Твоя стая за плечами

      — Я нихера не рад, что у тебя траблы с одеждой. Как я мог не замечать, что ты в холодину в такой тонкой курточке гоняешь?       Мирон шёл рядом и чуть ли не рычал по-волчьи, косясь на Славу. Тот смотрел в сторону, порой пожимая плечами, но не от холода и непонимания, скорее в защиту. Руки держал в карманах, горбился.       — Я ж тебе говорю, холодать начало только сегодня. Мне нормально было в этой куртке гонять. Да и сейчас нормально, мне жарко даже.       — Это из-за обращения, — мотнул головой Мирон. — Но обращение на восприятие влияет, а так ведь не защищает. Ты простыть можешь. У тебя куртка теплее ведь есть? Или ты её из дома не забрал?       — Да блин. Да и да. У родителей тёплая куртка, но я не буду её носить, она слишком тёплая. Я лучше под эту ещё толстовочку дополнительную надену. Я всегда так делал. Маме, конечно, не особо нравилось, но ей никогда ничего не нравилось, кроме как пятёрок в дневнике.       — Потом купим тебе куртку, — сухо вывел Мирон. — Не сейчас. Сейчас от запаха новой одежды тебе неприятно может быть. Как ты? Домой хочется?       — Хочется, — признался Слава, но тут же выпрямился и нахмурился. — Но не так уж мне и плохо. Я себя нормально чувствую. Даже ярко очень. Живо. Улица такая, наполненная что ли. Только непонятно чем. Вроде всё, как и всегда.       — Запахами. Запахами, волчонок. Чувствуешь ты больше обычного.       — Вот чего ты такой недовольный идёшь? Хмурый такой, прям кисло в глотке становится! Мне нормально, я запомнил, как себя вести. Не обламаю тебе там церемонию твою. Я ж понимаю, что это важно для вас. И для тебя.       Мирон потёр морщинистый лоб и вздохнул. Кивнул головой и попробовал в улыбку. Но потом перестал притворяться и просто притянул его к себе на ходу, чмокнул в висок и отпустил. Слава, идя на примирение, взял его за руку.       Стали идти чуть медленнее и спокойнее.       — Давай после поедем мне ухо прокалывать? Я очень хочу гвоздик в ухе. Или колечко чёрненькое. Вот тут вот, сверху. Ты не против?       — Нет, пусть будет так. Думаю, будет мило. Но, Слав, ты уверен, что именно сегодня и сразу после встречи? Тебя шароёбить будет на всех подряд, а от боли вообще завоешь.       — Хочу сегодня.       Мирон взмахнул руками.       — Хорошо. Тогда Ваню попрошу. Он татушки бьёт и пирсингом порой занимался. Сделает тебе нормально. Надеюсь, ты обычное прикосновение другого оборотня переживёшь.       — А чё мне, нападать на него? — огрызнулся Слава.       Мирон промолчал, но выглядел так, словно ответил на вопрос положительно и без всякого юмора.       Через двадцать минут должно было состояться переизбрание вожака.       Когда они вошли в зал, там уже было около пятьсот человек и постоянно заходили новые. На сцене для выступлений вожака стояло два бордовых дивана, слева и справа, слегка повёрнутые в центр. Перед ними было по небольшому круглому столику, на которых стояла тарелка с фруктами и графин воды.       Оборотни были в человеческом состоянии и выглядели как обычные посетители концерта или открытого микрофона. В ожидании они скомпоновались в кучки, говорили между собой на отвлечённые темы, некоторые залипали в телефон. Слава был здесь впервые, но предстояло ему находиться в этих стенах намного чаще. Поэтому он привыкал, осматривался и запоминал всё. На них оглянулись многие, стали перешёптываться, улыбаться и кивать. Пара мужчин отсалютовала пивом. Мирон с лёгкой улыбкой обводил всех взглядом и, не останавливаясь, шёл напрямик к сцене — толпа раступалась перед ним. Слава плёлся с ним рядом, всё сильнее отставая и оказываясь за спиной. Он ощущал на себе много любопытных и оценивающих глаз и носов.       Они забрались на сцену и вышли за неё в небольшую комнатку, где сидел мужчина лет пятидесяти пяти и женщина подобного возраста. Женщина вскочила и подбежала обнимать Мирона и целовать его щёки.       — Мам, — протянул Мирон, воротя лицо.       — Сыночек, ты спал хоть? Синяки под глазами ужасные. Хорошо хоть, побрился. Волнуешься?       — Нет. За это нет, — он покосился на Славу, и его мама сразу же заинтересованно повернула голову в его сторону, стала досконально его рассматривать и принюхиваться. Энергия от этой бойкой женщины исходила тёплая и успокаивающая, голубые глаза вмещали в себя все реки, моря и океаны мира, ресницы скрывали их, словно ветви деревьев. Слава не смог долго совладать с её взглядом и отвернул голову в сторону, незаинтересованно начав осматривать скупую обстановку.       — Мне говорили, ты встречался с человеком, — сказала мать Мирона, вернув озабоченное лицо сыну.       — Да, я его обратил два дня назад.       — Надо было раньше, — подал голос мужчина. — Ян, почти приятно, молодой человек. Мне доносили — Слава, верно?       Слава угрюмо кивнул. Ещё в зале от смешения разных запахов он захотел начать рычать на всех и свернуться калачиком где-нибудь в уголке, но в этой светлой комнатушке ему вдруг стало совсем плохо. Его словно тыкали иголками со всех сторон и придавливали наковальней сверху. Запах отца Мирона, бывшего, а вернее пока ещё действующего вожака, был крепким и давящим. Его словно хотели вытолкнуть отсюда и приходилось прилагать усилия, чтобы просто стоять на одном месте.       — Когда получилось, — сухо ответил Мирон.       Запах Мирона пытался догнать по силе и покрытости запах отца, они будто бы состязались между собой. Только первый был более агрессивным и недовольным, второй же содержал в себе долю скепсиса. Слава проморгался и замахал головой, пытаясь выбросить все эти ощущения из себя. Но липкие запахи словно приклеились к его лёгким.       — Тебе нехорошо, Слава? — ласково спросила мать Мирона.       Мирон обернулся, сведённые брови разгладились, и запах сразу стал мягче и приятнее, он положил ладонь ему на спину, провёл сверху-вниз и помог снять куртку.       — Я всё равно не особо одобряю твой выбор. Человек, да ещё и несовершеннолетний. Обращение в оборотня не всегда выдаёт нужные черты. Хотя, превращай ты взрослого человека, так вообще б могло плохо закончиться. Неужели в стае у нас мало омег? И девушки красивые есть, и парни миловидные.       Повесив верхнюю одежду, Мирон провёл Славу к дивану и сел рядом с ним. Мать Мирона вспорхнула и вернулась на своё прежнее место.       — Ты сейчас хочешь это обсудить? Тебе много чего не нравится из того, что я делаю. Я б даже сказал абсолютное большинство.       — Не заводись, Мирон. Отец тебя любит, просто по-своему. Я уверена, что ты станешь прекрасным вожаком. И волчатки у вас будут хорошие-хорошие. Или волчонок. Смотря, кто родится, конечно, — видя непонимание на Славином лице, женщина с улыбкой продолжила. — Ты, видимо, ещё не готов к волчаткам, и это понятно. Потом ещё дозреете, вы же молодые пока. Сейчас об этом думать и не надо. Вот будет омега если, там и второго можно будет сделать. Я хотела нескольких, а тут вот, первый и альфа сразу. Ничего, всю себя ему отдала.       — А после альфы детей заводить нельзя? Тип, чтоб случайно двух альф не было, что ли?       Мирон помычал и перебил начавшую было говорить мать.       — Да. Часто раньше это приводило к несовсем хорошим последствиям. Негласное правило для вожаков.       — Дрались что ль до смерти? — кинул Слава и нахмурился, поняв по выражению лиц, какое правильное предположение он сделал.       Думать об этом не стал, пожал плечами только и потянулся. Недавно набитый желудок закрутило, появился голод. Слава пободался лбом о плечо Мирона и судорожно сжал горло, почувствовав прилив тошноты. Брови устремились друг к другу.       — Вы как познакомились? Ты ничего мне не рассказывал, а я твоя мама, между прочим. Мне очень интересно, как у тебя жизнь складывается. Я, знаешь ли, привыкла за всеми присматривать. А за тобой никак не могу, ты вечно где-то от меня прячешься.       — Без нападок, пожалуйста. Потом расскажу, если так хочешь.       Слава опять стал ударяться о Мирона лбом, тот поймал его голову и подвёл к своей.       — Опять жарко?       — Хочу сожрать слона и вырвать его обратно, — безрадостно поделился Слава.       Мирон поцеловал его в лоб. Славины пальцы стали скрестись о его предплечья, словно он в волчьем обличии выкапывал ямку.       — Скоро дома будем, — пообещал Мирон.       Слава протестно замотал головой и с силой вцепился в его руки.       — Не, ты к Ване обещал. Не наёбывай.       Ян с женой о чём-то шептались. Мать Мирона закинула в рот сосательную конфету и оглядела Славу покровительственным взглядом.       — Если вспомнить, что это всего третий день, то внешне он выглядит хорошо. Хотя я и немного видела обращений, это нынче не в почёте.       — И правильно, — поддержал беседу Ян. — Слишком проблем от этого много. И по человеческим меркам и по нашим. А пользы толком не несёт. Минут десять осталось, он продержится-то? Помню, как обращённый вдруг в волка превратился и стал метаться во все стороны и нападать на всех. Это будет, занимательная картина, конечно.       — А ты нуди больше, отец. И так точно случится. Пойдём, может, в зал уже? Чего тянуть до последнего? Мне как, сразу со сцены уходить в центр или куда садиться? На правый диван? Я ж ещё не вожак.       — Да, на правый. Я сначала объявлю, что покидаю пост вожака и выражаю надежду, что им будешь ты. А ещё, что ты будешь хорошим вожаком, который смож…       — Дальше, — перебил Мирон. Запах от него снова стал исходить тяжёлый.       — А дальше ты меня не перебиваешь! Говорю свою речь, прошу выйти в центр всех, кто претендует на статус вожака. Если кто ещё захочет, он выступит. Если нет, сразу поднимаешься обратно, мы руку пожимаем и меняемся местами. Славик твой на моменте с рукопожатием переходит и с тобой садится на твой диван. Вроде несложно. Для будущего вожака должно быть понятно, как считаешь? И речь сказать не забудь. Нормальную только. Подготовил?       — Нет. Импровизировать буду, — ядовито сказал Мирон и поднялся. Верхнюю одежду оставил в комнате, а сам вышел, Слава его быстро догнал, и вместе они сели на дальний диван, он был справа от входа в зал. Людей собралось к этому моменту уже много. Тысяча голов путешествовала из стороны в сторону и постоянно разрождалась звуками и запахами.       В скором времени и родители Мирона заняли свои места. Гул в зале слегка подутих, все стали ожидать начала выступления.       — Ты про бабушку говорил. Она не придёт?       — Нет. Она решила остаться дома. Ей уже много лет и она себя неважно чувствует. Теперь ей необязательно находиться здесь, сменилось поколение. Сменяться сейчас будет.       — Ты правда не боишься и считаешь, что тебе никто не кинет вызов?       Разговор они вели шёпотом, близко держа лица друг к другу. От тёплого воздуха и запаха Мирона Слава немного расслабился, почувствовал уверенность и в некоторой степени спокойствие. Ему стало полегче дышать и думать.       — Я не боюсь. И вызова не боюсь. Я не такой слабый волк, хоть человеком выгляжу дрыщевато. Но у меня и в этом теле есть какой-никакой пресс, если ты не заметил.       — Я видел и более накаченных мужиков просто.       — А у них нет харизмы. Только драться и умеют. Волчонок, я тебе ведь говорил, две вещи ценятся в вожаке — сила и симпатии окружающих. У меня есть оба пункта, если кто-то не согласен, могу доказать любой из них.       Помолчали. Наконец и зал стал смолкать. Время пришло, и жадные взгляды уставились на сцену, рассматривая то вожака, то претендента на его роль. Ян почувствовал всеобщую готовность. Неспеша поднялся, дождался, пока пара тысяч глаз будут направлены на него, улыбнулся.       — Всем доброго дня, мои сородичи. Это было объявлено давно. Все мы знаем, зачем сюда сегодня пришли. Наступила горькая пора отдавать бразды правления молодым и горячим умам. Я уже много лет вижу ваши лица, видел, как знакомые черты стареют, как растут ваши дети. За это время мы многое прошли вместе. Надеюсь, я останусь в вашей памяти хорошим вожаком. Мы пережили много бед, много битв было как и выиграно, так и проигранно. Несколько собратьев наших погибли. Выражаю глубокую надежду, что в скором времени крови будет пролито в разы меньше, и вы будете наслаждаться своими жизнями и не бояться за своих детей, когда они гуляют вне дома, и не бояться оставить их без своего покровительства. Заканчиваю эту демагогию. Прошу претендентов на статус вожака выйти в центр зала, а всем, кто в центре, разойтись. Это будет честно, если выбирать будете вы. Если вам кажется, что вы тоже можете стать отличным вожаком, просьба пройти в центр. Иначе вы упустите такой шанс надолго, если не навсегда. От себя, как отец, надеюсь, что моим преемником будет мой сын, все вы его знаете. Представлять не буду. А сейчас, откланяюсь.       Он отошёл немного дальше, слабо склонился и сел на диван. Зал зааплодировал, люди в центре стали раступаться в стороны, образовывая небольшой круг. Мирон поднялся со своего места и спрыгнул со сцены, проигнорировав лесенку для спуска.       Вокруг стоял гул голосов, громкие радостные возгласы то и дело доносились с разных концов этой громадной машины, состоящей из множества оборотней, дышаших и думающих, как единый разумный организм.       Мирон вышел в круг. Он стоял прямо, гордо и свободно расправив плечи. Ни во взгляде, ни в действиях не проскальзывало такое логичное в нынешних обстоятельствах волнение. Ближайшие к нему жаждущие лица утопали в блаженном подчинении его уверенных глаз. Над сценой разом загорелись два телевизора и стали показывать начинающееся представление всем стоящим в дальних углах. Кто-то стал кричать, кто-то свистеть, кто-то хлопал, и со всех сторон то и дело разливались призывы не бояться выйти в круг остальным.       Один смелец спустя три минуты нашёлся. Это был накаченный мужчина старше Мирона лет на семнадцать и во многом его превосходящий по росту и весу. Он снял с себя футболку и его голая упругая от мышц грудь отобразилась на экранах сверху. Зрители посвистели, голоса разнеслись разрозненые. Дедуля из угла завопил: «Куда тебе-то» и несколько человек поддержали это высказывание.       Слава испугался, но, посмотрев на сосредоточенного и внешне умиротворённого Мирона, на его родителей, заинтересованно наблюдающих за зрелищем, выдохнул. Выпрямил осанку и надел на лицо равнодушную маску.       Зал вопил и ждал бойни.       — Ещё кто-нибудь? Ребят, мы тут не кусаемся, — сказал насмешливо Мирон.       Оглушительный смех разнёсся повсюду.       — Меня не нужно сбрасывать со счетов! — гордо заявил вышедший смелец.       Мирон на него лишь глаза перевёл, не шелохнувшись, и пожал плечами.       — Ты не абак, вроде. Кто тебя куда сбрасывать собрался? А сколько ты для храбрости выпил? Я чуствую запах настоящего бойца: пот, смешанный с пивом.       — Ещё б, за себя, за родных, за стаю. Второй литр уж припустил, — захвастался смелец.       Мирон ласково улыбнулся.       — Кто ж пьяным в бой идёт? Только пушечное мясо. А я думал, мы вожака выбираем тут.       Подождал, пока стихнет очередная волна смеха. Сам её приглушил движениями рук, его послушались. Зал моментально затих.       — Это всё? Статус вожака нынче не популярен что-то. Не будем тогда тянуть, у нас у всех свои дела. Что будете делать, после завершения этой церемонии? Я вот к новому статусу привыкать.       Ему пришлось опять жестами рук утихомиривать толпу, всё внимание он забирал на себя и был в этом хорош. Излучал из себя тёплую уверенность в своих словах и явно пользовался народной симпатией. Его запах дошёл и до Славы, сидящего от него в метрах десяти, не меньше, несмотря на других альф, которые стояли ближе. Смелец таким похвастаться не мог, он кривил лицо и напрягал мышцы шеи до взбухших венок, руки отвёл назад, готовый моментально ринуться в бой. Он первый закричал, превратился в волка, зарычал и набросился. Мирон остался человеком, отскочил назад, словно так и было задумано, галантно поклонился всем и превратился в волка.       От своего соперника первое время он бегал. Ловко уворачивался от всех нападений, несколько раз успевал зацепить зубами лапы противника. Тот рычал ещё громче и двигался быстрее и неповоротливее. У них была разница в габаритах. Мирон проигрывал. Они внешне, из-за шерсти, казались почти одинаковыми, но вблизи бросалось отсутствие чуть ли не пятидесяти килограммов. Весом и силой он и не брал, только ловкостью и поддержкой окружающих. Все вокруг болели за него и ругали его оппонента, освистывали смельца и источали в его сторону запах неодобрения. Казалось, такой крупный грозный волк был лишь загнаной в угол крысой и подобно ей пытался наскакивать, как в последний раз, всеми силами стараясь попасть клыками в соперника.       Усталость, жара, сильные запахи других альф и омег, опьянение, боль в суставах от укусов. Всё это сыграло свою роль, и пока смелец выравнивал дыхание после очередного неудобного броска, в его бок влетел Мирон, повалил на пол и вгрызься ему в шею. Сперва тот брыкался, пытался сбросить с себя этот тёмно-каштановый комок шерсти, но Мирон вцепился настолько крепко и болезненно, что это не помогло. Смелец в итоге лёг пластом, заскулил. Забил лапами и хвостом. Сдался.       Шум, на этот раз аплодисментов и победных криков, заполонил зал. Слава поморщился, настолько он был оглушительным. Шквал феромонов полился на него волна за волной. По ушным перепонкам ударили, как по барабанам. К горлу подступил ком. Слава сжал руки на коленях и с силой вонзил в них ногти. Немного взбордило. Его бросило в жар. Сквозь появившийся в глазах туман он видел обратное превращение Мирона в человека, его обаятельную улыбку и гордый вид. Успешно пролетая, отталкивая, все остальные прорывался и его запах, насыщенный такой бурлящей энергии, что закладывало нос.       — Всё? Точно никого не будет? Не стесняемся, все поддержат. Или нет? Вы вот за кого болеете?       Мирон наслаждался вниманием к себе и их любовью. Слава наслаждался его эмоциями и с трудом сдерживал себя, силясь не сбежать позорным волком со сцены куда-угодно подальше отсюда.       Ян встал с дивана, за ним поднялась и мать Мирона. Слава на них не смотрел, увидел боковым зрением и интуитивно поднялся тоже. Он помнил — ему нужно пересесть. Это был сигнал. Он дождался, когда Мирон заскочит на сцену, опять нарочно проигнорировав лестницу, понаблюдал за рупожатием отца и сына, впервые между ними за весь день пронеслось что-то вроде взаимного одобрения, и только тогда двинулся к другому дивану.       Мирон коротко прикоснулся к его плечу, поцеловал в лоб и прошептал на ухо:       — Температуришь. Ещё буквально немного, волчонок. Осталась всего лишь речь.       Он вышел в центр сцены, сперва жестами поднял всеобщий шум, затем их осадил и заткнул уже другим жестом.       — Как я и говорил, кто куда, а я свыкаться с новым статусом. Не скажу, что удивлён, но скажу, что рад. Не буду вам ничего обещать, от людей научился этого не делать, — он почти сразу пресёк движением руки смех и продолжил: — Вы все классные ребята, и альфы, и омеги, мы - семья. И это самое главное. В первую очередь мы всё так же будем думать о себе. Во мне нет амбиций завоевать другие стаи, вытравить их из города или перебить их всех на поле боя. Но вот нападения в адрес стаи молча принимать мы не будем. Мирра — растение с шипами и кроваво-красными цветками. Пусть все недруги это помнят. Выпейте сейчас хорошенько, устройте себе праздник. Да-да, чш, сейчас ещё последнее слово скажу и уйду со сцены. Слух уже прошёлся, конечно, но подтвержу официально. Рядом со мной будет сидеть Слава — мой омега, ваш сородич. Он был человеком. Без обиняков примите его в стаю. Скажу по секрету, он не знает, что такое семья. Но глубоко верю, что найдёт её у нас и станет тем, кто будет опорой в том числе и для вас. Особенно, это к нашим прекрасным омегам. Теперь же, я удаляюсь, празднуйте в меру. Я серьёзно, никаких драк на улицах. Мы только полузвери, не забывайте, что живём мы не в лесу, а в цивилизованном обществе. Люди не должны страдать из-за наших тараканов, пусть своими подавятся. О следующем собрании как всегда из уст в уста, из социальных сетей в мессенджеры. Бай!       Мирон сел рядом со Славой и обнял его, ткнувшись носом ему в щёку. Пальцы в излюбленной манере погладили волосы.       — Ты как? Не сердишься, что про тебя сказал?       — Я сейчас вообще не в состоянии сердиться. А так, по факту сказал. И пах так… Тебя даже слушать не надо, чтобы доверять всему, что ты говоришь. Чары какие-то. Послать всех хочу. Порычать. Не понимаю, что хочу. Но вроде успокоился уже. Ты пришёл и легче стало.       — Знакомый запах, — кивнул Мирон. — Мы можем уже идти. Ты ещё не передумал ухо прокалывать? Можно и потом это сделать. Твоему организму достаточно стресса на сегодня.       — Нет. Не хочу откладывать. Какой день недели?       — Пятница. В понедельник в школу планируешь? Ты можешь и не ходить. Это совсем не обязательно.       — Вообще или в понедельник? И в любом случае, Мирон, ты сам говорил — школа не для знаний. Она для жизни. Там тоже есть оборотни, всего штук двадцать на школу, может быть, но есть. И я себя буду этим развлекать пока. Но на собрания буду приходить, ты только напиши. В школе они-то и не смогут меня удержать. Думаю, нормально мне уже будет в понедельник. По сравнению с позавчера и вчера, я себя просто восхитительно чувствую.       — Хорошо. Но знай, на твои оценки мне абсолютно поебать. Можешь учиться, можешь нет. И как сдашь экзамены — тоже абсолютно неважно.       — Я знаю. И это мне очень нравится. Хотя так не верится, ведь именно этим меня всегда пугала мать. Будто бы это самое важное в жизни. А сейчас выяснется, что нет. Это так странно. Даже страннее, чем быть оборотнем. Пошли? Где твой Ваня?       — Я ему сейчас напишу, чтобы к выходу шёл. Надеюсь, он несильно будет негодовать, что его от пьянки отвлекают.       — Мы можем пойти и к любому другому специалисту.       Мирон качнул головой, ничего не ответив. Он открыл мессенджер в телефоне, написал Ване, дождался его ответа, и только после этого они встали, забрали верхнюю одежду и удалились со сцены. Своими хождениями они вызывали шум вокруг. Слава ступил в скопление разных запахов и ему вновь стало дурно. Он схватил Мирона за руку и ускорил шаг. Тот всё понял, ладонью попросил остальных утихомириться. Уже скоро они стояли на улице.       Свежий воздух подействовал благоприятно. Прочистил лёгкие и убрал рвотные позывы. Особенно трепетно пахли берёзовые листья, пролетавшие мимо от сильного порыва ветра. Солнце стояло высоко и веяло холодом.       К ним подошёл Ваня — высокий молодой парень с крашеными волосами, татуировками и брутальными серьгами в ушах. На нём были очки-хамелеоны и открытая почти детская улыбка. Он протянул руку и поздоровался по очереди, сперва с Мироном, затем со Славой.       — Хорошо выступил. Мой избранный вожак.       Мирон посмеялся и ударил его по плечу.       — А ты мой верный приятель. Надеюсь и дальше на твою помощь, Вань. А сейчас пойдёмте. К тебе? Надеюсь свежей еблей там не пахнет?       — Только у тебя дома, — усмехнулся Ваня. — Я давно ни с кем не тусил. Новая игруха вышла. Залипал днями, стрим за стримом играл. С челом из чужой стаи, кстати, сцепились немного по игрухе. Поугарали вместе.       — Скажи, что он не омега и мне не нужно будет организовывать межстайную свадебку. Отпускать тебя от себя я совсем не планирую, знаешь ли.       — Не боись, разберусь. Я не знаю, кто он. Борзый парнишка. Тёзка мой. Я на машине, — они двинулись и вскоре сели в машину. — Чего так резко-то захотелось? Пожелания есть какие? Меня Лёха красил недавно, кстати. Красочка ещё осталась, она только более яркая, сиреневая, а не лиловая, как у тебя. Хочешь обновлю тебе? А то поблекла. Или тебе так больше нравится?       Славе было уютно в машине и он с охотой поддержал разговор. От движения его стало слегка укачивать, поэтому он прислонился горячим лбом к стеклу и прикрыл глаза. Разговаривал он из такой позиции, чувствуя на своём колене нежные поглаживания татуированных пальцев Мирона. Закончив обсуждать внешний вид, Слава замолчал и провалился в размышления об изменениях, произошедших в его жизни. Удивительно чётко он увидел пропасть, возникшую между ним и родителями. Огромная чёрная дыра, через которую никаким образом нельзя было перелезть. И позади него стояла стая, размыто, это были абстрактные люди, но их было много и они источали дикую необузданную энергию, ближе всех, ровно за его спиной, стоял Мирон. Не трогал, просто стоял и смотрел ему в затылок. А Слава разглядывал материнские черты, уставшие глаза отца, вспоминал все счастливые моменты с ними. Находились они быстро, но также быстро вытекали из хватки. Чем свежее становились воспоминания, тем меньше счастливых он мог отыскать. Он помнил только дом и школу. Помнил свои побеги, как вынуждал себя ходить с неприятными ребятами, как терпел все их нападки в свою сторону и пил, курил им на радость, захлёбываясь своей ничтожной гордостью.       Ему это нужно было. Измениться. Всё нутро только об этом и молило. Но было тяжело. Отпускать серое прошлое и принимать серьёзное будущее. Он хотел просто жить, быть подростком, бухать, зачитываться книжками и залипать часами на сериалах, а вместо этого ему требовалось следить за отношениями оборотней в стае и с другими стаями, требовалось быть сильным и стойким, таким же спокойным на людях, каким был Мирон. И только дома он мог сокрушённо выдохнуть и пустить слезу от того, что просто не выдерживает.       Он не мог это сделать сейчас — в машине. Здесь был Ваня, а ему нельзя было это видеть. Несмотря на их дружбу с Мироном, крепкую и честную, Ваня не был тем человеком, которому можно было видеть чужую слабость.       — Не усни там, — сказал Мирон, зарываясь ладонью ему в волосы.       — Ваня просто отлично водит машину, — ответил Слава и поймал польщённый ванин взгляд в зеркальце спереди. — А я не совсем выспался. Потом перекусим?       Мирон не стал расспрашивать, только ободряюще посмотрел, одобрительно кивнул и совсем без смысла с ним согласился. Он видел через фальшивые слова.