Вспомнить и попросить

— Ах… Да, блять, ещё...! Тихо так, практически прошипел. Стонать нельзя — чьи-нибудь чуткие уши обязательно да услышат. Ну и откровенно говоря, не хочется. Раз слушатели могут быть только случайные, значит и не для кого стараться — а издавать подобные звуки во время дрочки он уж точно не привык. Не профессионал. Сжимая себя сильной хваткой, Кай запрокинул голову и с силой закусил губу, представляя, как это сделал бы он. Так аккуратно и тягуче, так нетерпеливо и страстно. Изучая его в поцелуе, проверяя, сколько ему дозволено, и не понимая: ему дозволено всё. Кай сходил с ума, вспоминая его губы. Такие тёплые и мягкие, хоть и все покусанные, колящиеся… Они бы целовали его долго, властно, горячо — хотя и очень неумело, они бы отстранились совсем неохотно и оказались бы облизанными не менее горячим, не менее желанным языком — точно неосознанно, но так сексуально, что сносит голову к чертям. Кай вспоминал каждое касание. Второй рукой он невесомо погладил себя внизу живота, поднялся вверх по рельефному прессу, цепляя пальцами напряжённые кубики, погладил грудь, мягко прошёлся вокруг соска — и, шумно выдыхая, сжал его. Так же, как и он это делал. Так же мучительно-блять-мало, что хотелось умолять о большем чуть ли не на коленях — и он со стыдом поймал себя на мысли, что был бы даже очень не против такого расклада.

«Мать твою, Кай!»

Спасибо воображению за своевременные подгоны. Ох, как же много его мальчик стонал с ним, как много говорил своим севшим от нетерпения голосом, как много ещё хотелось услышать… Эти его фразочки, произнесённые с удовлетворённым надрывом, Кай будет вспоминать ещё очень долго, очень трепетно. И ведь в тот момент Ллойд даже представить не мог, как сладко прозвучит это нецензурное ругательство. Так сладко, что глаза сами по себе закатываются от наслаждения этим хриплым, мелодичным тенором, произносящим его имя так горячо, как никто и никогда его не произносил. И не произнесёт уже — точно. Он ускорился. Отчаянно сжимал в руке свой член и глухо завывал от досады: это не то. В тот вечер он чувствовал совсем другое. Его мягко и нежно трогали холодные тонкие пальцы — совершенно не уверенные в том, что приносят ему удовольствие, но не менее настойчивые от этого. Они проходились гладко, скользко от выделяющейся смазки, но всё равно умудрялись царапать чувствительную кожу маленькими ранками и заусенцами — и Кай улетал от этого, кажется, только ещё сильнее. А у него самого руки были другие: большие, тёплые, ухоженные — совсем не идёт в сравнение с теми, желанными. Может, поэтому он так долго не может кончить? — Ллойд… Ллойд… Опять как в бреду. Он переносит руку на горло, сжимает его — малышу очень нравилось так делать. Черти в нём просыпались, похоть — и Кай таял от этих просветов неконтролируемой страсти, покрываясь мурашками почти полностью. Это было каждый раз так неожиданно, но так желанно, словно воздух. — Да… Сильнее, мальчик… Вспыхнуло очередное воспоминание, и он вздрогнул, почти задыхаясь: его умело и совсем не напрягаясь повалили спиной на кровать и крепко прижали руки над головой, встречаясь своим самодовольным похотливым взглядом с его. Оставили в таком беззащитном положении. Ллойд ведь мог делать с ним всё, что хотел, в тот момент. Пользоваться, как игрушкой. Целовать. Трогать. Кусать. Запрещать кончить. Быть резким и властным. И Кай бы ничего ему не сделал. И совсем никто бы не помог, пока этот парнишка окончательно не насытится. Возбуждение скрутило живот так сильно, что он чуть не согнулся, и занёс одну руку так же, как она и лежала тогда, представляя грубое давление на запястье, а перед собой — опьянённый взгляд пронзительных зелёных глаз и жаркое дыхание прямо в губы. Кай не извращенец. Кай не извращенец. Кай не извращенец. Кай не— — Ахх, да! Ещё! Извращенец. Сука. Воображаемый Ллойд усмехнулся, смеряя его холодным взглядом.

«Ты хочешь большего, Кай? Попроси меня получше»

Нет. Он бы так не сказал — под землю бы провалился, но не сказал. Но какая разница? Главное, что в больной голове от этих неправдоподобных слов щёлкает триггер на переключение в режим послушной лужицы и живот скручивает снова. Если там есть бабочки, то Кай им очень искренне сочувствует. — Прошу… Умоляю, прикоснись ко мне ещё… Я хочу тебя… Очень, блять, сильно хочу!

«Настолько хочешь, что отчаянно дрочишь в одиночестве, представляя, как я запрещаю тебе шевелить руками и обращаюсь, как с послушным пёсиком? Как мило. Кто бы мог подумать, что тебя заводят такие грязные мыслишки, красный ниндзя»

Кай мычит от того, как неправильно было бы услышать подобное из уст этого светлого наивного мальчика — но заводится ещё сильнее, вздрагивает от наслаждения, мечтая воплотить эту будоражущую картину в жизнь. Позволяя воображению вновь вспышками показывать себе самые пошлые кадры с «того раза» и визуализировать на теле его худые холодные руки. Его тёплые губы. Просто его рядом — и этого уже достаточно, чтобы сойти с ума! — Ты меня заводишь больше, чем грязные мыслишки.

«Педик»

О да, он тот ещё педик, как оказалось. Как оказалось, к тому же, к гей-порно он испытывает только чувство самого искреннего отвращения — так что ему впервые за несколько лет пришлось трогать себя без видео на фоне. Но теперь у него хоть было что вспомнить. Мальчик в его фантазиях был гораздо симпатичнее всех этих мужиков из порнухи: с аккуратными острыми чертами лица, с очень тонкой бледной шеей, с плавной линией ключиц, на которой он чудом тогда совсем не оставил следов, со стройным, подтянутым животом без видимого рисунка — сидел перед ним, ангел во плоти, и громко стонал от его прикосновений. Первого Мастера ради! Кай раньше никогда не замечал того, насколько он красив.

«Ты хочешь, чтобы я тебя поцеловал?»

— Да… Да, пожалуйста… Кай представляет, как их лица медленно приближаются друг к другу. Представляет горячее сбивчивое дыхание. Представляет, как мальчик не сдерживается и нежно проводит по его щеке, зажимая запястья теперь только одной рукой — но желания вырваться не появляется. Он хочет быть послушным сегодня. Хочет похвалы. И поэтому ластится — ему нравится, что его гладят, он чуть ли не начинает мурчать в ответ, и Ллойд усмехается от этого. Самодовольно так. Он знает, насколько хорош собой — и не боится этим пользоваться. Засранец малолетний. И вот он мягко проводит по щеке до подбородка, приподнимает его голову, наклоняется ещё сильнее, и… — Блять… Ничего не происходит. Воображение не способно визуализировать всё так ярко, как оно ощущалось в тот день — потому и стараться не стало. Кай раздосадованно хныкает: так тихо, насколько это вообще возможно. Ему нужен Ллойд. Ему нужно его тепло. Нужны его прикосновения. Нужен его голос. Он явственно хочет потрахаться со своим лучшим другом снова. Во имя Первого Мастера… Какой же он больной всё-таки.

«Развратная сучка»

Даже не получив поцелуй, он сдавленно стонет. Чувствует приближение оргазма, оттого и фразочки в голове стали намного пошлее — и покорно соглашаться с ними захотелось только сильней. — Да… Шепчет на выдохе. Ллойд облизывает губы. Кай тоже хочет их облизать.

«Хороший мальчик. Я хочу увидеть, как ты кончаешь»

— Да… Ты увидишь… Только сейчас, прикрыв глаза от удовольствия, он смог обратить внимание, насколько грязные звуки витали в комнате: его сбивчивое дыхание, сдавленные стоны и влажные шлепки. Кай представил, как прекрасно в эту атмосферу вписались бы ещё и стоны этого мальчика, звучащие в унисон с его собственными, и как он, потеряв себя в удовольствии, очень мило бы жмурил и закатывал глаза, кусал расцелованные губы. И как приятно было бы ощущать в своей руке его член, а не свой. Неожиданно ускориться, заставляя Ллойда сладко выгнуться в спине, нежно пощекотать головку и услышать довольное ругательство — смотреть на него, слушать его, чувствовать его и хотеть. Безумно хотеть, отчаянно. Кай вспоминает момент, когда понял, что тот близок к оргазму: когда он замолчал, прекратил даже дышать, когда запрокинул голову, открывая такую охуительно-сексуальную картину, какой Смит в жизни своей не видел: даже в самых красивых и профессиональных порнушках. Напряжённая прогнутая спина, доверчиво открытая для его мягких поцелуев и укусов шея, рука, лежащая на его члене, и блядские отросшие волосы, касающиеся плеч и загривка — в которые так и хотелось забраться рукой и притянуть к себе на грудь, обнять, зарыться носом в светлую макушку и дышать его запахом, пока он не доведёт до предела и его. — Ллойд… Лло… Кай прервался на короткий вскрик, который тут же заглушил запястьем на губах. По руке потекла тёплая жидкость.

«Как красиво. Ты и правда хороший мальчик, Кай. А еще и правда пошлая сучка»

Воображаемый Ллойд хихикнул и пропал — и слава Первому Мастеру, он здесь больше не нужен. Кай отпустил себя, стараясь отдышаться и медленно и обречённо понимая, что одного раза явно не было достаточно. Нет, конечно, он кончил. Конечно, он почувствовал разрядку — но легче не стало. Узел возбуждения в животе ослаб, но не развязался, и, судя по тому, какие грязные фантазии у него только что были, не хватит даже двух дрочек подряд — ему нужен Ллойд. — Он меня возненавидит за это. Первый Мастер, что я делаю? На следующее утро он уже стоял у входа в его комнату и мялся, не в силах постучать. Надо поговорить. Об этом надо просто поговорить. Ллойд поймёт его. А даже если не поймёт, то не откажется уж точно — они же… друзья? «С привилегиями, — невесело усмехнулся Кай. — Ну. Будь что будет». Послышался негромкий стук, открылась дверь, замерло сердце. Ллойд улыбнулся ему и буднично спросил, в чём дело. Чёрт бы побрал его за этот свет и невинность. — Малой, нам надо поговорить.