Анабиоз

…меня будоражит каждый раз, когда мы касаемся друг друга; будоражит каждый раз, когда становится больно. Я чувствую себя одиноко, потому что мне этого недостаточно. Скучаю по тебе одной с тех пор, как мы влюбились друг в друга. cigarettes after sex — touch

      Встречи волнующие, долгожданные, временами интимные — вода для жаждущих, пища для голодных. Саймон по-прежнему собран, одержим работой и профессионально выполняет поручения, однако стоит ему переступить порог лазарета, то всё, о чём он думает, — как бы коснуться Эмер, чтобы ощутить обуревающее чувство теплоты, порой палящего жара. Когда тело источает холод, то любые согревающие проявления кажутся неправильными и несвычными.       Теперь ему трудно засыпать не из-за постоянного напряжения мышц или подстерегающих кошмаров, а из-за отчётливого воспоминания: изувеченные рубцами пальцы на женской шее и сомкнутые губы. Её губы, её лицо, её глаза — сумасшедшая круговерть, раскидывающая, топчущая, подпитывающая усиленные чувства.       Он действительно в неё влюблён.       В его планы никогда не входило поддаваться любви, ведь она есть порочащая немощность, уничтожающая изнутри. Но Гоуст поддался, имея заячью кровь, и ничего не может поделать.       Ему приятно целовать её — внутренности пронзает сабельным ударом. И когда она отстраняется, Гоуст впервые испытывает боль от своеобразного отказа. Райли присуща жёсткость и мужчина не умеет проявлять мягкость: подобный физический контакт он имеет лишь однажды с женщиной из бара, но чтобы быть влюблённым, немного зависимым и чрезмерно задумчивым, такое — удручающая необыкновенность.       После того случая через пару дней Эмер приходит в казарменную часть, чтобы попросить Саймона прийти в лазарет. В свободное время вечером Гоуст является, старательно подавляя едва появляющееся волнение. — В общем, — женщина нервно растирает запястья, — я не хотела отталкивать тебя. — Всё в порядке, — сразу отвечает он, после чего Мак-Аластер делает несколько шагов вперёд.       Она протягивает руку, хватается за его пальцы. Ведёт в сторону кушетки, далее намекает сесть на неё. Заметно, как Эмер слегка встряхивает плечами, переступая через себя, через старые обиды на ублюдка Брана, испортившего ей жизнь.       Райли не спешит, выжидает. Женщина медленным и осторожным движением вверх снимает с его лица балаклаву. Гоуст немигающим взглядом смотрит прямо на неё, из-за чего Эмер в очередной раз ловит себя на горестно-сладчайшей мысли.       Она действительно в него влюблена.       Её ладони ложатся на его щёки, большие пальцы гладят кожу, и Мак-Аластер улыбается любовно, немного грустно. Прислоняется лбом к его лбу, прикрывая глаза. — Это… немного сложно, понимаешь? — Понимаю, — Гоуст чувствует то же самое, однако ни телом, ни выражением лица не показывает совсем малую тревогу. — Но я спрошу прямо, Саймон, — она отодвигается от мужчины одновременно решительная и неуверенная, чего-то боящаяся. — Мы же… вместе?       Этот вопрос не должен был звучать. Райли не мог и предположить, что услышит его от женщины, о которой он думает постоянно. Лейтенант в принципе понятия не имел, что такая женщина появится. — У выборов есть последствия, — он поднимает непоколебимый взгляд на женщину. — Один из них я уже давно сделал. — И принимаешь последствия? — Эмер тоже когда-то пришлось выбирать: Мак-Аластер полностью его понимает, хоть и страшится услышать дальнейший ответ. — И принимаю последствия.       Она поднимает уголки губ и становится светлее, роднее. Следом целует, и в этот раз Саймон не будет делать резких движений. Он медленно кладёт руки на её талию, и женщина сама становится ближе, касаясь животом его груди. Эмер тайно желает перейти черту и дотронуться более чувствительных мест, однако вовремя себя остепеняет. Так хочет, чтобы лейтенант остался с ней, чтобы они насладились столь коротким отдыхом, ведь скоро их вновь отправят на горячие точки, где изношена и не нужна любовь. — Можешь остаться? — она не хочет неправильной трактовки с его стороны, из-за чего уточняет: — Просто остаться здесь на час, два… или всю ночь, как хочешь.       Обезоруживает, пленяет. Велик соблазн побыть с ней, но Райли чересчур ведомый работой.       Хотя этой ночью навряд ли кто их побеспокоит. — Это что? — Мак-Аластер берёт его за руку. — Не помню этот порез. — Запоминаешь количество? — по-доброму усмехается Гоуст. — Сколько их ещё будет. — Да, я… — у Эмер портится настроение при осознании того, что Саймон постоянно подвержен ранениям, — понимаю. Просто оповещай меня об этом, ладно? Столько инфекций можно занести.       Женщину смущает направленный на неё взгляд внимательных глаз. — Переживаешь? — Естественно.       Слыша это, на лице Гоуста впервые проскальзывает лёгкое подобие улыбки, однако оно моментально исчезает, стоит ему вспомнить о своём прошлом убеждении, что чужие переживания и свои переживания — несущественны. Быть в прокрустовом ложе задолго стало обыкновением, но только сейчас Райли замечает, как рассечены его конечности.       Он тоже переживает за неё; переводит взор на шрамы Эмер, неаккуратно расписанные на плечах и ключицах, и на старые круговые шрамы, которые он заметил ещё давно, до ранения. — Откуда? Была какая-то операция? — на мгновение мужчине кажется, что он не узнаёт себя, будучи таким заинтересованным.       Эмер молчит и отходит от Саймона. — Что такое? — спрашивает Гоуст, и в его голову закрадываются смутные догадки.       Мак-Аластер не хочет жаловаться, тем не менее она учится доверять ему. Мнётся, формулирует сумбурные мысли, нехотя вытаскивает из подкорки мозга трагические воспоминания. — Не операция, — с трудом проглатывает слюну, мужчина же терпеливо ждёт. — Это… чёрт, — прикладывает ладонь к горячей щеке. — Человек. — Кто? — Райли напрягается: упоминания о жестокости заставляют кровь по его венам течь ещё быстрее. — Семья? — Нет. — Тот урод, который приезжал в Кувейт? — после этих слов Мак-Аластер еле как кивает, подтверждая. — Что случилось, Эмер? — из-за того, что женщина всегда выслушивает предыстории его шрамов, ему необходимо поступить так же.       Женщина не решается рассказать. — Можешь не говорить, — Эмер приятно удивляет то, что Саймон выглядит понимающим, учитывая его некоторую притупленность эмоций.       Она кусает губы, отворачивается. Райли даёт ей нужное время, и эта пронзительная тишина в очередной раз делает их ближе. — Тренировался быть врачом… хирургом, если быть точнее, — начинает женщина. — Запер и резал наживую вокруг плеча, потом зашил. Подумал, что изменяю. Наказал. Потом я ушла, и всё стало нормально, — говорит спешно и делает вид, будто бы подобное происшествие в порядке вещей.       Эмер поворачивается к мужчине, далее снова подходит. — И сейчас всё нормально, — замечая неясное изменение в его взгляде, она произносит: — Саймон?       Он вдруг представляет, что всё-таки стоило бросить мразь у реки на съедение хищникам. Сломать позвоночник и мучить, мучить так долго, пока он не потеряет сознание, а затем, когда очнётся, мучить меньше, чтобы его страдания никогда не заканчивались. И так по кругу, пока не сдохнет. Саймон не купил бы Эмер пересмешницу, однако свернул бы шеи, окружающим её птицам, от чьего скверного пения у неё болела бы голова. Свернул бы шею Клери. — Нужно быть осторожнее с доверием, — в какой раз убеждается Райли. — Близкие могут ранить намного сильнее. — Верно, — соглашается Эмер, удручённо вздыхая. — Только от этого не легче. Как не доверять, если доверяешь?       Последнюю фразу она адресует как себе, так и ему. Они смотрят друг на друга, принимая их отношения окончательно. — Предателей пытают, пытают тех, кто идёт против своих, — сурово говорит Гоуст, и женщина сразу же понимает, что он имеет в виду. — Это того не стоит, — касается его подбородка. — Он того не стоит.       За эти пару часов, проведённых вместе, Эмер и Саймон учатся слышать друг друга, учатся понимать. Больше касаний, больше встреч глазами — Мак-Аластер с каждым разом старается выдерживать его взгляд дольше. Никакой грубости, но и ничего слащавого: всё в меру, концентрирующее общие чувства. Притяжение, соединение, устойчивость.       Когда они на основной базе, то Гоуст приходит к ней раз в несколько дней, в других странах же визиты заметно сокращаются. Этого и следует ожидать: работа всё равно стоит на первом месте, тем не менее их устраивает такое положение дел, ведь Саймон и Эмер до сих пор привыкают друг к другу.       И последующие месяцы полны особой пикантности, более смелых прикосновений, и несколько объятий после разлуки по инициативе Эмер раскрывают Гоуста с другой стороны.       Мак-Аластер раскрывается тоже. Она тратит неимоверное количество сил на проработку застарелых травм, чтобы научиться обнимать; это оказывается сложнее, чем целовать. Сначала неловко, затем более раскованно, далее и вовсе желанно — эти действия связывают их душами, делают сильными и слабыми, обязывают и освобождают. Райли всегда готов оттачивать определённые навыки, однако в столь требующем осторожности испытании он бессилен. Выступает как в роли ученика, узнавая что-то новое о себе, о ней, так и в роли учителя, ведь выдержка и здравая оценка ситуации важны как никогда.       Гоуст отвечает ей взаимностью. Отвечает доверием.       Эмер влюблена в то, как его губы растягиваются, как их уголки поднимаются. Смотрела бы вечность, но Саймон так редко улыбается, что вынуждает её думать над идеей о том, как увеличить количество его улыбок.       Райли стоит у стола, опираясь на него, и наблюдает за Мак-Аластер: на улице почти ночь, поэтому они вновь вместе. Женщина складывает медицинские документы по полкам, недовольно говоря: — Кейси тут такой беспорядок навёл. — Пусть сам разбирает. Мне сказать ему? — Нет, — внезапно поворачивается к мужчине. — Он итак со мной не разговаривает и не подходит лишний раз. Думаю, причина в том, что ты его пугаешь. — Правда? — иронично произносит тот. — Ну, он херово выполняет свою работу. — Не так уж и херово.       Женщина закрывает архив, приближается к Райли. — У тебя как день прошёл? — гладит его по щеке. — С Соупом всё в порядке? Ты говорил, с ним что-то не то. — Всё в норме. Джонни страдает по одной особе, но не говорит об этом. Ударился в работу, как и все мы. — Понятно… — она не будет лезть в личную жизнь МакТавиша. — Ты всегда говоришь, что всё в норме, но так ли это? — Да, — твердит он. — Могу сказать, что… хорошо. — Правда? — пододвигается ближе, прислоняясь. — Да.       Она видит его скромную улыбку, тянется, чтобы поцеловать, и будто бы увековечить её на своих губах. Отдаляется, ощущая в себе давно не испытанное физическое влечение, следом вновь целует, но уже более откровенно. Гоуст удивляется такому напору, тем не менее прижимает женщину к себе сильнее. Подобные действия отличаются от привычных: не утаивающие истинные желания и вычищающие общие терзания, — и неодолимая тяга, окучивающая двоих, действует, как опиоидные анальгетики. Они взрослые люди и понимают к чему это ведёт, однако Саймон всё равно спрашивает, чтобы быть убеждённым: — Ты точно этого хочешь? — А ты? — смотрит ему прямо в глаза; женщина на самом деле скрывает удушающий страх быть использованной и униженной, как это было с Браном, так или иначе сближение с Райли постепенно избавляет её от этого: Эмер должна отпустить прошлое. — Да, — он говорит уверенно, и от этого ответа женщина ощущает приятные мурашки по телу, кусающие её тонкую кожу.       Он действительно желает её и попытается избежать излишней импульсивности со своей стороны.       Хотя тяжело сдерживаться.       Мак-Аластер переживает, но несмотря на это сама снимает с себя майку и далее опять касается его губ, оставляет поцелуи на шее, и в голове Саймона грохочущим звуком отдаётся одно единственное слово, бьющее по вискам.

Блять.

      Мужчина приподнимает Эмер и садит её на стол, крепко держа за талию. Она обхватывает его шею пальцами, сцепляя их, но вдруг отрывается от Гоуста, сбивчиво говоря: — Подожди, — она слезает со стола, идёт в сторону двери и закрывает её на щеколду: никто не должен их потревожить.       Из-за нарастающего накала Саймону кажется, что Эмер идёт к нему слишком медленно, поэтому, когда женщина подходит, он пылко впивается в её губы. Забывает об осторожности, которой планировал придерживаться несколько минут назад, забывает о том, что некогда тема привязанности была запрещённой. Табу на сочувствие, табу на неконкретное и ирреальное, табу на сближение с другими людьми. Разумеется, Гоуст нарушает каждое из них.       Эмер стягивает с него футболку, проводит руками по литым мускулам. Он никогда бы не подумал, что её нежные касания будут ощущаться больнее, чем гноящиеся кровоточащие раны на проткнутой ржавыми крючками коже, когда его долго и мучительно пытали. Эта же пытка приманчивая и приперченная, о которой Саймон не смел и думать.       Его тело очень ей нравится; если бы в те времена Мак-Аластер была с лейтенантом, то сделала бы всё возможное, чтобы его шрамы выглядели менее заметно. Нет, она сделала бы всё возможное, чтобы их вообще не было. Эмер почти ничего о нём не знает, но трогает кожу так, словно стремится прорваться внутрь и тщательно всё исследовать, понимать Гоуста ещё больше.       На женщине уже нет спортивного топа, и её груди касаются его торса. Он трогает её так же, пытаясь запомнить, как будто готовясь к тому, что этого может не повториться. Саймон спускает с неё камуфляжные штаны и разворачивает к себе спиной; его рука перемещается вниз по животу, и мужчина наклоняется, чтобы прошептать на ухо: — Направь.       Она слушается, кладёт ладонь на его и проводит к трусам, отодвигая ткань. Затем по лобку, и Саймон пальцами чувствует смазку, когда Эмер останавливает руку между клитором и влагалищем, намекая, что именно здесь её чувствительная зона. Он начинает медленные круговые движения, и женщина слегка выгибается, упираясь ягодицами в его возбуждённый член. Мак-Аластер хочет так же сделать приятное, поэтому попутно расстёгивает его ширинку, проникает внутрь, обхватывая пальцами и совершая скольжения. Их ритм не синхронный, однако из-за переполняющих обоих чувств, всё ощущается намного ярче. Внутри живота — тлеющие угли; они на ладонях, в сердце — так жарко, что необходимы антипиретики.       Она поворачивается к нему, опять целует, соскучившись по губам, и отстраняется. Эмер помнит о «защите», из-за чего быстро направляется в сторону ящиков с ранее привезёнными упаковками контрацептивов. Она хватает их, далее приближается к Гоусту и берёт его за руку. Ведёт за собой до кушетки и ложится на неё, следом снимая с себя полностью штаны и трусы. Саймон нависает над женщиной, раздеваясь догола: так необычно быть обнажённым. Не только телом.       Касается его крупной спины, приподнимается, чтобы осыпать поцелуями лицо и шею; Гоуст никогда не чувствовал столько особенной ласки — даже не верится. Мужчина надевает презерватив, затем неторопливо вводит член в Эмер, и от растяжения стенок влагалища поначалу ей неприятно, но из-за сильного возбуждения дискомфорт вскоре проходит. Женщина тянет Райли на себя, обвивает ногами его бёдра, и через несколько мгновений Саймон принимается плавно двигаться, что даётся ему с трудом, ведь он почти на грани. Однако делать ей больно — его мука.       Эмер громко дышит, и Гоуст снова фиксирует это в памяти. Он запомнит то, что сейчас Мак-Аластер немыслимо долго смотрит ему в глаза, что никогда не делала прежде. В такой момент, срывающий с них покровы, даже работа уходит на второй план. Всё превращается в осколки, в крошки, в пыль, но Саймон запомнит всё.       Мужчина наращивает темп, однако Эмер, желающая услышать от него хоть какой-то звук — хотя бы прерывистое дыхание — даёт знак остановиться и плавно смещает его на своё место, чтобы сесть на Райли сверху. Женщине необходимо, чтобы Саймон смотрел на неё, чтобы наслаждался ею так же, как наслаждается им она. Проводит руками по его предплечьям, по запястьям, по тыльным сторонам ладоней, чтобы в итоге пропустить через свои пальцы его пальцы и сжать, тем самым соединяясь, сплетаясь. Держа его за руки, Эмер продолжает движения, с каждым разом делая это быстрее.       Красивая, разгорячённая, вспотевшая. Гоуст обнимает Эмер, вынуждая ту к нему наклониться. Берёт инициативу на себя, держа женщину и совершая энергичные толчки. Мак-Аластер близка к кульминации, поэтому просовывает руку к эрогенной зоне, чтобы помочь себе завершить акт. Её ноги затекают в такой позе, однако секс с любимым того стоит. Саймон кончает, и через некоторое время заканчивает и Эмер — он чувствует, как её мышцы рывками сжимают член.       Она бы хотела услышать его стон и не понимает, почему тот сдерживается. У мужчины всего лишь влажное тело, и ей так нужно знать, что это было для Райли так же чувственно и значимо, как и для неё. Отдышавшись, Мак-Аластер поднимается, а он снимает с себя презерватив и молча встаёт, чтобы выбросить его в мусорное ведро. Эмер одевается, чьему примеру следует и Саймон.       Странно молчать после произошедшего, как будто их контакт был чем-то мимолётным и быстро забываемым. — Мне пора, может… зайду позже, — предупреждает лейтенант, не зная, что стоит сказать в такой ситуации. — Можешь побыть со мной?       Он разворачивается, обдумывает. — Я имею в виду переночевать здесь со мной, Саймон. Не иди в казарму.       Её слова — кулаки под дых. И он готов терпеть их, раз зашёл так далеко. — Могу, — он будет с ней, будет рядом, если та того желает. — Тогда ложись, я подвину ещё одну кушетку.       Райли делает это сам, и вскоре Эмер протягивает ему руку, приглашая на постель. — Правда одна подушка, но она вроде бы большая — поместимся, — жмётся к нему, после чего Саймон касается рукой её спины, слегка обнимая. — Знаешь… ты мало говоришь о себе. Ну… я бы хотела узнать о твоей жизни больше. — Нечего рассказывать. Жил, служил, теперь здесь. — Помнишь, как ты заразился малярией в Боливии? — Мак-Аластер до сих пор помнит многое, о чём молчала и о чём глубоко думала долгое время. — Тебе снились кошмары. Звал… кого-то.       Гоуст молчит, уязвимый. — Прости, — сразу же говорит Эмер. — Было тревожно слышать это. — Не извиняйся, просто бред, сама же знаешь, как это работает.       Он закрыт, однако женщина выражает понимание молчанием: может, ещё не время. Поворачивается спиной, беря его ладонь и кладя себе на бок. — Тогда давай поспим, завтра тяжёлый день.       Саймон опускается головой на подушку, и её волосы щекочут ему лицо. С ней очень спокойно, очень безопасно. И сон на двоих оказывается более личным, чем секс; более личным, чем диалоги.       Лейтенант впервые засыпает умиротворённым.       Каждый раз, когда они соприкасаются, Саймон осознаёт, что придётся оставаться в живых. Ему хотелось бы увидеть её душу вверх дном, чтобы не думать о том, что когда Эмер спит или притворяется, его сердце разбивается. Он проходит этот путь из-за неё, не спит ночами из-за неё, временами лежит один и опять не может уснуть из-за неё, чувствует себя ненормальным из-за неё. Но что самое калечащее, — это уверенность в том, что он бы убил за неё, пролил бы всю свою кровь за неё.