Верный выбор

Снова холод. Одна рука греется в кармане куртки, пока другая, слегка покрасневшая, судорожно сжимает смятый клочок бумаги, на котором красуется наспех оставленная надпись. Нос и щёки замёрзли, кожа покрыта морозным румянцем. Губы, тихо-тихо, раз за разом повторяют адрес, записанный на листке. Не сложно догадаться чей именно. Мне, к слову, очень повезло, что у нас с Лизой, как ни крути, есть общие знакомые. Спасибо Геле, услужила, раздобыла столь нужную мне информацию. То, как мы разошлись в прошлый раз, меня абсолютно не устроило. Лиз, ну нельзя же вот так от разговоров сбегать? Ветер дует в лицо, играет с выбившимися из хвоста прядками и шепчет что-то. Что-то мне непонятное, не на моём языке, так скажем. Хочет поговорить? Предупредить меня о чём-то? Если так, то о чём? О том, что всё сделано зря? Или, напротив, тот шёпот — это похвала? Всё может быть, я гадать не хочу. Да и к чему? Это не по мне. Я лучше продолжу путь, шагая по мокрому асфальту, по которому ещё совсем недавно ступал дождь. Небосвод затянули серые, мрачные тучи. Многоэтажки всё так же тянутся к ним, будто пытаются крышей коснуться тёмных облаков, а я тянусь рукой к дверному звонку. Раздаётся звон. Звон, демонстрирующий то, насколько всё сильно изменилось. Когда-то я стояла перед дверью в квартиру Киры, стучала, ибо кнопка звонка была поломана, и с раздражением ждала Лизу, пока Кирюха болталась на моём плече. Сейчас я стою перед дверью в квартиру Лизы, жму на звонок, и лишь одно неизменно — я жду её. Не с былым недовольством, а с трепетным волнением и предвкушением встречи. Хочу увидеть её глаза. Хочу видеть её, в целом, так как в последний раз она передо мной предстала под тусклым светом фонаря на кладбище, под вечерним тёмным покровом. Слышу шаги. Такие родные, прямо до боли. Щелчок. Лишь одно мгновение разделяет меня от зрительного контакта. И тут я вспоминаю те самые слова. «Если бы для тебя это было важно, ты бы уже давно всё это сделала». Нет, не слова — приговор! Да, я всё ещё не рассталась с Мишель. Не смогла. А как? Я только соберусь с мыслями, а она посмотрит своим щенячим взглядом — и всё. Не смею и намекнуть о расставании. Сложно. Сложно и страшно. Всё же, Мишель была единственной, кто меня поддерживал. Возможно дело в том, что я только перед ней и была такой встревоженной. При других нельзя. Не поймут. А вот в Мишке я уверена была всегда. Любой примет — зарёванной, раздражённой, бухой, обдолбанной, слабой и т. д. по списку. Очевидно, что если я сейчас брошу Мишель и меня отошьёт Лиза, то я попросту загнусь. Я очень боюсь такого исхода. Очень боюсь остаться одной. Дверь открывается. Лиза смотрит на меня с некоторой растерянностью. Сейчас у меня есть возможность оглядеть её от макушки и до пят: На теле болтается футболка, размера на три больше Лизы. Волосы не собраны в хвост — распущены. Чёрные шорты и до блевоты милые домашние тапочки. А ещё несколько стареньких синяков на запястье. Я немного теряюсь, заметив их. —Кристин, ты чего тут забыла? — вопрос задаёт, опираясь о дверной косяк. —Поговорить хочу. — стараюсь ответить твёрдо, но выходит не совсем так. —Мы уже поговорили. — произносит, собираясь захлопнуть дверь, но моя рука быстро касается ручки с внутренней стороны, мешая совершить запланированное. —А по мне нет. Лиза отталкивает меня и наконец воплощает задуманное в жизнь, закрывая вход в квартиру. Я припадаю руками к двери и несколько раз стучу. Чувствую себя маньяком, честное слово. Она кричит, чтобы я уходила — я снова умоляю отворить дверь и поговорить по человечески. Она шлёт меня на все четыре стороны — я даю миллион обещаний, каждое из которых она ставит под сомнение. Игра затяжная, и мы в неё играем ровно до того момента, когда Лиза прекращает отвечать мне. И так летят две недели. Регулярно, перед работой, я забегаю в тот самый подъезд, жму на дверной звонок и Лиза, уже даже не открывая, просит уйти. И так день за днём, четырнадцать таких ёбанных дней. Я снова чувствую себя нариком, который выпрашивает дозу. Мне вполне ясно, что Лиза не хочет этого разговора, но мне не верится, что всё закончится так. Итог таков: у меня нет подруги, моя возлюбленная не хочет начинать новые отношения сразу после разрыва старых,  и я остаюсь лишь с девушкой, которая безумно любит меня, но которую не люблю я. Угнетающе и мрачно. Хоть сбегай отсюда нахер. И всё же, я устала от этой игры. Думаю, что Лиза тоже. Именно поэтому я решаю сделать перерыв. Перерыв, который длится столько же. Две недели. Четырнадцать дней ада и нескончаемой ломки. Четырнадцать дней алкоголя и гневных переглядок с Кирой. Четырнадцать дней попыток стереть Лизу из памяти, утопая в объятиях Мишель. Четырнадцать. Ёбанных. Дней. На пятнадцатый день нарик возвращается к игле. Он идёт по улице, сложив руки в карманы куртки и сжав кулаки до такой степени, что на ладони остаются следы от ногтей. Он попадает в подъезд, по лестнице поднимается на второй этаж и тянется к дверному звонку. Он хочет увидеть того, без кого две недели казались двумя столетиями. И этот нарик — я. Мило, верно? Сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Колотится так, будто я пробежала пять километров, чтобы сюда добраться. Слышу шаги. Тяжелее и медленнее, чем в прошлые разы. Напрягаюсь, волнуюсь, предвкушаю. Режущий скрип и... —Здравствуйте, — произносит пожилая женщина, с непониманием глядя на меня. Я немного растеряна, самую малость. —Здравствуйте. Извините, здесь ведь живёт Елизаве... — не успеваю договорить я, как она отвечает, перебивая. —А Вас, простите, как зовут? —Кристина, Кристина Захарова. —Ах, вот как? Лиза о Вас говорила. Проходите. Незнакомка отходит в сторону, пропуская меня в квартиру. Я принимаю приглашение, переступая порог и снимая кроссовки. А в голове только одна мысль: «где Лиза?». Женщина, открывшая мне дверь, проводит меня на кухню и ставит чайник. Я подмечаю, что квартира уютная, светлая, и запах в ней приятный. В этом запахе я улавливаю нотки той самой сладости, которая исходила от Лизы. Той сладости, за которой я сюда пришла. —Наверное, мне стоит представиться. — вдруг произносит, по видимому, новая жительница квартиры. — Я Любовь Анатольевна, если Вам так удобнее, можно просто Любовь. —Любовь Анатольевна значит... — шёпотом, едва слышно, повторяю я, будто пытаясь отвлечь себя от накопившихся вопросов. — Приятно познакомиться. —А вы... Напомните-ка? —Кристина. —Кристиночка, Вы подруга Лизы? —Ну-у-у, — зачем-то тяну я. — Можно и так сказать. Любовь кивает и садится за стол, рядом со мной, расставляя кружки наполненные чаем. —Послушайте, а где Лиза? — нервничая и слегка покусывая нижнюю губу спрашиваю я. —Понимаете, тут всё так сложилось... — начинает она и грустно отводит взгляд в сторону. — Лиза была вынуждена отсюда съехать. —Как так? Почему? — с удивлением спрашиваю я, приподнимая бровь. —Не знаю, посвящены ли Вы в такие подробности её жизни, но, думаю, стоит сказать, чтобы Вы не волновались о том, где она сейчас. Понимаете, Лизоньку уже продолжительное время донимал один молодой человек. —Алексей, да? — интересуюсь я, стараясь не показывать всего своего волнения. —Да. Она Вам о нём говорила? —Мельком, не суть. Так что там с этим Алексеем? —Ну так вот, он подвергся избиению, со стороны толпы пьяных людей. Ему бы при таких обстоятельствах в полицию обратиться, да вот только он был в каком-то правонарушении замечен, и сейчас попадаться на глаза правоохранительным органам не хотел. Боялся проблем. —А дальше? — тороплю я, когда Любовь делает краткую паузу, будто нарочно меня запугивая. —Если говорить вкратце, он, как на ноги встал, стал Лизу терроризировать. С чего-то вдруг взял, что она как-то причастна к этому инциденту. Вы знаете, там в ход и угрозы шли, и различного рода запугивания... В общем, настрадалась девочка. У неё как-то так в жизни всё навалилось, и вся эта ситуация неприятная, и с жильём проблемы. Ну, мы с ней пересеклись, а я, в своё время, с её бабушкой довольно близко общалась. Грех не помочь! И так, кстати, знаете, удобно получилось, что у меня была возможность предоставить ей временное место проживания. Отсюда как раз недавно квартирантка съехала. —А сейчас Лиза где? — нетерпеливо спрашиваю я, не замечая как под столом трясётся моя левая нога. — Решила перестраховаться. Вот, неделю уже как уехала. В другой город. В какой именно, к сожалению, я Вам сказать не могу. — отвечает она и поправляет очки. И в этот момент внутри гаснет надежда, которая, подобно догорающему пламени свечи, теплилась от равномерных потоков воздуха. Уже и не помню того, как тщетно пыталась выяснить у хозяйки квартиры хотя бы какую-то информацию о том, куда уехала Лиза, не помню как допила чай, не помню как оказалась за дверью, как вышла на улицу. Ничего не помню. Помню лишь то, как начала курить тихонько, сев на лавочку около подъезда. Сигарета тлеет в руках, дым проникает в лёгкие, а на сердце жуткая тоска. Нарик не может получить желаемое, Лизы дозы нет. Какая, мать его, жалость. Меня рвёт изнутри, царапает, ломает, разбивает на множество осколков. Куда теперь идти? К кому? Снова к Мишель? Или может к Кире, просить прощения? Насколько низко я паду, спасаясь от настигающего меня одиночества? И вновь тысячи проклятых вопросов. Хочется сбежать. В неизвестном направлении, подальше от всех, к Лизе. Но как бежать к ней, если я даже не знаю где она? Вы знаете? Вот и я нет. Эту безысходность я топлю к алкоголе. Глупо? До невозможности. Но меня ведь тоже можно понять, верно? Стопка за стопкой. Бутылка за бутылкой. Горло и грудь пылают изнутри. Голоса сливаются в одну общую кашу, состоящую из приглушённых криков, орущей во всю силу музыку и бреда. Ничего перед собой не вижу, ничего вокруг себя не слышу, никого возле себя не замечаю. В ушах стоит противный звон, перед глазами всё расплывается. Одно лишь огромное, пёстрое, размытое пятно. Я всё боюсь, что даже во всей этой абстракции проявятся её черты. Но сквозь абстракцию проявляется только физическая боль. Чувствую её костяшками пальцев. Она растекается по телу, попадает в каждую клеточку. Далее удар, затем ещё один. Следом ещё, в грудь, в солнечное сплетение, в живот... Даю отпор, кулаками ебашу, туда, до куда могу дотянуться. Кира не упустила шанс мне въебать. Прелесть, не так ли? Падение. Чувствую чужое тело верхом на своём. Снова кулаки машут во все стороны. Единственное, что я помню чётко — боль. Сильную, пронизывающую. Давненько я не дралась в пьяном угаре. Честно? Ощущения не из приятных. Даже не из-за увечий. Нет, совсем нет. Из-за ебучего отсутствия контроля над собой. Я за себя не отвечаю. Я не чувствую своего тела. Оно мне тупо не подчиняется, будто им завладел демон, решающий всё за меня. Вот только досадно как-то осознавать, что нет никакого демона. Что это не иная сущность заставляет идти на безумие, а собственное нутро. Измученное, уставшее, желающее любви и ласки, обозлённое на целый мир из-за неудачи. Так и выходит, что помимо боли и плывущих перед глазами пятен, я улавливаю ещё и ярко выраженный крик Леры. Блять. —Бабы, вашу ж мать, быстрее! Они, блять, убьют друг друга нахуй! Все сбегаются в коридор. Уже через несколько секунд я чувствую, как моё пьяное тело настигает спасение. Киру оттащили. Я, признаться честно, предполагала, что она выпила не так уж и много. Хотя какое это имеет значение сейчас? Сейчас, когда кости болят так, будто моим телом избили стену. Сейчас, когда Мишель испуганно смотрит мне в глаза, едва дыша и осторожно гладя по припухшей щеке. —Кристин, ты чё..? — произносит растерянно, будто бы немного паникуя. А я? Я пытаюсь повернуть язык так, чтобы изречь что-то похожее на «не знаю». Выходит плохо. Мишель моего мычания понять не может, только морщится, рассматривая разбитую губу, а после ловит обеспокоенный взгляд Леры и обращается к ней. —Вата есть? Надо губу обработать. —У Рони, кажется, была. Сейчас спрошу. — расторопно отвечает Вакарчук, скрываясь в дверном проёме. Мишель смотрит ей вслед, а после вновь переводит на меня встревоженный взор карих глаз. И этот взор буквально кричит мне: «Я люблю тебя! Я беспокоюсь за тебя! Я рядом!». И это, пожалуй, то, что мне сейчас очень нужно. Пусть этого и недостаточно, ничтожно мало, но не будь того, что имеется— я бы не выдержала. А впрочем, я и так не выдерживаю. Как мне это делать, если я сейчас нахожусь в полном неведении? Я не знаю, где Лиза. Не могу быть уверена а том, что она в безопасности. Мне себя даже успокоить нечем. Могу только накручивать себя, додумывать страшные эпизоды и выстраивать в своей голове жуткие догадки. Прекрасный способ выебать себе нервы. Ведь так? Так. Сквозь мутную пелену перед глазами, я вижу худощавый силуэт, выходящий из зала в коридор, где я смиренно сидела на полу, прислонившись спиной к стене и обняв свои колени. —Держи. — произносит Рони, протягивая Мишель несколько ватных дисков и с жалостью поглядывая на меня. Не успеваю я сообразить, как Мишка шустро льёт водку на вату и прислоняет её к моей губе. Жжёт. Я морщусь и кое-как отстраняюсь, а эта милосердная дама успокаивает меня, как ебучего ребёнка. На ранку дует, холодную бутылку от спиртного прикладывает к гематомам, а через время к себе домой забирает. Эту ситуацию мы так и не обсудили. По Мишель было видно, что у неё вопросы ко мне есть. Чего уж тут таить, она даже пыталась аккуратно выяснить причину нашей ссоры. А что я бы ей ответила? «Да так, я тут немножечко втрескалась в Лизку, растрепала ей про измены Киры и получила за это по шее. Скажи, круто?». Я могла бы придумать отговорку, но я отмазываться не умею от слова «совсем», поэтому и пришлось вечно отходить от темы, пока Мишель не решит, что всё без толку. К тому же, с Кирой мы помирились. Договорились, встретились, поговорили нормально, как взрослые люди, даже прощения друг у друга попросили. "Простили". Хотя, конечно, извинялась я не очень искренне. Свою вину перед ней я осознаю, но больше не чувствую. Устала чувствовать. Но её я простила. Действительно простила. От сердца, по настоящему. Если бы помимо вечной тревоги, меня мучала ещё и обида — я бы точно залезла в петлю. Но обида меня не мучает. Поэтому я выбрала другой способ убить себя. Пить как не в себя. Каждый день, стабильно: квартира, алкоголь, иногда рвота — иногда отключка. Мишель это не нравилось, это было ясно и без разговоров. Может, конечно, с моей стороны эгоистично было продолжать глушить свои беды с башкой бухлом, заставляя свою девушку с ума сходить от вечного пиздеца, но я об этом не хочу задумываться. Меня такие мысли не мотивируют. Только больше склоняют к попытке очередной раз от всего сбежать. Растворились в спирте все мои былые желания и цели. Утонула в банке пива вера в будущее. Я вся утонула в этом образе жизни. Несколько раз чуть не лишилась работы. А это было едва ли не единственное, что давало мне хотя бы намёк на дальнейшую жизнь, а не ебаное существование. Хотя было ещё кое-что. Вернее кое-кто. Мишель. Она не знала многого. Почти ничего. Да даже если бы знала, хватило бы ей этого, чтобы меня оправдать? Сомневаюсь. Сильно сомневаюсь. Но она была и приходится мне спутником. Она рядом всегда. Всё это время. И мне время от времени её жаль, вряд ли жизнь со мной можно назвать сладкой. Я уже давно смирилась с тем, что я проблемная. Ровно с того момента, когда мне на это указала Лиза. А может она не это имела ввиду? Я сейчас ни в чём не уверена. Ноги ступают по сырой почве. Где-то лужи, где-то лежит снег. Весна. Прелесть. Полгода назад я была здесь. На этом ебучем кладбище. Зачем? Ностальгирую. А ведь тогда я и не подозревала, что здесь и похороню свою последнюю надежду на наши с Лизой отношения. Похороню заживо. Хотите честности? Мне до безумия хочется вновь её увидеть. Увидеть мою Лизку. Услышать её голос. Много чего хочется. Но, как и всегда, не можется. Мне бы знать, где она сейчас, с кем, как и т. д. Жива хоть? Мне бы и одного только «жива, здорова» хватило. Хотя... Кому пизжу? Не хватило бы. Порой, я превращаюсь в ребёнка, который искренне верит в чудо. Только это не от наивности, скорее от безысходности. Ну а от чего ещё можно в первые секунды наступившего 2018-го года, сидя поодаль от набухавшейся компании и по ребячески жмуря глаза, загадывать одно единственное желание. «Хочу встретить мою Лизу.» И ровно то же самое я загадала, задувая две свечи, образующие собой цифру «23» на праздничном торте. Помню, как Мишель с горящими глазами смотрела на меня в этот момент. Уже месяц был, как я к ней переехала. Для неё было крайне важно делить со мной свою жизнь и жилплощадь. Мило, не так ли? Но не в этом суть. Торт то она сама пекла. Старалась, на кухне хлопотала. От того и радовалась, словно малое дитя, когда я попробовала кусочек её кулинарного творения. —Ну? Вкусно? Не слишком приторно? Тебе нравится? — тараторила Мишка, нетерпеливо ёрзая на стуле и внимательно отслеживая мою реакцию. —Не-не. Кайф. Вообще зачёт. — отвечала я с улыбкой, стараясь удовлетворить её любопытство. Торт, кстати, был действительно вкусный. Вспоминаю всё это сейчас, и об одном думаю: почему я не могу просто отпустить всё то, что из моей жизни полгода назад благополучно ушло? Неужели какая-то неосторожная влюблённость въелась в душу настолько сильно, что и по сей день она горит ярким пламенем? Глупо вышло, но так случилось. Вновь размышляю об этом, попутно пиная валяющийся на дороге камень. Пну, подойду чуть ближе, снова пну, и так раз за разом. Камешек меня подводит к свежей могиле, одной из множества на этом кладбище. Каменного надгробия ещё нет, лишь крест из земли торчит. Взгляд мой, без особой заинтересованности медленно ползёт к фотографии покойника. Глаза по пять копеек. Я вижу то, чего увидеть совсем не ожидала. Лёха. Тот самый еблан, которого мы с бабами любезно отпиздили в своё время. Я эту морду не забуду никогда. Особенно учитывая то, что из-за него рядом со мной сейчас нет моей Лизы. Помер, сволочь. Нет его. —Дочка, пусти-ка, мне тут убрать надо. — произносит незамеченная мною пожилая женщина, слегка отодвигая меня в сторону и проходя ближе к соседней могиле. —Ой. Извините. — пытаясь скрыть "лёгкий шок", реагирую я и делаю ещё пару шагов назад. — А... Вы случайно не знаете, от чего этот парень умер? — нерешительно спрашиваю я, выдержав короткую паузу. —Откуда же мне знать? — отвечает та, подбирая принесённый весенним ветерком мусор и складывая его в крупный пакет, сильно схожий с тем, с каким здесь в своё время слонялась Лизка. —Ну, может слышали что-то... Ладно, простите, тупой вопрос. — говорю наспех, оборачиваясь и неторопливо топая в сторону калитки. —Стой. — тормозит меня бабуля. — А ты зачем спрашиваешь? —Так. Интересно просто. Виделись пару раз с ним при жизни. — переводя взгляд на неё, отвечаю я. —А-а-а... Ну, ясен пень. Я тебе много не скажу, я только так, мельком слышала, но кажись грохнули парня. То ли наркоманы, то ли ещё какая дрянь... Убили его. Вот что сказать только могу. Ухмыляюсь. —Люди, вот, друг друга убивают, а я ебучую химию в башке убить не могу. — шепчу себе под нос, так, чтобы только мне слышно было. —А? — не расслышав моё бурчание, реагирует моя собеседница и, получив в ответ удовлетворительное «Не, ничего», возвращается к выполнению работы. А я ухожу. Ухожу вновь жить своей привычной жизнью. Пытаться как-то работать, пить при этом, пожинать последствия такого образа жизни, забываться в объятиях Мишель, и при всём этом убиваться по Лизе, сводя с ума себя мыслями из разряда «А где она?», «А как она?», «А с кем она?», «Она прижилась на новом месте?», «Есть друзья, поддержка, опора?». А где ответы брать? Кого спрашивать? Не знаю. Потому и продолжаю жить по установленной привычке. И так тянется день за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем... Семь месяцев. И каждый день, как день сурка. И вновь я дома. Передо мной кружка и полупустая баклажка домашнего вина. Сладко и горько одновременно. В эту холодную осень меня только это и согреет. В квартиру влетела Мишель. Звонкий, радостный голос разносится по комнатам, как бы глася «Любимая, я дома!». —Кристиночка! Я тут такое узна... — не успевает Мишка договорить, как забегает на кухню и снова видит меня, со спиртным в обнимку, — Опять пьёшь? — грустно добавляет она, и весь былой энтузиазм сдувается. —Да, опять пью. А ты мне предлагаешь трезвой на тухлую погоду эту ебаную смотреть? — отвечаю я, слегка запинаясь, а после стараюсь слезть с темы. — Чё там у тебя? Чё узнала? Как ни крути, это явно что-то важное для неё, раз уж она даже куртку снимать не стала, и с ходу на кухню вбежала. —Да так... Хотела сказать, что Алиса из Питера приезжает. С девушкой со своей. — уже не столь радостно сообщает Мишель. —Алиса... Алиса это..? — тяжело перебираю в голове возможные варианты обладательницы этого имени и всё же сдаюсь, когда Мишка наконец произносит фамилию. —Куняшова. —А-а-а! Куня! Всё! Поняла... Ну и? Чё приезжает? — спрашиваю чуть грубее, чем собиралась спросить. —Навестить просто, росла тут всё таки... Ладно. Я тебе мешать не буду, спать пойду. Ты тоже не засиживайся. Она уходит, оставляя меня наедине с начатой кружкой. А я, признаться честно, рада оставаться. —Ну, чтож... Лизонька, за тебя. — шепчу и залпом выпиваю остатки на дне.