Вереск

— Мерлин! Ты можешь есть аккуратнее? — Хантер пихнул Эдрика в бок, кривясь. — Как из Азкабана сбежал. — Ну а что поделать, когда подают его любимые панкейки? — горестно вздохнула Эмира, которая начала странно поглаживать затылок брата, будто готовясь к чему-то. — Он у нас дикий. И некормленный. — Отстань, — сказал Эдрик с набитым ртом, полив блинчики кленовым сиропом. — И дай поесть спокойно. С ещё более горестным вздохом Эмира резко надавила на затылок Эдрика, вжимая его лицо в блины. Хантер гнусно хихикнул. Эмира злорадно засмеялась. Эдрик возмущённо завопил. Идиллия. Хантер обвёл взглядом Зал, так, просто чтобы удостовериться, что всё в порядке. Уиллоу просто попалась на глаза — нечего надумывать. Уиллоу просто улыбнулась ему, а он улыбнулся в ответ — тоже нечего надумывать. Он и не заметил, как притихли рядом близнецы. Уиллоу ведь улыбалась ему, как тут не забыть обо всём мире? Боги, как же Уиллоу мило подмигивает. Аккуратно, игриво, и чертовски красиво. Хантер же подмигивает, как чихающая собака. По крайней мере он себя так в этот момент и чувствует. — Вы уже целовались? — деловито спросила Эмира. — Не делай такие глаза. Это дружеская забота. Хантер забыл, что нужно дышать. Он вытаращил на Эмиру глаза и кашлянул в кулак, чтобы от волнения не ломался голос. — А она его в щеку поцеловала, — хмыкнул Эдрик, слизывая с пальцев кленовый сироп. Хантер подавился слюной. — А ты откуда знаешь? — Эмира выгнула бровь и посмотрела на брата. — Хантер разговаривает во сне, — гаденько улыбнулся Эдрик, прищурившись. — И порой так красочно… Подробно… И о держаниях за ручки… Хантер был красным, как варёный рак. Он дал обоим близнецам подзатыльники и схватил их за уши, притягивая к себе. — Если хоть одна душа об этом узнает, я засуну ваши палочки вам в за… Договорить ему не дали совы с почтой. — Радуйтесь, что я сегодня добрый, — проворчал Хантер, пригубив из чашки немного чая. Сов, на удивление, было очень много. Почти все со свежим выпуском «Пророка». Наверное, какой-нибудь преступник сбежал из Азкабана или наоборот попался. Словом, ничего важного. Хантер сверился с расписанием. Нумерология была первым уроком. Если он не хочет опоздать, то… Почему все так пялятся? Он посмотрел на близнецов. С лица Эмиры сошла краска. Эдрик не ухмылялся. Последний медленно перевёл взгляд с газетного листка на Хантера. — Мне жаль. — О чём ты? Зал наполнился шёпотом. Взволнованным, свистящим. Словно кто-то разворошил осиное гнездо. Хантер ловил на себе взгляды. За столом Гриффиндора началось непривычное даже для них оживление. Многие повскакивали со своих мест. Нахмурившись, Хантер выдернул из рук Эдрика газету. Заголовок поблек на фоне колдоснимка, с которого на Хантера смотрели, не мигая перед вспышками, знакомые глаза. До боли в груди знакомые. Взгляд, наполненный ненавистью, который смотрел прямо в душу. На плечо опустилась чья-то неуверенная рука. Хантер резким движением её сбросил. Он вскочил с места и отшвырнул от себя газету, чувствуя, как в горле поднимается знакомый ком. — Убийца! — крикнул кто-то, пока Хантер продирался к выходу. Следом полетела вспышка заклинания, которую Хантер машинально отбил. Инстинкты обострились. «Авроры арестовали человека, который, по их мнению, совершил серию преступлений на территории Министерства магии» — Где твоя маска, чёртов пожиратель смерти?! «Филипп Виттебейн, известный больше под псевдонимом Белос, осуждён за убийства двадцати двух волшебников и семи магглов (точное количество уточняется)» Шум Большого Зала остался позади. Но Хантер чувствовал, что его преследуют. — Тебе не надоело убегать? Я тебя всё равно найду… — голос Филиппа врезался в мысли осколком стекла. Над головой просвистело жалящее проклятие — это отрезвило. Кто-то бросил в спину что-то тяжёлое. Хантер споткнулся и упал, но тут же поднялся и попытался сбежать, как кто-то схватил его за волосы на затылке. Рефлекторно Хантер с разворота ударил локтём, не глядя. Когда его волосы отпустили, он побежал дальше. — Ублюдок! — крик окатил тусклые стены коридора. «Для своих целей Виттебейн использовал родного племянника — Хантера Виттебейна. Предоставленные суду воспоминания указывают, что действовал Хантер не по своей воле, под угрозой пыток Круциатосом и смерти. Также Филипп не гнушался использовать Империо…» Дышать больно. В горле ком. Хотелось разодрать себе глотку, чтобы вытащить его. Скулу полоснуло напоследок брошенное кем-то режущее заклинание. Хантер вытер кровь рукавом и свернул за угол. «Воспоминания Хантера Виттебейна шокировали присяжных Визенгамота. Жестокость, которую проявлял осужденный к своему племяннику, мало отличалась от действий прославивших Тёмного Лорда. И сравнение неслучайно. Филипп Виттебейн не стал отрицать своей причастности к событиям Второй Магической войны». Хантер очнулся перед портретом волшебницы с большой жабой на плече. — Вид у тебя… Ой! Это что, кровь? Она посторонилась. Раздался тихий щелчок. Жаба протяжно квакнула. — Спасибо, — глухо ответил Хантер, протискиваясь в узкий и довольно низкий проход. Только в саду Хантер наконец смог сделать нормальный вдох. Судорожный, обрывистый вздох, после которого защемило в груди. От боли Хантер упал на колени, сжав в одной руке горло, а во второй траву. Под ногти забилась земля. Было больно дышать. Глаза щипало. Тянуло тошнить. Хотелось выцарапать себе глаза, чтобы забыть крючковатый шрифт газеты. Хантер взвыл. — Видишь, как это просто? — холодные пальцы Виттебейна цепляют его за подбородок, заставляя смотреть на неподвижные тела. — Они заслужили смерти, Хантер… Ты что, собрался оплакивать их? Хантер тогда долго плакал. Срывал голос в крике, впиваясь ногтями в собственные плечи. Филипп заставлял смотреть. И за слёзы полагалось наказание. После трёх Круцио подряд оставалось лишь опустошение. Хантер к нему привык. Он запомнил, как выглядело его лицо, лишённое и намёка на чувства, в отражении зеркала. Отвратно. Мерзко. Унизительно. Хантер больше не плакал. Не мог. Не получалось. Каждый раз, как ему щипало глаза от слёз, Хантер вспоминал своё лицо, боль от Круциатуса и тут же брал себя в руки. Нельзя. Нельзя. Много чего было нельзя. Проявлять сильные эмоции — нельзя. Говорить, когда не спрашивают — нельзя. Перебивать — нельзя. Ослушаться приказов — нельзя. Прятаться — нельзя. И сейчас — когда его плечи тряслись от сухих рыданий — он ждал. Ждал, что сейчас тишину прорежет почти ласковое: «Круцио». И ничего не останется, кроме острой боли. В ней утонет никчёмное тело. Вопящие мысли. Обычное дело. Лица убитых вспыхнут красным и расплавятся. Лопатки свело в ожидании заслуженного наказания. Но… Ничего не произошло. Первая мысль, вырвавшаяся из роя панического бреда и отчаяния, так и кричала: Прячься. Нужно успокоиться. Хантер пополз к воде. Ровная гладь отразила его-не его-лицо, исковерканное болью, ужасом, животным страхом и ненавистью. Это не его лицо. Это не его глаза. Почему на него смотрели всё те же, холодные, как лёд под ногами аврора, глаза? Хантер вскрикнул, отшатнувшись. Он рефлекторно ударил ладонью по воде, размывая чужое отражение. По воде разошлись круги. Чужое присутствие ужалило затылок роем пчёл. Хантер мигом взял в руки палочку и развернулся, уже готовый атаковать. Или защищаться. — Тихо, тихо! Спокойно, — Уиллоу показательно бросила палочку на землю и подняла руки у головы. — Я тебя не трону. Я не причиню тебе вред. Ты меня слышишь? Сердце набатом стучало в ушах, гулко отпрыгивая от стенок черепа. Мерлин. Жгучее раскаяние в том, чего он не успел совершить, обожгло изнутри. Пальцы дрогнули. Хантер опустил руку. — Уиллоу, — собственный голос словно вилкой по стеклу. Хантер закрыл рот дрожащей ладонью. Она медленно приближалась, при этом не выглядя испуганной. Испуганным здесь был только Хантер. И жабы, которые замолкли и спрятались под кувшинками. — Хантер, всё хорошо. Я здесь, — она выставила раскрытую ладонь вперёд. — Я рядом. — Уиллоу, ничего сейчас не хорошо, — говорил он с придыханием. — Все узнали. Его ждёт поцелуй дементора. Я не знаю, что меня теперь ждёт. Мне семнадцать через месяц, меня посадят. Меня убьют. Все узнали. Ты узнала. Ты узнала, понимаешь?! Хантер начал пятиться. Единственное, что он не учёл — пруд за спиной и камни на берегу. Споткнувшись об один, Хантер, неуклюже взмахнув руками, плюхнулся в воду. Час от часу не легче. Уиллоу даже не вздрогнула. Когда он суетливо вставал и чертыхался под нос, она держала на нём взгляд, пока Хантер не взревел: — Не смотри на меня! — он прикрыл глаза и добавил тише: — Пожалуйста, не смотри на меня. Голос сломался на последнем слове. Нужно бежать. Прятаться. Он не должен видеть его таким. — Уиллоу, я тебя умоляю, пожалуйста, не надо. Уходи. Прошу. Он скоро будет здесь, — голос становился всё тише и тише. Он задрожал вместе с телом, которое готовилось к боли. Сколько их будет на этот раз? Круциатусов? Девять? Может, Филипп смилостивится и прибьёт после девятого? Как он это сделал с его отцом. Всхлип взорвал тишину. Нет-нет-нет. Сейчас не время. Нельзя. Он не будет плакать. Не — порез на щеке обожгло во второй раз — будет. Хантер отвернулся. Он закрыл лицо ладонями и осел на землю. Запах крови впился в сознание — своей или чужой? Своей или… Мысль оборвалась, когда плечо толкнуло что-то тёплое и почти неощутимое, словно кто-то призрачно обнял сзади. Неуверенно убрав руки с лица, Хантер с удивлением заметил, как перед ним стоял волк. Не настоящий, конечно, а патронус. Хантер медленно протянул к нему дрогнувшую ладонь и криво улыбнулся, когда волк положил на неё свою морду. — Привет, — хрипло сказал Хантер, когда волк шумно вздохнул и уложил лапы на его колени, придавливая к земле. С другого бока села Уиллоу. Она осторожно обняла Хантера одной рукой за плечи и хмыкнула. — Я от близнецов слышала, что ты питаешь особую любовь к волкам. Вот уж совпадение, да? — говорила она тихо и ласково, тщательно подбирая слова. — Да уж, — проскрипел в ответ Хантер. И неожиданно продолжил: — Я видел, когда был маленьким, как отец вызывал патронус. Очень яркое воспоминание. У него был большой-большой волк, который был больше меня раз в десять. — А у тебя? — спросила Уиллоу. Хантер дёрнул плечом. — Не знаю. Я никогда не… — он покосился на палочку, которую до сих пор сжимал в руке. — Попробуй сейчас, — предложила Уиллоу. Хантер слабо кивнул и вытянул руку. — Экспекто Патронум. Наружу вырвалось лишь хилое седое облачко. Стыд застрял в горле комом. — Ты должен выбрать самое сильное счастливое воспоминание, — подсказала Уиллоу, словно он мог этого не знать. Хантер выдохнул и пробормотал: — У меня таких совсем немного. Он перевёл взгляд на Уиллоу. Она улыбнулась ему, и в памяти начали оживать картинки из недавнего прошлого. Такие сочные, яркие, ещё не потерявшие цвета. Ещё не выпачканные присутствием Белоса. Хантер вновь поднял палочку. Ночь, пляшущие отсветы лунного сияния в зелени её глаз. Чувство полёта, азарта, свободы. Уиллоу целует его в щёку. Уиллоу поддерживающе улыбается ему на тренировке. Уиллоу волнуется за него в больничном крыле. Её румянец, когда Хантер касается губами её ладони. Уиллоу держит его за руку, а вокруг утопающий в сумраке таинственный сад. Уиллоу. Уиллоу. Уиллоу. — Экспекто Патронум. Хантер не успел заметить, как на его руке уже сидела маленькая птица. Смутно знакомая. Он точно её видел. В далёком-далёком прошлом, когда ещё… — Какая прелесть! — приглушённо завизжала Уиллоу, прижав ладони к своим щекам. Хантер улыбнулся. Не криво, не сдержанно, не фальшиво. Хантер реально улыбнулся. — Так… Что это было за воспоминание? — осторожно спросила Уиллоу. Щебечущий патронус спорхнул с его руки и сел на её плечо. Хантер усмехнулся, убрал с лица непослушный локон и посмотрел на Уиллоу. — Ты. Наверное, было достаточно просто вспомнить её имя.