Lumos

      Римус плюет на все и остается с нами. Я, конечно, не против, но он постоянно таскается за нами с Джонни и страшно донимает. Мне в самом деле приходится читать ему лекции по… Как это назвать? Теория магии? «Магия. Основы и основные техники». Сириус всегда трется неподалеку и слушает краем уха, как и Дадли. Пару раз я даже черчу им схемы на доске. Как выглядит система циркуляции волшебника. Как магия течет вокруг. Как выглядят различные заклятия. Почему одни из них статичны, а другие движутся. Люпин припирает меня к стенке и засыпает вопросами.       — Так и в чем же разница между этими подходами?       Я матерюсь и наколдовываю иллюзию купола из разноцветных нитей.       — Самый сложный способ — расплести полностью. Когда перед тобой огромный комплекс чар, на это могут уйти не одни сутки. Ну это если это я буду делать. Действуешь постепенно и аккуратно, не задевая контуры, замкнутые на Сигнальные Чары. — Я развязываю узелки в плетении, не касаясь красных нитей. — Их же нужно замкнуть на самих себя и оставить так. — Осторожно связываю вместе красные концы, и только после этого отвязываю от них синий и зеленый. — При этом касаться их нужно только… кончиками пальцев, иначе не скажешь. Пересечешь — нарушишь контур. Либо же нужно их истончать, а это дело энергозатратное и не гарантирующее, что они не сработают.       — С этим вроде как все ясно.       — Второй способ — тот, что я использую постоянно. Но вам он не подходит, потому что нужно уворачиваться от сигналок, вы попросту не сможете среагировать вовремя. Его смысл в том, чтобы сделать так. — Я раздвигаю пальцами нити, образовывая окно, но не трогаю красные. — В обратную сторону придется все повторить.       — А если Сигнальных Чар нет?       — Тогда варианта два. Либо плел дебил, — ржу я, вспоминая свое первое творчество в поместье, — либо лучше вообще не прикасаться к этому.       — Ловушка?       — Весьма вероятно. Если не заметишь скрытый активатор, то тебя огреет чем-нибудь неприятным. Но такое можно встретить мало где. В тех местах, куда никто не должен зайти.       — И где же ты видел подобное?       — В хижине Гонтов.       — Что же с третьим способом?       — А это тот, что используют практически все. — Демонстративно рассекаю нити ладонью.       — Просто пробить защиту?       — Именно. Получится или нет — зависит исключительно от разницы сил мага и купола. Никакой тонкости, — морщусь я.       — Мне нужно попробовать первый метод.       — Это довольно непросто. Я точно знаю, что Альбус так умеет, а вот кто еще… Но сейчас попробуем. — Я плету над песком простенький купол из нескольких заклятий. — Ну-ка покажи Сонорус. Наложи его на себя и сними. — Наблюдаю, как он выполняет указания. — Да, ты его аккуратно расплел, а не разорвал, это хорошо. Когда рвешь заклятья, от них иногда остаются хвосты. Не то чтобы это сильно чем-то вредило, но такие огрызки продолжают тянуть магию. И когда их много, картина получается неприятная.       — Нам ведь никто не объясняет ничего такого. Не уверен, что уловлю разницу между первым и вторым, даже зная о ней.       — Уловишь. Вот, смотри. — Ставлю слабенькие Щитовые Чары. — Достань меня.       Он вопросительно поднимает брови и атакует, стараясь пробить щит. Выходит быстро.       — Ну как? Понял разницу?       — Кажется, да. Но ведь Фините есть Фините, какая разница?       — Слово и жест просто помогают твоему воображению. Если ты один раз использовал заклинание, то на следующий они помогут разгрузить голову. Повторяя те же действия, ты автоматически настраиваешься на результат, которого ожидаешь. Смотри. Aguamenti. — Я вытягиваю палочку в его сторону, но ничего не происходит, и он смотрит вопросительно. — Без намерения никакой магии не случится. Заклинания ведь иногда не получаются. Это происходит именно из-за отсутствия намерения, недостаточной концентрации. Если при первом использовании Фините маг ломает заклятье, то он будет делать так каждый раз, не представляя, что можно и по-другому.       Сириус сидит под пальмой с бутылкой Санг Сома и лениво наблюдает за нами, он слышал все это не один раз. Меня начинает беспокоить его запой. Рядом развалилась Джонни, листая какую-то книгу.       — Но почему же тогда такие проблемы с разработкой новых заклинаний?       — Дело не в словесной формулировке и не в сложности подбора жестов. Заставить магию подчиниться твоему воображению — главная проблема. Ведь ты плохо представляешь себе результат. А если тебе сразу объяснить, что делать и чего ждать в результате, — дело идет намного проще. Но даже в этом случае изучение новых заклинаний отнимает время. Попробуй сломать Сонорус.       Римус сосредотачивается, я внимательно наблюдаю за его попытками.       — Вот здесь нужно сжать поток плотнее. — Я тычу пальцами в его тело. — Тогда будет проще закрутить… Да, правильно. А на выходе сделай поток острее. — Указываю на воздух перед палочкой. — Попробуй представить себе. Сейчас выходит слишком мягко. Нужно рвать эти нити, а не расплетать. Посмотри на чертеж Соноруса, как он расположен в горле.       Он рассматривает рисунок в тетради, хмурится. Смотрит на то место, где стояли мои Щитовые Чары. Напрягается. Я смотрю, как Римус разгоняет потоки и шарахает по Сонорусу с недурной силищей. У него из глаз брызгают слезы.       — Именно так! Ну, ну, спокойно, ничего страшного. Ты просто приложил слишком много сил. Чтобы сделать свое плетение острым, не обязательно так вкладываться, но это дело практики.       Он утирает пот со лба, садится на песок и открывает бутылку минералки.       — Какая же жара.       — Хочешь в Лондон? — спрашиваю я, и он яростно мотает головой. — Останешься со всеми, когда я отбуду?       — Да, пожалуй, останусь. Никогда не бывал в таких местах. И компания приятная. А куда ты вообще собрался?       — В гости. Второго туда, четвертого за вами, пятого на поезд.       — А к кому — секрет?       — Просто опасаюсь, что ты примкнешь к лагерю Сириуса и будешь плеваться ядом.       Крестный фыркает.       — Теперь я окончательно заинтригован.       — К Малфоям, — отвечаю я, и у Римуса, похоже, минералка идет не в то горло, и он закашливается.       — Э-э-э… Ты уверен, что это безопасно?       — Сами они мне ничего не сделают. А в гости к ним просто так никто не зайдет, после войны они обновили все заклинания на поместье. Разберемся, в общем. Они мне не враги.       — Мне так не кажется. Впрочем, если дело дойдет до членовредительства, ты, скорее всего, размажешь их по стенке. Хотя не следует забывать, что они там на своей территории. Что тебе там нужно?       — Мы дружим с младшим. — Широко улыбаюсь.       — О, не сомневаюсь.       — Ладно, в таком случае — я хочу полюбоваться на среднего. — Улыбаюсь еще шире, а Римус морщится. — Что?       — Думаю, эти пункты — лишь сопутствующие бонусы.       — В их поместье лежит хоркрукс Тома.       — А вот это похоже на правду. Собираешься его выкрасть?       — Хороший вопрос. — Задумчиво постукиваю пальцами по губам. — Так или иначе я уйду оттуда с ним. Но красть бы не хотелось. Они в любом случае свяжут пропажу дневника с моим визитом.       — Думаешь, сможешь с ними договориться?       — Ну они же помогли вытащить Сириуса. Хотя я им за это ничем не платил.       — Они попросту перетягивают тебя на свою сторону за бесценок.       — Я пустое место, на кой хрен меня перетягивать?       — Из того, что я знаю, могу сделать вывод, что средний сделал на тебя ставку из-за силы и теперь активно убеждает остальных. Хотя он толком и не видел ничего. Думаю, история с Азкабаном их добила. Они хотят видеть в тебе нового Темного Лорда, но не учитывают твой возраст и будут давить, пока ты не станешь конфеткой в их глазах. А ты так очарован Люциусом, что, не ровен час, у них это получится. Особенно учитывая, что для тебя личные отношения важнее моральных принципов.       Вот это его прорвало. Похоже, он и сам в шоке. Опускает глаза и смотрит на бутылку, которую все это время вертит в руках.       — М-м-м… Римус, — зову его, и он поднимает взгляд. — Давай мы не станем обсуждать, насколько я дебил. Или насколько я ненавижу магглов. Или насколько я люблю убивать. Идет?       — Я и не говорю, что ты…       — Ты говоришь, что мое общение с ними вызывает у тебя опасения. Я понял. Моя беда в том, что я вижу мир не в черно-белых красках.       — Если ты намекаешь на серую мораль Альбуса, то вспомни хотя бы о том, что он никого никогда не убивал.       — От этой белизны глаза слепит, но какая гора трупов выросла за те годы, когда он активно «никого не убивал». Вообще-то я имел в виду не это.       — А что в таком случае?       Сажусь рядом с ним и прикуриваю, раздумывая.       — Я не о полутонах, а о разных цветах. Альбус белый с болезненным желтым. А Малфои — чистое серебро с лазурью. И их набор мне куда ближе.       — Э-э-э… А вот это уже синестезия в чистом виде.       Пожимаю плечами. Ну а что? Так и есть, но разве кому-то от этого плохо? Обыкновенная ассоциативная синестезия, такое много у кого. Джонни вот всегда прекрасно понимала мои цветовые ассоциации. Но зато не понимала, почему они так влияют на мое отношение к людям. А у меня четкое ощущение, что эти цвета говорят намного больше, чем любые слова, а иногда и действия.       — То есть ты доверяешь Малфоям, потому что они чистое серебро с лазурью?       А я и не подозревал, с каким сарказмом он может говорить.       — Не говори ерунды. Из-за этого я к ним тянусь. О доверии речь вообще не идет.       — Ладно, предположим. А какого цвета, к примеру, твой крестный? — Он тычет пальцем в Сириуса.       Тот вскидывает брови, ожидая моего ответа. Джонни тихо хихикает.       — Синий с оранжевым. Как пламя у газовой горелки, чтоб ему. Джонни — чистое золото. А ты… Джонни, как этот цвет называется?       — Жженая умбра.       — Вот! Она.       — Боюсь даже представить, что это за цвет. Со мной хотя бы можно разговаривать? Я ведь… жженая умбра?       Они начинают ржать.       — Да тьфу на вас тридцать раз, — бормочу по-русски и прикуриваю новую сигарету.       Почему-то это веселит их еще больше. Они ржут минуты две, постоянно называя Римуса умброй. Я злобно пыхчу и фыркаю, но в конце концов разваливаюсь на песке, стойко игнорируя их хохот. Сдаюсь.       — Не прекратишь — я твою выпь в этот цвет покрашу. Для полноты образа.       Похоже, это срабатывает. Цвет на самом деле кажется мне приятным, но он-то не в курсе. Они успокаиваются. Римус делает несколько глотков и сосредотачивается.       — Ладно, на самом деле я тебя понял, — говорит он, я сажусь и недоверчиво смотрю на него. — Правда понял. Только у меня это не цвета, а звуки. — Он смущенно улыбается.       — Ого. Кажется, такое встречается куда реже.       — Не знаю. Так было с самого детства, — вздыхает он, а я активно киваю. — И постоянно просто идет фоном, я не могу от этого избавиться, — продолжает Римус, и я киваю еще активнее, а Джонни смотрит на нас круглыми глазами. — Я могу дать звуковую характеристику людям, предметам, событиям, местам.       — Встретил наконец такого же ненормального, Лунатик? — Сириус лающе смеется.       Мы недоверчиво глядим друг на друга и улыбаемся, игнорируя остальных.       — Значит… Значит, у тебя точно получится представить! Неудивительно, что у тебя так хорошо с невербальными заклинаниями.       — Не думаю, что так уж прямо хорошо. Лучше, чем у многих, но есть куда более успешные в этом деле маги.       — Нужно просто потренироваться. Со всей этой теорией, — киваю я на его тетрадь, — дело пойдет бодрее. А кого ты знаешь, кто успешнее?       — Альбус.       — Удивил.       — Северус.       — Удивил.       — Антонин.       — А вот сейчас и правда удивил. Нет, он действительно выглядит сильным, но впечатление создает не слишком… вдумчивого.       — Я понял! — восклицает Сириус. — Все вы, — обводит он нас с Римусом жестом, — талантливые маги… чокнутые!       — В таком случае странно, что ты не в наших рядах.       Он фыркает и снова прикладывается к рому.       — Ладно, я понял про цвета, — говорит Римус, — но не понял, как они связаны с выбором стороны.       — Ты видишь в Темной стороне только стремление завоевать мир и убить всех магглов?       — Это основа политики Волдеморта. Движение за чистоту крови.       — Это очень мощный ресурс для набора сторонников. Учитывая, что он полукровка, не кажется ли тебе такая одержимость наигранной? На идиота он совсем не похож.       — То есть ты полагаешь, что это прикрытие? — спрашивает он, и я киваю. — Но ведь если бы все пошло по его плану, то он бы не отступил. И шел бы дальше по этому пути.       — Этого мы не знаем. Победи он, общество под его началом было бы расколото на два противоборствующих лагеря. Хочешь не хочешь, придется как-то выравнивать положение.       — Выравнивать… Думаешь, он смягчал бы антимаггловскую политику?       — Вероятнее всего. Светлый лагерь огромен, его не вышло бы игнорировать. Хотя большую часть ограничений пришлось бы снимать очень медленно.       — Но ведь в изначальной истории он учредил эту комиссию. И с каждым днем все становилось хуже. Хотя он, считай, победил.       — Он не победил. У него была большая проблема с самоконтролем и головой, он был зациклен на Гарри.       — Предположим на минуту, что все так и есть. И что же тогда его основная цель? М-м-м… — Он смотрит в пространство, размышляя, а потом с сомнением продолжает: — Статут?       — Именно так мне и кажется. И еще он активно сопротивлялся ограничениям в разделах магии.       — Да, все началось как в раз в то время, когда подняли вопрос о запрете Темной магии. До сих пор так и не запретили. Любопытно знать почему.       — Потому что игнорировать Темную сторону также не вышло. Ты вообще читал что-то, помимо сборников проклятий?       — Я не стану прикасаться к этим книгам. От одного их вида становится зябко.       — Это от непонимания. Я дам тебе пару общеобразовательных вещей — не оторвешься. Знаешь вот, к примеру, что всю магию крови причислили к Темной?       — Что кажется мне оправданным.       — Чушь. Определение Темных искусств: «Магические практики, способные причинить ощутимый вред живым существам». У нас на поместье стоит кровная защита. Сириус ставил на меня кровную печать. Альбус приносил кровную клятву. Что из этого причинило кому-то вред?       — Мне кажется противоестественной нужда ранить кого-то для совершения магии.       — Подумаешь, капля крови и немного боли. Тоже мне трагедия. Не убивать же просят. Это уже про некромантию и жертвы. К тому же по большей части используется своя кровь.       — А в чем вообще смысл использования крови? В ней есть магия?       — Смысл в отпечатке личности.       — То есть магия что-то понимает в генетике?       — Определенно.       Минуту он о чем-то думает, отрешенно глядя перед собой, а после выдает:       — Думаю, именно так и говорил молодой Волдеморт.       Я пару раз моргаю.       — Издеваешься?       — Отнюдь. Все так и начинается. С интереса и стремления разобраться. Но Темная магия именно так и завлекает своих жертв. Она калечит душу, а после ты уже не можешь остановиться.       — Нет, ты определенно издеваешься. Ничего она не калечит.       — Ты же не видишь души, как ты можешь утверждать?       — Единственное, что она калечит, — сила воли. Кто сможет устоять, когда представляется возможность ценой чужой жизни стать бессмертным?       — Думаю, куда больше людей, чем тебе кажется.       — А мне кажется, что куда меньше, чем кажется тебе.       — В таком случае у всех вокруг было бы по хоркруксу.       — Ладно уж секретность — хрен с ней. Предположим, что это общедоступные знания. Но требующийся уровень силы и мастерства отсеивает претендентов практически до ноля.       — Было бы желание. Научиться можно всему.       — Знаешь, что Альбус говорит о хоркруксах?       — Что волшебник посредством убийства расщепляет свою душу и заключает ее часть в предмет.       — А что написано о хоркруксах в «Тайнах Наитемнейшего Искусства» знаешь?       — Не читал. И вряд ли стану.       — Зато вот директор стопроцентно читал. А вы все смотрите ему в рот и даже мысли не допускаете, что он может ошибаться или попросту врать. А прочитать самим — как можно мараться об эту писанину, если Альбус уже сам все объяснил? Грейнджер вроде как должна была прочесть, но, должно быть, ей мозги замкнуло от отвращения, и она не особенно вдумывалась.       — Так и в чем же там дело?       — Хоркруксы — действительно Темная магия, поскольку для обряда требуется убийство. В результате создается якорь, удерживающий душу. Получается сложное плетение, я залип на него не на один час. Там очень много всего намешано, в том числе и… кротовые норы.       — Э-э-э…       — Ага, я сначала так же подумал. Потом разобрался. Они держат не что-то в себе, а цепляются за нечто в другом месте. Что бы это могло быть?       — Что ж, ясно. Но как же тогда быть с безумием? Под теорию Альбуса все подгоняется очень четко. Раздробленная душа становится тем безумнее, чем больше у нее частей. Хотя… если оплести ее кучей якорей, возможно, эффект будет тот же.       — И я так считаю. Том сидит в Квиррелле. И то, что оплетает его, действительно пугает. Душа будто в клетке, сдавливающей ее со всех сторон. По крайней мере, так мне это представляется.       — Я вот думаю, не выйдет ли по этим норам найти то, к чему они ведут?       — Может, и получится, но задача не из легких.       — А тот, что ты расплел… Как думаешь, в чем разница, уничтожен хоркрукс или расплетен?       — Я не знаю. У Тома все выглядит… Все эти плетения выглядят одинаково, только интенсивностью различаются. Значит, тот, что я расплел, канул в Лету. А разрушенных пока что нет, сравнивать не с чем.       — Так, может, разрушим те, что есть?       — М-м-м… Не-е-ет.       — Уверен, мы сможем найти что-то подходящее. Не яд василиска, но… Наверняка ты справишься с Адским Пламенем.       — Справлюсь. Да и яд можно попросить у Мораг, — говорю не подумав, и его брови взлетают к небу. — О, ты не в курсе. Это моя подруга. Василиск из Тайной Комнаты.       — Она существует? Там живет василиск? Как ты с ним подружился?       — Да, да, как-то так. Надо бы у нее прибраться. Там уже бочек тридцать в углу свалено.       — Каких бочек?       — Из-под огневиски. Она его очень любит, и я таскаю их ей по выходным.       Он заливисто смеется.       — Василиски любят виски?       — По крайней мере, один из них.       — Раз такое дело, то почему же не уничтожить хоркруксы?       Я морщусь. Сбился со счета, сейчас мой черед или его?       — Потому что крестник себе на уме, — подает голос Сириус.       — Пока я не соберу все — в этом все равно нет смысла. А достать один из них не представляется возможным.       — Тот, что в сейфе Лестрейнджей?       — Да. Как его оттуда спереть — не представляю. Там такие же контуры, как министерские, только еще круче.       — В чем их крутость? — спрашивает Римус.       — Не знаю почему, но охранные чары высшего разряда содержат плетения, изолирующие пространство. Между прочим, кровная магия.       — И в чем сложность?.. А-а-а…       — Да, я не могу попасть внутрь, не взломав защиту. И наружу не могу.       Мы все задумываемся. Как ограбить Гринготтс так, чтобы никто не заметил? Это вам не пустой сейф в верхних тоннелях, а усиленно охраняемый, обмазанный всеми защитными мерами на большой глубине.       — В таком случае будет ли работать хоркрукс, запертый в таком месте?       Я аж подвисаю.       — Не могу сказать точно. Разницы в плетениях на Томе я не заметил.       — А если эти плетения есть и на нем, существует ли шанс, что их можно расплести прямо на Волдеморте?       Блядь, да он просто кладезь идей. Почему это не пришло мне в голову?       — Это отличная мысль. — Немного размышляю и киваю. — Если с банком не выйдет, буду пробовать этот метод.       Снова молчим, глядя в пространство. Ладно, в любом случае начать нужно с дневника. Поднимаюсь на ноги.       — Ну что, будешь пробовать расплетать? — Киваю в сторону купола, что я поставил. — Через пару часов надо будет выдвигаться к храму, иначе пропустим все веселье.       — Новый Год в Таиланде — прекрасная идея. — Он широко улыбается и тоже встает. — Да, буду. Покажешь начало?       — Да, об этом… Видишь ли, в реальности эти контуры несколько сложнее, чем тот иллюзорный купол.       Я строю новую иллюзию. От разноцветных частых сложных плетений рябит в глазах. Здесь нет простеньких нитей. Заклятья извиваются и переплетаются между собой, меняя направление и толщину. От них в стороны расходятся шипы и щупальца.       — Срань господня! — Он в ужасе, а я широко улыбаюсь.       — Здесь всего три заклятья. Антиаппарационные Чары, Заглушающие и Сигнальные. Ну и да. На самом деле они постоянно движутся. — Я оживляю иллюзию, и она начинает пульсировать и извиваться.       — Срань господня! — повторяется он.       — Ты начни, а я подскажу.