Твоя стая за плечами

      Квартирка у Вани была самой обычной, без заоблачных потолков и свободных метров на полу с одним единственным пледом. Она походила на стримерскую берлогу. Незаправленная кровать была завалена вещами, стол с компьютером светился неоном, по шкафчикам и полочкам было раскидано много разного барахла. Фигурки, колонки, флешки, камера, фотография, альбомы, фотоальбомы, книги. По стенам наклеены плакаты известных музыкантов, на двери огромный постер с обнажённой девушкой, а скорее с её грудью и тонким животом.       Пошарив в нескольких комодах, Ваня нашёл небольшой чёрный аппарат для проколки ушей и любых других участков кожи. Слава посмотрел на тонкие иглы в ужасе и сел на кровать с ничего не выражающим выражением лица. Мирон, как только вошёл, отлучился отлить. Затем застучал посудой на кухне, спросил про напитки, включил электрочайник.       — Где прокалывать будем? Два ухо или одно? Хеликс, значит. Принял.       Ваня выглядел очень сосредоточенным, подготовил пахнущее спиртом вещество, ватки, достал маленькие колечки, одно голубого цвета, другое чёрного, проследив за Славиным взглядом, голубое убрал обратно. Подготавливался он долго, называл инструменты замысловатыми названиями и рассказывал, как необходимо ухаживать за ухом в первые дни прокола. Слава только и успел поморщиться и негромко ойкнуть, когда его хрящик пронзила игла. Ваня колдовал что-то, всовывал чёрное колечко, заклеил ухо пластырем, а потом вручил небольшой флакончик с антисептиком и повелел не забывать обрабатывать в первые недели им место прокола.       — Добро пожаловать в наши ряды. Может, и Мирона уговоришь на что-нибудь подобное?       — Не-не-не, — сказал, моментально образовываясь в дверях, Мирон и замахал руками. — Я на это не пойду. Не представляю себя с пирсингом, проколотыми ушами и так далее, нет, спасибо. А тебе идёт. Чай готов, попьём? Спасибо за работу, Вань.       Они ушли на кухню, переговариваясь между собой, шутя и несильно избивая друг друга. Слава посмотрел им в след, выдохнул, осторожно провёл по краю уха и и отправился в ванную. Она была такой же забитой, как и спальня. На каждом ровном уголке ванны стояли, чуть не падая, флаконы с шампунями и другой косметикой, рядом же на табуретке были пластмассовые баночки с солью, белой и цветной. Под табуреткой стояла корзинка, в которой непонятных скляночек, упаковочек было в несколько раз больше. Перед ванной коврик, перед унитазом тоже. Вплотную стиральная машинка, а на ней искуственный цветок, расчёска, полотенце, ножницы. Раковина тоже была забита под завязку. Слава первое время с удивлением рассматривал не себя, а именно обстановку. У Мирона дома было пусто, нарочно пусто. Куча свободного места была необходимо для свободного нахождения в волчьем обличии. Дома у родителей было скорее пустовато, вещи педантично скрывались за шкафчиком над раковиной, а на виду стояли только самые необходимые — зубные принадлежности, один шампунь, бальзам и мыло для рук и тела.       От вещей не пахло чужими. Это Ване нанесла не какая-то девушка, а он сам, и Славе почему-то было очень приятно от этих мыслей. Он наконец обратил внимание на себя в зеркале, улыбнулся своему серому отражению и зачесал назад чёлку. Под глазами были синяки, лицо обтянулось, глаза выцвели. Идеальная пара вожака стаи — с досадой подумал он и пошёл на кухню.       Они выпили чай с тортиком, поговорили о чём-то отстранённом, не касающемся толком стаи. Слава расслабился, робко начал встревать в разговор. Ваня это только одобрял, он с жадностью поедал свой кусочек, облизывал, как малое дитё, ложку и мечтательно улыбался. Запах от него исходил будоражущий, но до безумного нежный, почти омежий.       — Давай разделаемся с волосами, и мы пойдём. А ты сможешь подкатывать и дальше к чужестайнику.       — Да чего ты пристал с этим, — цокнул Ваня. — Вот скажи, как у тёзок может что-то сложиться? Не бывает ведь такого! Это же словесный инцест.       — Ваняцест, — пошутил Слава. — И жили они долго и счастливо.       — Ну вот и ты куда, — замычал Ваня. — Я с большой любовью просто отношусь ко всем хорошим людям и оборотням, и неважно, из нашей стаи они или нет.       — Только свои ближе. Не забывай об этом, — напомнил ему Мирон. Тон беседы в раз прекратил быть лёгким. Сказано это было, не как друг другу, а как вожак своему подопечному.       Сперва за покраску волос Ваня взялся осторожно, слишком сильный осадок у него остался после разговора, но затем, подбадриваемый Славой, он наконец вернул себе весёлость и закончил с довольной улыбкой на губах. Результат, то есть свой внешний вид Славу безумно радовал.       Домой они возвращались пешком. Мирон шёл очень близко, порой перехватывал Славу за руку, но они ни о чём не говорили, лишь раз обменялись словами любезности погоде. По пути Мирон зашёл в пиццерию, сделал заказ и вышел к ожидающему на улице Славе, они побродили неподалёку минут пятнадцать и с большими пахнущими коробками со вторым открывшемся дыханием ринулись домой.              Все последствия укуса в дальнейшем ощущались скорее в голове. Слава без проблем мог превращаться в волка и обратно в человека по своему желанию, бодался и игрался с Мироном, больше на него не рычал, больше не хотел сожрать живого слона и выблевать его наружу. Только навязчивые мысли о плохих сторонах новой жизни его и преследовали. Заснул он намного позже вымотавшегося за день своего нового вожака, и полночи наблюдал за его умиротворёнными чертами.       В воскресенье дела пришли совсем в норму. Они оба перестали походить на голодавших без крови вампиров, подрумянились, их лица разгладились долгим и приятным сном, запахи соединилсь вместе. Мирон немного пах Славой, а Слава сильно Мироном. Живущие в этом же доме оборотни были излишне вежливыми при любой встрече.       В понедельник Слава пришёл в школу без рубашки и глаженных чёрных брюк, а в удобной пропахнувшей Мироном толстовке и тёмно-серых джинсах. Шея обнажалась недавним укусом, который ещё не успел зажить и фиолетовыми следами засосов. Их было не так много, но кричали о своём присутствии они очень громко. Зажившее на первый взгляд ухо дополняло его образ современного модного парня. И Славе, чёрт возьми, очень нравился обновлённый он.       — Слава, это не школьный вид. Завуч так родителей в школу вызовет, — сказала учительница до начала первого урока.       — Мне абсолютно без разницы, я с ними не живу и не общаюсь, — ответил он и, подперев кулаком щёку, продолжил листать социальные сети.       К потоку обсуждений различных вещей и частых споров стай в них пришлось привыкать ещё с субботы, когда Мирон стал верифицировать синей галочкой его аккаунты где только можно. Теперь любое написанное Славой слово было не только его собственным, но и отчастью мнением стаи, поэтому он ничего не комментировал, только просматривал. Это был самый лучший способ втиснуться в стайные ценности и изучить получше своих врагов. Мирон изъяснялся так.       — Так ты официально стал… женой вожака стаи? — спросила девушка, сидящая за ним.       В класс одновременно вошли Денис и Миша, они препирались друг с другом, Миша грозился его укусить и сделать омегой, на что Денис смеялся и злобно пихал его в бок, говоря о жалких собаках.       — Омегой, — поморщившись, поправил Слава. — Да.       — Круто, — выдохнула девушка. — Это ты теперь типа такой же главный? И работать не надо?       — Что? Работать? Вы о чём? Кто там что-то про омегу заливал? — вклинился Денис и в миг оказался у Славы за спиной. — Ты получил брутальный статус волчьей подстилочки?       — Хэй, он недавно обращённый, не лезь к нему, — осадил его Миша, аккуратно протискиваясь к своему месту.       — Да чего это голубизна может сделать? Глазки девчачьи, выглядит как шлюха, так весь вид и говорит, что его в задницу ебут! Ууу.       Слава сидел, не двигаясь, и смотрел перед собой невидящими глазами. В ушах он слышал только стук собственного сердца и тщетно пытался перебороть возникший животный порыв. Он держался. Держался первый день, второй, третий, четвёртый… Все дни он держался неплохо, даже стал дышать свободнее, принимая своё новое обличие. Но отчего-то слова про шлюху сдвинули рубильник в его голове. Он не услышал последующие оскорбления в свой адрес, как за него заступилась учительница и некоторые из ребят неодобрительно шикнули на Дениса, нет, он уже ничего не слышал, кроме своей крови и чужого раздражающего дыхания.       Молнией в ураган он стрельнул, выпрыгнул с места, на лету превращаясь в огромного русого волка. Денис, источающий из себя испуг, испуг и ничего кроме испуга пытался сбежать, но только закончились ряды парт, где было достаточно свободного места, Слава завалил его, полностью обездвижив своим телом. Диким, желающим разгрызть в клочья взглядом он смотрел прямо в серые глаза Дениса и видел в нём только жертву.       Его отвлёк Миша. Он ударил по парте, отвлекая. Затем ещё раз. Миша выглядел таким же испуганным, как все его одноклассники и учительница. Ему говорили помочь, тоже превратиться в оборотня и остановить тем самым Славу, но он только с ещё большим ужасом мотал на эти предложения головой. Ему нельзя было прикасаться к омеге вожака другой стаи. И в такой критичный момент тоже — нельзя. Все инстинкты говорили ему — нельзя. Пусть на твоих глазах раздерут человека — нельзя.       — Надо же что-то делать, — завопила одна из одноклассниц. Её писклявый голос опять отвлёк Славу от Дениса, он поднял на неё рычающую голову, и девушка запищала, зажав рот.       — Нужно было не лезть к недавно обращённому, — чертыхнулся Миша и медленно потянулся за оставшимся на столе Славиным телефоном. — Дай, пожалуйста.       Телефон он принял не в руки, а скорее в рубашку, которую натянул на пальцы, лишь бы не оставить свой запах. Он попросил сидящего рядом с ним найти контакт Мирона и набрать ему. Параллельно он ногой то и дело бил в парту, отвлекая Славу, не давая ему укусить, перегрызть раздражителю глотку.       На шестой гудок трубку подняли. Миша включил громкую. Сонный голос пробормотал:       — Аллё… Ваааух, ты чего так рано звонишь?..       — Эм, кхм, это… Я из Фекды. Тут Слава набросился на чела одного, человека. Как бы заслуженно, но можете его… успокоить?       Мирон вздохнул, опять зевнул и сказал:       — Я ж на громкой? — после положительного звука, он вдруг засвистел. — Волчонок, слышишь меня? Я тебя нет, ответь.       Слава повёл на него ухом и тихо заскулил. С Дениса не сдвинулся, но вид приобрёл уже чуть более спокойный.       — Волчонок, успокойся. Можешь в голове разгрызть кого хочешь на куски и сожрать, но вот в реале не надо, сам потом жалеть будешь. Стань человеком, скажи, понял меня или нет.       Становиться человеком он не спешил. В классе воцарилась мёртвая тишина. Зазвенел звонок на начало урока. Слава заскулил.       — Я тебя не слышу. И вообще хочу спать, не мучай меня. Стань человеком и скажи, как ты. Я жду.       Слава мотнул головой, резко выдохнул и вдруг сошёл с тела под собой, отошёл, как будто силы разом закончились, назад, чуть не упав, и превратился в человека, сразу же сев спиной к шкафу и поближе подтянув ноги. Он упал лбом в колени и обнял себя.       — Я тебя слышу. Всё… в порядке.       — Мне прийти?       — Нет… не надо.       — Хорошо, я зайду за тобой после школы. Пока, волчонок.       Мирон завершил вызов, но первые минуты в классе царила тишина. Только Денис отполз подальше и никак не мог восстановить своё дыхание, издавая звуки закипающего чайника. Миша аккуратно вернул телефон на Славино место и сел за парту, учительница слабым голосом попросила всех рассесться по местам и начать урок. Но Слава не спешил вставать. Он глубого дышал, ерошил себе волосы, глаза держал закрытыми. Его не подгоняли.       Спустя минут десять от урока, он поднялся и неторопливо побрёл за парту. Все смолкли. Проходя мимо Дениса, он сказал тихое: «Извини», а мимо Миши «Спасибо». В урок Слава не включался. Сперва ничего толком не делал, затем стал пролистывать без особого интереса телефон.       Оставшийся день прошёл нормально. К нему больше не приставали. Денис обходил его по огромной дуге и боялся смотреть в его сторону.       Вечером Слава лежал на Мироне, смотря очередной фильм, дышал его запахом и никак не мог выпустить из рук тёплое тело. К такому приступу нежности Мирон был не готов, не понимал, как себя вести, говорил не в попад, постоянно перемещался и гладил его, не следя за собственными движениями.       Когда Слава полез рукой к члену Мирона, тот даже не дёрнулся, не включил свой любимый агрессивный напор, не перевернул, не навис сверху, жадно начав целовать и кусать солоноватую кожу, только хмыкнул, зарылся носом в Славины волосы и из его уст полился тихий журчащий поток бессмысленных слов, уносивший Славу за грань этого мира и убирающий его длинные пальцы подальше от мошонки.       Это был тихий семейный вечер, полный тепла и ласки. На следующий день после школы Слава зашёл к родителям и долго сидел с ними на кухне и пил чай. Он впервые за несколько лет улыбался в разговоре с ними, улыбался открыто и тепло. Его не прогоняли, не оскорбляли. Родители сидели подавленные и говорили с ним без прошлых резких интонаций, пытались наладить отношения.       В глазах матери Слава читал «Уже поздно» и обречённость от этого вывода. Она до последнего надеялась, что он одумается и не принимала это близко к сердцу. Но вот, он сидел перед ней, её сын, но уже как будто бы и не её. Слава чувствовал за спиной стаю. Слабо, он не был в ней уверен, но он знал, что за ним стоял Мирон, а вот за ним уже точно была целая стая. И пусть через одного, но у Славы была огромная семья, а родители остались вдвоём на другом берегу. И они это чувствовали ровно также.       — Не забрасывай только учёбу. Развитие — вот, что важно. Чтобы мозги не застопорились. Я бы пошла в суд, стала отвоёвывать тебя, говорить, что ты ещё несовершеннолетний, не понимаешь ещё, куда жизнь тебя заведёт. Но какой в этом смысл уже… Я человек неглупый, нельзя отменить обращение. Желаю тебе долгой любви, иначе жизнь твоя будет несчастной.       — Ты умеешь приободрить, мам, — улыбнулся Слава. Ему нравилось, что его не ругали, что его начали воспринимать по-другому, не как продолжение себя, а отдельным человеком, другой личностью. В неком плане и по-взрослому.       Скажи ему месяц назад, что разговор с родителями может быть таким простым и лёгким, он бы не поверил. Чтобы без притворства, чтобы без их любимой манеры натаскивать на нужный результат.       Отец всё равно не принимал эти изменения.       — Не понимаю твоего желания лежать под другим мужчиной и быть ему верной женой. Никогда бы подобного не выбрал и не пожелал своим детям.       Так он сказал, абсолютно серьёзно. И, пожалуй, Слава это стерпел и принял. Для него отец никогда не был примером для подражания. Была мать, что правда, то правда. Он её уважал и любил намного больше. Она всегда была дома и рядом, помогала в начальной школе ему с домашней работой, они вместе готовили, изучали природоведение, математику, она рассказывала интересные вещи про компьютеры, показывала, как разбирать и прочищать системный блок. С отцом не было ничего подобного. Он был всегда вне этого. Его стремление, которое он хотел вложить в сына, заключалось в банальном — хорошо устроиться в жизни. Не стать кем-то, не реализовать себя, не пойти по его стопам или выше, а просто найти хорошо оплачиваемую работу. И этого Слава, как и его мать, совсем не разделял.       — Мне нравится этот мужчина, — напомнил ему Слава. — И ты, мне кажется, совсем не то представляешь под нашим совместным проживанием.       — Даже и думать об этом не хочу. Один разврат и только. Девочки нормальной у тебя не было.       — Так ну всё, Валер, — шикнула на него Славина мать. — Мне напомнить тебе или нет? Биология такая — человека может интересовать свой пол. Животных может интересовать свой пол. Это нормальное явление и нечего мне тут сына притеснять. Славик, к нам заходи почаще. Не забывай. И учиться не забывай. Учёба — это свет. Даже на посту твоём она поможет. Изучи историю внимательно, почитай законы. Ты же будешь в общественную палату входить, как омега вожака стаи, значит тебе нужно знать законодательство. И не верти головой, чего куксишься? Это взрослая жизнь, а ты как думал? Сам её выбрал. Мне звонила классная руководительница, сказала, что ты в школу ходишь абы в чём и на ученика напал недавно. Ты ведь понимаешь, что так нельзя?       — Я тогда только отходил от превращения, и я извинился. Такого больше не будет, мам. Я знаю, что нельзя нападать на других. А в школьной форме, уж прости, не вижу смысла. Меня в любой момент Мирон может выдернуть на собрание, а я приду словно на урок.       Они поговорили ещё около часа. Ему начал писать Мирон, спрашивать о разном. Слава ему коротко ответил где он и через сколько будет.       На тёмную холодную улицу он выходил совсем уж умиротворённый. Дома вокруг собирались кольцом, детские площадки были полупустые, фонарные столбы высокомерно горели со своей высоты и прокладывали неведомый путь через дворы. Слава долго блуждал по знакомым и незнакомым местам, встретил одноклассника, двух собак, кота, который от него ломанул, сломя голову, прогнал нескольких голубей и наконец подошёл к своему дому.       В квартире всё было чёрным, лёгкое свечение исходило только с кухни от ноутбука, в который, щурясь, смотрел Мирон, оттягивая кожу на лице до глубих складок. Он кивнул, приветствуя, предложил ужин и потёр красные глаза.       — Ты слишком близко сидишь к экрану, вот глаза сохнут и болят. Что читаешь?       — Новые поправки, — зевнул Мирон. — Такая лабуда, для кого только пишут. Ничего важного, а написали на три страницы. Понять бы нормально, что поменялось.       — Давай вместе, — вздохнул Слава, насыпал себе рагу и сел рядом.       Они стали вместе перечитывать текст, смотреть на комментарии об изменении и искать информацию в интернете. Мирон, когда они полностью со всем разобрались, рухнул лбом об стол и сокрушённо застонал.       — Волчонок, это пиздец. Эти люди понапишут не для людей, а ты сиди и разбирайся, что они имели в виду.       — Ты тоже наполовину человек, — напомнил Слава, наливая им чай. Они договорились почитать немного вслух под классическую музыку, а потом пойти подышать свежим воздухом под ночным небом. Планы настраивали его на безмятежный лад.       — Наполовину, да. На вторую я зверь, которому эти бумаги до пизды. Рычать хочу. И курить. Пойдём поебёмся?       — Не хочу, — спокойно ответил Слава и поставил перед ним горячую кружку, подвинул сигареты и пепельницу.       Мирон выдохнул, набрал в грудь побольше воздуха и притянул Славу к себе, вжавшись носом ему в живот. Крепкие объятия длились пару минут, Слава тем временем гладил его по колючей голове.       — Очень сильно хочу как-нибудь раздрядиться. Мне мало сигарет, волчонок. Дай что ли водочки.       — Ой да ладно, водку ты тут ещё пить будешь. Неужели так разозлили бумажки?       — Иди нахер, — бесцветно сказал Мирон, закрыв лицо руками. — Да, мне нравится работать с людьми, а не с сухим текстом. И меня бесит всё это. Прости, если задевает тебя. Я привык срываться в себя вообще, но… как-то устал. Я ведь дома?       — Не оправдывайся. Я тебя просто никогда не видел таким злым, что ли. От тебя даже запах такой яростный исходит, очень странно. Давай ты меня в рот выебешь, полегче станет. Тебя обычно опускает, когда ты кончаешь.       Мирон замычал в тяжёлой улыбке и помотал головой.       — Ты волшебный, волчонок. Люблю тебя. Не хочу тебя использовать, ты ведь сам сказал, что не хочешь. Давай выпьем и погуляем. Прости, что без книжек.       Слава кивнул и с удивившей его самого лёгкостью принял изменение планов. Он принёс из напольного шкафчика бутылку водки, из холодильника достал овощи и быстро сделал нарезку. Мирон искал музыку, но под его настроение ничего не подходило, он вновь начал закипать и с громким звуком захлопнул крышку ноутбука. Слава поставил перед ним рюмку, разделочную доску с нарезкой и открыл ноутбук, сел рядом, забрав его к себе на колени, стал искать видео в интернете. Нашёл юмористические обзоры, нелепые сценки с забавными песнями.       Мирон оттаял быстро. На третью рюмку он уже во всю ухахатывался, лез целоваться, но без намёка на продолжение, сиял глазами и румяными щеками. Слава тоже пил, тоже улыбался и неприкрыто любовался Мироном. Пьяным, мир казался проще и приятнее.       Когда полбутылки было выпито, они вышли на прогулку. Бродили за руку по городу, в итоге пешком прошли пару киллометров, замёрзли, но не растратили веселья. Домой вернулись в первом часу ночи, почитали вслух одну главу и легли спать.