слишком счастлива для женщины, находящейся в центре войны. Она даже чувствовала себя эгоисткой, думая об этом, учитывая, что все люди, которых она знала, боролись за свою жизнь. Тем не менее она была так благодарна за то, что война никогда не подходила к ее двери, или, по крайней мере, пока не подходила. Всегда оставалась вероятность того, что она придет, но она знала, что ее семья сильная и находчивая и все будет в порядке. Ее муж Тед и она сами давно приняли решение не участвовать в войне, особенно теперь, когда у них родилась прекрасная дочь Нимфадора. Почти семь лет назад от нее отреклась семья Блэков, ее семья, узнав о ее тайной помолвке с магглорожденным. Она искренне ожидала этого, хотя они узнали об этом раньше, чем она успела сообщить новость тем, кто был ей особенно дорог. Если бы ей удалось добиться своего, она бы рассказала об этом своим кузенам Сириусу и Регулусу, чтобы они не были застигнуты врасплох. Но так случилось, что она так и не получила этого шанса, поскольку все контакты между кузенами были прерваны в момент ее отречения. Сириус вышел с ней на связь примерно через полгода после того, как она исчезла с семейного гобелена, за что она была ему безмерно благодарна, ведь он был единственным из оставшихся родственников, кто готов был принять её. Регулусу, ее младшему кузену, потребовалось пять лет, чтобы связаться с ней, что ранило ее больше, чем она могла бы признать, но она была рада, что он в конце концов сделал этот шаг. Конечно, за эти годы она много раз пыталась отправить им сову, но их почта была заблокирована дома и в Хогвартсе. Хогвартс решительно не давал ей возможности связаться с ними, пока мальчики в разное время не взяли на себя смелость присылать ей письма. Как бы она ни была счастлива, что ее двоюродные братья снова стали поддерживать связь, был человек, о котором она мечтала услышать больше, чем о ком бы то ни было, и который, как она думала, обратится к ней в последнюю очередь. Много лет назад, когда она собиралась окончить школу, у нее был большой план, как она скажет своей младшей сестре, что собирается пойти против воли семьи и, скорее всего, от нее отрекутся. Она планировала, что скажет, несколько месяцев, но в итоге так и не дождалась своего часа. Не успела она оглянуться, как уже закончила школу, и ее выгнали через неделю, а с сестрой она так и не смогла перемолвиться ни словом. Но одно письмо от сестры она получила примерно через год после отъезда, когда была беременна дочерью. Нарцисса была в ярости, это было ясно, даже несмотря на вежливый и отстраненный язык. Она рассказала о том, как предала ее Андромеда и как бросила ее. Нарцисса сказала, что ненавидит ее и что теперь, когда ее нет, она должна и дальше не появляться. Она не хочет ее больше видеть. Ей не приходилось этого делать целых пять лет, так как Андромеда почти не бывала в местах, где находились волшебники. Если в самых людных волшебных местах требовалось её присутствие, она отправляла своего мужа. Андромеда знала, что, хоть её муж и был неузнаваем для большинства, сама она, безусловно, оставалась узнаваемой. Она выглядела как точная копия своей старшей сестры Беллатрикс, и каждый мог догадаться, что она Блэк. Она ненавидела, когда люди вздрагивали, принимая ее за сестру. Они ожидали, что она будет жестокой и причинит им боль, поэтому она предпочитала держаться подальше от посторонних глаз. В маггловском местечке ее ждал дополнительный бонус: она не могла столкнуться со своей семьей, в частности с родителями или тетей Вальпургой. Когда-то Андромеда была любимой дочерью своих родителей. Она была самой одаренной в учебе и обладала блэковским самообладанием. Её сестра Беллатриса тоже была талантливой, но позже её охватило безумие, которое могло передаваться только по наследству. У ее родителей хватило наглости стыдиться поведения своей дочери, хотя она явно не была виновата в том, что их семья веками заключала браки между близкими родственниками. Несмотря на это, Беллатриса сделала то, чего от неё ожидали — вышла замуж за наследника одного из священных двадцати восьми родов. В детстве Нарцисса была очень доброй девочкой. Она была похожа на юного Регулуса: милая и нежная. Однако семья не оценила этого, и они стали холодными и суровыми, какими и должны быть представители рода Блэк. Нарцисса научилась быть сильной и стойкой. Она поняла, что если не будешь идеальной, то с тобой может случиться что-то плохое. Она видела, как у её сестёр ломали волю. Когда Андромеда отреклась от семьи, Нарцисса стала ещё более совершенным примером того, какой должна быть настоящая представительница семейства Блэк. Андромеда была умнее, чем предполагали её родители. Она понимала, чего они от неё ожидают, и была готова выполнять все их просьбы. Однако между полным неповиновением и безоговорочным подчинением была тонкая грань, и Андромеда балансировала на ней всю свою жизнь. Она позволяла себе лгать и манипулировать родителями, чтобы они считали её идеальной дочерью. На самом же деле Андромеда была свободолюбивой и не боялась высказывать своё мнение, чего не позволяли себе многие Блэки того времени. Она пережила детство без серьёзных травм и смогла выбраться из тюрьмы. Хотя после своего решения она долгое время чувствовала себя одинокой, Андромеда никогда не жалела о своём выборе. Когда Нарцисса связалась с ней во второй раз после ее отречения, все изменилось. Ее сестра вышла замуж за Пожирателя смерти, но чем больше времени проводили сестры Блэк друг с другом, тем больше Андромеда видела сестру, которую, как ей казалось, она потеряла. Теперь, когда она наконец-то вернулась к ней, ей хотелось быть немного эгоистичной. Она старалась не вспоминать о муже Нарциссы, потому что, хотя он и не был хорошим человеком, было очевидно, что сестра любит его, и она не хотела снова отдалять ее от себя. Поначалу, когда они снова начали встречаться, они обсуждали только Регулуса, потом к ним добавился Сириус, и в конце концов они стали проводить много времени, просто разговаривая о своем детстве. В основном они говорили о хороших воспоминаниях, но иногда обсуждали и более тяжелые вещи. Было очевидно, что, хотя Нарцисса была идеальной куклой для своих родителей, она знала, что их воспитание было ужасным. Андромеде нужно было, чтобы она поняла это, опасаясь, что дети, которых Нарцисса родит от своего ужасного мужа, будут иметь такое же детство, как у них. Она не любила Малфоев, но хотела, чтобы ее сестра была счастлива и могла воспитывать детей по-другому, а не продолжать цикл жестокого обращения. Поэтому, когда Нарисса сказала Андромеде, что Люциус и она собираются начать попытки завести ребенка, она почувствовала надежду. Эта надежда позволила ей обнять сестру и рассказать ей о радостях воспитания ребенка. Она знала, что ее сестра хочет быть лучше, чем их собственная мать, и надеялась, что сестра проследит за тем, чтобы Люциус не обращался с их ребенком так же, как с ними обращался их отец. Она знала, что вряд ли у нее когда-нибудь сложатся отношения с будущей племянницей или племянником, но ей было достаточно знать, что с ними все будет хорошо. Она даже стала чаще брать Нимфадору с собой, чтобы та привыкла к жизни с маленьким ребенком. Нарцисса удивительно тепло и ласково относилась к ее дочери, и Андромеда даже не догадывалась, как много это будет для нее значить. Так что да, она была счастлива, гораздо счастливее, чем должна быть.

*******************************************

Барти

В Хогвартсе всё было по-прежнему: ничего существенного не изменилось. Это не означало, что здесь не происходило ничего интересного — всё-таки здесь учились подростки, наделённые магическими способностями. Однако всё это не имело большого значения. Раньше Барти пытался найти что-то интересное в мелких конфликтах своих одноклассников. Но теперь это казалось ему лишь фоновым шумом, особенно после того, как он стал солдатом.На самом деле ему больше не нужно было вступать в драки. Его всегда переполняла ярость, и это часто заставляло его ввязываться в конфликты. Но он потратил целое лето на то, чтобы избавиться от этого состояния, и теперь не видел необходимости в драках. Поэтому, хотя однокурсники по-прежнему отворачивались и избегали встречаться с ним взглядом, опасаясь, что это может его разозлить, они были в безопасности от его гнева. Возможно, в начале учебного года преподаватели ещё не заметили, что он больше не участвует в драках и не получает задержаний. Но скоро они это заметят. Барти Краучу на самом деле было наплевать на школу. Он получал неплохие оценки, потому что не позволял никому считать себя глупцом, но он решительно не хотел быть первым в классе, не хватало еще чтобы его отец начал думать о нем как о достойном наследнике. Последнее, что он хотел бы сделать, — это стать таковым наследником своего отца. И все же, несмотря на то, что он знал, что в школе, которую он посещал последние шесть лет, по-настоящему ничего не изменилось, было странно наблюдать, как дела идут своим чередом, учитывая войну, ведущуюся за ее пределами. Куда бы он ни посмотрел, ученики разговаривали и смеялись, наслаждаясь прекрасным осенним днем вместе со своими одноклассниками, в то время как в этот самый момент так много людей боролись за свои жизни. Многие семьи присутствовавших здесь студентов бежали от людей с такой же меткой, как у Барти на левом предплечье. Барти недоумевал, как они могут быть такими беспечными или, по крайней мере, притворяться, что ничего не замечают. Барти надоело притворяться, и это было опасно, учитывая политический климат в мире. Его могли запереть в Азкабане за то, что он совершил, и все же слизеринец ходил на занятия, как и все остальные. Он ненавидел игру, в которую играли люди, будто не знали, насколько опасны некоторые из их однокурсников. Хотя никто не знал о метке на его руке, люди подозревали, что со временем, если не уже, он будет носить ее. Профессора были хуже всех, потому что они знали и делали небольшие замечания о состоянии мира, предупреждая своих студентов, как будто те уже не были его частью. И Барти говорил не только о тех, кто был на его стороне, — ему было хорошо известно, что Дамблдор вербовал своих старших учеников для участия в военных действиях, и именно так Поттер оказался вовлечен в них. Барти был одним из тех особенных людей, которые считали, что поступки Дамблдора так же отвратительны, как и действия Темного Лорда. Конечно, Барти знал, каким чудовищем был Волдеморт, но это не означало, что Дамблдор был меньшим чудовищем. Он все равно вербовал на свою сторону учеников, подвергая их жизни опасности ради собственной цели. По правде говоря, Барти не уважал ни одного из них, он просто хотел позлить отца и хорошо провести время, для этого он выбрал подходящую сторону. У Розье и Регулуса были разные чувства по этому поводу. Ни один из них не вступал в ряды Пожирателей Смерти ради забавы, более того, казалось, что никто из них вообще не получал от этого удовольствия. Розье присоединился к ним, потому что его семья ожидала этого, и он был для них таким хорошим наследником. Причины Регулуса, конечно, были для Барти большей загадкой, но они были определенно интереснее. Регулус никогда не делал ничего без причины, и он уже не раз говорил, что не жалеет о принятом решении, так что Барти доверял его процессу принятия решений. — Эй, ты так и не сказал мне, от кого была та сова со вчерашнего утра, — спросил Эван, словно услышав, что мысли Барти обращены к нему. Барти и Эван сидели на скамейке во дворе под предлогом чтения, хотя Барти был больше сосредоточен на наблюдении за наивными одноклассниками. У них только что закончились занятия, и они еще не встретились с Регулусом, который в этот момент, вероятно, был в библиотеке. Барти предпочитал не заходить в библиотеку, если это было возможно, поэтому Эван составлял ему компанию, хотя Барти должен был знать, что он не захочет просто сидеть в тишине, он ненавидел звук собственных мыслей. Барти повернулся к нему с выражением явного раздражения на лице, которое, как он знал, заставило бы Эвана закатить глаза, он больше не ходил перед Барти на цыпочках, но все еще не был таким смелым в его присутствии. — Это, наверное, потому, что я не хотел тебе говорить. Эван нахмурился, прежде чем ткнуться плечом в плечо Барти, что, казалось, было подбадриванием со стороны Эвана, но на самом деле вызвало у Барти желание столкнуть его со скамейки: — Да перестань, мне же любопытно. И почему мне не должно быть наплевать на твое любопытство, Розье? — Барти опустил взгляд на книгу, лежащую у него на коленях, хотя читать ее он не собирался. Эван надулся, явно раздраженный тем, что Барти больше не обращает на него внимания. — Ладно, извини, что я пытаюсь заняться чем-то другим, вместо того чтобы пялиться в этот чертов учебник по зельеварению. Барти не сразу ответил, ощущая ненужное раздражение. Когда он вновь взглянул на своего друга, тот хмурился, сосредоточенно читая текст, и казался очень несчастным. Эван никогда не был отличником, ему было сложно по-настоящему сосредоточиться на учёбе. Раньше он справлялся только благодаря конспектам Регулуса и его помощи с домашними заданиями. Впервые он задумался о том, насколько катастрофичными должны были стать его оценки с тех пор, как они перестали общаться. Барти, понаблюдав за тем, как Розье пытается понять, о чём речь, решил немного подразнить его. Он вздохнул, словно тема разговора его раздражала, хотя на самом деле ему было всё равно. Единственной причиной, по которой он не рассказал Розье о письме, было желание позлить его. — Сова была от отца, он написал мне письмо. Розье оторвался от учебника. На мгновение он почувствовал облегчение от того, что больше не нужно сосредотачиваться на учёбе, но затем сразу же смутился от слов Барти. — Твой отец написал тебе письмо? Я думал, он перестал писать на третьем курсе. Барти ухмыльнулся, потому что, конечно же, Эван был прав. Когда Барти только поступил в Хогвартс, его отцу пришла в голову мысль, что он может контролировать действия своего сына и заставить его стать достойным наследником, хотя они уже презирали друг друга. Барти никогда не отвечал ему, сколько бы писем он ни отправлял. Даже когда профессорам приходилось писать письма его родителям, а их было довольно много, потому что Барти был склонен к неприятностям, и его отец писал ему, он никогда не писал ни слова в ответ. Примерно на третьем курсе его отец бросил писать. Он так и поступил, но его мама все равно часто писала ему. — Должно быть, он вбил в свою старую пыльную голову, что теперь, когда я стал взрослым, мне будут небезразличны его мысли. Эван закрыл книгу, потому что, конечно, этого было достаточно, чтобы он перестал заниматься на целый день, это не заняло много времени. — С чего бы ему так думать? Этим летом что-то изменилось? Барти покачал головой, сам не понимая причины этого письма: — Черт возьми, нет, я все еще ненавижу его, а он все еще ненавидит меня, — Барти на мгновение задумался, прежде чем заговорить снова: — Ну, я думаю, этим летом он действительно стал чаще бывать дома, особенно на ужин. Эван полностью повернулся к нему, его разум явно перебирал возможные варианты: — С чего бы главе магического правопорядка чаще бывать дома в разгар войны? Барти нахмурился, не то чтобы ему не казалось странным, что его отец чаще бывает дома, но он не задумывался об этом. Он старался не думать об отце слишком часто, потому что это только злило его еще больше, а он и сам был в ярости. — Я не знаю, может он плохо справляется со своей работой? Барти пожал плечами, хотя знал, что причина точно не в этом. Эван нахмурился, явно размышляя на эту тему несколько глубже, чем он. — Человек, который всегда мечтал стать министром магии, бездельничает во время самого важного события, произошедшего в мире волшебников с момента возвышения Гриндевальда. Барти, а сейчас происходит как раз то самое дерьмо, которое может сделать или сломать чью-то карьеру. Барти вздохнул, потому что знал, что у внезапного появления отца на семейных обедах, скорее всего, есть причина, но у него не было желания думать об этом человеке больше, чем нужно. Взглянув на Эвана, он понял, что тот не отпустит ситуацию так же легко, как Барти. Эван не был глупым, в школе учился в основном плохо, но обладал странной интуицией, когда дело касалось людей. Он не только мог определить, когда люди ведут себя не так, как должны, но и обычно был достаточно заинтересован, чтобы сравнительно быстро выяснить причину. Для человека, который даже не мог дочитать до конца учебник по зельям, не жалуясь, он был странно заинтересован в человеческом поведении. Эван не стал дожидаться ответа Барти, прежде чем спросить: — Так что же написано в этом письме? — Да все то же старое дерьмо, которое он обычно присылал, о том, что нужно быть достойным наследником и не позорить свою семью. Там была традиционная часть о выборе подходящей компании, с которой я буду проводить время, так как я уже не ребенок. Как ты думаешь, на кого он намекал? — Барти саркастически хмыкнул, все еще расстроенный из-за дурацкого письма отца. Эван почесал подбородок в насмешливой сосредоточенности: — Ну, если бы мне пришлось предполагать, то кто-то с фамилией Блэк или Розье не был бы в списке приемлемых для него. Барти ухмыльнулся, ведь он не ошибся: может, они и чистокровные, но их семьи были слишком откровенны в вопросах прав маглов, чтобы считаться подходящей компанией для сына будущего министра магии. — Так, дай угадаю, значит, ты оставил его без ответного письма? — спросил Эван, хотя, вероятно, полагал, что уже знает ответ, учитывая, что Барти так и не ответил его отцу. Барти ухмыльнулся Эвану так, что, как он знал, слизеринец насторожился: — Вообще-то я отправил ему обратно использованный презерватив. Реакция Эвана была именно такой, какой Барти и ожидал: он уронил книги с колен и отвесил челюсть. — Т-ты ч-что? Барти не мог сдержать злорадного выражения лица при мысли о том, что его отец откроет это письмо: — О, не переживай, я еще и записку ему написал. Эван выглядел совершенно потрясенным, он продолжал задавать вопросы, словно его мысли мчались слишком быстро, и рот не успевал за ними. Когда он наконец нашел слова, его вопрос звучал так: — Что ты написал, черт возьми, Барти? Барти рассмеялся, потому что, О Великий Салазар, реакция Эвана была почти такой же, какая будет у его отца: — Там было написано только «Не волнуйся, я трахаю только чистокровных». Честно говоря, не могу дождаться, когда увижу реакцию этого ублюдка. Лицо Эвана стало совершенно белым, и он посмотрел на Барти так, словно у того выросла вторая голова. — О чем ты, блять, думал? Барти закатил глаза от такой бурной реакции: — Я думал, похуй на него. — Барти, это серьезно. Когда ты вообще… — в самый разгар того, что, по мнению Барти, должно было стать прекрасной руганью со стороны другого слизеринца, кто-то выкрикнул имя Барти, прервав Эвана. — Крауч! Барти оглянулся и увидел, что Реми Крэст оторвалась от нескольких хаффлпаффцев и направилась в их сторону. Барти не смог сдержать улыбку, которая появилась на его лице. Он посмотрел на Эвана, который выглядел раздраженным и на Барти, и на то, что его прервали. Барти сказал Эвану: — Убирайся, — потому что не хотел смотреть матч-реванш между ним и Реми. Эван нахмурился, собирая свои вещи: — Какой же ты мудак, Барти. Эван резко бросился прочь от Барти, как раз когда Реми приблизилась. Барти собрал свои книги и бросил их в сумку, после чего встал и подошел к Реми. Реми обняла его: — Крауч, ты крысиный ублюдок, я не видела тебя всю неделю. Барти ухмыльнулся, обнял ее за плечи и пошел по дорожке, ведущей со двора, желая подышать свежим воздухом. — В чем конкретно моя вина, что ты отказываешься спуститься в подземелья, чтобы увидеться со мной, Крэст? Она легонько толкнула его локтем в живот, но все равно улыбнулась: — Да, это очень понравится толпе, которая ненавидит полукровок. — У нас в Слизерине есть полукровки, Крэст. Во всяком случае, это не прошло бы хорошо, потому что ты из Хаффлпаффа. Это заставило ее закатить глаза, но она рассмеялась: — Тебе было бы гораздо проще прийти к нам, ты ведь постоянно делал это в прошлом году. — Совершенно справедливо, я не сомневаюсь, что твои соседи по общежитию скучают по мне и по всем тем сплетням, которые я им приносил. Скажи, они все еще уверены, что мы трахались? Реми откинула голову назад в смехе, явно находя идею о них двоих уморительной: — Уверена, что так и думают, а поскольку ты любишь устраивать шоу, тебе стоит как-нибудь заглянуть. Барти улыбнулся Реми: в прошлом году он не слишком возражал против ее хаффлпаффских друзей, хотя терпел их, только если Реми была рядом. — Конечно, я приду еще раз, раз уж ты так скучала по мне этим летом. — И не мечтай, Крауч, — она закатила глаза, и они продолжали идти в мирной тишине несколько минут, прежде чем она спросила: — Так с каких пор вы с Розье снова стали общаться? Барти пожал плечами, понимая, что рано или поздно это произойдет. В прошлом году они не проводили много времени с Розье, хотя к концу семестра у них были приличные отношения, и ей должно было быть любопытно. — Вообще-то только этим летом, как он перестал общаться с придурками Эйвери и Мальсибером, так что он не такой невыносимый, как раньше. Она кивнула в знак понимания, но, очевидно, он ей все еще не нравился: — Я поверю в это, когда увижу. — Слушай, я знаю, что ты его ненавидишь, и это нормально, но здесь очень мало людей, которых я могу терпеть, так что я не могу быть слишком придирчивым, — объяснил Барти, хотя на самом деле он не считал, что это нужно объяснять. Реми тоже не думал, что это нужно объяснять: — Крауч, когда это я говорила, что ты должен перестать общаться с Розье? Это был твой и Регулуса выбор, а не мой. Общайся с кем хочешь. Для любого другого человека такой ответ показался бы пассивно-агрессивным, но для Реми он был искренним. Именно поэтому она нравилась Барти: она не играла в манипуляции, а честно и прямо говорила о своих чувствах. Она заговорила снова, прежде чем Барти успел ответить: — Хотя, знаешь, я должна спросить, почему вы с ним общаетесь? Что делает его более терпимым для вас, на фоне остальных слизеринцев? Барти на секунду задумался, прежде чем ответить: — Трудно сказать, почему именно, потому что, как тебе хорошо известно, он может быть полным придурком и уж точно не помогает нам учиться или что-то в этом роде. Думаю, это потому, что он все понимает, понимаете? Он понимает, как мы с Регулусом работаем, и не пытается это изменить или помешать. В каком-то смысле он подходит нам лучше, чем кто-либо другой, поэтому я не знаю, могу ли я объяснить это лучше. Реми кивнула: — Удивительно, но мне кажется, что в этом есть смысл. Так что я буду уважать твою дружбу с ним, хотя все равно считаю его засранцем. Барти рассмеялся: — Определенно, ведь он все еще засранец. Реми улыбнулась Барти, а затем спросила: — Так о чем вы двое говорили до моего появления? Он выглядел так, будто разозлился на тебя. Это снова заставило Барти рассмеяться, как он делал каждый раз, когда вспоминал о том письме: — Я рассказывал ему о письме, которое отправил отцу, а он назвал меня идиотом за это. На ее лице появилось выражение любопытства: — И что же ты ему послал? Барти ухмыльнулся: — Я послал ему использованный презерватив. Она резко остановилась и повернулась к нему: — Ну нихуя себе! В ответ на его ухмылку она разразилась смехом, найдя все происходящее гораздо более забавным, чем Эван: — Это чертовски отвратительно, Крауч. Но если кто и заслуживает этого, так это твой отец. От этих слов Барти стало тепло на душе. Он не слишком много рассказывал ей о своей домашней жизни, но она знала, что они с отцом ненавидят друг друга, и сделала свои собственные выводы. Тем не менее, когда кто-то соглашался с его мнением об отце, ему всегда становилось тепло и спокойно. Как только она перестала смеяться, то воскликнула: — О, я чуть не забыла! Угадай, с кем я сегодня говорила? Барти предположил, не особо напрягая память: — Тот парень, Макроу из Когтеврана, он всё ещё по тебе сохнет? Реми скривилась от отвращения, услышав имя мальчика, и ответила: — О, нет, если бы мне не пришлось больше с ним разговаривать, я была бы очень рада. Барти рассмеялся над ее реакцией, но затем пожал плечами: — Тогда я не знаю, кто? — Да никто особенный, всего лишь сам принц Слизерина, Регулус Блэк, — она притворилась бесстрастной, как будто не была взволнована, и он понял, что так оно и было. Она так скучала по нему в прошлом году. Барти снисходительно улыбнулся ей: — Я думал, решится ли он в этом году. Значит, он просто подошел и сделал вид, что не игнорировал тебя целый год? Она покачала головой: — Нет, он загнал меня в угол после арифмантики. Он извинился и сказал, что скучал по мне. Барти прищурил бровь: — Регулус Блэк извинился? Реми ухмыльнулся: — Да, он сказал мне, что я не заслуживала того, как он обращался со мной в прошлом году, и что я ему действительно небезразлична. Барти кивнул: Регулус нечасто извинялся, так что это было очень важно. Реми продолжил: — А ещё он сказал мне, что в прошлом году он пытался оттолкнуть и тебя, но ты был слишком упрям. Барти нахмурился, что ж, это имело большой смысл: — Ха, кажется, я помню ту неделю, когда он пытался избавиться от меня, куда бы он ни пошел, но я все равно шел с ним. Реми усмехнулась, в ее глазах промелькнуло веселье: — Как я и говорила, ты был слишком упрям, чтобы воспринять его упадок всерьез. Барти закатил глаза: — Я тебя умоляю, Регулус не смог бы избавиться от меня без лопаты и ямы глубиной в шесть футов. Упрямство тут ни при чем. От этого Реми рассмеялась еще сильнее, и Барти решил насладиться простотой этого момента. У Барти был очень короткий список людей, на которых ему было не наплевать, чтобы поговорить с ними, и трое из них находились сейчас в этой школе. Конечно, на предплечье у него была запрещенная татуировка, из-за которой его в любой момент могли бросить в Азкабан, но жизнь могла быть и хуже. Он решил, что этот год будет не таким уж плохим. Если бы только Барти знал тогда, что это будет худший год в его жизни.