Твоя стая за плечами

      Зимой битвы стай смотрелись по-особенному красиво и захватывающе. Огромные площади, покрытые рыжей плиткой, безлюдные из-за оперативно работающих новостей, с радостью встречали сотни волков. На серой, чёрной, бурой шкуре мохнатых бестий оседали снежинки, под лапами хрустел недавно выпавший снег, в некоторых местах была наледь, из-за которой крепкие лапы скользили и разъезжались.       Битвы были по истине великолепными, все люди следили за ними, затаив дыхание. Комментаторы на федеральном канале, ведущие прямую трансляцию, захлёбывались своими восхищёнными возгласами, лишь приглашённый альфа-оборотень держал лицо ровным, но говорил не менее взбудораженно.       Славе было больно на это смотреть. Лёд увеличивал вероятность повреждений. С наступлением зимы количество получаемых травм в стычках выросло в несколько раз. Сам Мирон один раз подбородок ушиб, поскользнувшись, и чуть не проиграл тот бой, не дождавшись ничьи. Слава очень долго не мог унять свой недовольный взгляд, нанося заживляющую мазь на фиолетовый синячище.       С другой стороны, понимая опасность, вожаки старались сдерживать своих сородичей и не заводиться слишком резко на очередное высказывание из вражеского лагеря. Слава так убедил Мирона не вступать в, как минимум, три битвы. И был доволен этим.       Каждый раз, когда телефон начинал разрываться сообщениями, мессенджеры наполнялись призывами выходить на такую-то площадь, Слава судорожно взглатывал, прибавлял звук на телевизоре, останавливая тем самым урок. Сперва, когда он включал за несколько минут до начала битв, ему не верили, но потом за это оставшееся время до начала учителя лишь скорее заканчивали что-то объяснять или говорили отложить писать контрольные работы, собирали их, и тогда на телевизоре возникало два ведущих.       Слава следил не только за своей стаей, но и за чужими. Он уже научился видеть все предпосылки. Они были очевидными. Один оборотень начинал нападать на другого в сети, за него впрягалась стая, и если это была старая обида или новая, когда кто-то не сдержался, ляпнул слишком непристойную вещь или оскорбил физически — начиналась настоящая заворушка.       По-прежнему Слава в это особо не лез. Он следил, но не комментировал. Лишь пару раз оставлял своё слово на зарождающемся конфликте, и это имело положительный эффект. Ссора рассасывалась, перед ним извинялись состайники, а вражеские волки замолкали. Но не так часто возникали моменты, когда Славе реально было что сказать.       Зачастую оборотней выводили из себя банальнейшие вещи. Особо сильно они реагировали на драки в школах или притеснение на работе. Поэтому за своими ребятами в школе Слава бдил неустанно, чтобы те не посмели ляпнуть какую-то чушь или наброситься на чужестайников и тем самым вызвать очередную холодную битву.       Хуже всего дела обстояли с тремя стаями: Гуарана, Гамбир и Белладона. С ними у Мирры была кровная вражда уже не одно поколение. С Белладоной были самые опасные, самые рьяные и, как казалось Славе, бессмысленные битвы. Эти две стаи ненавидели друг друга всей душой, но причины уходили настолько далеко и были такими размазанными, что Слава не единожды спрашивал у Мирона, зачем они вообще продолжают враждавать. Непонятный случай исчерпал себя ещё столетие, если не больше, назад. Но Мирон его не слушал. Это был единственный момент, когда Мирон не то, что не принимал его мнение, а отказывался его даже выслушивать и натурально просил не лезть. Это очень сильно бесило Славу. Они неоднократно ругались на этой почве. Слава тогда уходил к родителям на день-два, читал то художественную литературу, то конституцию. Несколько раз он был вынужден проглотить свою гордость и прийти на собрание, они тогда и мирились. Собрания Слава никогда не пропускал — это ужасный тон.       Был февраль. Слава сидел на перемене в классе, читая книгу. Он к этому моменту устал мониторить социальные сети и решил отдаться искусству. Была уже середина дня, наступал пятый урок.       И вдруг в класс забегает девочка, второй класс — не больше. От неё пахнет омегой, пахнет знакомо, да и Слава знал всех своих, он сразу понял, что это к нему.       Он отложил от себя книгу и повернулся к девочке, у неё были кучерявые русые волосы, заплетённые в косички, и большие испуганные зелёные глаза.       — Там ребята спорят друг с другом, — сказала она по-детски невинно и с надеждой уставилась на Славу.       Неслышно чертыхнувшись, Слава поднялся и попросил его отвести к этим ребятам. Девочка сразу приободрилась, быстро затопала, почти побежала. Слава шёл за ней большим шагом, с его почти двумя метрами роста это было несложно. На первом этаже, в рекреации, уже столпилась большая толпа младшеклашек и несколько учителей стояли в напряжении, не понимая, что им нужно делать.       Стояли двое парней из Мирры, двое из какой-то другой стаи, Слава не помнил точно, либо Гамбир, либо Алтей. Скорее похоже было на Гамбир, их стая располагалась ближе. Это всё стояли парни средней школы, класс пятый, шестой, седьмой или на крайняк восьмой. Унюхав приближение Славы, они немного посупились и сбавили тон.       — У вас все в стае такие! Вы просто…       От них пахло враждебностью и желанием вступить в драку. Они только ждали глупого повода это сделать. Слава положил ладонь на плечо говорившего состайника и серьёзно осудительно на него посмотрел. Такому взгляду он научился от Мирона. Парень сжался, как от удара током, вздрогнул всем телом и моментально заткнулся.       — Мы в школе драки будем устраивать или что? — зашипел на своих подопечных Слава. Они были альфы, но Славе можно было устранять и такие небольшие конфликты. Главное, что он имел вес это сделать, его слушались. Мелкие очень любили Мирона, считая его своим чуть ли не кумиром. Поэтому чтили его запах и к Славе относились учтиво, без такого же обожания и уважения, но и то было большим результатом.       — Да они первые начали! — защитился парень, стоявший чуть дальше от Славы, посему не сильно попадающий под его покровительственный недовольный запах.       — Мы?! Это вы, — начал было чужестайник, но Славе на него было плевать. Как и на конфликт в целом. Он сказал, перебив всех возражающих:       — А мне фиолетово, кто первый. Во-первых, вы ещё мелкие решать конфликты драками, не шипи, а слушай. Во-вторых, башкой думать будете, где разборки устраивать? Я спрашиваю, можно ли в школе затевать драки?       Парни из Мирры посыпались, все скукожились, опустили к груди головы и молча замотали ими в стороны. От них до сих пор исходила сильная волчья энергия, жаждущая крови, но появился и стыдливый запашок.       — Так тогда какого хрена мы стаю позорим. А ну кыш по урокам, и думать забудьте о чём-то подобном. Я понятно изъясняюсь? Отвечать, а не молчать.       Сквозь обиженный вздох оба сказали тихое «да» и на Славин нетерпеливый жест рукой развернулись и пошли в сторону. Слава бросил косой взгляд на ребят из другой стаи. Они выглядели испуганными и довольными одновременно. Наконец точно вспомнив их стаю, Слава хмыкнул:       — А в Гамбире вам такое поведение тоже с рук сходит? Может, я у Алисы спрошу?       Ребята выпучили на него глаза и замотали головами. На шаг даже интуитивно отступили — испугались. Алиса была хоть и омегой вожака, но могла передать и ему напрямую, а это уже прямые осуждения от непосредственного вожака — пацаны на это не были готовы.       — Вот и славно, тоже валите по урокам.       Драка на этом закончилась. Девочка, изначально приведшая сюда Славу, смотрела на него благодарно и полезла обниматься. Слава пошебуршил её по волосам с лёгкой улыбкой.       — Ты молодец. Беспокоишься о ребятах? — Она горячо подтвердила кивком. — Это правильно. Я пойду.       Он ещё раз погладил её по волосам и встал. Она сразу убежала в класс. Слава всё не мог вспомнить её имя. В его памяти было слишком много лиц и имён людей, которых он ни разу в жизни не видел, но в нужные моменты у него не получалось их вспомнить. Из-за этого он почувствовал себя уязвимым и недостаточно хорошим помощником вожака. Тяжелее всего было не когда Мирон корил его за что-то, такое редко случалось, а когда он оскорблял самого себя за подобные косяки.       Учительница начальных классов, которая раньше вела уроки и у Славы, подошла к нему и поблагодарила, но также наругала за мат. У неё было красивое лицо взрослой женщины и очень добрые глубокие глаза. Она с ним говорила несколько минут, в основном подбадривая, потому что видела — Славе было тяжело быть кем-то для других. Быть опорой, следить и командовать. Брать на себя ответственность.       На урок он пошёл загруженный неприятными мыслями. Ему до безумного нравился Мирон, нравился его внешний вид, глаза, морщинки, торс, хуй его, нравились татуировки и голос, его запах. Слишком много было мелких моментов, которые цепляли и держали его в состоянии приятно истомы. Ему и характер Мирона нравился, его повадки, мысли, действия. Даже когда они ругались, ему нравилось, как они это делали, насколько честным был Мирон в своей злости, прямым и открытым. И насколько он жалким мог быть, когда уставал. Проводить вместе вечера, дни, бурные ночи — он тащился от этого.       Но ему было тяжело принимать вторую часть их совместной жизни.       Стая забирала из Мирона все силы. Он чаще стал зависать вне дома, чаще стал делать высказывания в интернете, чаще стал приходить домой полностью вымотанным. Слава только и мог приласкать его, накормить и выпустить из него всю негативную энергию через постель. Но это было не то, что он хотел. Он становился его «женой», как говорил отец. А Слава хотел быть его опорой и другом. Хотел вместе решать сложные дела, а не стоять у него за спиной. Вернее даже сидеть. На красном диване, краем глаза наблюдая за его родителями и за реакцией стаи на очередном собрании, где обсуждали законы, ругали и хвалили, как сородичей, так и чужестайников.       На уроке Слава вновь терпел на себе взгляды одноклассников. Это было привычно.       Домой пришёл уставший из-за ватной от мыслей головы. Сразу завалился на кровать и уснул, не заметил, как пришёл Мирон и отрубился рядом с ним.       — Освоимся. Ты хорошо справляешься, — сказал Мирон, когда они проснулись. Он курил прямо на кровати, держа на колене пепельницу. Выдыхал густой дым над собой, пытаясь сделать кольца.       — Я так не думаю. Мне до сих пор чужда стая, — выдохнул Слава, укладываясь головой на его бедро и сонными пальцами забирая сигарету. — Бросал бы ты курить, — затянувшись, сказал он. — А то помрёшь раньше времени и на кого их оставишь?       Мирон молча чиркнул зажигалкой и затянулся второй сигаретой.       — У меня слишком много энтузиазма, и он меня сжирает. Проводи больше времени со стаей, зависай подольше на собраниях, в толпе. Тебя не тронут. Ты закрыт от них. Будь наглей. Настырней. Я знаю, ты можешь.       — Сказал о себе и перевёл тему на меня. Я знал, на что соглашался. Но мне кажется, что они меня не любят, и у меня заканчивается всякое желание что-либо делать.       — Ну, это неправда. Они к тебе хорошо относятся, — Мирон лениво погладил его по волосам и стряхнул пепел с сигареты. — Стая видит твоё участие. Омега по сути не так сильно на что-то влияет. В их глазах, я имею в виду. Ты не выступаешь на собраниях, все официальные комментарии идут от меня. Даже если бы ты подключился к этому, всё равно это было бы либо от моего лица, либо тебя посчитают… выскочкой. Что лезешь в дела альфы. Так что ты всё делаешь правильно. Просто держи руку на пульсе. А то моя иногда соскальзывает. Господи, как же я устал. И гон всё не наступает. Видимо в марте ебанёт. Оттепель.       Слава протянул ладонь и положил её Мирону на лоб. Он недовольно нахмурил брови и приподнялся, за шею наклонил Мирона к себе и приложился ко лбу губами.       — Ты горячий. Мирон, ты ж, блять, не заболел?       — Я полон сил, — вымученно улыбнулся тот.       Слава не поверил. Он ушёл за электрическим градусником. Через пару минут раздался противный длинный писк.       — Сколько? — флегматично спросил Мирон, выдыхая очередной раз дым.       Слава разозлился, забрал из его пальцев сигарету, затушил её и убрал оставшуюся пачку с пепельницей подальше от него.       — Ты из дома не выходишь. У тебя тридцать девять.       — Я не чувствую себя на столько. Там у нас с Гамбиром тёрки опять начались. Завтра-послезавтра видимо до побоища дойдёт. Я тоже должен быть там.       — Какой, блять, нахуй там?! У тебя, сука, температура! Мирон, ты слышишь? Температура. Ты заболел. Я вызываю врача, а у тебя постельный режим. Никаких встреч.       — Не говори ерунды, — вздохнул Мирон и начал подниматься. Слава надавил ему рукой на грудную клетку и уложил обратно.       — Лежать. Ты даже не разделся. Ты пришёл домой и отрубился, даже джинсы с себя не стянув. Ты горишь, безостановочно куришь, пиздишь мне в лицо, что всё в порядке и ты полон сил. Только нихуя. Перед кем ты тут альфу строишь? Ты слаб, Мирон. Признай это. Ты заболел и только угробишь себя, если продолжишь где-то бегать. Я не хочу слышать твои оправдания и не хочу с тобой из-за этого ругаться! Пойду поставлю чайник. Что оборотни пьют при простуде? То же, что и люди? Мне скорую вызвать или в поликлинику пойдём? Ну и молчи.       Слава цокнул и ушёл. Он кипел от злости, чувствуя содрогания собственного тела. С ненавистью включил электрочайник и стал перебирать кружками. Достал любимую Мирона с непонятным абстрактным рисунком, кинул в него заварку чёрного чая, в холодильнике отыскал лимон и малиновое варенье. Вернулся в комнату он с подносом, на котором был готовый чай и бутерброды с ароматными сладкими дорожками малины. Поставил на кровать рядом с Мироном. Тот безвольно лежал в той же позе, только глаза закрыл предплечьем. Слава раздел его до трусов, одел ему тёплые носки и накрыл одеялом. Мирон не сопротивлялся, вёл себя вяло, только постанывал.       Пока Мирон неохотно пил чай, Слава сидел рядом с ним и в интернете искал, как нужно поступать при повышенной температуре у оборотня. Разные источники твердили отличное. Слава сдался, взял телефон Мирона и нашёл там контакт его матери. Был вечер, время приближалось к десяти. Но та ответила быстро, даже позвонила и начала инструктировать.       Как оказалось, Мирон за всю свою жизнь болел всего два раза. В пять лет и в тринадцать. И переживал высокую температуру очень плохо. В юном возрасте он застудил горло и из-за несвоевременного лечения чуть не угробил лёгкие. В тринадцать лет он болел очень тяжело, температура поднялась почти до сорока. У него и в те разы так было — слабость и температура, без кашля и насморка. Они подходили потом.       И тогда Слава по-настоящему заволновался. У Мирона были плохие лёгкие, разрушенные не только старыми простудами, но и вечным курением. Далеко не факт, что взрослым его иммунитет справится с болезнью намного лучше. Поэтому посовещавшись с его матерью, Слава вызвал на дом врача. Когда он закончил разговаривать и вернулся в комнату, Мирон спал.       Слава не мог уснуть. Он переживал. Написал Ване и спросил, что делают в таких случаях. Как проводятся собрания и битвы, если вожак стаи просто не в состоянии этого сделать. Лучше было бы это тоже спросить у матери Мирона, у неё побольше опыта, но писать ей второй раз не хотелось, да и общаться с ней. Она была слишком покровительственной и говорила только о том, о чём сама хотела, навязывая себя и свою точку зрения. Слава эту тяжесть за несколько минут разговора почувствовал через телефон.       Ваня ему ответил абстрактно. Сперва. Они переписывались полночи. Как оказалось, Ваня был пьяным, довольным, потому что поебался с омегой, но недовольным, потому что омега из другой стаи. И он просил не говорить об этом Мирону. Когда же у него получилось немного протрезветь, он рассказал про действующий порядок, который допускает вступать в бой омегу вожака, как лидера. Только это касается битв, проводить собрания Слава не имел права без присутствия на них вожака, даже несмотря на болезнь последнего.       От этой новости Слава выпал и разозлился. Драться ему можно было, а просто поговорить — нельзя. Он немного порычал на это Ване, тот с пьяну согласился с ним и начал жаловаться на свою ситуацию, не понимая, как ему дальше быть. Только к часу ночи Ваня признался, что тот чужестайный омега до сих пор с ним, сладко спит у него на плече. Слава ударил ладонью лоб и застонал.       Ему нужно было заботиться и о Мироне, который до последнего будет отстаивать себя и говорить, что в нём есть силы на битву, и ещё успокаивать Ваню и решать его проблемы. Завтрашняя итоговая контрольная по математике казалась чем-то несущественным.       К двум часам ночи, сказав Ване сперва протрезветь, а затем думать о последствиях, Слава заснул. Проснулся рано, сделал чай, пролистал новости. В сети продолжались разборки между Миррой и Гамбиром, из интернета в реальную драку всё грозилось перелиться к часам трём дня. В школу Слава решил не идти.       Вообще не до неё было.       Он сделал чай и начал варить куриный бульон. Мирона разбудил, напоил и опять уложил, не дав залезть в телефон. Получилось, и очень скоро тот вновь сопел, укутавшись в одеяло.       Врач пришёл к одиннадцати. Он был человеком, мужчиной лет сорока в чёрных усах и прямоугольних очках далеко на носу. В руках у него был большой чемоданчик, который он сразу разложил на кровати. Скляночки, шприцы, пласты таблеток запереливались в свете лампочки.       Мирон смирился. Поднялся, дышал по чужому велению, прекращал дышать, показывал рот, имитировал кашель. Рассказал о самочувствии. Немного привирая, выставляя дела лучше, чем они действительно были. Врач неодобрительно покачал головой и сказал про плохие хрипы в лёгких. Запретил покидать постель, иначе можно было получить осложнения в виде пневмонии. Никакого курения, никаких серьёзных физических нагрузок и куча препаратов. Он сделал один укол Мирону в левую ягодицу и выдал Славе рецепт, в котором почти во всю страницу более-менее читаемым текстом расписал курс лечения.       Нужно было пить две мекстурки, принимать три разных лекарства в виде таблеток, ополаскивать настойкой горло, прочищать нос и капать уши. Слава старался запомнить порядок и дозировки, но запутался и попросил врача повторить это ему ещё раз. Тот даже схемку нарисовал.       Поблагодарив и проводив врача, Слава уложил Мирона, вручил горячий чай, отобрал сигареты с телефоном и пошёл в аптеку.       По пути переговорил с матерью Мирона, объяснив ситуацию и обещав держать в курсе, и с Ваней, который на трезвую голову осознал, что произошло с ним и с его вожаком. И выразил опасение касаемо сегодняшней битвы.       Она не могла не состояться. К двенадцати часам об этом трубили все, кому не лень. Слава не мог отпустить туда Мирона, но драться без вожака для стаи — ужасно. Это напрочь убивало боевой дух.       Ждавший дома Мирон, сперва мягко попросил вернуть ему телефон, затем затребовал. Слава отпирался сколько мог, но в итоге сдался.       Несколько тяжёлых минут Мирон просматривал споры в интернете, хмурился и под конец закашлялся.       — Я не могу бросить своих, — сказал он, сделав несколько глотков тёплого чая.       Слава сел рядом и вздохнул, качнул головой.       — Я тебя не отпущу, — убедительно сказал он. — Даже не думай, Мирон. Мы с тобой пободались в волчьем обличии, ты меня учил атаковать и мы с тобой на площадках порой занимались.       — Этого мало. Мы тогда скорее игрались.       — Всё равно. Лучше я попробую себя в битве, чем отпущу туда больного тебя. Нет, не дождёшься. Не пререкайся! Мирон, ты никакой. Ты слабый, тебя сразу вынесут, а ты только сильнее от этого заболеешь. Я в отличии от тебя здоров. Так что помалкивай. С тебя чай, таблетки и сон. Много сна.       — Ты не обязан это делать, а я — да.       — Я обязан, — вздохнул Слава. — Обязан остановить тебя от этого суицида. Ты нужен стае живой и здоровый. Не так часто битвы доходят до убийств, обычно расходятся раньше. Я видел, я наблюдал. Всё будет в порядке.       Мирон безвольно опустил руки и прикрыл глаза. Его лоб блестел потом, грудная клетка тяжело вздымалась. Градусник вновь показывал высокую температуру.       Слава заставил его поесть, принять все необходимые лекарства и убедил убрать телефон. Укрыл одеялом и стал читать вслух книгу. Нарочно выбрал сказку. Далеко не детскую, с ужасным концом, где злодеи умирают в муках. Но сказку, и читал её тихим вкрадчивым голосом, попутно гладя Мирона по колкой голове.       Когда он заснул, Слава незаметно удалился на кухню. Наступало два часа дня, конфликт начал переходить на улицы. Молчать и приказывать сидеть по домам было бессмысленно. От вожака требовались действия. Гамбир назвал место битвы. Скрепя сердце, Слава взял телефон Мирона и неуверенным движением пальцев сказал всем выходить на улицы.       Это всегда делал Мирон, но теперь это сделал он. Отложил телефон, собрался с духом, спрятал свой в карман и на цыпочках прошёл к дверям. С замком старался не шуметь, но как только вышел на улицу — превратился в волка и рванул на знакомую площадь.       Волчье тело было громадным и сильным. Слава честно старался себя тренировать и постоянно корил, что делал это слишком редко. У него не было достаточно скорости, он лишь немного научился ловкости от Мирона, потому что тот только этим и брал. Зато его рост и сила ног оставались и в волчьем обличии. У него была неплохая дыхалка, которую он трудолюбиво улучшал на уроках физкультуры. И он видел, как двигались сражающиеся волки.       Пробегая мимо сородичей Слава ощущал их удивление, но игнорировал его. Самое важное и правильное, что он мог сделать — показать, что всё так же. Нет причин отчаиваться или волноваться. Их не кинул вожак, он был здесь, с ними. Они не одни.       Стая была сильной сама по себе. Самое главное — мастерски ей управлять. Слава любил стратегические игры и учился у Мирона, наблюдал за всем со стороны. Участвовать в битве — это другое. Это ощущалось совсем иначе. В ушах, не переставая, раздавался шум, сотканный из рычаний, скулежа, тяжёлого дыхания, воя, звуков падения и разрывающейся кожи.       Вожак всегда сражался с вожаком другой стаи. Слава знал на кого нужно нападать. На его стороне был эффект неожиданности. Вожак Гамбира Станислав не ожидал увидеть омегу в соперниках. Он отлетел от мощного толчка и упал на серую плитку. Было всё ещё скользко в некоторых местах, Слава старался загонять на них своего врага и сам держался от них подальше. Он преимущественно отскакивал и пробовал держаться подальше от передних лап и морды вожака Гамбира. Краем глаза он всё время пытался наблюдать за своими, и, только сражаясь, понял, насколько это было сложной задачей.       Огромное скопление волков, запахов, вечное движение и твой собственный оппонент, который нападает на тебя, стоит лишь на немного остановиться. Каким-то чудом Слава увидел справа от себя сородича, у которого шла кровь из дрожащих лап. На него чужестайник уже готовил финальный бросок, бешено скаля свои клыки. Не долго думая, Слава набросился первым, сбив того с ног, придушил его пастью, но очень скоро отскочил подальше — на него набросился вожак Гамбира.       Слава чувствовал напряжение каждой частью тела, даже хвостом. У него начала кружиться голова от запаха крови, диких феромонов альф и нехватки воздуха. Он встряхнул головой и на одной лишь удаче успел увернуться от нового рывка в свою сторону, а затем сразу же сделать ответный, который попал в цель. Он несильно поцарапал шею вожака Гамбира, но вскоре сам отлетел в сторону.       Валяться он не мог себе позволить. На дрожащих лапах поднялся и оскалился, нахохлился на подходившего к нему соперника. Глаза то и дело бегали по сторонам, пытаясь понять — кто выигрывает, насколько плохо сородичам, есть ли сильно раненые, а не то и погибшие.       Вновь нападать вожак Гамбира не стал. Они ходили по кругу, пристально смотрели друг другу в глаза, ушами находясь совсем в других местах. Слава услышал болезненный скулёж со стороны и дёрнулся в ту сторону, помог сородичу избавиться от налетевшего на него врага и упал от своего собственного оппонента. Вожак Гамбира придавил его к плитке и вцепился в шею. Это длилось несколько секунд, когда ему помог какой-то волк из его стаи, так же, как и Слава недавно, сбив врага с лап.       Слава игнорировал рваную рану на шее, он поднялся и вновь напал на своего врага, рыком прогоняя своего помощника. Тот послушался, даже хвост поджал, но очень скоро пропал среди клыков и грязного меха.       Сколько точно времени это всё длилось Слава не знал. Он еле стоял на лапах и с трудом дышал. Вожак Гамбира начал порой раздваиваться в его глазах, в ушах стучало в основном собственное сердце. И всё же он старался смотреть за сородичами. Он знал — они важнее. У них больше опыта, лучше форма. Он всего лишь поддержка, которая отвлекает на себя вожака чужой стаи. Поэтому нападал он редко, скорее дразнил и подкусывал. Оберегал своих. Он не Мирон, и это понимал. Мирон участвовал в битвах до того, как это разрешалось делать в стае. В первый раз он принял участие битвы в шестнадцать лет, а в законные восемнадцать встал в первые ряды и никогда не скрывался за спинами других, несмотря на отсутствие явного превосходства в весе. Он брал другим, он знал чем брать. Запахом и ловкостью.       Запах у Славы был его только осадком, ловкостью он мог назвать свою грацию беременной цапли очень с натяжкой, но всё равно в нём оставался дух. И желание защитить свою стаю, помочь ей.       Только на одних этих мыслях и благодаря непрогуленным урокам физкультуры и любовью к бегу, у него получилось выстоять до конца битвы на лапах. Они с вожаком Гамбира начали всё чаще не нападать друг на друга, а ходить кругами, мельком рассматривая своих. Уставшие и раненые волки вокруг продолжали скалиться. Если они будут тянуть ещё дольше, могут наступить тяжёлые последствия. Слава опустил вперёд голову, поставил в позу лапы и выпрямил хвост, чтобы тот был параллелен плитке. Он просил расходиться. Вожак Гамбира первое время мотал хвостом и грузно оглядывался по сторонам, но в итоге кивнул мордой, скопировал его позу, они приблизись друг к другу, ещё раз кивнули, обнюхались — пообещали тем самым честно закончить бой, а не нападать в спину, и разошлись. Вожак Гамбира взвыл первым. За ним и Слава завыл во всю свою глотку, приказывая прекратить сражение.       Он не стал сразу уходить с площади, наблюдал за своими, рычал на особо драчливых, прогоняя их, запрещая дальнейшие нападения. На него смотрели косо, но слушались, загнав свою волчью гордость куда поглубже. Наконец, когда разошлась последняя пара сражающих, он пошёл к машинам скорой помощи, которые всегда дежурили во время таких массовых побоищ.       Превратившись в человека, он начал контролировать, чтобы эти напыщенные альфы не пренебрегали медицинской помощью, а они делали это.       — Вам нужно в больницу, у вас сломана рука, — говорила девушка в белой одежде с красным крестом на шапке.       — Да ничего мне не нужно, заживёт, она даже не болит! — отвечал ей мужчина лет тридцати.       Слава оказался рядом и зарычал на него.       — Не болит из-за адреналина. Если хочешь, чтобы лапы нормально срослись и в дальнейшем ты был полезен в стайных боях залезай в машину, чтобы тебе поставили гипс.       — Да как! — начал возмущаться мужчина. Колебался, на Славу смотрел недоверчиво.       — Так, — ядовито проговорил Слава. — Если думаешь о стае и своей семье, значит залечиваешь нормально свои раны. В больнице, понял?       С заминкой, но мужчина, старше его, характернее, всё-таки кивнул и покорно позволил усадить себя в машину скорой помощи.       Слава тем временем прицепился к другим парням, которые отказывались обрабатывать свои раны. Он минут десять ходил и заставлял всех слушать врачей. На него оборачивались опасливо, не понимая, как к нему относиться. Слава делал вид, что не видит причин его не слушать. Уверенность — как говорил Мирон. Нужно вести себя уверенно, так, как будто всё в порядке вещей. Так и было задуманно, так правильно. Уверенность в своих действиях отлично убеждает других, что так действительно правильно. Поэтому Слава говорил и делал, не колебаясь.       Это давало свой эффект.       — Вам тоже нужно обработать раны, — сказал врач скорой помощи, оглядев Славину шею, с которой неспешно просачивалась кровь.       — Я дома обработаю нормально.       — Может, лучше в больницу? Правильно ведь другим говорите, что нужно в больницу.       — У меня дома температурит упёртый альфа, за которым нужно следить так же, как и за этими, — огрызнулся Слава.       — Хорошо, — миролюбиво согласился врач. — Можно тогда я Вам быстро обработаю вашу рану? Без больницы, хотя бы пластырь наложу.       Слава нехотя согласился и всё равно продолжал наблюдать за другими. Шум начал стихать, многие уже разошлись по домам, две машины скорой помощи уехало, забитые раненными. Но уходить всё ещё было рано. Пока Слава подставлял шею под умелые руки врача, к нему подошёл один из альф.       — У Мирона температура? — спросил он негромко.       На них сразу же уставилось несколько десятков пар глаз. Слава вздохнул.       — И вожаки могут болеть.       — Настолько сильно?       — Я не отпущу его на бой в больном состоянии, — прошипел Слава. — Он мне живым нужен. Не беспокойтесь, жив он, и, если будет принимать по расписанию таблетки, скоро встанет на ноги.       Помешкав, оборотень кивнул и пошёл прочь. Слава продолжал ощущать на себе взгляды, своё сердце слышал в голове, будто до сих пор находился в битве. Запахи уже успокоились, но некоторые продолжали навязчиво проникать в лёгкие. На губах застрял металлический привкус крови и чужой шерсти. А под лапами билось тело, тёплое, трепыхающееся.       Врач любезно протянул бутылку воды, и, только выпив залпом половину, Слава осознал, насколько сильную жажду имел. Телефон завибрировал оповещением.       Это было короткое сообщение от Мирона.       «Молодец».       Слава не мог назвать себя молодцом, потому что чувствовал, как трещал его образ, как он разрывался на куски, с трудом стоя на ногах и держа себя в сознании. Он лишь вывел в ответ:       «Спи»,       И закопался рукой в свои волосы. Сейчас ему нельзя было быть слабым. Нельзя было терять уверенный облик перед альфами своей стаи. Терять их уважение.       Прошло не так много времени, когда Слава с чистой совестью мог позволить себе уйти. Остались несложные случаи, самодостаточные и независимые оборотни сдались под неустанным надзором и разрешали врачам себя обхаживать, стирать с лица кровь и лепить пластыри, даже увозить себе на рентген для проверки целостности костей. Слава, не прощаясь, превратился в волка и побежал домой.       Он не хотел тратить время на общественный транспорт. Улицы до сих пор были полупустые, да и Слава теперь никуда не торопился, поэтому в нужные моменты сбавлял темп. Дома он оказался через десять минут. Его встретил уставший от болезни Мирон. Он сидел на кровати, укутавшись одеялом, с книжкой в руках и горячим чаем на прикроватном столике.       Слава сел к нему рядом, прикрыл глаза и выдохнул. Облегчённо. Он дома.       — Ты молодец, — сказал мурчаще-хрипящим от заложенного горла Мирон и, перевернув книгу, погладил его по плечу.       — Я пиздец как устал. И физически, и, блин, морально. Почему вы такие упёртые? Почему вас надо заставлять лечиться? И… что за запах? Мирон, ты, блять, курил?!       — Одну сигарету, — признался Мирон, потупив в кровать взгляд. Он вздохнул полной грудью и схватил его за дёрнувшуюся руку. — Слава, я волновался. Я смотрел, не мог не смотреть, как ты сражаешься. И мне было не по себе от того, что ты там, а я здесь, в кровати. Мне нужно было хоть куда-то выкинуть стресс, иначе бы я рванул к тебе.       — Я б тебя сильнее того вожака покусал бы за это! — вскинулся Слава, резким осуждающим взглядом уставившись на Мирона.       Тот поднял ладони, успокаивая, защищаясь.       — Я знаю, я сдержался. Но мне это стоило одной сигареты. Честно. Всего одной.       Они помолчали некоторое время. Слава начал успокаиваться. Он упал на кровать, раскинув руки. Спину подпирали острые коленки, но это не заставило его двинуться. Усталость заполонила всё его тело.       — Ты правда молодец, Слава. Я не подлизываюсь к тебе. Ты хорошо сражался. Для первого раза это был просто великолепный бой. Надеюсь, шея не болит. И бок, я видел: тебя больно толкнули и укусили в правый бок. Всё в порядке? Помычи хоть, — вздохнул Мирон и без сил осел на подушках. Его глаза уставились в далёкий белый потолок. — Ладно. В любом случае, ты отлично провёл первую битву, я видел, стае зашло. И ведущие оценили, в социальных сетях только и говорят о тебе и моём отсутствии. О тебе хорошее. Я очень рад, что ты мой омега.       Мирон начал кашлять и чуть не пролил чай. Слава помог ему сесть и убрал подальше чашку.       — Ты не пизди тут слишком много, горло побереги. Скоро будем обедать, тебе таблетки принять надо.       — Люблю тебя, волчонок.       Слава толкнул его в бок, вздохнув.       — Не оправдывайся здесь.       Оставил на его губах лёгкий поцелуй, нарёк пить чай и ушёл готовить. Ему как-никогда хотелось позабыться в готовке. Он включил фоном сериал и стал строгать, тушить, жарить, варить. На несколько минут отлучился в магазин за недостающими продуктами. Наделал кучу еды, вкусной — он за прошедшие месяцы намного улучшил свои кулинарные навыки, но Мирона напоил только утренним куриным бульоном и котлетами на пару с толчёной сливочной пюрешкой.       Под вечер температура у Мирона была субфебрильной. Он последний раз принял лекарство и заснул крепким сном под продолжение дневной сказки. Слава заснул намного позже его. Всё время бодроствования он просматривал социальные сети. Пытался понять, всё ли сделал правильно. Его поддерживали. Слова вроде «Мы даже с омегой во главе сильны как-никогда» вселяли надежду в то, что его приняли. По-настоящему приняли в стаю. Потому что Слава вдруг осознал — себя он уже считал частью стаи. Он боялся за них, жил, думая о них, переживая о чужих детях, как о собственных братьях и сёстрах, которых у него, впрочем, никогда не было. Ему было важно, чтобы эти напыщенные альфы были здоровы и уважали его.       Комментарии более мелких оборотней были теплее и ярче. «Наш вожак даже омег выбирает охуенных», это из приятного. Были несколько и оскорбительных слов, но это из других стай. Состайники подхватили общий дух одобрения и сочувствия болеющему вожаку. Ваня ночью в личке тоже похвалил Славу, извинившись, что не был рядом с ним в сражении. Его оттеснили практически к краю. Слава на него из-за этого совсем не злился, тот ведь и не обязан был быть рядом и защищать, но Ваня себя из-за этого стал накручивать, поэтому Славе пришлось опять включать омегу вожака и успокаивать его.       На следующий день Мирона лихорадило, так что пятницу Слава тоже прогулял, всецело посвятив себя заботе о больном. Он его кормил, поил, водил в туалет, делал массаж, растирал грудь водкой и поил таблетками. Держал от него подальше интернет и сигареты, слегка приоткрыл форточку, чтобы в квартиру заходил свежий воздух, всего его укутал с ног до головы одеялом, прижал к себе и давал только лежать, спать и краем глаза смотреть сериал, который Мирону сначала не нравился, но потом он с ним смирился и даже втянулся, обозвав его укуренным.       Мирон стал много кашлять и сопливеть, под вечер у него заложило уши и дышал он с большими хрипами. На следующее утро Слава опять вызвал врача, пришёл тот же самый, что был и в первый раз. Покачал головой, сделал ещё один укол и сказал продолжать предыдущее лечение, но добавил ещё одно лекарство. Оно стоило тысячу рублей за двенадцать таблеток, Слава только поразился таким ценам, но послушно его купил — недостатка денег у них не было, а здоровье Мирона было на первом месте.       Выпив все микстуры, прополоскав горло, нос и закапав уши, приняв все таблетки, Мирон устало заваливался на кровать и лежал. У него болела голова, температура скакала то вниз, то вверх. К концу дня всё пришло в норму, температура держалась на тридцати семи, ни выше, ни ниже.       Спал Мирон очень много и долго, постоянно пил то чай, то кипячённое молоко с мёдом и сливочным маслом, кушал в основном лёгкие супы и овощи с птицей, приготовленные на пару, часто сморкался, редко говорил, иногда заливался в тяжёлом кашле.       К воскресенью он пришёл в относительную норму. Говорил, что голова болит меньше, тело не такое ватное, как было до этого, дышать легче, лёгкие не болели при кашле. Он клялся принимать все лекарства, и только поэтому Слава позволил себе расслабиться и в понедельник пойти в школу, обещая будить Мирона звонками и настырно интересоваться покушал ли, принял ли все необходимые лекарства и в том ли порядке. К Мирону хотела днём зайти его мать, но он ей не разрешил это сделать. Это была его жизнь, и быть слабым перед ней он не хотел, несмотря на то, что она была его матерью. Так он объяснял своё поведение Славе. И с этим мнением нужно было лишь смириться.       В школе Слава был без пластыря на шее, его ранки немного затянулись, остались только несильные бордовые полосы ближе к ключицам.       На первом же уроке Слава заметил изменившийся Мишин взгляд. Он смотрел теперь не понимающе, как раньше, а с уважением, как обычно смотрели на Мирона.       — Это действительно был ты. В битве, — восхищался он.       — Да? А кто ещё это мог быть? Что в этом такого странного?       — Ты был человеком, — сказал Миша и сам будто бы не поверил сказанным словам.       — И что? Сейчас я оборотень.       Слава потянулся, ногти зашкрябали о парту, по-волчьи это было. Он мотнул головой и вздохнул, полез донимать Мирона.       — А с Мироном всё в порядке?       Миша спросил это таким образом, как бы, между делом уточнить. Ненавязчиво. Слава покосился на него, не пряча скепсиса из своих глаз. Интересоваться здоровьем вожака другой стаи было немного странным. Хотя у Мирры с Фекдой были хорошии отношения, к чему в итоге и привязал непонятно откуда взявшуюся заинтересованность Слава.       — Я б здесь, наверное, не сидел, если б было не в порядке? Поправляется, — он помолчал немного, и всё-таки не сдержался, уточнил: — А с чего тебе такой интерес? Ты ж из другой стаи. И не говори, что вожак одной стаи влияет на все остальные, не поверю.       — Вообще, это тоже правда! — оправдался Миша. — А так… У нас ведь хорошие межстайные отношения, а у меня омега знакомый крутит с другом твоего альфы, вот, и как-то интересно стало просто.       — С… стоп, что? С другом Мирона? С Ванькой что ли?! — Миша застенчиво кивнул. — В смысле, блять, крутит? — зашипел Слава, за что его наругала учительница. Хоть и была перемена, но в школе мат запрещался всегда и везде. — Он же сказал, это был один раз.       Слава почувствовал на себе взгляды всего класса, но он успел привыкнуть к взглядам и его ничуть не торкало от них. Он испепелял глазами Мишу, который от его напора поплыл и отстранился, боясь сболтнуть лишнего.       — У них, наверное, не серьёзно.       — Какой несерьёзно? Я этого Ваню закопаю. Если он без намёка на продолжение, то встречается один раз и всё. Он никогда не встречался с кем-то долго, смекаешь?       Миша понуро кивнул головой, словно был в чём-то виноват.       — А Мирон, получается, знает об этом?       — Нет, — с заминкой ответил Слава и получил в ответ широченные Мишины глаза.       — А вам нельзя встречаться с кем-то из другой стаи? — спросила одна из одноклассниц, раздался шёпот других.       Миша стал им что-то отвечать, но Слава перестал слушать разговоры вокруг и стал звонить Ване. Когда тот полусонный поднял трубку, чуть ли не по-волчьи зарычал на него, вставая и выходя из класса. Но ребята всё равно успели услышать:       — Ваня, ты какого х…? Ты реально продолжаешь встречаться с той омегой? А Мирону сказать, не? Какого хера, блять, Ваня?       Он встал у окна рядом с растениями. Их запах, вид за стеклом: таящий снег и неторопливые хождения взрослых с пакетами или колясками, немного успокаивали и держали Славин тон в допустимых пределах.       — Я хотел всё закончить, но с ним очень хорошо как-то. Я ещё не влюбился, всё в порядке. Честно, я и не планирую влюбляться.       — А Мирон в меня планировал, ты вот скажи? — язвительно заметил Слава, на что Ваня замолчал в трубку на некоторое время.       — Не думаю… Но… Мирон знает, что хочет и всегда управляет ситуацией.       Слава ударил себя ладонью по лбу, отодвинув от уха телефон. У него было много лестных слов по поводу всегда уверенного в себе Мирона, но он их оставил при себе. Ведь какими они не были друзьями, Мирон был вожаком, а Ваня его подопечным — всей правды ему знать не полагалось. Не по-волчьи.       — Хорошо. Да, Мирон такой, он молодец и все дела. Так почему ты ему не расскажешь о своих прекрасных похождениях? Или давай я скажу. Он почти выздоровел, можно немного и напрячь его такими шикарными новостями, как думаешь?       — Не-не-не, не говори ему. Это не нужно. Я ведь. Мы ведь ещё не так. Ну, не сошлись. Мы просто время от времени вместе проводим. Ванечка, стой, ты куда. Волчоночек мой, погодь.       Слава услышал возню и маты какого-то стороннего парня и сжал зубы.       — Ты, блять, серьёзно сейчас с ним? Ваня, блять, я в ахуе. И ты говоришь, что не влюбился ещё? Ага, мне Мирон рассказывал, да и ты говорил — Ванька такой, всегда только раз ебётся, а потом в свободное плавание, никогда до второго раза не доходило. А тут дошло до какого? Двадцать первого?       Спустя минуту молчания Ваня признал:       — Да… Ты, видимо, прав. Ванечка, иди ко мне.       — Да пошёл ты нахуй! То не сошлись, то «Ванечка иди ко мне», ты меня за кого держишь, дядь? Вот я не врубаюсь?! И больно мне надо в вашу стаю долбанутую вступать! У меня и своя есть, вот буду там себе альфу искать!       — Ванечка…       Слава вздохнул, он понял, что между тёзками начались семейные разборки, поэтому решил закончить разговор:       — Ты как закончишь с любовником своим сраться, Мирона в известность поставь. Или я после школы это сделаю. Это важно, Вань. Мирон тебя из стаи не отпустит. По крайней мере без драки. А судя по говору, твой омежка к нам тоже не рвётся. И на чьей он стороне тогда будет? И на чьей ты? Разберись и набери Мирону, очень тебя прошу.       Ваня понуро угукнул в трубку и завершил вызов. Слава помассировал себе лицо, с силой надавливая на глаза и лоб.       — Долбаёбы, — прошептал он себе под нос.       Это посвящалось не столько одному Ване, сколько ещё Мирону и всем альфам стаи, напридумавших разные нюансы, ослажняющих обычные отношения.       Когда он вернулся на место, Миша аккуратно поинтересовался, не подставил ли он своего сородича или Ваню. Слава на него только устало взглянул и покачал головой.       — Сам себя он подставил. Пусть теперь с Мироном разбирается. А ты с Ваней, омегой этой, дружишь прям? Он в перспективе согласен будет стаю-то поменять?       — Не, Ванёк за своих. Он прям рьяно нашу стаю поддерживает. Я не слышал от него желания менять лагерь.       — Мгм. Пизда тогда Ване. От Мирона.