Вспомнить и попросить

Щелчок замка на двери в его комнату заставил Кая отлипнуть от телефона и смерить своего нежданного гостя оценивающим взглядом. Ллойд выглядел так, будто умер сегодня утром — и для него это, в принципе, совершенно привычное состояние, удивляться которому каждый из ниндзя давно перестал. Ллойд выглядел так, будто сейчас убьёт: либо того, кто первым попадётся на глаза, либо себя самого. Ллойд выглядел так часто. Кай приветливо улыбнулся. — Тяжёлый день? Зелёный ниндзя отлип от двери и неторопливо приблизился к его кровати. Плюхнулся рядом и глубоко вздохнул, прикрыв глаза — ага, значит в яблочко. — Пообещай, что удалишь мою историю браузера сразу после моей смерти. И пошлёшь комиссара к чёрту. Пусть Ния займёт моё место — я уверен, она справится с этой непростой задачей. А ты… будь сильным, брат мой. Однажды мы встретимся на том свете и будем жить в мире, спокойствии и… ну и хватит, пожалуй. — Ты покончить с собой решил? — Кай смеётся. — Это никак не связано с нашими новыми отношениями? А то в противном случае было бы неловко. Ллойд поднимается на локтях и смотрит ему в глаза с нескрываемым раздражением. Секунду смотрит, две. Поднимает бровь и смотрит ещё. Потом опускается обратно, устав лицезреть эту наглую усмешку, и вздыхает. — Во-первых, прошу тебя, не используй слово «отношения» — у меня сразу появляется впечатление, будто мы женатая парочка, — указывает пальцем, делая акцент на своих словах. — А это плохое впечатление, которое я иметь не хочу. Кай хмыкает и кивает так, будто и правда собирался его послушаться. Тогда его друг убирает палец и продолжает: — Во-вторых, нет. Я решил совершить акт самопожертвования во имя собственного благополучия путём аннигиляции своего никчёмного существования. Прошу не путать. Кай ахнул поражённо. Однако при этом совсем не изменившись в лице. — Ничего себе. Долго придумывал? — Долго, — признался честно, вызвав у друга смешок. — Мне заняться было нечем, пока комиссар очень эмоционально орал на меня за… что-то там. Что-то важное вроде. Я не вслушивался. — Какой вы ответственный, зелёный ниндзя. Сразу видно: герой и лидер. Живая легенда. Ллойд смеётся и бьёт его в плечо. — Не осуждай меня! — И не думал. Парнишка неторопливо приподнимается в сидячее положение и сладко потягивается, вздыхая — видно, что очень забегался, устал, но всё равно продолжает вести себя как ни в чём не бывало. Улыбается. Герой. Кай двигается к нему ближе и кладёт ладонь на бедро, прерывая эти потягушки и заставляя смотреть себе в глаза. Облизывает губы, прикусывает нижнюю и протягивает издевательски низким бархатным голосом: — Может, я смогу помочь тебе снять напряжение? На пару секунд Ллойд замирает и не двигается. Смотрит в ответ с нечитаемой эмоцией. Непроизвольно напрягает брови и задерживает дыхание. Молчит. А потом прыскает со смеху — и Кай непроизвольно отвечает ему такой же усмешкой. — О да, конечно. Это прям то, о чём я мечтал с самого утра. — О том, чтоб тебя трахнули сначала на работе, а потом на моей кровати, — дополняет его мысль, довольно наблюдая, как Ллойд в ответ смеётся-хмурится, не понимая, как ему реагировать на эти слова — и радуется. Радуется, потому что идиот и потому что предвкушает. — Или чтоб ты трахнул. Или чтоб друг друга— Его губы плотно накрывает чужая ладонь в кожаной перчатке без пальцев — он тихо смеётся сквозь неё. Играет с ним. Смущает. Издевается. — Знаешь, без твоего дополнения получилось бы даже неплохо. — Всегда знал, что ты обожаешь моё чувство юмора, детка. Рука возвращается на рот, прижимая на этот раз сильнее, и теперь Кай смеётся в открытую, громко, наблюдая за тем, как друг его смешно по-детски хмурится и смотрит в его глаза так серьёзно, будто после этого они собираются мир спасать, а не переспать. — Твою мать, Кай! — Дафай… накафи меня, фафочка, — умудряется выговорить через ладонь и смеётся ещё громче, когда Ллойд звонко цыкает. И толкает. Толкает спиной на кровать, возвышается, нажимает на пах коленом — и Кай чувствует сначала, что ничего не понял, а потом стаю бабочек в животе. — Я пошутил, — произносит уже не так уверенно. Нервная усмешка. — Иди нахуй. И нажимает-блять-коленом-сильнее, и Кай чувствует, что ему неприятно и приятно одновременно, еле сдерживаясь от стона предвкушения. Но Ллойд его взгляд — похабный уже на этом этапе — не читает, меняя позу, чтобы сесть на чужие бёдра. — Ты сегодня свер— Опять затыкает. И Кай хочет снова посмеяться, но уже не может. Сил нет. Желания нет. Желание осталось одно: чтобы тот нелогичный пиздец, что сейчас творится, не заканчивался никогда. — Ты в курсе, что невыносимый? «В курсе. Люблю тебя бесить.» Ллойд замечает висящее на спинке стула красное кимоно, и в его голову вдруг приходит идея. Гениальная, как он посчитал. Он тянется. Возится недолго, справляясь прекрасно одной рукой, не убирая вторую ото рта своего друга, который внимательно за его действиями следил — не особо понимая, что он делает, однако. И тянет на себя красный пояс. Водит по плотной ткани обеими руками, накручивает с обеих сторон на кулаки, растягивает — и Кай сглатывает, когда догоняет. В животе трепещет с новой силой. — Мне этим воспользоваться или ты обещаешь хорошо себя вести? Блять. Блять-блять-блять. — Я даже не знаю, что из этого мне нравится больше. Хрипит. Прокашливается. Глубоко дышит и смотрит на свой сраный пояс, который Ллойд всё не перестаёт гладить пальцами, скользя взглядом то по лицу Смита, то по вздымающейся грудной клетке. Вот гадёныш. Наслаждается. Тем, в каком положении они оказались — наслаждается. И теперь это ведь даже перестало быть шуткой. Кай своей реакцией подписал себе смертный приговор — он был уверен. Он был уверен и готов умереть ради этого. — Хорошо, тогда пока что я верю, что ты будешь хорошим мальчиком. В груди аж ёкнуло. Сукин. Сын. Выпросил. Его. Порно. В. Прошлый. Раз. Чтоб. «Просто. Посмотреть». Ну. Конечно. Кай ведёт бёдрами, чувствуя, как на каждую фразу от этого мальчишки член отзывается больше и больше — но пошевелиться не удаётся в таком положении. Выдыхает сквозь зубы. — Ты… так и будешь сидеть и болтать со мной или…? Ллойд растягивается в ухмылке. Ложится. Прижимается телом к телу, животом к члену, локтями к плечам и смотрит оттуда. Щекочет дыханием кожу под чёрной майкой, трётся почти неощутимо, вызывая нетерпеливый вздох. Ползёт немного выше и застывает на невыносимо коротком расстоянии от чужих приоткрытых губ. Не целует. — Давай поговорим. Издевается. — Во имя Первого Мастера, ты давно такой самоуверенный? Хмыкает. — У меня тяжёлый день. — И поэтому ты решил утяжелить его и мне? Если ты не прекратишь, я нас переверну — и разговор будет совсем другой. Ллойд забирается холодными ладонями под одежду, к горячей коже. Ведёт медленно — задирает, поглаживает. Кай шумно выдыхает, когда пальцы мягко обвиваются вокруг сосков — покручивают, сжимают слегка, играются — и удовлетворённый и на том отворачивается от него, наслаждаясь. — Ты? Перевернёшь? Ты не забыл, что с мастером ниндзя говоришь сейчас? — Не помешает, — на выдохе. Ладонь перемещается на горло, коротко сдавливает. Кай захлёбывается каким-то матерным словом — если уж не всеми подряд — и ластится к тут же ускользнувшей обратно на грудь руке. — Придётся тогда тебе не только рот связать. Чтоб помешало, — усмешка. Самодовольная такая. Горделивая. Властная. Ребёнок. Во вкус вошёл. — А у тебя реально сегодня хуёвое настроение. Губу кусает. А в голове только одна мысль: разозлить-разозлить, вывести ещё сильнее — чтоб показал себя, чтоб связал, чтоб смотрел сверху вниз и был таким вечно, даже если комиссару каждый день придётся трахать ему мозг. Пусть трахает — Кай будет наслаждаться последствиями. Ллойд хмыкает в ответ и оставляет на твёрдой груди несколько влажных поцелуев. Скользит пальцами вниз по животу неторопливо, приподнимается и трётся пахом о пах, снова щекоча чужие губы своим дыханием. И Кая ведёт. Он больше не может: тянется к зелёному поясу, чтоб развязать его, снять это чёртово кимоно, тоже припасть к чужому телу — потрогать-потрогать-потрогать, увидеть, покусать, вылизать, но— — Стой. Его руки перехватывают. Продолжают зачем-то шёпотом: — Я хочу кое-что попробовать. — Пробуй быстрее, — шепчет в ответ. — Я же не железный. Ллойд хмурится. — Я тебя семь лет терплю, и ты потерпишь. И припадает к его губам в поцелуе, где Кай — сукин сын — в отместку начинает больно кусаться. Тут же получая наказание однако. Ллойд — хренов садист — возвращает пальцы на горло и сдавливает. Сдавливает, отпускает. Поглаживает щекотливо шею и кадык — давит опять, уже сильнее, увереннее. Кай сжимает простынь в руках, хрипит-стонет. В голове миллионы вопросов и колкостей, но он всё скажет позже. Позже-позже… Всё позже! Сейчас он всё ему позволит, сейчас сойдёт с ума и будет таять от этого холодного хризолита напротив собственных глаз. — Нравится. Тянет сладко, — передразнивает, что б его! — коротко сдавливает со всей силы, отпускает. И смотрит. Смотрит-смотрит-смотрит: на приоткрытые сухие губы, жадно глотающие воздух, на закатанные в удовольствии глаза, на красные пятна под пальцами — и думает, что его не должно это так заводить. Не должен заводить такой непривычно покладистый Кай, позволяющий творить с собой всё, что он хочет, не должно заводить то, как ему не хватает сил на ответные ласки, и он только тихо постанывает и сжимает кулаки до побеления костяшек, и — уж точно! — не должны заводить следы, которые распускаются на его шее багровыми лепестками. Это должно вызывать страх. — Да… Сильнее… Это должно вызывать отторжение. — Мхх… Вот так, да… Они не должны чувствовать себя так хорошо. — Поцелуй меня. Но они чувствуют — и Ллойд целует. Целует горячо, размазано и одновременно с этим стягивает с него всю одежду. Нетерпеливо так, злобно, чуть не рвёт от нетерпения — и в голове уже мысль: «А может, к чёрту это всё?», но он её тут же затыкает, вырывает контроль у возбуждения. Он готовился. Он хотел. Он сделает. Ллойд прикрывает глаза и спускается вниз. Садится между его ног, прикусывает губу — и теперь уже чувствует нерешительность. Дальше действие будет неприличное, непривычное — и брезгливость в голове не затыкалась ни на секунду со своим «стоять, обратно! Мы ещё слишком молоды-невинны для такого!» — Ты не хотел раздеваться… — Кай прерывается на глубокие вдохи. Руки на горле нет, но воздуха всё равно не хватает. И стоит крепко. Извращенец. — …чтоб отсосать мне в кимоно ниндзя? Ллойд поднимает взгляд. Молчит. Кай смеётся. — Вау… Какой вы развратный, великий герой Ниндзяго. — Заткнись, — краснеет. — Мне просто лень всё это снимать и надевать обратно. Очередной издёвки не следует. Ого, и правда заткнулся! Кто бы мог подумать! Ллойд ощущает себя странно, смотря на твёрдый член в десяти сантиметрах от своего лица и чувствуя внимательный взгляд, что за его действиями сейчас трепетно следит. Обхватывает за бёдра — медлит. Поджимает губы — сглатывает, раздражается. — Ты не мог бы… отвернуться? Это и так смущает. — А до этого тебя ничего не смущало? — однако послушно откидывает голову. Смотрит в потолок. «До этого я тебе не отсасывал», — хочет сказать Ллойд, но одёргивает себя. Даже на издевательское «какой послушный» не решается. Должен быть благодарен вообще-то — Кай мог его просто проигнорировать, но позволил разобраться самому, без пристального надзора. — Такого вида меня лишаешь. Как не стыдно… Ллойд тихо цыкает. Вздыхает. В груди трепещет, в животе трепещет сильнее. Облизывает губы. Закрывает глаза. На всякий случай вспоминает, как в прошлый раз это делал он, и решается. Мягко касается губами основания в недо-поцелуе, от чего Кай мелко взгдрагивает, а затем широким языком ведёт оттуда до блестящей от смазки головки — и берёт её в рот, хмурясь от непривычных ощущений. Слышит рваный вздох сверху, чувствует, как Кай прогибается в спине от нетерпения и как сложно ему удержать себя от того, чтоб не начать толкаться прямо в горячий рот. Но он даже взгляд не опустил. Уважает его, заботится. Ллойд обводит языком венчик головки, щекотливо дразнит её, слушает прерывистые глухие выдохи в ответ на эти действия и насаживается глубже. И глубже. И — мать его! — проталкивает в горло, вбирает в себя полностью. И Кай задыхается снова, сходит с ума, шепчет сбивчивое «ахуеть-ахуеть-ахуеть» и хрипло стонет от одного понимания, ЧТО происходит там, снизу, от одного ощущения горячей узости, от единственной мысли: «Этот малолетний извращенец тренировался. Долго тренировался — с того самого дня, скорее всего». Вот теперь точно повторюшка. — Блять, прости, я не могу. Смотрит. Смотрит на него — и хочет взвыть от этой картины: светлая макушка прерывисто двигается вверх-вниз, периодически то жадно набирая, то сбавляя темп ласки, позволяет бережно убрать упавшую на глаза чёлку и грубо схватить за волосы. Позволяет увеличить скорость, поднимает взгляд, встречается с ответным — и наслаждается. Таким разгорячённым Каем, тихими стонами. Даже тем, что у него сейчас член во рту, умудряется наслаждаться, когда видит, как плавит от этого его лучшего друга. — Ты же… — сладкое мычание. — Ты же убьёшь меня, если я кончу тебе в рот… Ллойд щипает его за бедро. «Не вздумай». — Пошла бы нахуй твоя брезгливость, — на выдохе. Недовольно. Обиженно. — Ох блять… Твои фанатки были бы просто в ярости. Весь твой ёбаный фанклуб. Одно дело автограф в тетрадке получить, а другое, — стонет надрывно, сладко, — горловой, блять, минет. Минет, блять, от зелёного ниндзя. Это так очаровательно и пошло одновременно, это так всё— Эй, куда! Ллойд выпускает его изо рта, старается отдышаться, сглатывает. Смотрит исподлобья, а сам с ума сходит от нужды в разрядке. — Кажется, — сдавливает двумя пальцами головку, ведёт с силой вниз, вызывая недовольное мычание в ответ, — ты меня не услышал, Кай, — массирует большим пальцем в одной точке, делая голос ниже с каждым следующим предложением. — Или не понял, — давит. — Или нагло проигнорировал. — Я не могу молчать, я сейчас с ума сойду! — чуть ли не скулит в ответ. — Ты бы знал, как это красиво и, блять, неправильно! Говорить нельзя, смотреть нельзя — во имя Ниндзяго, я тоже участвую в процессе! Ллойд неожиданно весело хмыкает, услышав последнее предложение. Смеётся тихо — и Кай мысленно молится Первому Мастеру Кружитцу, чтобы это действие не ознаменовало очередное воспоминание из откровенных видео. Но судя по тому, что сразу после этого он снова подползает на уровень его лица, на пару самых-долгих-секунд-в-его-жизни задерживает взгляд на губах, а потом игриво накрывает их ладонью — ознаменовало. — Нельзя. Кай вздрагивает. Шепчет. — Как скажете, хозяин. Может, тогда ещё на цепь меня посадите и заставите быть вашим славным рабом? — проскакивает идиотская усмешка. — Горжусь тобой. Доминантом вырос. Как мне теперь тебя называть: господин? мастер? папоч— — Не вздумай. Он очень громко смеётся в ответ, наблюдая, как Ллойд за секунду покраснел, разозлился, смирился с тем, что спит с идиотом, и снова этого идиота возненавидел. Ладно, пора заканчивать все эти игры. — Так точно, мистер самый главный. Ллойд коротко вскрикивает от неожиданности, когда Кай резко хватает его за руки, за пару движений перебирается в сидячее положение и грубо прижимает его корпус к кровати, возвышаясь сзади. — Ой, или уже не главный? Тот выдыхает через стиснутые зубы и оборачивается. — Ой, а ты решил всё-таки сделать хоть что-то, вместо того, чтобы просто— Эй! Кай! Дёргается, когда чужая рука нетерпеливо пробирается в штаны, но вторая удерживает слишком крепко. И Ллойд не находит в себе сил сопротивляться ни железной хватке, ни торопливым ласкам — только водит носом по подушке и коротко мычит, подаваясь бёдрами навстречу движениям. Кай отпускает его лежать на месте и спешно развязывает этот чёртов пояс на кимоно, что стал как для быка красная тряпка, но, что иронично, зелёного цвета. Отбрасывает его в сторону, закусывает губу и наконец-то проводит под одеждой всей ладонью по тёплой юношеской груди, прижимаясь через плотную ткань одновременно и к спине, и к заднице. Ллойд прерывисто вздыхает, обнимает подушку и тихо стонет от того, как его касаются чужие руки: мягко, бережно и нежно. И он сам к ним льнёт, сам подаётся навстречу, сам трётся о член своего друга — и проклинает себя за то, что не разделся полностью, потому что иначе Кай так ласково и осторожно трогал бы его всего. Трогал-целовал-кусал спину, шею, плечи — всё, до чего только б сумел дотянуться! Всё-всё-всё-всё, но даже этого казалось бы недостаточно! Хотя, по правде, — Первого Мастера ради — этого хватало, чтобы сойти с ума. — Великий герой Ниндзяго в своём легендарном зелёном кимоно, с самой большой фанбазой из всей нашей команды и девочками, которые готовы отдаться ему по одному только желанию… — шёпотом на ухо. Вызывает мурашки: так бархатно, так приятно — а Кай снова, чёрт его дери, не слушается! — …сладко стонет, пока ему дрочит его лучший друг. Это правда охуительно неправильно звучит, — усмешка. Ллойд зажмуривает глаза, стараясь не потеряться между этим блядским красивым голосом, вещами, которые он говорит, и ощущениями, что ему приносят тёплые руки — но это не помогает. И он просто, кажется, умирает от стыда и удовольствия в одном флаконе, не в силах даже понять, нравится ему это или нет. — Любишь, когда с тобой нежно обращаются. Да… тебя так ведёт сразу. Ллойд крупно вздрагивает, получая невесомый поцелуй в шею и вместе с тем чувствуя, как теперь на неё неторопливо перебрались и пальцы, поглаживая кадык и аккуратный изгиб ярёмной ямки и ключиц — ему нравится. Нравится-нравится-нравится даже то, что Кай начал активнее тереться о его задницу, видимо, тоже получая удовольствие от того, что с ним творит. Он обдаёт ухо горячим дыханием, и Ллойд чуть ли не задыхается. Он слабо прикусывает мочку, проводит по ней языком, забываясь, и Ллойд стонет, отдаваясь без остатка. Он ускоряется-срывается-сжимает его, и Ллойд кончает, вцепляясь в подушку, как за последнее спасение. Слышит тихую усмешку. Чувствует, как Кай слегка меняет позу и дрочит уже себе, утыкаясь носом куда-то между зелёным капюшоном и спадающими на него волосами. Как он мычит удовлетворённо, медлит пару секунд и падает рядом на кровать, позволяя наконец поменять положение и Ллойду. — Это было просто охуительно, — выдыхает, улыбаясь, и сладко потягивается. — А ты ёбаный садист, Ллойд. — Можно подумать, ты был сильно против, — ворчит, не отлипая от подушки. — Ты испачкал мне всё кимоно, хоть бы постыдился. Кай закатывает глаза. — Во имя Первого Мастера, человечество придумало стиральные машины не для того, чтобы грязная одежда была такой большой проблемой, — и улыбается коварно, поворачиваясь набок и коротко тыкнув пару раз друга в плечо, чтобы привлечь его внимание. — А ты на чём хоть тренировался? Ллойд хмурится-краснеет и отворачивается от него. — А что, тебе захотелось тоже? — не упускает момента для колкости. Кай смеётся. Медленно наклоняется к его уху и негромко проговаривает тем же бархатным низким голосом: — Может, я тоже хочу сделать тебе приятно. Ллойд толкает его. — Иди нахуй. — Это пожелание? — смеётся сильнее. — Не, мелкий. Может, и пойду, но явно не в следующий раз. У меня есть идея, и она тебе очень понравится. Тот недоверчиво прищуривается, возвращаясь к изучению его выражения лица взглядом. Ухмыляется, довольный — ничего хорошего будто и не предвещает. — Ты уверен, что понравится? — Тебя так расплавит, что ты испытаешь лучший оргазм в своей жизни, детка. Одним чудом он уклоняется от летящего в него подзатыльника, но Ллойд — мастер ниндзя, всё-таки — всё равно успевает перехватить наглеца за талию, пока не сбежал, и больно ущипнуть в бок — так, что он даже не сдержал недовольно-обиженное «ах ты мелкий засранец!» и принял попытку его защекотать. Не совсем успешно. И они бы продолжали так беситься, но у Ллойда слишком быстро закончились последние силы. Кай отпустил его как только увидел, как часто он клюёт носом, и вспомнив, что день у зелёного ниндзя всё-таки выдался непростой — а тот, шлёпнув его всё-таки по затылку, действительно поспешил уйти в душ, борясь с желанием не убить друга за отправленную вслед шуточку «а давай вместе?» и дикий громкий смех после неё. А ведь действительно стало легче. И ведь действительно в тот день Ллойд спал, как убитый, и смог нормально отдохнуть. Однако одно он поклялся себе не повторять точно: никогда не приходить к Каю уставшим и никогда не соглашаться «снять напряжение» таким образом. Это может войти в привычку.