Твоя стая за плечами

      Проснулся Слава поздно. Будильник не звенел, а солнце через шторки просачивалось в комнату и попадало ему на глаза. Он резко поднял корпус с одной лишь мыслью о прохладненькой питьевой водичке. Но при попытке встать почувствовал ломоту в теле и тошноту. Она не была особо сильной, в пятом классе от пива его вывернуло намного сильнее, мать хотела скорую вызывать, подумав, что он серьёзно отравился. И всё равно приятного в этом было мало.       Горячие ступни встретились с холодным ламинатом. Контраст вызвал короткий положительный эффект, и стало полегче. На полу на большом пледе он увидел огромного волка. Ещё никогда он не видел оборотня в волчьем обличии вживую — сидение в школе и дома этому не способствует. Зверь был больше обычного дикого волка в два с половиной раза как минимум. Пушистый хвост в длину был, как вся Славина рука.       Из-за вида мирно дремлющего хищника стало немного страшно. Слава не представлял насколько нормальными были оборотни в животной форме. Обычно они превращались в волков для межстайных сражений или цапаясь внутри стаи между собой. Во всех этих случаях людям запрещалось к ним подходить в целях собственной безопасности.       Пока Слава раздумывал, волк зевнул и потянул передние лапы назад, а заднии вперёд, ещё раз широко открыл пасть со скулящим звуком, — можно было убедиться в наличии красивых сверкающих белых клычков, натыканных повсюду, — и лениво стал подниматься. Во весь рост волк стоял недолго — скоро он превратился в человека. Мирон ещё раз потянулся и зевнул, но уже абсолютно по-человечески.       — Надеюсь, не напугал, — сказал он, растягивая слова. — Ты давно проснулся? Давай воды выпьем, после алкоголя всегда так пить охота.       Слава был солидарен. Они прошли на кухню, где каждый по очереди осушил три чашки бутилированной воды. Микроволновка показывала двенадцать часов ночи. Настенных часов не было. Был четверг. Потому что вчера была среда. И на улице высоко стояло солнце.       — Как же восхитительно прогуливать, — сказал вдруг Слава. — Я так… заебался.       — Ну, твои рассказы про родителей меня немного обескуражили. Не думал, что такая гиперопека, даже не опека, такое огораживание от внешнего мира ради учёбы действительно существует. Но неужели и одноклассники с тобой никак не делились хотя бы наушниками, интересами? Это ведь само собой разумеющееся давать другу послушать какой-то новый тречок с одного наушника. Да и школа ведь очень плотная социальная среда, в ней сложно о чём-то молчать.       — Я чужой для них, — качнул головой Слава. — Как оборотень. Когда в классе есть оборотень, он всегда сидит один и с ним никто не разговаривает. Я также. На переменах обычно ухожу в библиотеку.       — Только у оборотня за спиной стая и на общество людей ему в целом плевать, — хмыкнул Мирон. — Ладно, не будем о грустном. Сколько ты ещё времени планируешь бегать вне дома? Я не выгоняю, но мне интересно. Не против на завтрак макарон с яйцами и фаршем?       — Это будет очень сытный завтрак. Спасибо. Тебе помочь? Я, в принципе, матери на кухне помогал.       Мирон кивнул и открыл висящий шкафчик, достал из него макароны. Из холодильника фарш и яйца, из нижних ящиков сковородку и кастрюльку. Распределились молча, Слава достал ещё оливковое масло, включил плиту. Он первое время стоял и помешивал лопаткой фарш, посолил его и немного добавил чёрного перца. Мирон его сменил и добавил в два раза больше разных специй, довольно облизываясь на их душистость.       По квартире стал распространяться запах мяса. Было тепло и уютно. Слава сел за стол, налил себе ещё воды и просто наслаждался, прикрыв глаза. Он несколько раз крутил в голове, что с ним произошло, где он находился и с кем. Ему нравилось это с каждой последующей минутой всё больше.       — Ты любишь Маяковского? Можешь что-нибудь прочитать из него?       На предложение Слава пожал плечами, побродил по памяти и решил рассказать «А всё-таки». Мирон слушал внимательно с улыбкой на лице. Попросил следующее, можно и другого поэта. Слава продолжил Блоком, прочитал «Поэты».       — Красиво рассказываешь, — похвалил Мирон. — Мне нравится. И выбор интересный. Любишь поэзию?       — Когда тебе запрещают всё, а стихотворения и книги терпят из-за урока литературы — это единственное, что остаётся, знаешь ли.       У Мирона было погрустневшее лицо. Он неожиданно близко подошёл и едва прикоснулся ко лбу, к Славиным волосам, пальцами, но быстро вернулся обратно к готовке. У Славы что-то отделилось от сердца и упало вниз. Он не понял ни действий, направленных в свою сторону, ни своих собственных чувств.       — То есть, ты только школьную литературу знаешь? — продолжил спокойно Мирон.       — И олимпиадную. И всё, что получалось взять в библиотеке. Дома художественных книг у нас не водится. А у тебя я, вроде бы, видел их. Хотя точно не помню, я вчера сразу отрубился.       — Видел, — кивнул Мирон. — У меня их достаточно. Я люблю читать, а моя мать училась на библиотекаря. По профессии правда не работала, с отцом встретилась и там не до того стало, но всё же. Книг накопить достаточно успела и многие отдала мне. Если хочешь, можешь любую взять и почитать.       — Это было бы великолепно, — с багодарностью отозвался Слава и поднялся. Еда уже была готова, он включил электрочайник и поставил тарелки с едой на кухонный стол.       Мирон достал чашки и ушёл в комнату. Вернулся с ноутбуком. Немного подумал и включил видео, в котором рассказывалось о топ-фильмах, которые обязательно нужно посмотреть, с их кратким описанием и значимостью для культуры. Слава никакой не смотрел, поэтому согласился на любой.       Следующие два часа они валялись на кровати и смотрели фильм. Слава не мог себе представить такого раньше, для него просмотр кинемотографа был желанным запретным плодом, а для Мирона это было обыденностью. Сам фильм ему очень нравился, он смотрел его уже третий раз и описывал некоторые моменты со своего ракурса. Он очень много разного рассказывал, а Слава слушал и вожделел всё это попробовать, послушать, посмотреть, побыть в разных местах и познакомиться со всем земным шаром. Ему вдруг резко стало всё нужно.       За первым фильмом пошёл второй, из той же подборки. Картина повторилась, Мирон часто останавливал и делился своим мнением, пояснял некоторые моменты или делал на них акцент, мол, ты то только посмотри на работу камеры. На свет и фоновую музыку.       Этот в свою очередь содержал в себе любовную линию. Настала очередь Славе ставить на паузу, когда главный герой стал целоваться с красивой девушкой.       — Ты вчера…       — Нет, — перебил его Мирон. — Не было ничего, ты ничего не помнишь, — он смотрел в сторону и гладил большим пальцем остальные правой руки. Голос звенел сталью.       Славе такая резкая реакция была непонятна и неприятна.       — Не хочешь?       — Ты не хочешь. Тебе просто интересно. Нет, я, конечно, не такой глубокоморальный, но…       — Что «но»?       Мирон посмотрел тяжёлым недовольным взглядом на него.       — Я одним поцелуем вот вообще не обойдусь. Я захочу тебя трахнуть, Слава. Отменно выдрать, я бы даже сказал. Тчш, не надо говорить, что ты не против, ты даже не знаешь, как проходит секс между парнями. Ты, блин, ничего не знаешь об этой жизни. Я порнуху впервые посмотрел в тринадцать, а этот фильм с родителями смотрел в одиннадцать. На моём хую уже было дохрена разного народа, а ты ещё даже не целовался. Это слишком большие различия. Да и вообще, ты даже не споришь, что ебать тебя буду я, а не ты меня. Хотя ты не дева с вагиной, а парень со своими причиндалами.       — Как всё сложно, — нахмурился Слава и подвинулся к нему ближе. — Я всего лишь хотел узнать, что такого классного в поцелуе.       — Это классно, когда целуешь любимого человека, — пресёк ещё резче Мирон, отшатнувшись на сантиметр. — Ну или того, который тебе нравится. А просто из-за эксперимента классно не будет. Есть довольно большое количество людей, которое поздно впервые целуется или трахается. И это тоже нормально, Слава. Не надо торопиться, оно само тебя настигнет, когда будет нужно. Когда придёт время.       Слава его выслушал, кивнул раза три головой и вдруг резко положил руки ему на плечи и ткнулся губами в его. Получилось смазанно. По телу опять усиленно забегала кровь. Он не верил своим действиям и своей смелости.       Мирон задышал тяжелее.       — Я кому это всё говорил? — низким голосом спросил он.       — Не злись, — попросил Слава и боднулся лбом в его лоб.       Неожиданно и очень резко Мирон его оттолкнул от себя и повалил на кровать. Сущие секунды его нос прошёлся по нежной коже на шее, глаза давили. Славины запястья он прижал к кровати.       — Не буди во мне голодного зверя. Ты мне понравился и я, блять, тебя выебу таким темпом.       — Больше дел, меньше слов, — обиженно ответил Слава и отвернул голову.       Мирон проматерился сквозь зубы и попробовал подняться, но Слава стал подниматься за ним и уже сам набросился на него, прижав к кровати. Ноутбук чуть не упал на пол.       — Я не понимаю, — сказал Слава. — Что не так.       И опять ткнулся губами в его. Мирон первое время нарочно свои губы сжимал, но долго не выдержал. Выдохнул, расслабился. Грубо вплёл ладонь в Славины волосы, наклонил к себе и сам стал управлять поцелуем, вскоре углубив его и выпустив язык. Слава растерялся, совсем обмяк. Открыл рот и пытался неумело отвечать. Мирон повалил его в прежнюю позу, отлип от губ и стал вылизывать шею, несколько раз целовал щёки, лоб и подбородок. Слава то подёргивал плечами от щекотки, то открывался сильнее, вжимаясь головой в подушку. Мирон рыком снял с него худи и выкинул в сторону.       — Я тебе даю последний шанс сказать: «нет, не хочу, давай досмотрим фильм».       — Нет, не хочу это говорить, продолжай, — хмыкнул Слава.       Мирон промолчал, а потом сильно и неожиданно сжал его член в своей руке.       — Стоит. Ладно, допустим тебе нравится. Парни тебя привлекают. Ок. Блин, ты ж ещё целочка, с тобой вообще нежно-нежно надо. А выводишь меня так, что хочется грубо. Пиздец как грубо хочу, как люблю.       — Да не надо со мной нежно-нежно. Не думаю, что рассыплюсь.       — Ты даже не понимаешь, о чём я, — вздохнул Мирон. — Угадай, куда я буду тебя ебать? Ты ведь понимаешь технологию? Мест не так много. Есть рот. Аппетитный вариант. И зад. Тоже не менее вкусный. Больше в тебе таких подходящих дырок нет. А вставший член так просто в тебя не влезет, а если и влезет, то тебе будет пиздец больно. Так что с тобой нужно нежно и долго. Совсем не моё настроение сейчас, конечно.       — А можно в рот. Его подготавливать ведь не надо?       Мирон посмотрел на Славу.       — Ты хоть понимаешь, что брякнул? Хочешь в рот взять? А противно не будет? И всё равно сосать ты не умеешь, давиться будешь часто. Но… Идея привлекательная, не спорю.       — Дашь на него посмотреть хоть?       — На член? — Мирон поднял брови в лёгком недоумении, у него всё лицо описывалось словосочетанием «лёгкое недоумение». — Да, пожалуйста. Мне не жалко. Не наговори потом мне на статью, что я тебя без твоей воли изнасиловал и всякие гадости развратные показывал.       Он поднялся и полностью разделся. Показал на своё тело руками, поднял вопросительно бровь.       Слава сглотнул.       — А это точно в зад влезет?       Мирон усмехнулся и подошёл ближе к кровати. Взял Славу за затылок.       — Мы ж вроде на глоточке порешали? Войдёт. Ты и не представляешь, что может войти в задницу, это отдельная подборка порнухи: с шариками, битами, верёвками и дилдаками под сорок сантиметров и всякое такое. Могу потом показать. А хуй вполне себе может войти. Даже два. Только подготовить надо нежное очко к этому внезапному вхождению в него. А рот — ты прав. Рот не надо готовить. Так что, хочешь сосать?       Слава смотрел ему в глаза, видел глубокие чёрные зрачки и своё нечёткое отражение. Оглядел член, летавший рядом с его лицом. Твёрдый потемневший ствол качался среди русых кудряшек и головкой смотрел на Славины губы.       В голову стали проникать протестующие мысли. Они маминым голосом велели прекратить цирк и вернуться домой. Ещё можно было всё исправить, перетерпеть очередную ссору, взяться за ум, стать успешным человеком, любить родителей и жить взрослой состоятельной жизнью. Пацаны с пятого класса завопили: «педик» и загоготали.       Слава поморщился. От этих мыслей ему стало противно. Ему хотелось качать головой под оглушительную музыку, прыгать в клубе среди таких же родительских отбросов, смотреть развлекательные видео и читать любую литературу, какая только попадётся под его руку. И покрасить волосы в синий цвет. Но не все, а чёлку. Или фиолетовый. Или зелёный. И в целом делать то, чего ему хотелось. Постигать новое, но далеко не в научном плане.       Мирон хмыкнул и попробовал отойти, но Слава его поймал за выпирающие тазовые косточки. С осторожным дыханием невесомо погладил их большими пальцами, ощущая их бархатистость.       — А я могу попросить у тебя немного денег?       — И на что же они тебе понадобились? — Мирон проговорил спокойно, но удивление неприкрыто сквозило сквозь его интонацию. Он своевольным жестом положил ладонь Славе на волосы, лениво перебирая прядки.       — Хочу чёлку покрасить. В зелёный или фиолетовый. Родители запретили, когда я что-то сказал о покраске волос.       — Умеешь сглаживать углы, — мягче сказал Мирон и провёл большим пальцем по его щеке. — Хорошо, сегодня можем пойти в парикмахерскую. Я всё оплачу.       — Я этого не забуду. Спасибо, — прошептал Слава и боднулся о его голый плоский живот.       Он чувствовал лбом твёрдость мышц, нос располагался над паховой областью. Глубокие вдохи заполняли лёгкие насыщенным запахом половых выделений. Красная гладкая головка завлекала попробовать и отталкивала от себя. Через член выделялась сперма и моча, чужая противная жидкость. Это было настолько же отвратительно, насколько и каловые массы. И слюна.       Но Слава уже целовался и не чувствовал отвращения от чужой жидкости в себе. И чем дольше он дышал семенным запахом, тем сильнее ему хотелось ощутить всю прелесть взрослой половой жизни. Он ведь был уже почти совершеннолетним, некоторые его одноклассники потеряли девственность, встречались со вторым или третьим по счёту человеком, умели целоваться и сосать, а он только умел подслушивать их, постоянно накручивая себя и надеясь самому упасть в эту отвратительнейшую и желанную пропасть похоти.       Мирон хотел что-то сказать, у него лёгкие набрали воздуха и дёрнулись губы, но вместо этого он ещё раз провёл большим пальцем по его щеке и губам. Слава посчитал это подбадриванием, призывом начать сосать или прекратить это всё, не терять времени на бессмысленные размышления. Он хотел ещё порефлексировать, но в пальцах жужала кожа, всё собственное тело требовло действий.       Губы нежно приложились к головке. Она была горячей. Слава взял член Мирона правой рукой и почувствовал, как пылал весь ствол.       — Это будет самый ужасный отсос в моей жизни, но мне нравится. Продолжай, — сказал Мирон и ободряюще погладил его по волосам.       У него успел измениться голос. Он стал мягче и тише, переходил на низкие хрипящие нотки.       Слава чувствовал ладонью взбухшие венки, открыл глотку и вобрал в себя член до куда смог.       — Не бери глубоко, — подсказал Мирон. — Работай с головкой, можешь смочить слюной ствол и помогать рукой. И не забывай, пожалуйста, контролировать зубы. Пикантно, конечно, когда они чувствуются, но я б не назвал это очень приятным. Я потом отсосу тебе, — пообещал он и как-то особенно мягко, на грани с потерянностью, добавил: — А сейчас доведи меня до оргазма. Будь хорошим мальчиком.       Слава пытался — пока отсасывал, в голове только и били набатом его инструкции. Он пробовал и языком что-то делать, но видел, что обычное ритмичное движение головы вверх-вниз приносили намного больше эффекта. Себе он дрочил несколько раз в душе, попробовал и те свои ощущения перебросить сюда, вспоминал от чего появлялись яркие пятнышки в закрытых глазах.       Очень скоро у него заболели губы и защипало в уголках. Когда он пытался взять глубже, на глазах появлялись слёзы и горло выталкивало член обратно рвотным рефлексом. Челюсть затекла, но он не хотел останавливаться, не доведя Мирона до оргазма.       Собравшись в последний раз с силами, он принялся делать самое эффективное — двигать кулаком и сосать преимущественно головку. Темп был быстрым, член в руках будто бы набухал ещё сильнее, венки становились твёрже, и головка походила на настоящую грибную шапочку. Мирон вдруг вцепился ему в волосы и стал толкаться в глотку, заходя слишком далеко. Слава почувствовал, как несколько раз горячая головка воткнулась ему в нёба, в заднюю стенку горла. Затем огненное семя стрельнуло в рот, но толчки не прекратились, а стали рваннее и короче. Пальцы с силой скребли затылок.       Слава стал откашливать от спермы и пытаться её проглотить. Она была солёной, но пахла немного сладковато. На вкус казалась средней противности, но из-за вызванного толчками рвотного рефлекса он никак не мог откашляться, начала кружиться голова.       — Прости, надо было вытащить, — рассеянно сказал Мирон, ленивыми движениями оглаживая ему чёлку и лоб.       Он покраснел в щеках и груди и дышал тяжелее, член стал расслабляться, опадать, он блестел на свету слюной, из головки просачивалась светлая сперма. Слава вылизал лишнюю появившуюся жидкость с него, проглотил тяжёлый ком и наконец смог выровнять дыхание и перестать кашлять.       — Главное, что ты кончил, — сказал он, вытиграя губы.       Мирон посмотрел на него затуманенно.       — Да… Да, Славик. Щенок мой. Давай досмотрим фильм и пойдём красить тебе чёлочку. Фиолетовый говоришь? Красивый цвет.       У Мирона совсем изменился голос, он был высоким, растерянным, довольным, размазанным, каким-то мыльным и плавающим где-то в своей вселенной. Он стал вставлять ласковые словечки и совсем перестал походить на себя прежнего, угрожавшего жёстко выебать и грубо бравшего за патлы.       Весь пыл, вся агрессия куда-то испарились, и вот он уже лежал рядом со Славой, почти у него на плече, нежно его гладил и спокойно, молча, смотрел за фильмом краем глаза.       Слава никак не прокоментировал слова «мой щенок» и не говорил ему ничего, также безмолвно наблюдая за фильмом. К сороковой минуте он не просто полностью пришёл в себя, но и искренне заинтересовался фильмом. Он ему больше первого понравился и эмоции оставил в разы сильнее, даже не учитывая длительную паузу на моменте с поцелуем.       Они перекусили остатками завтрака, выпили по кружке чая, посмотрели песенный топ и оделись, пошли на улицу. Мирон предварительно отыскал среди своей одежды толстовку большого размера, он порой любил такие мешковатые вещи носить, и сказал надеть её поверх тонкой худи. Слава не возражал, ему не хотелось мёрзнуть, а верхняя одежда у Мирона была ему мала, жала в плечах и была коротка.       На улице было очень свежо, листья во всю игрались с ветром, многие деревья перекрасили их в золотисто-рыжие цвета. Оставшиеся зелёные побледнели, ожидая своей трансформации и сильного потока ветра, чтобы сорваться и улететь.       Дождя не было, а сероватое небо светило солнцем и не показывало облаков и грозовых туч. Слава оглядывался так, словно впервые вышел на улицу. Он не понимал в каком месте находился и боялся неожиданно встретить родителей.       Мирон на мгновение взял его за руку, легонько дёрнул на себя и поцеловал в щёку — до виска не дотянулся.       — Я вижу здесь какую-то парикмахерскую, давай зайдём, посмотрим.       — Надеюсь, это не будет очень дорого.       — Не будет, — махнул рукой Мирон. — У меня достаточно денег от родаков. А скоро будут и собственные.       — Они у тебя богатые такие?       Слава внимательно всмотрелся в изменяющиеся черты Мирона.       — Я сын вожака стаи, Слава. И через месяц планирую занять его место. А, как ты, наверное, знаешь, вожаки стай входят в государственные палаты и им выплачивают зарплату как чиновникам. Так что денег у нас достаточно, учитывая, что мы их толком никуда не тратим. Вожак даже уехать отдыхать толком не может, тем более в нынещние времена, когда слишком много междоусобиц. Так что не думай о деньгах, я буду рад сделать тебе приятно. Выбирай, что хочешь. Можем и подравнять тебе волосы немножко, как хочешь. Я всё оплачу, и мне это не в тягость.       Они стали подниматься по ступенькам и скоро вошли внутрь небольшой парикмахерской. В ней пахло стриженными волосами, водой и кондиционерами. Посетителей было немного. Пожилая женщина сидела с газетой, на ней была пелерина со стройным женским силуэтом, на белых волосах была стайка голубых бигуди и женщина в блеклой одёжке стояла рядом с восьмилетней девочкой, улыбающейся в зеркало своим кудряшкам.       Молодая очаровательная девушка на ресепшине уточнила причину визита, назвала предположительную стоимость и провела их к свободному парикмахеру. Это был стильно выглядящий мужчина с чёлкой на глазах и чёрной серьгой в ухе. Ему было лет тридцать или ближе к сорока, он выслушал пожелания, дал на выбор журнал с пробниками, в нём было по несколько пучков волос разных окрасов. Слава остановился на лиловом.       Ему помыли голову, дали совет по поводу шампуней и масок для волос, сказали как ухаживать за крашенной частью чёлки. Мужчина был сосредоточен на работе, очень аккуратно работал с расчёсками и ножницами. Они причёску решили толком не менять, но сделать её более бунтарской, с разными уровнями и небольшим каскадом, назвав это красивым словом гаврош. До этого парикмахер называл его причёску чем-то вроде «под горшок».       Мирону понравился результат, он очень хвалил проделанную работу и даже оставил мужчине чаевые. Славе тоже нравилось, он не мог налюбоваться на себя в зеркало. В душе что-то щёлкнуло, когда он впервые увидел высушенные сверкающие волосы и своё лицо с ними. Это было в духе поколения, так одеваться, так выглядеть. Быть свободным, громким и ярким.       Он поблагодарил мастера и пошёл на улицу. Мирон держался рядом, положил ему на бедро руку и приблизился носом к уху.       — Тебе правда идёт. Твоему образу и характеру эта причёска подходит намного больше.       Слава чувствовал также. Они немного погуляли, перекусили шаурмы и вернулись домой.