Верный выбор

«Шоу должно продолжаться!» Оно продолжается. Снова музыка, полутьма, запах табака и привкус алкоголя на губах. И снова Кирюха. Стрёмно, на самом деле, смотреть на то, как она прижимает Чикину к стене и жадно впивается в её губы. Юля руки свои располагает у неё на плечах, а затем поцелуй обрывает и смотрит Кире в глаза. У Юльки взгляд влюблённый, прямо звёздочки в зрачках поблёскивают. А у Киры он совсем другой. Желающий взгляд. Она и на кусок мяса так смотреть может, если сильно жрать хочется. И вся эта грязь происходит буквально при всех. Но всем, как раз таки, похуй. Всем, кроме меня. Мне снова до одури мерзко. Не от Киры. От неё мне мерзко быть не может, а вот от её действий... Блять. Я уже целую неделю живу с таким ужасным чувством, будто меня запихнули в какой-то сраный сериал. Знаете, какая-то стандартная поебень, в которой муж изменяет жене с молоденькой симпатичной девчушкой. Никогда не любила такое, а сейчас я, сука, в эпицентре подобных событий. Казалось бы, что тут сложного? Просто молчи. Ври, если понадобится. А я не хочу. Не могу. Язык не поворачивается солгать. Кому угодно могу напиздеть, только Лизе не получается. Я с ней всегда слишком честная. Мне опять хуёво. И вновь своё «хуёво» я проглатываю вместе со стопкой водки, стараясь не смотреть на Киру, которая где-то в углу продолжает зажиматься с Юлькой, обсасывая её шею и прижимая к себе за талию. Мне хочется от всего этого сбежать. Съебаться куда-то, хер пойми куда, лишь бы подальше от этого дурдома. И это желание настолько сильное, что мой мозг автоматически выдаёт мне способ его воплощения в жизнь. Взглядом выискиваю Мишель и, не сумев найти её среди толпы, плетусь на кухню. А на кухне драма. Куняшова сидит за столом, в руках вертит полупустую рюмку, а в глазах у неё вставшие слёзы. Рядом с Алиской уселась Лера, слегка приобняв её за плечо и глядя на бедолагу с сочувствием. Мишель стоит рядом и скрестив руки на груди причитает: —Ну блять, нельзя же так, Алис! Всякое дерьмо в жизни случается, неправильно же вот так сидеть, грузиться всем этим и забухивать всё! Отвлечься надо! —Отъебись, пожалуйста. — вздыхая отвечает Алиса и опрокидывает в себя остатки водки на дне рюмочки. —Реально, Мишель. Человек неделю назад отношения проебал, а ты на неё давишь. — произносит зашедшая на кухню Идея и ставит перед Алисой очередную бутылку водяры. А Алиске от этих слов ещё хуёвее становится, она руками лицо закрывает и лбом в ладони упирается, продолжая тяжко вздыхать. Лерка цокает, и от Сверчковой отмахивается со словами: —А ты вообще ебало завали, только хуже сделала. А я что? А я стою, смотрю на этот пиздец. И меня опять накрывает. Снова до тошноты хочется куда нибудь сбежать. У меня сейчас такое чувство, будто жизнь меня в это дерьмо носом тыкает, как котёнка который где-то не там нагадил. А я просто хочу с души этот груз сбросить. Ибо не на моей совести эти измены, я только свидетель. Промолчавший свидетель. Я ничего плохого не сделала, и ничего хорошего тоже. Потому что я не обязана никому ничего рассказывать. Я на эту хуйню не подписывалась, а по итогу так выходит, что жизнь меня сама в эти повороты заносит. А мне и представить сложно, что потом Лизка тоже будет вот так вот сидеть за столом, уткнувшись опустошённым взором в одну точку. —Слушай, может к тебе поедем. — без напускной пошлости тихо произношу я, подойдя к Мишель ближе и положив руку ей на плечо. —Сейчас? — удивлённо произносит она, повернув голову и заинтересовано взглянув на меня, а я в ответ на это лишь киваю. Пока мы ехали в такси, всё, на что я надеялась, это на то, что рядом с Мишель я смогу отвлечься. Но, похоже, так не работает. Меня снова сжирают мысли. Настолько они меня заебали, что я всерьёз хочу отключить мозг к чёртовой матери. Я устала от угрызений совести. Я их не заслужила. Я никого не убила, никому не изменила, ничего, блять, не сделала. Кире нормально, а мне вот с моста на Михайловской набережной хочется сброситься. Мало того, что я подохну скоро под напором собственной совести, так мне ещё и перед Лизой стыдно. Я не хочу с ней пересекаться. Не хочу смотреть ей в глаза. И при всём при этом я, похоже, по ней скучаю. Пиздец, не иначе. Стоит нам переступить порог квартиры, Мишель сходу присасывается к моим губам, а я чуть отстраняю её и отговариваюсь какой-то рандомно вброшенной фразой по типу «Не сегодня». Настроение — набухаться до беспамятства, только не видя весь этот абстрактный спектакль. Наверное, именно в такие моменты я крайне рада, что мне попалась понимающая девушка. Она, без лишних слов, вытаскивает из холодильника две бутылки крепкого домашнего вина, ставит передо мной и уходит в другую комнату. А я уже сама перестаю замечать, как кружка раз за разом наполняется и осушается. Наполняется — осушается.

Наполняется — осушается.

Наполняется — осушается. И так вновь и вновь, пока на дне второй бутылки остаётся лишь несколько капель с омерзительным розоватым осадком. Но даже сейчас, пока меня от количества выпитого за сегодня колбасит как хер пойми кого, меня продолжает мучать то, от чего я пытаюсь спрятаться в бездонном винном водоёме. Мне херово. И морально и физически, а забухивая своё состояние я лишь усугубляю всё. Меня тошнит. Ужасно тошнит. Я не могу даже с места встать. Как упала со стула — так и пытаюсь доползти до туалета. «Лишь бы не блевануть» проскальзывает у меня в голове когда я чувствую ярко выраженный рвотный позыв. Мишель прибегает, очухавшись из-за грохота и моего частого хриплого кашля. Она орёт что-то невнятное, пытается приподнять меня и донести до ванной, но мне настолько тяжело подняться, что я хватаюсь руками о пол и пытаюсь прижаться к нему, как ненормальная. Не оставляя былых попыток, она наконец-то сдвигает меня с места, а я чувствую, как желудок сокращается и я выблёвываю часть той дряни которой пыталась выместить из себя тревогу. Вот только дрянь выходит, а прежние мысли всё ещё жрут меня. Во рту мерзкий вкус горечи, но становится чуть легче, ровно до следующего рвотного позыва. Только вот сейчас, к счастью, мы успеваем добраться до уборной. Мишель держит мои волосы, помогает не упасть и не уебаться головой о кафель. Периодически трясёт меня, пытаясь привести в чувства, а я только фонтанирую и пытаюсь сделать вдох, вжимаясь ладонями в края унитаза. Мерзость. А спустя некоторое время я вырубаюсь. И с этого момента официально можно утверждать, что этот отвратительный эпизод из моей памяти вычеркнут. Мишель зато прекрасно всё помнит, да и вряд ли однажды забудет. Неловко. Я серьёзно. Для меня всё обрывается на том самом моменте, когда стеклянная бутылка опускается передо мной на гладкую поверхность стола. А дальше мрак. Но мне действительно очень жаль, что я выблевала всё что только можно, кроме мук совести. Обидно, на самом деле, что отношения на стороне заводит Кирюха, а стыдно за это мне. Не я должна это всё испытывать. Не я должна бежать от этих мыслей. Но кого это вообще волнует? Уж точно не её. Она, вот, стоит передо мной, тихонечко курит, со спокойной душой куда-то вдаль задумчиво смотрит. В парке сегодня народу мало, на лавках в основном бабки тусуются, так что можно хоть чуточку разгрузиться в моральном плане, отдохнуть. —Слушай, а чё там у Дианы с Алиской произошло? Я даже нихуя понять не успела. Расстались что-ли? — спрашиваю я, несмотря на то, что ответ, вроде как, знаю. Всё же, неуверенность в сложившемся впечатлении у меня осталась. —Ага, да там такая история мутная... Алиса про какого-то хахаля Дианкиного пронюхала, вот они и разосрались. Пиздец короче, я тоже, честно говоря не особо выясняла, что к чему. — отвечает Кира, легонько стряхивая пепел с сигареты. —Хахаля? Бля, про мужика типо? — произношу, чуть выгнув бровь. —Да, про мужика. —Ёб твою... —А чё? —Так она же с девкой какой-то... Ладно, бля, проехали. Чёт я вчера Рони и Вилку не видела. Они там как? —Приболели. — отвечает Кира с добротной долей сарказма в интонации. — В смысле? —Вилка передоз чуть-ли не словила позавчера. Отходит сейчас, долбоёбка. —Пиздец... — только и срывается у меня с губ, ибо я реально в ахуе. — Так она же вроде завязала, не? —Да ты что-ли Вилку не знаешь? Сорвалась она, блять. —А сейчас-то она как? —Живая, приходит в себя потихоньку. —А Рони? —Ой блять, не спрашивай. Вся как на иголках из-за дуры этой. Я, к слову, и в правду переживаю. Но, кажется, больше за Рони, чем за Виолетту. Потому что, ну блять, это же Вилка. Она вечно прибывает в ситуациях, в которых её жизнь на волоске. При этом она всегда живее всех живых. В ней энергии столько, что иной раз кажется, будто у неё внутри вечный двигатель. С ней не может быть скучно. Только вот когда случается нечто подобное, это качество из категории «плюсы» перекачёвывает в категорию «минусы». Риск — это круто, но в меру. За это время мы успеваем перебрать и обработать столько тем для разговоров, что если разобраться можно запутаться. И все эти темы — пустышки. Обо всём и не о чём одновременно. Так тупо, словно мы пытаемся обойти одну единственную тему. Вернее, я пытаюсь. Кире, как мне кажется, похуй. Разговор сворачивает в очередное бессмысленное русло и я, наконец, решаю задать пару интересующих меня вопросов. Потому что меня уже заебала эта недосказанность. —Слушай, я чё спросить-то хотела... — нервно начинаю я, поджав нижнюю губу. —М? —По поводу Юльки короче. —Ой бля-я-ять... — недовольно тянет она и показательно отводит взгляд в сторону. — Ладно, валяй. —Ну, ты мне, блять, объясни, как простому смертному: нахуя тебе Юля, если есть Лизка? Ну или наоборот, нахуя Лизка, когда Юля есть? Вот серьёзно, в чём прикол? —Так, смотри, — произносит она и бросает окурок на землю, топчет его, а после переводит взгляд обратно, на меня. — С Лизой мы вместе два года, с одной стороны, я уже к ней привыкла, а с другой... Ну, блять, заёбывает одно и то же. Понимаешь? Хочется всё таки разнообразия какого-то. А Юлька... Юлька мелкая, не буду же я её на попечении держать. Да и толку в хозяйстве от неё нет. Лизка и хавчик заебашит, и порядок наведёт. Да и тем более... Это ненадолго всё. Юлька все беды в башке перерастёт и уебётся куда-подальше, во взрослую жизнь. —Удобно. — задумчиво произношу я. Меня это задевает почему-то. Удобно, блять. С Лизкой ей удобно. А Юля — способ разнообразить личную жизнь. Пиздец. Мне от этого осознания легче не становится. Только больше жаль Лизку. Боюсь представить её с тем же пустым взглядом, какой был у Куняшовой тогда, на кухне. Она выглядела в какой-то степени болезненно, особенно с этими вставшими в глазах слезами. Ни одну слезинку Алиска не проронила, но было очевидно, что реветь ей хочется, очень сильно. Алисе это состояние не шло, и Лизке идти не будет. Да блять, никому это состояние не идёт! Но Лизке особенно. У неё улыбка красивая, прямо до безумия. Она в целом симпатичная, а как улыбнётся так вообще, хоть в обморок падай. А ещё я занимательную хрень заметила, иногда, когда она улыбается, у неё светлеют глаза. Не в переносном смысле, в прямом. Вот были они тёмно-карими, а через пару секунд радужка принимает более светлый оттенок, а при хорошем освещении — глаза почти зелёные. И почему я об этом думаю? Хотя, впрочем, почему я не могу подумать об этом сейчас? Прохладный ветерок блуждает по улицам Новосибирска, как и я, я тоже блуждаю. Создаётся ощущение будто мы вдвоём скитаемся, ища ответы на вопросы. Словно он тоже думает о том, о чём ранее даже не пытался задумываться. Вот так и идём, с ветерком бок о́ бок, по знакомым улицам, куда только могут занести ноги. И ноги заносят. Заносят в место, которое я десятью дорогами обходить готова. Тот самый двор. И тот самый дом где живёт Кирюха. Меня очередной раз накрывает, под рёбрами что-то сжимается в неприятный комок и ползёт выше, к горлу. Я только и успеваю выдохнуть и полезть в карман за сигаретой. Спиной и затылком я прижимаюсь к стене, опираясь одной ногой о всю ту же стену. Прикрываю глаза, чтобы уловить хотя бы секунду спокойствия. —Лёш, я всё сказала. — твёрдо и уверено вдруг доносится за поворотом, во дворе непосредственно. Я то нахожусь не там, меня и не видно, зато, к слову, я слышу всё и, частично, имею возможность видеть происходящее. И Лизкин голос я узнаю сразу. —Лизонька, ну, ты меня пойми. Рейтинги падают, а я тебе ещё более выгодные условия предлагаю. К тому же, ты меня знаешь, я кидать не стану. — слышится в ответ мужским голосом. Голос противный, в каждом произнесённом слове отчётливо ощущается ехидство. Речь грамотная, поставленная, но приятной она от этого не становится. Я крайне аккуратно выглядываю из-за угла, благо нахожусь я в тени и остаюсь незамеченной. И что же, собственно, я вижу: стоит мужик, худощавый, с длинными волосами собранными в хвост и рожей мерзкой, замечаю на нём длинную синюю ветровку, а дальше только и успеваю спрятаться за стеной. Видимо чувак почувствовал, что на него кто-то смотрит, хуёвенько, ну да ладно, главное, что проверять не пошёл. Да даже если бы и пошёл, что он мне сделать может? —Вот тебя я как раз таки знаю, и кидать ты не станешь так же, как спустя полгода отношений "не кинул" меня, в мой день рождения. — отвечает ему Лизка, и я окончательно выпадаю. Что, блять, происходит? Чё это за хер? —Ну-ну-ну-ну-ну, зачем же таить обиду? Это ведь мелочи, счастье моё. —Кому как. Но тебе я всё сказала. Я в этот цирк уродов возвращаться не собираюсь. Делай что хочешь. —Чтож, дело твоё, но ты ведь и сама знаешь, что происходит с людьми, которые не хотят по хорошему всё решить. Так может не стоит ходить по лезвию, м, Лизочка? Или думаешь тебя твоя пассия отгородит? Умно было, к слову, от меня сбегать к особи своего же пола. А сама ведь мне говорила, что нет у тебя проблем с головой. —Да иди ты к чёрту... —Подбирай выражения, Лизунь. Или, раз уж такая смелая, может сразу нахуй пошлёшь? —Иди нахуй. —Ну-ну-ну, разозлили собачку. Тише, бешеное чудо моё. —Отпусти, блять! Меня будто током пробивает. Быстро выглядываю из-за угла, а он её за запястье держит. Почти выскочила уже, как вдруг из подъезда бабка какая-то вышла. Сразу отпустил, сучара. —Ой, Лизонька, здравствуй! — приветливо произносит женщина, и я по звуку направляющихся шагов определяю, что Лизка к ней подходит, кратко здоровается и в подъезд забегает. Пиздец какой-то. Один. Сплошной. Пиздец. И снова миллион вопросов: Кто этот мужик? Что ему нужно было? Они с Лизой были в отношениях? Что он, блять, вообще себе позволяет? Ахуевший. У меня создаётся ощущение, что в последнее время я слишком часто всё анализирую. Может быть, из-за того, что обстоятельства вынуждают это делать. Как-то всё наваливается, одно на другое. Тяжело. Теперь не только совесть мучает, но и страх. Куда Лизка вляпалась? А если этот «Лёша» ей навредит? А вдруг она ещё и об измене параллельно узнает? А если поломается из-за этого? Страшно. И мне всё это совсем не нравится. Я даже готова взглянуть Лизке в глаза, переступив через испепеляющее чувство стыда, лишь бы всё выяснить. Я снова, блять, лезу туда, куда лезть не следует. Ну какого хера? Почему я? Почему я знаю об измене? Почему мне за это стыдно? Почему я услышала этот разговор? Почему мне вечно везёт оказаться не в то время, не в том месте и не при тех обстоятельствах? Что это за блядская вселенская подстава? И тем не менее, почему-то именно, я сейчас шагаю по лестнице на третий этаж, чтобы расспрашивать Лизку о том, что было мною услышано. Мне просто важно убедиться, что этот идиот ей не навредит. Хочу просто понять, он выёбывается или реально на какую-то нездоровую хуйню способен? Дверной замок щёлкает, дверь открывается и на пороге стоит Лизка. Улыбается, обнимает меня, и я стараюсь не подать виду, что пришла не просто чаю выпить. Она совсем скоро всё и сама прекрасно поймёт.