Счастье для альфы. Кадаф

15

Асано потряхивало. Внутренний зверь не желал быть отдельно от пары, постоянно стремясь обнажить голые инстинкты, повернуть руль обратно, к причалу, добраться до судна, увидеть, облизать, обнюхать и… подмять под себя. Не слезать с парня до тех пор, пока они оба не насытятся, отвалившись друг от друга, как насосавшиеся крови пиявки. Он знал, что с судна Раум никуда не денется, вот только он его не видит, не может коснуться. Кадаф все так же отстранён, хоть и порабощен связавшей их нитью. Ничего, парню просто нужно немного больше времени, и альфа ему его даст, потому как порознь они уже быть не смогут. Асано никогда бы не подумал, что станет однажды настолько зависим от другого человека. От одного взгляда на парня у него волоски по всему телу вставали дыбом и в сознании четко сформировалось желание «стать счастливым». Он никогда не желал для себя счастья. Власти, силы, положения — да, счастья — ни единого раза. До сегодня, до сейчас. Отдаляясь от судна, он желал себе именно этого и задавался вопросом, разве он не может это иметь? Улыбка разрезала красивые губы. Пугающая, одержимая. Может. И будет. Дом встретил альфу запахом супруга, тот сразу бросился мужчине на шею. Руки привычно обняли Юми, целомудренный поцелуй в макушку, ладонь легла на большой живот, поглаживая, словно приветствуя неродившегося еще ребенка. — Я так скучал, — пропел омега, утыкаясь носом в шею мужчины. Асано сжал зубы и растянул губы в улыбке. От запаха Кан Юми начало тошнить. — Устал, любимый? Ичен передал мне от тебя подарок, — слащавая улыбка на идеально кукольном лице. — И рассказал про срочный отъезд, — капризно поджатые губки. — Я беспокоился. На окаменевшем лице Асано дернулся мускул. — Очень устал с дороги. Пойду приму ванну, — аккуратно отстранив омегу, мужчина прошел на второй этаж, стараясь не вздрагивать слишком очевидно. Просторная ванная комната встретила его желанным уединением. Полуэрегированный член требовал внимания. Асано уперся ладонями в края раковины и стал разглядывать себя в зеркало. Запах Юми забирался в нос, раздражая, он до сих пор ощущал онемение в зубах. Нужно что-то с этим делать… Сняв одежду, он скрылся за матовыми стенками душевой кабинки, подставляя лицо струям воды и обхватывая у основания твердый член. Образ Раума с легкостью воспроизвелся в памяти, ладонь заскользила вверх-вниз по стволу. Внезапно дверь открылась и голый Юми приблизился к альфе, касаясь обнаженного крепкого тела круглым плотным животом. — Я соскучился, — томно глядя из-под опущенных ресниц. Тонкая ладошка огладила член мужчины. — Ты сделал новые тату? — омега повернул к себе руку Асано, разглядывая. — Красиво. Что это за птицы? — Дрозды, — в горле пересохло. — У тебя на спине змей — символ нашего дома. А на руках дрозд, — Юми улыбнулся. — Змея, пожирающая дрозда. Альфа ухмыльнулся. Точно, змея пожирающая дрозда. Лучше и не скажешь. Мужчина резко развернул омегу к себе спиной, ставя того в выбранную позу. Юми уперся ладонями о стену, оттопыривая попку. Большие руки прошлись вдоль боков, сжали половинки ягодиц, спустились к мошонке. Мужчина наклонился к омеге, уткнулся носом в шею, вздрогнул. Хотелось не это тело видеть под собой, другое, сопротивляющееся, но супруг ждал от него действий. Асано одним движением вошел в мягкую задницу и стал торопливо двигаться, словно бежал не разбирая дороги. За закрытыми глазами был образ Раума — и несоответствующие ему звонкие стоны. Линия губ недовольно сломалась. Асано схватил Юми за грудь, прижимая к себе и закрывая ему рот, обрывая режущие слух звуки. Да, так лучше. Зажмурившись, он старательно загонял себя в омегу, стараясь как можно меньше вдыхать раздражающий феромон. Голову сдавило словно тисками, острая боль пронзила виски. Омега, что цеплялся за его руку, наконец, кончил, содрогнувшись. Мышцы ануса сдавили плотнее альфий член. Асано сцепил зубы, запрокидывая голову назад, гортанно рыча. Желанный финал не наступал. Словно отстроченный долг, он угрожающе виднелся неизбежностью впереди. Впереди, не сейчас. Раздражение обожгло внутренности. Он вышел из Юми, так и не кончив, быстро скрываясь за непрозрачной перегородкой душевой, оставляя супруга под струями воды. — Асано? — омега обернулся, отыскивая супруга взглядом. Схватив полотенце, прикрыв им полуопавший член, промямлив что-то нечленораздельное и невразумительное, альфа вышел из ванной комнаты, а затем и из их комнаты, босыми ногами направляясь в ближайшую спальню с душем. Ему нужно побыть хоть немного наедине, смыть с себя налипший аромат Кан Юми, что раздражал его словно грязь. И все-таки попробовать кончить, так как возбуждение продолжает галантно стучать кулачком в двери, вынуждая выдержку трещать по швам.

*** Неожиданно у Раума оказалось много свободного времени: мысли так и лезли в голову, сопровождаемые воспоминаниями. Кадаф. Аномалия в этой изменившейся вселенной. Как появился остров, что воронкой закручивался вниз, скрываясь под тоннами черного отвратительного океана, никто достоверно не знал. По одной из теорий, когда Природа билась в агонии, уничтожаемая предшествующей им расой, чтобы отомстить глупому и эгоистичному виду двуногих существ, по земле прокатились землетрясения, что и привели к тому, что часть суши ушла под воду, а часть поднялась из глубин. Движения тектонических плит могли сформировать и остров Кадаф, запечатав его от внешнего мира незримыми барьерами. Раум провел ладонью по волосам, обхватывая себя за затылок. Они — искаженная ветвь выведенной породы альф, омег и бет. Странная мутация сделала их особенными, отличительными. Он, Раум, всегда гордился своей непохожестью, силой. Так здорово чувствовать себя сверхчеловеком. Было здорово… До того момента, как в его жизнь ворвался Легеметон. Омега глубоко затянулся. Пять лет жизни с Шаб-Ниггуратом превратились в пепел. Возможно, если б он не был так влюблен, беспечен и слеп, то заметил бы… непременно заметил бы альфью холодность, периодическую отстраненность, пустой взгляд, направленный словно сквозь, а не на… Если бы он был чуть внимательнее, возможно, сейчас бы не было так больно и обидно. Рауму хотелось там, на пирсе, вцепиться в альфьи руки и устроить безобразную сцену, кричать, чтобы Шаб-Ниггурат смотрел лишь на него! На него, как прежде, с нежностью, теплотой. Требовать, чтобы он улыбался ему, как раньше, а не показывал эту прямую, бездушную линию губ. Только… Земля тверже человеческого сердца… И Шаб-Ниггурат на него больше не смотрел: его взгляд и улыбка были обращены к другому. Табачная ночь за окном не была первой, что он наблюдал сквозь иллюминатор. Она была очередной в веренице медленно волочащихся за бортом таких же пропитанных никотином ночей, что и самая первая. Самая первая, что душила шарфом из дымной органзы горло, пока несвойственные Рауму слезы скатывались по щекам, пока он кричал в исступлении и проклинал всех: от Асано до собственного отца, рвал руками злосчастную цепь, что привязала его к месту, а затем кромсал подушки и простыни, окружая себя беспорядком из лоскутов и перьев, срывая злость. А потом, выбившись, наконец, из сил, Раум упал лицом вниз на изодранную кровать, понимая, что слезы продолжают течь, безразличные и бессмысленные, образовывая под ним мокрую лужу. Он ни разу за все свои годы не чувствовал себя больше омегой, чем в этот момент. Слабым, никчемным, сломленным омегой. Он лежал на кровати лицом вниз, повернув голову влево, наблюдая, как охрана убирает беспорядок. Кадаф закусывал губы, молчал и был благодарен им за то, что ему позволили вчера или позавчера, он не был точно уверен, его маленькую истерику. Раум открывал и прикрывал медленно глаза, словно щелкал камерой, нарезая реальность на кадры, отмечая меняющиеся положения тел охранников-бет в помещении. С ним никто не говорил и, казалось, даже не смотрел, только вот это было ложное впечатление. Время тянулось и покачивалось в такт морским волнам, в так песочным часам, в которых омега оказался заперт. Аппетит у Раума пропал, словно организм пресытился солеными слезами, впав в тупое онемение. Омега сидел днями на палубе и пялился в бескрайнюю черную гладь, щелкая зажигалкой время от времени и бездумно сминая очередной окурок в пепельнице. Мысли о Шаб-Ниггурате все больше стирались из памяти, как подошва об асфальт, будто и не было всего того времени между ними. Но появились другие мысли: спутанные и безрадостные. Эти мысли вились змеями под ногами, расползаясь по надраенной до блеска палубе. Дрозды и альфа, очередной омега и выкованные в самом Кадаф цепи, природа и слабость. Природа… Эта сука держит их всех в кулаке, держит так, как ей надо, пока не решит вернуть их в свое лоно. Они, люди, как лодочки: плывут по указанному перстом Природы маршруту, несмотря на волны и бури, не знают порою, что ищут и куда направляются, видя лишь бескрайнюю водную гладь впереди, что определяет их непрерывный бег, покуда ей, Природе, не наскучит. Сегодня она приказала им жить, а завтра они будут гнить, сегодня им будет страшно, а завтра еще и больно. Но кто знает, может быть именно тебе, маленький смелый драккар, суждено доплыть до цели. Но ведь в конце любого пути нас ждут не фанфары, а точка. Обычная скучная точка в конце последнего предложения, зачеркивающего жизнь. Виски с кофе и табаком. Между пальцами играла очередная сигарета, дым казался смутно знакомым, притягательным. Странное желание втереть его в кожу становилось навязчивым, тонкая цепь аккуратной змейкой скрутилась позади, напоминая все же, что он не гость на судне и тем более не хозяин. Пленник. Дни тянулись за днями, и от запаха морской соли уже тянуло блевать, равно как и от однообразного пейзажа раздражающей черной воды. В какой-то момент Раум встал и пнул со всей дури переполненную пепельницу, отправляя её с легкостью за борт. Часть окурков упала на палубу, подпортив ее напомаженную идеальность. Вероятно, песок в песочных часах времени, где заперли омегу, наконец иссяк, стремление вырваться из петли времени подкинуло настроение, как на качелях, вверх, загасив тлеющие в душе свечи. В следующую секунду омега принялся с остервенением дёргать ненавистную цепь. — Будь оно проклято! Будь оно все проклято! Бесполезно. Цепи Кадаф выкованы специально для Кадаф: тонкие, как нити, но прочные, стальные канаты. Его предали, продали и… подчинили. Сука-Природа не имела права решать за него! Не имела… Лицо искривила гримаса понимания. Ей весело играть с ними в шахматы, где не только твердь является доской, но и стены вокруг игровая плоскость. Что из этого раздражало больше всего, ещё следовало подумать, но шкала отчаяния за секунды взлетела до наивысшей отметки, и Раум побежал, наплевав на ошейник и цепь. Три больших шага, разгон и прыжок. За борт. На привязи. С верхней палубы яхты. Охранники сорвались со своих позиций как ужаленные. — Шею сломает! — крикнул кто-то справа. «Вот бы…» пронеслось в голове парня, прежде чем его дернуло и впечатало в корпус судна, приложив лицом. Бровь разорвало от соприкосновения с каким-то выступом, кровь стремительно заливала лицо. Шея не сломалась, к сожалению, и омега повис на цепи, как в петле, задыхаясь. Его губы исказила пакостная улыбка: «Выкуси, ублюдок». Он сам будет решать, жить ему или нет, сам будет выбирать альфу… Сам. Перед глазами все поплыло, но ему казалось что отчетливее, чем сейчас, он никогда раньше не видел. Серый дым заполнял сознание, смешиваясь с фантомным ароматом кофе и виски. А в следующую секунду Раум плюхнулся в воду, ощущая растекшееся по телу умиротворение. Пласты воды сомкнулись над головой, но омега этого уже не видел. Беты сиганули в воду, сразу ныряя за потерявшим сознание кадаф. Охранник, что разорвал цепь, подбежал к краю палубы, взглядом находя виновника ситуации. Лодка была спущена и уже приближалась к группе, как в наушнике раздался раздраженный голос: — Где отчёт?! — У нас ЧП, глава, — ответил бета Асано. — Но ситуация под контролем, — мужчина зажал кнопку на наушнике и скомандовал по другому каналу. — Медиков сюда, быстро! — Какого дьявола случилось? — прорвался разгневанный голос в ушной динамик. — Ситуация под контролем, — машинально отрапортовал охранник и сорвал к черту с уха гаджет. Не до Асано было в данный момент. Кадаф уже затащили в лодку, которая осторожно пришвартовалась у большого судна. Глава службы охраны спрыгнул на нижнюю палубу и приготовился принять на руки тело бессознательного парня. — А такой спокойный сидел все время. Глядел на воду, — отозвался кто-то сбоку. — Вот тебе и спокойный, — заметили справа. Стремительно несущийся от берега катер с поднятым по тревоге медперсоналом уже замаячил на горизонте. Омега лежал на кровати, накрытый плотной простыней. Смуглая кожа казалась серой, под глазами залегли черные тени. Кожаный ошейник срезали, цепью обвили обе щиколотки, закрепив конец к полу. В небольшой каюте толпились люди: два медика, два медбрата и четыре человека из охраны, что наотрез отказались покидать помещение. Но хуже всего было то, что Асано Масара, будущий глава Легеметон, должен был прибыть в скором времени.