Монах и чёрт

      На постели тепло и очень хорошо. Вся боль куда-то исчезла, осталась, может быть, тупая нудь в одной только ноге, рука уже не болит, но лучше пока что не шевелить ей, чтобы не причинять неудобств. Хотя как тут пошевелить. Рука и нога привязаны к чему-то плотному, похожему на прямую палку. Так должно зажить быстрее. Макс это сам знает, ещё со времён университета. — А он правда тебе наговорил, что по моей вине умерло несколько человек? — Говорил. Но я-то знаю, что было на самом деле.       Макс слегка улыбается. Недалеко от камина спит пантера. Как Макс узнал, зовут красиво. И это не она. Это он. Шива. — Та женщина уже почти умирала… Я пытался сделать всё, что мог, даже удалить плод, но… — Не твоя это вина. Не думай об этом. Всё хорошо. Знаешь, когда тебе это будет нужно? — Когда? — Когда расскажешь мне, как варить травы, чтобы сделать настойку. Об остальном я сам позабочусь.       Бусы, приложенные нитью к перелому, слегка скользят. Макс поправляет их свободной ногой. Куски сладкого пирога один за одним отказываются в его рту. — Ты там, наверное, очень сильно голодал…       Леонард наблюдает. Медленно моргая. И готовый целовать этого нежного мальчика после каждого кусочка. — Не знаю. В один момент я просто перестал чувствовать голод. Не знаю, что тогда случилось. — Значит, ты голодал слишком долго… Бедный мальчик мой. Иди ко мне ближе, вот так.       Голова Леонарда укладывается на его животик. — Ты располнел… Мне это очень нравится.       Макс слегка мурлычет. — Правда? — Конечно. Ты неё знаешь, как я люблю кусать? — Нет… — Макс улыбается. — Покажи.       Клыки обнажаются. Демон нападает. Уже готов напасть. Падает сверху прикусывает, ласкает языком, сначала ближе к желудку, потом переползает поцелуями ниже и ниже…       Сегодня он хищник. Грозный зверь, желающий пустить сладкую кровушку своей беззащитной жертве… Пока настоящий хищник спит, вытянувшись на мохнатой спине у камина. — М… Ну не так сильно…       Вместо этого Леонард почти что вгрызается, но тут же зализывает и гладит рукой и языком.       Максу становится жарко. — Лео… Леонард, — шепчет он в полузабытьи, сводя брови и изгибаясь от удовольствия.       Леонард его ласкает. Сильно, упорно. Одними только поцелуями, но такими и в таких местах, что держаться становится почти что невозможно. — Что такое, сладкий?       Макс едва может ответить. — Мне… Мне жарко…       Он и на самом деле весь горит. — Значит, скоро весь жир из тебя вытопится, будешь маленьким и тоненьким… А мне нравятся большие и пухлые.       Руки обнимают и обхватывают. — Сейчас тебя тогда раскроем…       Макс голый. Лежит, даже не прикрываясь, зачем прикрываться перед самым близким ему человеком, таким чутким сейчас и нежным… — Ещё.       Едва может просить. Он наслаждается. Уже наслаждается. — Какой мальчик… Только его потрогали — уже хочет своего папочку…       Папочку. О да. Слово нежно и медленно тает на язычке, которы показывается между губ и тут же прячется назад. Это так… Так хорошо. Макс прогибается ещё сильнее. — Пожалуйста, да… Я хочу. Умоляю тебя…       Макс кажется совсем разнеженным, как котик перед огнём. Тянется, слегка выпускает от удовольствия когти. Прелесть. — Чего ты хочешь? — нежно спрашивает демон и сжимает в руке нежный орган, тут же твердеющий и дёргающийся ему прямо в руку.       Макс сглатывает. — Приласкай меня… Пожалуйста.       Леонард показывает клыки. И длинный, острый язык… — Хорошо, но сейчас тебе тоже придётся поработать…       Живот стаскивает всё сильнее и сильнее. — Но… Я пока не умею.       Макс о таком знает. Знает, что делал с ним Леонард несколько дней назад, знает, как это называется, читал описания, в которых это указывалось, как… Как извращение как нечто слишком пошлое. Как неправильное. Как греховное.       Но сейчас вся греховность исчезла. Осталось только удовольствие, большое, слишком большое. На бок Максу не перевернуться. Придётся встать над ним. Тоже удобно. И тоже приятно.       Губы слегка распахиваются. То, что в них погружается кажется… Кажется невозможным. Невероятным на вкус. Даже не сахар, растопленный и застывший, вместе со сливками и чем-то пряным, это намного, намного слаще. Губы сжимаются, повторяют движения, которые совершал Леонард. Но… Но как ему кажется — не так… — Самое время научиться… Повторяй за мной.       Макс стонет. Прогибается в спине. — М… Вот так? — Да, умничка… Правильно.       Как же приятно, когда его направляют… Такие нежные, такие приятные руки и губы, а язык… А язык совершенно выбивает из колеи, заставляя дрожать и изгибаться от удовольствия. — Какой сладкий мальчик…       Макс посасывает головку осторожно, стараясь не прикусывать её, одними только губами тянет на себя, слегка чувствуя, как спина Леонарда прогибается от удовольствия. Его мальчик может доставить удовольствие. Слишком сильное. Даже очень.       Хочется говорить ему, как сильно папочка его любит. Как хочет приласкать так, чтобы из глазок катились слезинки, чтобы вся боль оказалась забыта, чтобы он вцепился и не отпускал… Живот Макса дрожит. Сам он изгибается и поталкивается Леонарду в рот. Хорошо. Очень хорошо.       Макс чувствует, что держаться ещё ему очень трудно. — Папочка…       Член на миг выскальзывает из губ. — Что, малыш?       Макс проводит по головке язычком, чувствуя, как Леонард подрагивает. — Я сейчас…       Язык обкручивается вокруг головки, начиная выдаивать на себя капельки смазки, бесчисленные, сладкие, горячие и приятные, настолько, что Макс прикусывает головку, но лишь слегка, чтобы её тут же зализать…       Это последние мгновения. Он больше не может держаться. Прогибается. Обхватывает руками бёдра. И кончает, уткнувшись в них, понимая, что на его лицо падают такие же сладкие капли…       Макс расслабляется и падает на спину обессилевший, но счастливый. Леонард лежит рядом. Улыбается, опираясь на локоть. Глядит на него. — Ну как ты? — Очень… Хорошо. — Видишь, а ты переживал, что не сделаешь всё, как надо.       На столике рядом лежит что-то в хрустальном, красивом коробке, который лучится в отблесках пламени. — Что там? — Попробуй. Наверное, тебе понравится.       Это что-то длинное. Туго скрученное, потому что в пальцах Леонарда оно не гнётся. И тут же воспламеняется, что странно, от одного только прикосновения когтя. Внутри что-то мелкое затлевает. Огонёк становится ярче, когда Леонард касается этого губами, и, очевидно, втягивает через тонкий цилиндр воздух. — Держи.       Он оказывается у губ Макса. Тот пробует втянуть в себя. И тут же понимает, что крепкий, горький, но мягкий дым заполняет его рот, горло, лёгкие… Голова начинает гудеть, как колокол. — Это что… Такое? — Макс кашляет, но тут же понимает, что его голова начинает бесконечно кружиться. — Назывется табак, — поясняет Леонард и затягивается дальше. Макс слегка узит глаза от дыма.       Удивительно, что он так легко на него реагирует. Даже непривычно. — Я хотел давно спросить у тебя.       Пальцы сжимают шкуру. — Что же?       Леонард затягивается сильнее, смотрит с интересом, ждёт вопроса, готовый ответить. Сердце Макса колотится быстрее. — Кто ты.       Это слишком просто. Но сложно ответить. Очень сложно. — В каком плане? — В плане… Ты же не человек? — Я нет.       Для Макса это не новость. Он мог догадаться. Мог. Но сейчас это откровение кажется поражающим. — Кто ты?       Леонард улыбается. Ложится ближе к нему. Окурок дотлевает в неглубокой чашечке. — Ты знаешь ответ.       Мысли в голове путаются. Ответ вертится на языке. Бедро холодят камешки. Слегка постукивают друг об друга. — Ты… Кем ты был тогда?       Этого вопроса задавать, наверное, не следовало. Но Леонард не мрачнеет. — Ангелом. Я был ангелом. — «Чем выше взлетать, тем ниже падать», так?       Сам ее знает, откуда подцепил эту фразу. Губы Леонарда приоткрываются. Голос переходит в шёпот. — Я Денница. Был им.       Макс тянется к нему рукой. Хочет прикоснуться к нему. К самой тьме. С ласковым взглядом. — А теперь?       Ответа не требуется. Рука на щеке жжёт пламенем ада. Они знают. Они оба знают ответ…