Балконы напротив

Мягкие губы и влажный тёплый язык и чужой стояк, на котором ты сидишь и ёрзаешь неописуемо будоражат кровь, особенно когда смерть прямо на хвосте. Его руки сильно прижаты к кровати по бокам от головы. Сердце обоих билось с неимоверной силой. Поцелуй был рваный и ненормально быстрый. Каждый хотел насытиться друг другом. Внезапно всё прекратилось. — Дазай, мы не можем. Не в таком месте и не при таких обстоятельствах, — он с трудом отстранился, но его вновь утянули в поцелуй. Чуя сопротивлялся, как мог. — Твой отчим — самый опасный человек Японии и сейчас он направляется сюда, чтобы убить меня, а тебя забрать с собой и запереть где-нибудь. Давай сбежим, Осаму, — Чуя снова отстранился и посмотрел в карие стеклянные глаза. — Снова? Но…мы ведь уже пытались сбежать, но я не помню, чем это закончилось…мне кажется, что чем то хорошим, — он прикрыл глаза, распластавшись на кровати и улыбнулся. — О чём это…сколько ты выпил? — он помнил количество бутылок, стоявших рядом с кроватью. — Осаму, я понимаю, что это всё трудно, но ты должен мне поверить. Хотя бы раз в жизни послушай меня. — Я ждал тебя. А ты всё не шёл, и не шёл. Мне показалось, что ты меня бросил. Стало очень плохо. Я не люблю это чувство, Чуя. Ты заставил меня страдать, — Дазай прикрыл лицо двумя ладонями. — Я просто хочу быть счастливым, — добавил он шёпотом. — Кстати, знаешь, я давно это подметил, но мне казалось, что то, что я думаю — бред. Твой голос мне напоминает…кого же он мне там напомнил? Точнее…твой смех. Он…чёрт…знаком мне…это твои звонки я получал каждое утро? — он бархатно улыбнулся и убрал руки от лица. Чуе совсем не было смешно. Да. Это был он. Чуя приезжал в этот район совсем мало раз, но он каждый раз заставал соседа очень пьяным. Просто…всё так сложно. Чуя не мог пройти мимо. Он стал заботиться об Осаму, оберегать, ведь больше некому. Нет. Он не мог просто закрыть глаза на это. У него не такой характер, как у многих. Он звонил Осаму, чтобы удостовериться в его безопасности. — Это был ты. Сто процентов. Не отрицай, Чуечка! Это так глупо… Ты…делал это…зачем? Я ведь не просил…мне не нужна ничья помощь… Вы…вы все такие мерзкие, — он улыбнулся, но чувствовал досаду. Осаму не тот человек, который будет просить помощи, он никогда никого не просил платить за его квартиру, никогда не просил спасать его. Птица, летавшая на воле, никогда самовольно не полезет в клетку. Дазай считает, что помощь ему не нужна, ведь он здоровый человек, а не алкоголик какой-нибудь, который может с лёгкостью убить себя, где то в России, когда утром он был в Японии. — Дазай, я могу объяснить… Раздался тихий стук в дверь, а затем скрип. — Чуя… — показалась рыжая макушка Тачихары. Он остановился в проходе, помолчав секунд десять и посмотрел на всю картину, где Дазай лежит под ним. — Всё, что было между нами — фальш? Я думал, что секс был по хоть какой-то симпатии, — начал он громко орать. — Отлично! Променял меня на богатенькую шлюху, которую имело пол города? — Он усмехнулся и сложил руки по бокам. — Оба, лежащие на кровати, замерли. — Заткнись, Тачихара, иначе я вырву твой поганый язык. У нас ничего с тобой не было. Какого хрена ты врываешься сюда? — он с яростью повернул голову к двери. — Мне кажется, что тебе его растягивать даже не нужно — ходят слухи, что его каждый день имеют в туалете по нескольку раз. И преподаватели за хорошие оценки, и студенты, — он начал смеяться ещё громче, пока Чуя аккуратно, не смотря на лицо Дазая, встал и начал подходить ближе. — Чуя, я ведь не первый. Мне помнится, что вы с Сигмой уходили почти одновременно из аудитории. О, и забыл про твою любимицу Хигучи, что сосёт тебе за… — договорить ему не дал кулак Чуи, резко появившийся у него на носу. — Заткнись. Глаза Осаму пусты, словно он безжизненная кукла. Казалось, что внутренний голос так и кричит, что Чуя мразь и последняя блядь. Дазай не любил. Чуя первый, с кем он испытывает…такое умиротворение, тех самых бабочек в животе. Ему скоро двадцать, а он никогда не держал никого за руку, не ходил на свидания, любовь была чем то далёким и неизведанным. Что обычно люди чувствуют, когда влюбляются? Дазай уверен, что те чувства, которые он испытал, увидев Чую первый раз на том самом балконе. Он испугался этого. Ощущения были новыми и неизведанными. Сперва это была просто симпатия. Такое он когда-то испытывал к Достоевскому в свои восемнадцать лет — восхищение, но это было примерно месяц, а потом навсегда хотелось бы стереть мерзость из памяти. Достоевский был блядски красив не по годам. Острые скулы, подбородок, выразительные сиреневые глаза, в которых можно увидеть свою сущность, если слишком пристально смотреть, бледное лицо, пухлые губы, немного вздёрнутый нос, шикарная грудь, изящные руки, длинные пальцы, шикарные бёдра. Эти «чувства» начались примерно с его первого возбуждения…как уже можно догадаться, это произошло прямо на коленях у Достоевского. Это было ужасно. Неловко. Просто мерзко. Хотелось блевать от каждого прикосновения к своему оголённому телу. Это неправильно, неприятно. Так нельзя. После того дня, отношение Осаму к отчиму напрочь ухудшилось. Когда ему исполнилось восемнадцать лет, ему решили сделать особенный подарок. Лишение девственности, но что-то пошло явно не по коварно построенному плану дьявола. — Мальчик мой…ты все-таки пришёл, — Фёдор улыбнулся, сидя на краю своей любимой кровати, и смотрел на Осаму. Дазай так и стоял в проходе. Ничего не говоря. И лишний раз не двигаясь. Он понимал, что Достоевский пьян настолько, что может сделать много чего лишнего. Сейчас вечер. Он изрядно потрудился отпраздновать этот день. — Осаму, я разве не пригласил тебя к себе? Ты столько раз это делал, не…ломайся сейчас. Ты уже должен был это выучить. Забавный…мальчуган. — Отец, Вы звали меня. Я думал, что это что-то срочное, был вынужден отвлечься от выполнения домашного задания и пришёл к Вам, — он смотрел прямо в дьявольские глаза Достоевского. — Могу я уйти и продолжить? Мне…сегодня очень много задали. — Прекращай…строить из себя неженку, он показательно похлопал себя по коленям и улыбнулся ещё шире. — Подойди ко мне, малыш. Учёба — на втором месте. На первом — всегда должен быть я и никто больше. — Я не хочу, — Осаму был готов к такому исходу событий. — Что ты сказал? — он посмотрел на Осаму слегка недовольно. — Я думаю, что ты всего-то оговорился, а теперь подойди, — Осаму немного замялся, но увидев лицо напротив, что смотрело на него и просто выжигало душу, сделал первый шаг, затем второй, третий, сам не поняв как, он стоял прямо перед Достоевским, чуть ли не упираясь о чужие колени, и смотря на самодовольную ухмылку. — Тебе сегодня восемнадцать, — кончиками пальцев он прикоснулся к его животу. На что Дазай попытался отстраниться, но его придержали. — Ты не представляешь, как долго я ждал этого дня. Каждую ночь я представлял, как грязно беру тебя прямо на этой кровати, а ты стонешь, как последняя шлюха, — руки скользнули к подбородку и грязно схватили его, наклоняя так голову Осаму ближе к себе, чтобы впиться в его губы своими. Но не тут то было… Достоевский понял, что Дазай действительно повзрослел, когда со всей силы замахнулся коленом и ударил прямо ему по носу. Достоевский, схватившись за нос и скалясь, посмотрел на Дазая с яростью. — Ах, ясно, мой маленький лебедь, оказывается, вырос и хочет покинуть родное гнездо, — он оскалился ещё сильнее. — Хочу, — улыбнулся он в ответ. — Так проваливай, но видеться мы будем. Я хочу знать, что ты не сдох где-то у мусорки. Университет не бросай, — Достоевский думал, что у него всё под контролем. — Мне ведь никогда не нравилась медицина. Лучше бы я пошёл на учителя или юридический. — Милый, ты делаешь то, что я хочу. Твоя мать была в медицинском, и ты тоже будешь там учиться. — Мне восемнадцать. Делаю, что хочу. — Ты обязан стать им. Иначе одному из твоих членов семьи не поздоровится. — Только не нужно снова угражать мне, — он сделал пару шагов назад и развернулся. — Ваши слова не так сильны, как прежде, когда я был глупым ребёнком… С того самого дня Дазай стал жить на съёмной квартире, которую оплачивал Ода. Чуя казался приятным человеком, с которым можно весело и комфортно провести время. Дазай думал, что это и есть любовь. Он хотел зайти всё дальше в своих действиях и ощущениях. Можно сказать, что Дазай использовал Чую в своих целях. Но потом это переросло в более сильные чувства, которыми он задыхался, как карась на суше. Шибусава был первым ударом. Тогда Осаму Дазай познал чувство под названием «ревность». Это было больно. Теперь опять глупые чувства завладели разумом. Это мерзко, гадко. *** В кабинете Достоевского всегда уютно и тепло. Хозяин проводит здесь всё своё время, копаясь в бумагах, что перешли по наследству. Именно тут он строит свои коварные планы по захвату не только Японии и мира, но прежде всего — Осаму. — Я всегда получал своё. И этот раз не исключение, — он глотнул содержимое бокала, который ему только что принесли. — Пришли сведения от Тачихары. Новости хорошие — Осаму должен быть в ярости. Тогда-то мы его и настигнем. — Достоевский, если я только захочу этого, то убью тебя. Ты слишком многое себе позволяешь, — он улыбнулся и скрестил руки, опираясь о стол. — Ты зациклен на ней уже столько лет. Тебе не надоело жить прошлым? — Ты пришёл в себя? Я очень рад, что теперь смогу вести…адекватный диалог с тобой. Гоголь, жаль, что тебе осталось от силы…лет десять, а так бы мы умерли бы вместе. Как насчёт парного самоубийства? Хоть это грех, но выглядит романтично, — он улыбнулся, подперев голову рукой. — Опять ты перепил, — он взял бутылку, стояющую рядом и выпил содержимое залпом, не наливая в бокал. — Будешь отрицать очевидное? — Она…пережиток прошлого, но я всё равно благодарен ей. Сейчас предмет моего обожания — Осаму, — он томно вздохнул. — Только не делай такое лицо, как-будто бы я сказал что-то…непростительное. — Как же я? Как же мои чувства? Ты постоянно мне изменяешь, несмотря на моё отношение к тебе, — он напрягся. — Даже сейчас тебе под столом отсасывает Иван. — При чём тут твои чувства? Мы не связаны никакими обязательствами, — он усмехнулся и засунул руку под стол. — Ты не моя жена, чтобы истерить после каждого моего шага. — Его дыханее стало неровным, а затем он сильно зажмурился и издал глухой стон, — свободен, но если запачкаешь ковёр, то будешь вылизывать его…а потом опять сосать, но не мне, а Коленьке, — Сказал он Ивану, что был под столом и немного отодвинулся. Тот, не теряя времени, быстро выскользнул… Николай заметил, что он был одет в кружевное женское нижнее бельё. Когда Гончаров проходил мимо, Гоголь смотрел с неописуемой яростью бешеного пса. Фёдор забавлялся от его реакций, поэтому всегда пытался вывести его из себя. Он провожал любовника с пристально рассматривая его зад в красных стрингах и безумно улыбался, затем перевёл взгляд на Николая, что еле сдерживался, чтобы не ударить Ивана. Фёдор рассмеялся и глотнул из бокала. Когда дверь захлопнулась, он выпрямился. — Ты так жалок в своём существовании. — Не меня возбуждают маленькие мальчики, а тебя, — он усмехнулся. — Жаль мне такого хорошего человека. Не ты станешь тем, кто сделает его мужчиной. Эта роль всегда принадлежала Накахаре. — Меня не возбуждают дети. Нет. Ты нагло ошибаешься. Меня возбуждает лишь Осаму. Когда он был ребёнком, всё чего я хотел, чтобы тот вырос и наконец можно было бы завладеть им целиком и полностью. Хоть я и не буду в него первым, но зато скоро буду единственным. — Ты ведь просто напросто трогал его почти везде и дрочил. Мне кажется, что так делают только больные педофилы. Я не слепой и не глухой, — он нахмурился, а затем улыбнулся очень широко. — Помнишь его крики и плач? Ты помнишь. Ты возбуждался ещё сильнее от этого. Это так забавно. После всего, ты, либо шёл в туалет, либо прямиком в мои объятия, — он засмеялся прямо в голос и ударил себя по колену. — Я ведь знаю о том, что ты подсовывал мне наркотики прямо под нос, чтобы мой разум был затуманен, — лицо Достоевского отразило недоумение. — Спасибо за такие подарки, но хватило бы букетика с водочкой. — Прошлое нужно оставить в прошлом и двигаться вперёд, — он продолжил улыбаться и закатил глаза. — Скоро я смогу насладиться не его плачем, а его сладкими стонами подо мной, — он откинулся на спинку кресла. — Ни Огай, ни его сынок нам не помешают, он вознёс недопитый бокал вина у себя над головой, — за нас! — Проглотив содержимое, он улыбнулся своим мыслям, что лезли в голову при таком опьянении. — Ты не сделаешь его своим. Нельзя этого допустить. Знаешь, я жуткий собственник и твоё тело и разум пренадлежат только лишь мне, Дост, — он перехватил чужой бокал, который вновь наполнился. — Ты так жесток со мной в последнее время. Это нужно исправлять, — он медленно начал отписать содержимое. — Всё на своих местах, — начал Фёдор. — Не забывай какое…было моё отношение к тебе в детстве. — Было намного лучше. Я…любил тебя и до сих пор обожаю, но в первые годы нашего знакомства это было столь невинно, — бокал перехватили. — Это было слишком давно. Будь…благодарен, что я вообще не убил тебя, — он отпил. — Ты ведь в курсе, что нужен…нужен лишь для секса и…ты полезный, — он немного усмехнулся, прикрыв рот тыльной стороной ладони. — Ты можешь воплотить всё мои грязные мысли и идеи в жизнь. Нравишься мне…ещё ты хороший. Я бы любил тебя, будь ты Осаму, но…ты ведь не он. Просто…я не гей…нет…ну…может немного гей. Ты мне тоже нравился маленький. Такой хороший был…что-то типа семьи. Всем нужна семья. Ты мне нравился. Ты…потом начал мне нравится ещё больше…было слишком…слишком, когда ты обнимал меня и целовал в щеку. Это странно. Потом появилась она…появилась возможность избавиться от тебя…нет…сперва я любил тебя как и прежде…но твоя зависимость раздражает. Ты убиваешь себя. Я знал это…ты бы умер, а мне что делать? Это слишком…нужно было просто избавиться от…тебя. Я ненавижу. Ты…ты меня бесишь. Сейчас ты просто полезен. Признай, что тебе нравится стонать подо мной. — Я не признаюсь. Ведь…это окажется ложью. Федя…был для меня всем, моей семьёй. Единственный человек, что был рядом. Мне не нужен…секс. Мне нужна семья. Мне нужен ты и твоя любовь. Хотя бы тёплая улыбка при встрече. Разве это много? Я просто хочу семью. Через нашу связь…хотя бы прикасаюсь к тебе. Господи! Я хотел и хочу обнимать, гладить…по голове, целовать в щёку, дарить улыбку в ответ, просто смотреть на тебя. Если я перестану колоться, то перестану…спать с тобой. Я не гей. Ты не возбуждаешь меня как мужчина. А с помощью препаратов я…имитировал это. А если…спать не буду, то ты меня разлюбишь! — Ты самый настоящий баран. — Почему это я баран?! — Ты ведь услышал, что ты меня бесишь из-за того, что ты наркоман. Ну ты дурак, конечно. — Всмысле? — Тугодум проклятый! Просто перестань колоться и всё будет как прежде! — Э…что? — Заткнись хотя-бы на минуту…и послушай, — пьян он был уже в стельку, но умело держал равновесие на стуле. — Я буду трахаться с другими, если ты не хочешь… — Вот и я о том же…о чём это я? Ах, да! Нет. Ты не будешь спать с другими! Я буду спать с тобой…чтобы…чтобы быть ближе! Я же ревную тебя. — Ты дурак. Я специально это делаю…ебу других, чтобы… — он усмехнулся. — Ты ревновал. — Ты охуел в край! — Ладно…я перестану спать с другими…ну, ты понял с кем. И с тобой. — Знаешь…я ведь обожаю тебя. — Иди сюда, — Достоевский похлопал по своим коленям, как бы приглашая сесть на них. Николай его послушал. Уже через несколько секунд он прижимался к чужой груди спиной. Тонкие пальцы гладили седые волосы, завязанные в косу, успокаивая. В ответ было лишь неразборчивое мурчание. *** Лучше бы ему вообще ничего не снилось, чем прочувствовать собственное убийство во всех мельчайших подробностях. Теперь желание умереть стало ещё более навязчивым. Почему ему снится один и тот же сон на протяжении многих лет: он едет на мотоцикле куда-то вдаль, затем его подрезают и он улетает в кювет. Лужа крови и чьи-то крики. Помнит ли он что-то? Нет. Может своё имя? Нет. Как он сам выглядит? Нет. Отца? Нет. Мать? Нет. Дом? Нет. Свою жизнь? Нет. Чем он занимался раньше? Нет. Помнит ли он Чую? Да. Это было первое, что удалось вспомнить, лёжа где-то в незнакомом месте на незнакомой кровати. Как он понял? Эта кровать была мягче, чем та, которая в общежитии. Глаза всё никак не хотели открываться. Всё мышцы были слабыми. Голову протыкали иглами. Удалось пошевелить одним пальцем. Еле как приоткрыв один глаз, первым делом он увидел белый потолок. Чуть проморгавшись, перед его очами предстала маленькая комната с бежевыми обоями в полоску, светлым паркетом. Было практически пусто. В углу рядом с окном стояло небольшое кресло зелёного цвета, сбоку журнальный столик вроде бы из дуба. Посмотрев в окно, Дазай увидел, что был полдень. Последнее, что он помнит, это запланированную встречу с Чуей…щёки в мгновение ока алеют. Он зажмуривается и пытается хоть что-то вспомнить, но всё напрасно! Ну, не может быть такого, что они с Чуей переспали, а затем вышеупомянутый отвёз его куда-то в абсолютно незнакомое место. Или…они не спали. Помимо кресла, рядом стоял шкаф, предположительно с одеждой. Это был точно чей-то дом, но кто же хозяин? Преодолев боль и усталость, Дазай немного приподнялся на лопатках. Виски пронзила острая боль. Он поморщился, сжал губы, но не останавливался вставать. Когда одеяло было благополучно отброшено, А ноги свесились с кровати, Дазай с ужасом понял, что абсолютно обнажён. Вдруг…его изнасиловали? Такое состояние у него называлось похмельем. Значит, вчера он в стельку напился, а затем…что? Точно. Он ждал Чую, а потом решил выпить. Дальше лишь один сплошной туман… *** — Осаму? Здравствуй, мой мальчик. Давно не звонил тебе. Может быть встретимся? Меня беспокоит твоё не благосостояние. Поужинаем на этот раз в семейном кругу. — Здравствуйте, Вы отчим Дазая? Извините, но его рот занят моим членом, он не может пока что ответить. Да, милый? Мы закончим и сразу же перезвоним Вам. — Ты? Не удивлён, что Огай этому поспособствовал. Ты сейчас же привезёшь Осаму ко мне и мы разойдёмся по-тихому. Если же ты отвергаешь моё предложение, то мне придётся всего-лишь убить всех членов твоей семьи, начиная с Коё Озаки. — Следи за языком. Не впутывай в это моих родных. — Но они уже сами впутались. Я никого не пожалею на этом пути. Каждого придётся устранить. — Дай угадаю, что первой была Йосано. Ты попытался её убить, но она скрылась и сейчас считается пропавшей. — Она всё это время была у вас? — он усмехнулся. — Догадывался, но придавать этому значение не стал. Я ведь всё-таки благороден. — Вы так добры, господин Достоевский. Ух! Блевать как хочется от такого сладкого заявления! Осаму, тебе не хочется? Вечно его мерзкая ложь заставляет нас страдать. — Рядом с тобой его нет, иначе бы ты говорил более скованнее. Но судя по твоему самоуверенному голосу Осаму ты прихватил с собой. Осталось лишь вычислить ваше местоположение. — Не выйдет, Достоевский. Мы хорошо спрятались. Поиграем в кошки-мышки? Поймай меня, если сможешь. Звонок прервался. Чуя, сидел в кабинете отца на кресле прямо перед его дубовым столом. Все были как на иголках, когда раздался вызов от Достоевского. Огай сидел напротив его за столом в кресле с красной обшивкой. Когда Чуя сбросил вызов, они благополучно выдохнули. — Я бы вырвал тебе язык за такие слова, если бы не сложившиеся обстоятельства, — он откинулся на спинку и сложил руки в замок. — Итак, что мы имеем? Достоевский в ярости, судя по его тону и угрозам. Он намерен вычислить наше местоположение, а значит у него есть свои источники получения информации. Шибусава мёртв. Чуя, ты слушаешь меня? Сосредоточься, иначе пострадает не только Дазай, но и все мы, — Чуя, ранее опустивший голову вниз, поднял её и устремил в глаза отцу. — Я виновен во всём… — он хотел продолжить, но его прервали жестом руки. — Не нужно говорить очевидное. Мы теряем время, — продолжил Огай, но увидев грусть на лице сына, остановился. — Чуя, ты не виноват. Это всё лежит на Достоевском за то, что тот родился и посмел делать такие разгульные действия. Внезапно двери кабинета распахнулись. Коё Озаки появилась в проходе. Чуть постояв и по прищуриваясь, она медленно начала подходить к столу, что был на середине комнаты. Чуя клянётся, что отчётливо слышит биение своего сердца. Уж не хочется получить люлей от драгоценной матушки. Глаза Коё спокойны и рассудительны, хоть и хочется их сузить и неодобрительно посмотреть на каждого. Но когда уже нет пути, куда идти, остаётся лишь одно — влепить сыну и мужу пощёчины, так, чтобы те остались на всю жизнь хороший указателем того, что нужно делать, а что вообще не следует. Так она и делает. — Я не буду устраивать скандал из-за того, что мне даже не доложили о твоём приезде. Я здесь за тем, чтобы сказать, что Дазай очнулся и сейчас он безумно напуган в незнакомом месте, — она жестом указала на дверь. — А как же обсуждение моего плана? Чуя, мы не… — Заткнись, Огай, и дай им побыть наедине хотя бы сейчас! — быстро проговорила Коё, прикрыв глаза. — Но план… — в надежде, что его послушают, прошептал Мори. На что Коё развернулась к нему и испепеляюще посмотрела ему прямо в глаза. Чуя лишь усмехнулся и кивнув головой удалился быстрым шагом. Выйдя из кабинета он просто напросто побежал в комнату, где сейчас был Осаму. Их секретная база представляла собой обычный уютный дом. Тот дом, где они жили практически всю свою жизнь. Чуя не знал, как на него отреагируют, ведь всего двенадцать часов назад Осаму был в истерике, а затем отключился. Чуя чувствует себя ужасно плохо из-за измены, но хочет, чтобы его поняли. Он ненавидит себя за это, но на измены…была причина. Быстро преодолев коридор, он остановился перед одной единственной дверью…в свою комнату. Чуя долго мялся на месте, выжидая момент, чтобы открыть дверь. Было очень волнительно. Внезапно дверь сама открылась, а перед Чуей появился Дазай…напуганный. Увидев Чую, он торопливо улыбнулся и положил свои руки ему на плечи, а потом притянул для объятий. Чуя ответил на них, тоже приобнимая того за талию. — Чуя, ты тоже тут, — он отстранился. — Где мы находимся? Что за место? Как я… — Тише, я всё объясню, только не тараторь! — он жестом указал, в комнату. Они прошли внутрь и Чуя щёлкнул замок на двери. — Присаживайся, — он жестом указал на кровать. — Нет. Ты объяснишь мне всё. Ты напрямую связан с этим. — Ты… — он почесал затылок. — Вчера напился. Твой отец был зол и я решил отвезти тебя к себе домой, чтобы было безопаснее. Оказывается, что Дазай ничего не помнил после их расставания в коридоре на некоторое время. Это хорошо с одной стороны, а с другой — просто отвратительно. Чуя переживал, что Дазай всё узнал, но теперь скрывать ложь ему не позволяет совесть. Обрывки памяти ведь постепенно вернуться к нему. Возможно, лучше сразу сказать всё…но так страшно, что Дазай его возненавидит. — Да? Это отлично! Ну, то-есть отец иногда бывает строг, когда я выпью. Поэтому ты поступил разумно. — Слушай, Дазай, прости меня пожалуйста. За… — он опустил голову. — За что это? Чуя замялся. — За то, что я люблю тебя, — он не смог рассказать правду. Не смог, оказался трусом. Мельком он увидел ботинки Дазая, когда тот приблизился к нему. Чуя хотел поднять голову, но не мог. Чувство вины съедает его изнутри. Он даже не в силах взглянуть в эти карие глаза, что так манят собой. Внезапно чужая рука легла на его макушку и притянула к себе. Глаза Чуи забегали, он попытался отстраниться, но его никак не отпускали. — И ты меня прости за это, — он прикоснулся кончиками пальцев к подбородку Чуи. Тот без особых сопротивлений отозвался и приподнял голову, смотря в карие глаза. Дазай чуть улыбнулся. Они смотрели пристально, с любовью, рассматривая на лице друг друга каждую родинку. Внезапно губы Дазая легли на чуины. Прикосновение было лёгким, почти невесомым. Он не предпринимал никаких действий, чтобы продолжить, и закончить всё кроватью. Рука Чуи легла на плечо Дазая, чуть погладила и прижимая его, притянула ближе. Теперь они стояли вплотную. Дазаю пришлось наклониться, чтобы сделать это. Чуя смачно чмокнул его в губы, затем на щеку ложится лёгкий, поцелуй. Пальцы поглаживают плечо, затем толкают немного назад. Дазай повинуется и присаживается на кровать, обхватывая Чую со спины, — Чуя, ты дорог мне. Ты…слушай… — он отстранился и немного замялся. — Осаму, ты можешь сказать мне всё, что угодно, — его шершавые губы прикоснулись к шее и провели дорожку поцелуев до лба. Дазай был расслаблен, но каждое прикосновение отдавалось волной мурашек. От лёгких прикосновений Чуи сносило крышу. Оба тяжело дышат, когда губы Чуи находят выпирающий сосок и через рубашку сперва облизывает его, а затем кусает. — Ты хотел мне что-то сказать, сахарок? — Ах, — Дазай быстро прикрыл рот от небольшого стона, когда Чуе удаётся как-то по-приятному прикусывать и массажировать оба соска своим языком. — Не называй меня так…а ещё…я хочу зайти очень далеко в наших взаимоотношений, — ловкие пальцы Чуи подцепили первую пуговку на белой рубашке, затем вторую. — В каком это смысле? — он вопросительно просмотрел ему прямо в глаза. Дазай вновь закрыл рот, но уже от умиления — Чуя так сексуально выглядит, когда поднимает на него свои голубенькие глазки, словно маленькая капризная аристократка, что удовлетворяет своего любовника, а муж прямо в это время на виселице. Это так… Дазай сильнее сжимает рот, когда случайно представил эти самые пухленькие розовенькие губки на своём члене, — Ты такой чувствительный. — Он состроил ехидную улыбку и расстегнул рубашку Дазая до конца. Небольшим толчком в грудь он как бы сказал лечь на спину. Чуя долго не думая, пересел прямо на пах Дазая, на что тот практически согнулся. Он уже был довольно-таки сильно возбуждён, а когда на твой член хотя-бы дышат, это уже отдаётся по всему телу. Дазай дышит часто, пытаясь успокоиться. Чуя не наоборот не даёт ему этого, начиная целовать его шею, переходя к груди и торсу. — Чуя…да…давай встречаться, — на одном дыхании выговорил он. Поцелуи прекратились. Дазай смотрел в потолок и думал, что сказал что-то не то, что совершил ошибку, что это всё бред. — Прости…я ляпнул это, но я долго думал и наконец-то решился предложить. Если ты против, то…я просто…чёрт! — он закрыл руками своё лицо. — Почему так сложно с этими отношениями и чувствами?! Когда я решился на это, меня отвергли! — Кто же посмел совершить такую дерзость, Дазай-сан? Я накажу этого негодяя, что смог разбить Ваше сердце. Будет убит тот, кто посмел оскорбить чувства человека, которого я так люблю, — незамедлительно он утянул его в поцелуй, подобравшись ближе. Их губы горячо танцевали, отчаянно пытаясь прочувствовать друг друга. Дазай чуть приоткрыл свои губы и сразу же тёплый язык, облизал каждый сантиметр, скользнул внутрь, касаясь зубов, мягко пробуя его во всех местах. Приоткрыв глаза, Чуя увидел небольшую каплю слезу, стекающую по щеке, сейчас она впитается в подушку, но он придержал её большим пальцем. Осаму удивительный человек, которого можно прочувствовать полностью, ну, так думает Чуя, который ощущал его всего от головы до ног. Его невинные чувства, реакции на касания и каждое слово, сказанное из его уст так прекрасны. Это…может быть его первый раз. В первую очередь нужно быть нежным, с таким чувствительным человеком, особенно которого любишь. Особенно с тем человеком, что подвергался неоднократным домогательствам. Поцелуй становился всё более страстным с каждой секундой. Руки Дазая давно ласкали рыжий волос, перебирая каждый локон меж пальцев. Отстранившись, Чуя начал выцеловывать каждый сантиметр гладкого и худого тела. — Хочешь ли ты этого, Дазай? — Мы переспим в первый же день после того, как стали парой? Знаешь, а я не против, — чуть приподнявшись, он ловко снял чёрную футболку Чуи, а затем приоткрыл немного рот в удивлении от такого красивого тела. Было понятно, что тот долгое время занимается спортом. Подтянутый живот, небольшие кубики, шикарная грудь, сильные руки. Дазай сам не понял, как тупо посмотрел на его тело больше минуты, рассматривая каждую деталь. Затем Чуя взял его за руку и поднёс ладонь к своей груди. Дазай мельком взглянул а его глаза, надавив большим пальцем на его розовый сосок. Ухмыльнувшись, он медленно проходился кончиками пальцев по каждой мельчайшей части кожи, — тебе хотя бы немного приятно от этого? — А тебе? — он перехватил тонкую кисть, что ласкала тело, поднося её к губам. — Сладкий мой, в этом кропотливом процессе каждый участник должен получить должную долю удовольствия, — по выражению глаз Дазая можно было понять, что тот смущён, — милый, я сделаю тебе приятно. Ты…слушай… — он отвёл взгляд. — С помощью секса мы…как бы показываем, что любим друг друга. Наслаждаемся каждой секундой. Это…интимный момент и это значит, полное доверие к партнёру, — Дазай легонечко прикоснулся к его подбородку и направил лицо к себе, чтобы смотреть друг другу прямо в глаза и улавливать каждую эмоцию. — Почему ты всё это говоришь? — Ну, ты…как бы…девственник. — Что за вздор?! — говорил он на повышенном тоне, выпучив глаза и состроив удивлённое и недовольное лицо. — Я смотрел огромное количество порно и вполне осведомлён в этой теме! Я помню всё в красочных подробностях. — Дазай, а ты смотрел порно с мужчиной и женщиной или мужчиной и мужчиной? — Чуя пытался сдержать смех, прикрывая рот тыльной стороной руки. — Ты идиот! — он заправил непослушную прядь за ухо и отвернулся в бок. — Какая разница? Ведь…стой! — он опять повернул голову к Чуе. — Женщинам вставляют члены в вагину, а мужчинам в…зад? — В основном это так…но…есть ещё другие просьбы себя удовлетвоить с помощью партнёра. Например… — Не рассказывайте, а лучше покажите на примере, Накахара-сан, — Чуя улыбнулся и толчком отправил Дазая опять лежать на кровати. Спустившись поближе к паху он расстегнул бегунок на джинсах и начал спускать их с него. Дазай в свою очередь приподнялся, чтобы было легче снять. Вместе со штанами вниз полетели ещё и трусы. Дазай зажал свой рот кулаком и зажмурился. Заметив напряжение, Чуя поцеловал его колено, а затем перешёл к бёдрам, чуть поглаживая его кожу. Его губы прокладывали лёгкие дорожки поцелуев вдоль бёдер. — Я…не могу терпеть…сделай это… — прошептал Дазай, еле сдерживая пошлые вздохи. Чуя и сам был не против того, чтобы разрядить обстановку. — Осаму, мне сейчас нужно будет кое-что взять. Полежи пока что и расслабся, — Чуя сполз с кровати и пошёл к прикроватной тумбочке. Он открыл первый ящик и сразу же достал какие-то предметы, а затем быстро вернулся в прежнюю позу над Дазаем. — Теперь слушай меня очень внимательно и смотри в оба. Буду показывать один раз, — прямо перед носом Дазая появилась какая-то баночка. — Это лубрикант. — Смазка. Чуя, я технически осведомлён в этом. Я даже знаю, что такое презервативы и как их надевать. — Я рад! Поэтому мы приступим сейчас же, — он открыл тюбик. — Но для начала нужно спросить то, в какой это позе должно происходить. На спине, как ты сейчас лежишь или же…раком? — Я хочу видеть твоё лицо, — он вёл себя смело, хоть и неизвестность пугала. Дазай согнул ноги в коленях, выдохнув, попытался развести их. Чуя помог ему, чуть прикоснувшись к ноге и направляя его. Губы начали целовать внутреннюю часть бедра, пока в руку выдавливался лубрикант. Дазай прикрыл лицо локтём. — Как же твои соседи? Если…если они услышат нас? — Ты же хотел смотреть на меня, так вон он я. Убери руки, Осаму. Тем более, что тут такие стены, что снаружи ничего не слышно, — Дазай немного успокоился и убрал руку, смотря на улыбающегося полуголого Чую. Внезапно что-то холодное и мокрое коснулось его прохода. Кончик указательного пальца немного протолкнулся внутрь. Дазай вскрикнул и сжался. — Тише-тише, — Чуя ласками его бёдер и голени пытался его успокоить. — Потом тебе будет очень приятно, а пока потерпи, сахарок. Это нормально, что тебе страшно, но ты можешь преодолеть это. Я помогу, сделаю так, что всё пройдёт лучшим образом. Ты просто должен довериться мне. — Я доверяю, поэтому продолжай и не обращай внимания, — он пытался выровнять дыхание, когда палец прошёл чуть глубже. — Так не пойдёт. Сахарок, я должен знать, что тебе не больно, чтобы ничего не порвать и так далее, — палец начал делать круговые движения, гладя мягкие стенки ануса. — Будь и ты честен со мной и с самим собой. Обещай, иначе мы остановимся. — Обещаю, только продолжай, прошу. Мне начинают нравиться твои движения, — в дело пошёл второй палец. Теперь Чуя разводил пальцы, как бы ножницами. Дазай на это лишь томно и неровно дышал, иногда инстинктивно пытаясь насадиться глубже. Чуе тоже сносило голову от каждого движения, а особенно от полустонов Дазая, его слишком открытой позы, от такого ярого желания, чтобы его взяли прямо сейчас. Честно говоря, Чуя мечтал об этом. Не с первой встречи, а когда по-настоящему влюбился в эти карие глаза, настолько чистые и невинные, всегда смотрящие с нежностью на него. Тем временем третий палец был уже внутри. Было узко, но так приятно обоим — было понятно по тянущим ощущениям внизу живота. Пальцы Чуи делали то круговые движения, то ускорялись, давая волну мурашек, то гладили все стенки, пытаясь найти ту самую точку, от стимулирования которой, Дазай получит просто невообразимый оргазм. Члены обоих требовали разрядки, особенно Чуи, которому было очень узко в джинсах, когда так хочется наружу. — Вой…ди в меня… Чуя… — уже хныча простонал Дазай, всё сильнее пытаясь насадить пальцы глубже, двигаясь интенсивнее, принося небольшую дрожь. Взяв лежащий рядом презерватив, который тот захватил в тумбочке, он одним движением смог открыть его зубами. Увидев это, Дазай тотчас же надавил кончиком ступни на пах своего парня, на что получил громкий стон в ответ от неожиданности и чувствительности. — Не надевай его. Я…хочу всего тебя, а не с этой резинкой, — возмутился Дазай. — Но вдруг я заражу тебя вирусом иммунодефицита человека? Как ты знаешь, он передаётся через кровь и половым путём. — А ты болен? — он вопросительно выгнул бровь. — Нет. — Так войдите же в меня, Накахара-сан, — сказал Дазай, чуть изменив голос, чтобы тот казался более хриплым и раздвинул ноги шире, похотливым взглядом смотря на Чую. Тот напряжённо сглотнул. Когда его пальцы медленно вышли из Дазая, тот откинул голову назад, прогибая пальцы ног и хныча от пустоты. Расстегнув замок, Чуя чуть полностью снял джинсы, откинув их в сторону. Обхватив член одной рукой, второй он раздвинул ноги Дазая чуть шире. Тот сильно откинул голову назад, но затем поборол себя и заставил смотреть на тяжело дышащего парня. Он чуть приподнял бёдра, чтобы помочь войти в себя. Чуя ухмыльнулся, когда их затуманенные глаза встретились. Мышцы Дазая всё ещё невыносимо болели после похмелья, но это всё уходит на второй план, когда на колечко мышц давит головка холодного от смазки члена, а затем медленно входит, заставляя сходить с ума от новых ощущений. Входит ещё глубже, медленно, чтобы уследить за каждой реакцией партнёра. Чуя спал…с многими людьми. В основном он был в роли пассива, но…о, Боги, как же он скучал по этим чувствам, когда твоему члену так узко и горячо и так приятно. Особенно радует его то, что Дазаю так же хорошо как и ему. Поцеловав и чуть прикусив бледное бедро, он в одно движение вошёл во всю длину с громким шлепком о кожу. Дазай громко простонал, затем крепко сцепил зубы вместе. Чуя больше не двигался, давая привыкнуть ноющему ощущению заполненности. Он поглаживал его бёдра, дожидаясь ответной реакции. Без его согласия нельзя продолжать. Дазай расцепил зубы. На лбу были капельки пота, к которым постоянно прилипала чёлка. Он прикусил губу, немного толкнулся телом к Чуе, а затем жалобно заскулил. Тот обхватил обе ноги Дазая и взвёл их вверх, кладя на свои плечи. Взяв его за бёдра, он практически полностью вышел, а затем вошёл во всю длину. Далее он начал двигаться плавно. Дазай полностью расслабился на мягкой подушке, чувствуя, предельно ясно ощущая член Чуи в себе. Каждое его движения было мягким и приятным. Когда Чуя толкнулся ещё несколько раз, Дазай вскрикнул и крепко схватил простыни. Из-за чего произошла такая реакция было понятно. Оставив несколько поцелуев на бедре. Он начал двигаться ещё быстрее, стараясь попадать в нужную точку. Он просто сходил с ума от реакции Дазая. Тот в свою очередь смотрел затуманенными глазами куда-то в потолок, сладко стоная от такого удовольствия, приносимого ему. Простыни давно смятые и мокрые. Движения Чуи становятся ещё более интенсивнее. В один момент Дазай прогнулся в спине и закричал, сжижая Чую внутри ещё сильнее, по телу прошла волна удовольствия. Он откинулся на подушку, пытаясь восстановить дыхание. Сквозь мокрую чёлку он смотрел на Чую. Тот в свою очередь прикусил губу, от того, как его член сжимают. Смотря в глаза Дазая, он сделал несколько движений и кончил внутрь. Оставаясь в той же позе он старался отдышаться. Поймав улыбку, Чуя спародировал её. Дазаю так сложно испытывать чувства. Любые. Он не вступал в половые контакты только из-за Достоевского. Ему было мерзко, противно от его прикосновений. Дазаю казалось, что со всеми людьми он будет испытывать подобное, но Чуя…оказался очень нежным и понимающим несмотря на внешнюю оболочку грубого человека. Чуя наконец вышел из него. У Дазая осталось мерзкое чувство пустоты. Чуя лёг рядом с ним, положив голову на плечо и целуя того в щёку.