Зови меня Томоэ

       Мадаре было скучно. Нет, серьёзно. Вы видели этот «альянс»? Да они максимум могли его вогнать в депрессию своими жалкими потугами. Повезло, что Мадара не знал слова «депрессия». Ну, не в во время психотерапевтов и антидепрессантов мужик жил. Ничего, этот пробел в знаниях он обязательно восполнит. Как только дослушает (он же вежливый и культурный) ту речь, которую охрипшим от ора тонким голоском вещает парнишка со стогом сена вместо волос. Что-то там про мир во всём мире без войны, справедливость, доброту и наборы лего каждому обделённому. Стоп. А вот последнее он не понял. Он уже было выразительно приподнял бровь, когда подлетевший к Пшенице сзади Тобирама, изрядно подуставший от бессмысленного «ля-ля», отвесил мальчику смачный такой подзатыльник. Стук был мощный: как по чугунному колоколу вдарили. Мадара от облегчения шумно выдохнул: наконец-то, ти-ши-на. Но Великому-и-Ужасному (нужное подчеркнуть) Мадаре Учихе не дали побыть в покое. Очевидно, Хаширама решил, что его товарищ в Посмертии баклуши бил, в потолок плевал и вязал гербы клана Учиха от нечего делать, поэтому он там отдохнул на все возможные (и не очень) жизни вперёд. Мадаре было откровенно влом его переубеждать, но и беспочвенные обвинения в собственной Ужасной Ужасности он стерпеть не мог: помимо того, что это благодаря Хашираме он помер, так этот же Хаширама ему задвигает нотации о каких-то десяти заповедях кого-то чувака с горы Синай. Закатив свои шаринганы до внутренней стороны глазницы, Мадара ещё раз тяжко вздохнул. Этот цирк на выезде надо сворачивать, гастроли кончились. — Хаширама! — беспардонно прервал он Первого Хокаге посередине слова. — Я, конечно, очень терпеливый, очень вежливый, крайне интеллигентный и вообще незлопамятный, но с вашего Хокагского позволения, я зае… — он на секунду осёкся, обводя глазами поле боя. Пшеница усиленно вслушивался, стараясь не пропустить новых умных слов, остальные откровенно косо на него зыркали. Мол, дед, пей таблетки, а будущего героя Четвёртой Мировой Войны Шиноби матюкам своего детства не учи. — Кхм, замаялся. — Учиха! — «Сто лет уже Учиха. Фамилию менять в планы не входило». — Хватит быть таким заносчивым му… — Тобирама благоразумно притормозил свою гневную тираду, а Пшеница подле него сник. — Отребьем. — Мне лестно, что сам Второй Хокаге мнётся в нерешительности, не зная, какой лестный эпитет подойдёт мне, — Мадара гордо вздёрнул подбородок, но тут же поморщился: шею предательски защемило.       Тобирама показал ему красноречивый жест, едва различимый для обычных шиноби с высоты скалы, на которой страдал Мадара: шея нехило так болела. — Мадара, мы хотели поговорить! — Шаринган мне в глазницу обратной стороной, ты бы ещё сказал «договориться». Дипломатические способности клана Сенджу явно переоценены… Я удивлён, что деревня всё ещё не снесена. — Бога ради, прекрати паясничать! — Тобирама, никогда не отличавшийся терпением, когда речь заходила об Учихах, удивительным образом держался. «Из последних сил, видимо». Но бесить Второго было слишком уморительно. — Ну, раз уж ты меня Богом назвал… — Тобирама зашипел. Ещё секунда — и пар из белой макушки или ноздрей повалит. — Ладно-ладно. Не кипятись.       Судя по бессловесно двигающимся губам, Тобирама крыл его последней нецензурщиной. Мадара не предоставил ему возможности оклематься и спокойно выпустить пар, приземлившись в метре от Компании по Перевоспитанию. Поле брани как-то сразу стихло. Даже умирающие умирали теперь без стонов и криков о помощи. Удобно. — Валяй. — у Тобирамы дёрнулся глаз от такой фамильярности, но Второй себя утешил фактом того, что Мадара уже вроде как мёртв, поэтому бесить должен не так сильно. — Я не буду говорить о безнравственности твоих действий. — Тобирама не позволил брату раскрыть рот, взяв переговоры на себя (на свой страх и риск). — Как великодушно с твоей стороны. — Я предлагаю тебе сразиться с достойным противником. — Надеюсь, ты не свои старческие кости имеешь в виду. — Я уверен, что после схватки с этим человеком, ты поменяешь свою точку зрения. — Я тоже много в чём уверен. Не слишком ли самонадеянно с твоей стороны считать, что один бой изменит моё мировоззрение? Или ты так тонко намекаешь на то, что у меня косоглазие от частых закатов головы организуется? — Ты… — Тобирама дошёл до ручки, а сломанная рукоятка куная, зажатого в его руке, стала тому явным подтверждением. Мадара гаденько улыбнулся: ты сам меня на переговоры позвал, сам заговорил, сам и расплачивайся. — Мада, — от детского прозвища края улыбки дрогнули. Хаширама смотрел устало и обречённо. — Чем тебе не развлечение? От нас и наших стратегий у тебя уже азарт пропал. А с новым противником хоть встряхнёшься. А потом — снова с нами. Мы за это время новый план придумаем. — Всё это очень благородно и безумно интересно, но с чего бы мне соглашаться? — Хаширама прекрасно знал, что Мадара уже «на крючке» и артачится из природного сволочизма. Мадара это тоже осознавал. Правда он пока не понял, что именно: природный сволочизм или заинтересованность новым соперником. — Да хотя бы потому, что ты плесенью от своего высокомерия покроешься без должной встряски. — влез Тобирама. — Раз ты за столько лет в ней не утопаешь с головы до пят, то и мне тревожиться не о чем. — повернул голову Мадара вправо, чтобы уничижительно зыркнуть на Чайник (иначе он Тобираму уже не воспринимал), но тут же понял, что идея провальная и вообще болезненная: шея хрустнула так громко, что Компания Перевоспитания дружно подскочила на месте от неожиданности. — А он ещё и медик, — добил Хаширама, глядя со всем возможным сожалением ему в лицо. — Да там плюсы, как на кладбище крестов, я погляжу: и умный, и стратег, и не зануда, и медик, и вообще красавец. Вы хотя бы понимаете, насколько недостижимо требования к умениям этого несчастного подняли? — устало отбил «шпильку» Мадара.       Компания Перевоспитания, проявив чудеса такта, не ответила. — Тащите его сюда. — сдался Мадара. Радость на их лицах была настолько приторной, что у него заболели зубы. «Надо бы охладить их пыл». — Если он продержится больше получаса, то я сражусь с ним всерьёз.       Пшеница на глазах посерел и нервно икнул. Тобирама сломал ручку второго куная. Один только Хаширама продолжал лучезарно тянуть концы рта в разные стороны, сверкая нефтяными глазами. Кажется, он пропустил мимо ушей условие Мадары, либо же безоговорочно верил в силы этого некто. Мадара даже не знал, какой вариант его устроит. От бессмысленного избиения он удовольствие перестал получать ещё в первом десятке прошлой жизни. — А зачем меня куда-то тащить? — спросили откуда-то слева. Мадара резко развернулся всем корпусом. Он не заметил появления этого человека. Не почувствовал ни малейшего дуновения чакры или её остаточного следа. Даже дыхания не услышал.       Перед Мадарой стоял хиленький пацанёнок с чашкой чая в левой руке. Глаза он даже не удосужился открыть. Птичьи руки до локтя скрывала фиолетовая кофта, в которой без особенного стеснения могли поместиться все члены Команды Перевоспитания, Мадара и парочка Зецу. Он не выглядел ни напуганным, ни шокированным. Просто спокоен. Просто пьёт чай. Будто он вышел на энгаву за звёздами наблюдать, а не сражаться в полнейшей мясорубке. Правую пятерню юноша запустил в лохматые грязно-рыжеватые волосы, ероша их ещё больше. Вся его костлявая фигура напоминала о чём-то давнем и почти забытом. Боль из шеи медленно перетекала к вискам. — Ну здравствуй, Дара. — новоприбывший сделал глоток и лучезарно улыбнулся. И тут Мадара его узнал. — Я, к слову, предпочитаю клонов с Сусано. — Катану мне в хлебало… ты.