Верный выбор

Свинцовые веки медленно поднимаются, обнажая заспанные глаза. Я более чем уверена, что рожа у меня опухшая. Физическое состояние оставляет желать лучшего. Голова болит, всё тело свело неприятной слабостью, а в груди что-то неприятно саднит. Я не хотела просыпаться, но, к сожалению, проснулась. Я не хочу вставать, но, к сожалению, надо. Я не хочу снова чувствовать себя погано, но, к сожалению, меня не спрашивают. Мои желания — это просто бессмысленные хотелки, которые судьба в рот ебала. Судьба... А она вообще существует? Если да, то кто её предрешил? Кому я так насолила, что именно на мою бедовую голову свалилась эта проблема? Найти бы его, спросить, чтобы пояснил хотя бы. Говорила мне мама: «Не пей», а я, дура, не слушала. Вот и нарвалась на последствия. Мало того, что мне физически плохо, так мне ещё и морально хуёво. Причём «хуёво» — это ещё мягко говоря. Мне и бухой эта ситуация не особо нравилась, а сейчас, когда я чувствую весь этот пиздец каждой клеточкой тела, меня воротит от всего вокруг. Сука. Сука-сука-сука! Ну как я могла всю эту кашу заварить! Блять, я искренне верю, что любая ложь рано или поздно всплывает. Эта бы тоже всплыла, возможно, даже без моей помощи. Но нет же! Меня угораздило набухаться и идти в бой! Какая, блять, прелесть! Я могла бы просто сказать: «Лиз, нам надо серьёзно поговорить, это важно, выслушай меня пожалуйста.», я Лизку знаю, она бы выслушала. А я что сделала? Верно! Пришла, засосала её, крайне неаккуратно рассказала ей об измене и съебалась в закат. Это даже звучит так, будто я ёбнутая. Хотя... Наверное, я на самом деле ёбнутая. Потому что долгое время грызть себя за знание об измене и вот таким нелепым образом о ней рассказать — может только такой отбитый человек, как я. Будь я трезва, всё вышло бы по-другому. Не знаю, рассказала бы я правду или нет, это уже совсем другой вопрос, ответа на который я, к сожалению или к счастью, не узнаю. Мне очень хочется верить, что фраза «Всё, что ни делается — всё к лучшему» правдива. В том, что произошло можно действительно найти плюсы, так ведь? Главное — не перепутать их с крестами на кладбище. Очередной поток мучительных мыслей прерывается скрипом двери. Мишель входит в комнату, окидывая меня обеспокоенным взглядом. Иной раз мне кажется, что она всё знает, но умалчивает об этом. Хотя, вероятнее всего, я, просто-напросто, в обыденном волнении вижу жалость. От этого и создаётся впечатление, будто Мишель в курсе всего дерьма, происходящего в моей жизни. —Ты как? — спрашивает она, садясь на край кровати и внимательно глядя на меня, свернувшуюся комочком под тёплым одеялом. —Хуёво. — кратко отвечаю я охрипшим и сонным голосом. —Голова болит? Может таблетку принести? —Не-а... Не надо. Так оклемаюсь, не ссы. Признаться честно, звучит это неубедительно. Особенно учитывая, что я даже чувствую себя максимально незащищённой, стоит ли говорить о том, насколько жалко я сейчас выгляжу? —Точно, Кристин? —Да точно, блять. Тяжело вздохнув, Мишель вышла из спальни. Дверь закрылась и я почувствовала некоторое облегчение. Нет, не случилось так, что в один чудесный миг с души свалился весь груз или от сердца отлегло чувство вины и разъедающий стыд. Просто я осталась наедине с собой. Так гораздо легче всё анализировать. Меня порядком это достало. Конкретно этот бесконечный анализ в моей бедовой голове. И ведь всё начинается с ключевого вопроса: «Почему я?». А дальше снежный ком. Снежный ком, состоящий из тысячи остальных вопросов. Всё не озвучишь, всё останется без ответа. Вот кто знает, к примеру, в чём всё это время заключалась моя вина? В том, что молчала, зная о произошедшем? В том, что не приложила больше усилий и не поспособствовала вразумлению Киры? Сейчас всё это не играет никакой роли. Как минимум, потому что я знаю, что конкретно мною сделано не так. Влезла в чужую личную жизнь, и это я не о том, что раскрыла секрет об отношениях Кирюхи и Юли, я о том, что полезла к чужой девушке. Наплевала на собственные отношения, вспомнить тот же поцелуй с Лизой. Ну и, по сути, я нарушила обещание, данное мною Кире. Меня всё это настолько заебало, что я даже жрать не хочу. Вставать мне тоже не особо хочется, да я, к слову, и не собираюсь. Главное, что смс-ку отправила, мол «Сорян, на работу не иду. Приболела». Что с этим делать — пусть сами разбираются. Это уже не мои проблемы. Моя проблема — моё ебучее состояние. Мне кусок в горло не лезет, какая нахуй автомойка? Мишель сказала, что мне отдохнуть нужно — всё, отдыхаю, отъебитесь. Кстати о Мишель, спасибо ей огромное. Не знаю, куда меня бы занесло, не будь её рядом. Она — это моё хреново действующее успокоительное. Я продолжаю чувствовать тревогу, стыд, страх и прочую дрянь, но зато я точно знаю, что у меня есть возможность скрыться в её объятиях от внешнего мира. К вечеру я пришла в себя, даже поела немного. Нехотя, но поела. Знаете, есть у меня странное ощущение, будто с моего пробуждения прошла целая вечность. Будто вся жизнь пролетела мимо меня, а я от неё прячусь, отключая телефон и заваливаясь на кровать. Я не хочу прятаться. Не хочу. Не хочу. Не хочу. Хоть сто раз повторю! Каждый раз чувствую себя жалкой трусихой, но продолжаю бояться, закрывая глаза и собираясь уснуть. Мне страшно столкнуться лицом к лицу с последствиями окончания вечной лжи и предательств, страшно открыть глаза и осознать, что пришло время всё расхлёбывать. Страшно, но я засыпаю, отдавая себе отчёт в том, что проснусь уже в столь пугающем «завтра». Мгновение. Потеря в пространстве, времени, числах, событиях. Глаза открываются. Пиздец. Поперёк горла снова встаёт мерзкий ком стыда и страха. Настолько неприятно, что хочется блевануть. Впрочем, это моё привычное состояние. Спасибо, Кирюш. Хотя, конечно, неправильно винить её в моих проблемах. Вполне возможно, что большая часть вины всё же лежит на мне. Именно эта мысль цепляется ко мне, как жвачка к подошве обуви. Хер теперь её отцепишь. Будет, наверное, подле меня, пока не засохнет и не стопчется. На работу шагаю, угрюмо глядя себе под ноги и периодически поднимая взгляд на дорогу. Холодно, кожу немного покалывает. Нос краснеет. Меня такое состояние бесит, особенно сейчас. Хочется вернуться под одеяло, провести ещё лет двести в изоляции, подальше от собственных ошибок. Вот так и проживаю этот день. В руках — тряпка, в голове — кавардак. Хочется, чтобы рабочий день был чуть длиннее. А вечером иду на собственную казнь, с гордо поднятой головой, которую мне, вероятно, отсекут. Внутри меня всё сопротивляется, всё кричит «Не надо! Не хочу». Но бессмысленно вечно бегать от неизбежного, так только долбоёбы делают. Ну, собственно, всё. Поднимаюсь на образный эшафот. Ну какого хрена? Какого хрена именно сейчас время летит так, будто смерти моей не дождётся? Рука тянется к дверному звонку, за дверью херачит музыка, слышны бухие оры, топот и громыхание. Настя воодушевлённо распахивает дверь, улыбается, обнимает, хлопая по плечу. —Еба-а-ать, — пьяным голосом тянет она, пропуская меня в тёмную прихожую. — я уже думала, что не приедешь. Чё, как ты? —Заебись. Где Кирюха? — коротко и сурово отвечаю я. —Коктейльчики мутит, вон там! — Настя указывает в сторону гостиной, где, как и всегда, происходит основной пиздец, и тащит меня туда. Назад дороги нет. Обрубили канат. Сожгли мост. Бежать некуда, только вперёд. В бой. Выдыхаю, как перед стопкой водки, и иду, решительно и смело. Подхожу к ней, тяну руку, в знак приветствия. —Кирюх, здорово. — произношу довольно уверенно, нет дрожи в голосе, нет страха в глазах. Возможно, потому что всё это ушло вглубь меня. В нутро. Сейчас я держусь довольно уверенно, но внутри у меня паника. К чему мне готовиться? К тому, чтобы получить по ебалу? К тому, что на меня наорут? Или и к тому, и к другому? И всё это бессмысленно. Она даже не смотрит на меня. В сторону, вниз, куда угодно, только не мне в глаза. Игнорирует полностью, словно я призрак. Делает вид, будто меня нет. Супер, блять! —Ау-у? Братан? — продолжаю я, всё с той же твёрдой интонацией. Она молчит. Музыка орёт, а Кира будто свой разрезанный язык проглотила. Кто-то из девчонок просит плеснуть текилы, она моментально реагирует. Да что это за пиздец? Ответь хоть что нибудь! Въеби со всей силы. Кричи. Оскорбляй. Да хоть отпизди на глазах у всех! Всё бессмысленно, она молчит. Допустим. А что мне остаётся? Мне ведь необходимо знать, к чему привели мои действия. А если произошло что-то стрёмное? У Киры рука тяжёлая, за Лизу страшно. Да и, ко всему прочему, Кирюха мозги пудрить умеет, могла и удержать её подле себя. Мне бы этого очень не хотелось. Это было бы неправильно, несправедливо. Именно с этой мыслью я подхожу к Ангелине и дотрагиваюсь до её плеча. —Гель, чё с Кирой? — задаю вопрос, будто ответа не знаю. Тем не менее, удостовериться ведь нужно, так? —В каком смысле? Чё с ней не так? — беспечно выпаливает Пчёлка, а после оборачивается, бросает взгляд на Киру и вновь смотрит на меня, — А... Так её же Лизка кинула. Про Юльку ей кто-то спизданул, а она церемониться не стала, ушла. — с раздражающей непринуждённостью продолжает она и вливает стопку вискаря в горло. А я? Я лишь многозначительно киваю, отходя в сторону. Честно, даже не хочется сдерживать улыбку. Лиза бросила Киру. Звучит прекрасно. Я уже собралась ругать себя за злорадство, но по стенкам сознания бьёт чёткое осознание. Это не оно. То, что я испытываю — искренняя радость за дорогого для меня человека. Разве у меня нет права на это прекрасное чувство? С гордостью отвечу: есть! Сейчас Лизе, безусловно, тяжело, но позже станет в разы легче. Я в этом не сомневаюсь. И, знаете, это осознание стоит всего содеянного. Вот только если насчёт Лизы всё понятно, о Кире того же сказать нельзя. С ней нужно поговорить, прояснить ситуацию. Мы ведь друг другу не чужие, нахуя играть в молчанку? Однако одна только мысль о предстоящем разговоре меня пугает. Глоток водочки «для храбрости». Рюмка «для храбрости». Стакан «для храбрости». В бой! —Кир, ау блять! — прикрикиваю я, слегка толкая её в плечо. Кира хватает меня за локоть, грубо сжимает руку и тащит на кухню. Почти швыряет в сторону стола, а затем прислоняется к дверному косяку и скрещивает руки на груди. —Вот это не по-братски было. — вбрасываю абсолютно не к месту. —А сдавать меня «по-братски» было? Нахуй ты вообще про Юлю ляпнула? Не учили ебальник на замке держать — пизди поменьше, бля! — холодно и грубо отвечает она, прожигая меня раздражённым взглядом. —А, вот так даже? Так ты тогда тоже, так сказать, раз верность хранить не учили — не ебись! — произношу я, сводя брови к переносице. —Тебя, блять, это не касается. Без твоего вмешательства разобралась бы! —И чё мне делать тогда? Ежу, блять, понятно было, что ты хуйню творишь, ещё и другие по итогу страдают! —Ой блять, Мать Тереза нашлась! «Другие страдают»! Мне какая, нахуй, разница? Я чё, всё это ради них делаю?! —Да мне похуй ради кого ты это делаешь, бля! За Лизку обидно просто! Она такого отношения к себе не заслужила! —О-о-ой, бля, начинается. «Лизка-Лизка-Лизка-Лизка»! Помешанная! Иди ещё пососись с ней, для полного счастья! —А я уже! — выкрикиваю и лишь потом понимаю, что сказала. —Чё, блять? — у Кирюхи глаза по пять копеек, в зрачках бушует непонимание и нарастающая злость. —Чё слышала. Выхожу из кухни, задевая Киру плечом. Пиздец, не иначе. Она стоит в "лёгком недоумении". А я в процессе диалога чувствую, как в груди бушует дикое пламя злости и обиды. Будто сердце вырвали, облили бензином, подожгли и вновь поместили в грудную клетку. Даже дыхание становится громче от распирающей ярости. Бесит всё. Блять. Достало. Натягиваю куртку, совершаю быструю и нелепую попытку обуться. По итогу лишь попадаю ногой мимо ботинка. —Шум, ты куда? — слышится со стороны. Оборачиваюсь и вижу силуэт Идеи. Яркий, отдающий разными цветами свет из гостиной обрисовывает её фигуру, находящуюся в тени. Но даже так не сложно заметить на её лице замешательство. —Свежим воздухом подышать. — едко отвечаю я, а она, в свою очередь, пожав плечами, говорит что-то вроде «окей» и возвращается к девчонкам. Я вылетаю из квартиры, стремительно спускаюсь по лестнице и наконец покидаю подъезд. На дворе темень. Воздух холодный, даже, правильнее сказать, ледяной. Хочу к Лизе, «согреться». Хочу увидеть её, услышать её голос, взглянуть в глаза, прикоснуться. Сейчас мне это необходимо. Я как наркоман, у которого жуткая ломка. Ощущение не из приятных, но это сейчас и не важно. Нужна доза Лиза. Если мне не изменяет память, она в это время, как правило, находится на подработке. Значит надо ехать на кладбище. Звучит удручающе. И всё же, только в этом «царстве мёртвых» я имею возможность почувствовать себя живее. Да, чувство стыда никуда не делось. Тем не менее, теперь с моей стороны сказано всё, что должно было рано или поздно раскрыться. Шагаю в сторону дороги, и каждый шаг звенит эхом в полу-пьяном рассудке. Вытягиваю руку. Старый добрый метод словить машину, к слову, схожий с русской рулеткой. Всегда везло не напороться на маньяка за рулём, и в этот раз везёт. Путь мучительно долгий. Настолько, что я начинаю нервничать и покусывать многострадальную нижнюю губу. Всё жду, сидя на заднем сидении, когда за окном яркие краски вечернего города сменятся мрачным пейзажем за измученным плетнём. Наспех отблагодарила паренька, всучила ему мелочь и выпрошенную у меня сигарету, а затем убежала, скрывшись за калиткой. Темнота, кладбище, вокруг ни души. Ещё и ветер дует, посвистывая и создавая жутковатый шум. Взгляд мечется туда-сюда, от надгробия к надгробию, Лизу ищет. И ведь находит по итогу. Какая удача. Она стоит около одной из могил, собирает в целлофановый пакет налетевший мусор. Из рук ветром вырывает смятую бумажку и Лиза тянется за ней. А я стою поодаль, жду, когда заметит. —Блять! — выругивается она, когда оборачивается, и вздрагивает. Видимо не ожидала меня видеть. Хотя картина, конечно, в целом жутковатая: кладбищенский смотритель уверен, что находится на своём рабочем месте один, и вдруг внезапно оборачивается, видя перед собой слегка выпившую девушку, которая тихо подобралась ближе. Прямо начало какого-то ужастика или документалке о маньяке. —Не боись, бля, не трону. — кривя губы в ухмылке, произношу я. —Ёб твою мать, Крис, ты что тут забыла?! — нервно прикрикивает Лиза, делая шаг назад. —Не матюкайся, Лизунь. —Я серьёзно сейчас, чего тебе? —Соскучилась, блять, увидеть тебя захотелось. Она делает несколько шагов вперёд, оказываясь чуть ближе. У меня появляется возможность увидеть её уставший взгляд, чуть нахмуренные брови и искусанные губы. —Кристин, слушай, я же тебе, вроде, всё сказала тогда. Что конкретно тебе не ясно? В пространстве воцаряется краткое молчание, я кладу руки в карманы, поднимаю взгляд к небу, делая вид, будто тщательно обдумываю ответ на вопрос. На деле же, он у меня уже есть. —Многое. —Ну, к примеру? —К примеру, почему, говоря о невозможности наших отношений, ты не упомянула отсутствие чувств с твоей стороны? Лиза закатывает глаза, недовольно вздыхая. —А это весомо в сравнении с теми доводами, которые я тебе привела? —А по твоему нет? — слегка приподнимая бровь, спрашиваю я. Очередной недовольный вздох. —Допустим. Тебе честно сказать? —Да. Если, конечно, не сложно. Она делает ещё один шаг вперёд, неуверенно опускает взгляд, собираясь с мыслями, а после вновь смотрит на меня. —За время нашего общения я действительно очень сильно к тебе привязалась. Если говорить откровенно, у меня даже появилась некоторая симпатия, что уже неправильно, с точки зрения верности. — с лёгкой растерянностью в голосе начинает Лиза, очевидно, что она попросту не была готова к этому разговору. — Только вот, эта симпатия, как раз таки, сейчас не играет никакой роли. —Почему? — спрашиваю я, стараясь сдержать всё своё негодование. —Потому что уже слишком много дерьма произошло, не самое лучшее начало для отношений, понимаешь, Кристин? —Честно говоря, не понимаю. —Окей, давай тогда так объясню: я только-только разорвала отношения, мне нужна передышка. Просто не хочу сейчас пытаться строить что-то на эмоциях. А ты, кстати, всё ещё встречаешься с Мишель. Для меня это далеко не лучший показатель, особенно учитывая известную тебе ситуацию. —Лиз, блять, я не Кира, ты же знаешь! Я брошу Мишель! А если хочешь, пить тоже брошу! —Если бы для тебя это было важно, ты бы уже давно всё это сделала. —Да Лиза, бля... — замялась я, отводя взгляд и тяжело выдыхая. — С чего ты, блять, взяла?! Для меня это реально важно! —Кристин, я всё сказала. — твёрдо произносит Лиза и решает оставить меня наедине с самой собой. Но я не позволяю. Хватаю её за запястье и притягиваю ближе. —Лиз... — пытаюсь сказать ещё хоть слово, но почему-то не выходит. Она красивая. Пиздец какая красивая. Я чувствую себя сейчас максимально некомфортно, однако всё это теряет значение, стоит мне взглянуть ей в глаза. Она снова неприлично близко. Как в тот злосчастный вечер. Странно, к слову, но Лиза не сопротивляется. Смотрит в глаза, пока я продолжаю сжимать её запястье. И снова поцелуй. Сладкий, даже слаще, чем тогда. Потому что она на него отвечает. Языки сплетаются, мои руки ложатся на её талию, прислоняя ещё ближе, вплотную. Сладко, чувственно, тепло, несмотря на жуткий, пробирающий до костей холод. Мои ладони уже на её спине, прикосновения нежные и ласковые, а сам поцелуй продолжительный. Пока Лиза настолько близко, я очень ярко ощущаю её аромат. Она пахнет чем-то сахарным, домашним, уютным. Точно сказать нельзя, это что-то смешанное. Что-то крайне приятное, от чего я с ума схожу. Но, как бы грустно это не звучало, всему приятному — своё начало и свой предусмотренный конец. Воздуха не хватает и поцелуй, столь долгий в сравнении с прошлым, обрывается. Лиза, хватая воздух ртом, прячет холодные ладони в карманы куртки и, с какой-то паникой во взгляде, смотрит на меня. —Блять. Я же тебе объясняю... — тяжко выдыхает она, а затем срывается с места и идёт в сторону калитки. А я бы тоже хотела сорваться, бежать за ней. Но не могу. Словно вертолёты по пьяни словила. Ноги будто прилипли к земле. Пиздец. Что это было? Что в целом происходит? Может это бредовый сон? Мне не ясно. Сложно понять, что именно я сейчас испытываю. Странно, но это не былая тревога, обусловленная стыдом. А стыд этот, к слову, по моим ощущениям даже приутих. Опустошения и отчаяния нет, хотя, по идее, должно быть. Меня ведь только что отшили, да? И всё же, как мне кажется, не всё потеряно. Она ответила на поцелуй? Ответила. Она сказала о наличии чувств ко мне? Сказала. Именно из-за этого в моей душе проблёскивает лучик надежды. Сердце чувствует, что всё у нас ещё впереди. Оно ведь не обманет, верно?