Зови меня Томоэ

      — Я знаю, что ты рад меня видеть, но не слишком ли поспешное решение? — у Мадары задёргалось правое веко. Юноша напротив сделал ещё один глоток чая. Присёрбывая. У Мадары задёргался и левый глаз. — Ну таки шо?       — Пацан…       — У меня вообще-то имя есть.       — Старших перебивать невежливо, ты не зна…       — Я старших и не перебиваю.       Скрип зубов Мадары заставил Пшеницу благоразумно попятиться. Хаширама последовал за ним. Тобирама стойко держался, хотя желание свалить километров за «дцать» отсюда достигало критической отметки. А потребность вылить на лохматую голову пресловутый чай уже выплёскивалась наружу: руки ощутимо чесались. Нет, ну ограничитель борзости у шкета должен быть, правильно? Он ж не думает — если он, конечно, умеет думать, — что может без летальных последствий для себя и парочки тысяч шиноби выводить из себя Мадару?       — Так это мне с тобой надо за гаражами перетереть? — «Сука, по нам не плакать, а ржать будут. Вы, наверное, героически погибли, сражаясь с Мадарой, да? В каком смысле «его раздраконил пацан средней необременённости умом»? М-да, неутешительно». Тобирама беззвучно выл про себя от тупости ситуации. Они ведь почти всё смогли устроить: он договорился с Мадарой, привёл этого… это безмозглое существо, а теперь оно рушит все планы на мирное окончание Войны и масштабную попойку после.       Тобирама даже не знал, о чём он больше сожалеет: о пошедшем по нелицеприятному месту плане или о помахавшей ручкой попойке. Пока он в мыслях баюкал непочатую бутылку саке (он вообще-то не пьёт, он дегустирует), Мадара уже светился фиолетовой энергией Сусано, а парнишка напротив него допивал последние глотки. «Ладно, сейчас он увидит мощь Учихи и захлопнет гавкалку»       — Сияешь ярче вывески над гей-клубом. «Чтоб у тебя лобковые вши завелись»       — А ты, очевидно, на личном опыте проверял? — Мадара явно смирился с тем, что при использовании Разговорного Дзюцу пацан базар не фильтрует. Почему-то вспомнилось нефильтрованное тёмное пиво. Аж слюнки потекли. Ничего, закончит тут — и пиво будет обеспечено. Он помнил деревеньку, в которой продавали потрясающее пиво. Несколько раз он ходил туда с Изуной. Предаться воспоминаниям в полной мере ему не позволили: шкет как-то уныло брякнул и опустил руку с пузатой кружкой вниз.       — Чтоб я переваренного рамена обожрался, а чай был на десять из десяти. Надо обязательно попросить ещё у Сакуры.       Мадара обречённо закатил глаза в которой по счёту раз. Всё не могло быть настолько плачевно. Очевидно, что это какая-то техника по перевоплощению, иначе славной битвы не получится: пацан от одного щелбана без чакры разложится на плесень и липовый мёд.       — Ты издеваешься? — Хаширама недоумённо воззрился на заклятого друга.       — С чего бы?       — Искренне надеюсь, что он скрывает истинную форму.       — Да нет, — ответил за Хашираму шкет. — И не надо на меня своей катарактой зыркать!       — Ты либо блестяще тупой, либо звеняще недалёкий. Я пока даже сам не понял, что из этого лучше тебя описывает.       — Тешь себя своим самообманом так долго, как пожелаешь. — пожал шкет плечами. — Я не вижу смысла тебя переубеждать.       — Сбавь обороты нравоучений. — Мадара недоверчиво переводил взгляд с братьев Сенджу на пацана. Кивнув на младшего из двойки Сенджу, он продолжил. — Ты бы слышал, как Чайник мне тут затирал до дыр великую идею о перевоспитании Великого Меня.       — Чайник?! — Тобирама надулся и покраснел так сильно, что Мадара не удержался и гоготнул в кулак. Шкет подле него обошёлся и без кулака: открыто ржал, широко раскрывая рот. Мадара заметил острые передние клыки. Смех у мальчика был лающим, оттягивал в хрип, а клыки добавляли ещё больше сходства с бродячей псиной. Лохматой бродячей псиной, поправил себя Мадара, задержавшись на его шевелюре.       — Ой, я не могу-у, — подвывал шкет, схватив себя поперёк живота. — Вот ты совсем не меняешься, Дара, вот совсем ни капельки!       Новая вспышка памяти услужливо блеснула на периферии, но тут же коварно помахала ручкой, продемонстрировав неприличный жест, не позволяя увидеть прошлое. Мадара попытался ухватиться за уплывающий образ, но только поморщился: боль плавно циркулировала по шее и вискам, нагло мешая.       — … чего не скажешь о тебе. Совсем дряхлый, — сквозь молочную пелену заглохших воспоминаний прорвался голос шкета.       — Чего? — угольно-чёрная бровь взметнулась вверх.       — Говорю, за столько лет твой внешний вид, как и мой, не изменился, а вот тело явно требует несколько визитов к массажисту-ирьенину. Одряхлел ты. — медленно и с расстановкой, как умственно-отсталому ребёнку, пояснил шкет, остервенело почёсывая затылок.       — Ну, мы вас… это, как его… оставим. Встреча бывших любовников и всё такое… Не будем мешать, — Пшеница тараторил, подталкивая Чайник и Хашираму, мол, не мешайте им, валите, да и меня с собой заберите. А то напряжение между этими двумя можно чашей экскаватора перемешивать, доводя до кипения.       — Ты вообще сигналы мозга не обрабатываешь, когда они до рта доходят или да? Хаширама, ещё хоть раз заржёшь, и я тебе устрою увлекательную прогулку в места не столь отдалённо-загробные.       — Действительно, Хаши, — Чайник деланно-серьёзно похлопал брата по плечу. — Наруто прав. Мы не должны их отвлекать. Долгожданное воссоединение и всё такое.       — Ой, какие вы все вежливые, культурные и понимающие. Явно за эти… сто? нет, поменьше… не суть, за эти годы научились манерам. Не то что в детстве. — хрюкнул шкет, озорно поблёскивая зубами. — Ладненько, я эти ваши псевдорасшаркивания прерву, иначе так и до поклонов дойдём. А теперь не перебивать. Что делаете вы: собираете всех шиноби, которые ещё не преставились, кормите, подлечиваете и говорите им следующее: Обито и Мадара заняты более серьёзными противниками. Кто спросит, что с Обито, то уточните, знает ли этот спросивший про гендзюцу. Пусть пока бойцы отдыхают. Думаю, сутки у них точно есть. Потом посмотрим. Его, — показал шкет забинтованной до локтя правой рукой на Мадару. — Я забираю. Возражений нет и не предвидится. Аревуарно, деревяшки и лисицы! Не разбей!       И швырнув чашку едва успевшему её поймать Наруто, прыгнул ближе к Мадаре. Тот не смог в голове оформить злобно-уничижительную фразу, как его абсолютно беспардонно схватили повыше запястья и дёрнули куда-то в поле. В своё оправдание Мадара мог проорать тому, перед кем бы он оправдывался, что был в шоке. От всего. От пацана, от его действий, от воспоминаний.       — А теперь, Дара, — парнишка легко тянул его за собой, но Мадара насторожился, нахмурив брови: его голос из детско-смешливого стал неузнаваемо-серьёзным.       — Ты мне пояснишь всё это. Ты ведь узнал меня.       — Не совсем. — на склероз он не жаловался, но вязкая память услужливо показывала неприличные жесты, снова отказываясь прояснять прошлое. Он не помнил, он знал этого человека. Когда-то непозволительно давно.       — Ничего. Главное, что ты меня слышишь.       — На слух я не пенял. — буркнул Мадара, не чувствуя бега множества ног позади. Кажется, действительно их оставили вдвоём.       — Какие слова умные ты знаешь, — мальчик усмехнулся. — Я о другом, и ты меня прекрасно понял.       — Тогда зачем спрашиваешь? Память как у рыбки?       — Туше. Дара, я жду.       — Я хочу избавить мир от войны и боли, — он сам не знал, по какой причине выкладывает давнюю мечту этому подростку.       — А от Чумы, Смерти и Голода? — нехорошо хохотнул шкет.       — Что ты несёшь? — Мадара дёрнул руку на себя, пытаясь освободиться, но пальцы держали крепко, но не причиняли боли: не вырваться. Тогда Мадара просто перестал бежать, позволив телу безвольно повиснуть в хватке длинных пальцев.       — Выдохся? Ничего, я понесу. «Что?»       И тщедушный пацан, не сбиваясь с ритма бега, одной рукой потянул его на себя, перехватывая ладонями под коленями и поперёк спины. В первую минуту Мадара полусидел в кольце рук, ошарашенно наблюдая за невозмутимым лицом, но придя в себя, со всей силы заехал кулаком по челюсти шкета. Вихрастая голова мотнулась в сторону, и шкет, потеряв на секунду концентрацию, ослабил захват. Мадара тут же повернулся и, оттолкнувшись от тела ногой, отпрыгнул подальше, встав в боевую изготовку. Шкет без промедления вскочил на ноги, потянувшись к челюсти. Раздался противный хруст.       — Да, уже нормально отдалились от лагеря. Никого не заденем, — шкет сплюнул на каменистую землю сгустки крови из разбитой губы. Подвигал головой, разминая вправленную часть. — Ты всегда так тепло благодаришь за помощь? Или всё дело в моём шарме?       — Может, я просто хочу тебя прикончить? — Мадара всё ждал, когда шкет разозлится и покажет себя во всей красе, но тот не спешил радовать соперника:       — Что ж, вывих челюсти это моя Ахиллесова пята. И как ты только догадался?       — Я просто ясновидящий.       — А когда надвигается угроза, то жопойчующий? — хохотнул парнишка.       — Я бы на твоём месте не артачился и дал себя убить, — Мадара неспешно кружил вокруг пацана, постепенно уменьшая расстояние до болтливой цели.       — Я бы с радостью, да только это никак не входит в график.       — В гробу я твой график видел.       — Так вот, где он потерялся, — мальчик состроил задумчивую моську.       Подобравшись к нему практически вплотную, Мадара навис, загораживая собой закатное солнце.       — Вот это нимб! Лохматый, правда, но это ничего. Мы все не без греха.       Шкет среагировал мгновенно на движение руки Мадары, отпрыгнув на добрый метр. Мадара последовал за ним. Выхватив катану из ножен, он нанёс первый удар. Мальчик увернулся и, схватив Мадару за плечо правой рукой, вмазал ногой в тяжёлом ботинке по запястью. Катана со звоном отлетела на землю, а Мадара, вращая рукой, зло сощурился.       — Станцуем? — и ринулся на шкета.