White and Black

Федор сонно разглядывает окружение, подперев щеку рукой. Это Федор Достоевский, ему двадцать два года, он учится на программиста в математическо — компьютерном институте. Он имеет достаточно обширные знания в литературе, в своей специальности и не только. Любит чай, чаще всего без чего-либо. Не очень любит сладкое и не очень относится к алкоголю, но курящий. Вроде как красивый «болезненный черт». И сейчас этот человек сидит в долбанном клубе и потягивает какой-то коктейль через толстую трубочку. Не чувствует вкуса, оно и к лучшему, может быть. Что он тут забыл? Буквально пару часов назад Николай по «звонку свыше» — а на самом деле по звонку своего начальника — ретировался из квартиры Достоевского в неизвестном направлении, оставив брюнета одного. Ещё и кинув фразу напоследок: «Тебе бы проветриться! В клуб сходи, что ли». И Федор пошел. … Идиот. Он сидит тут уже с час, наверное. Наблюдает за людьми. Громкая музыка, как и вкус коктейля, уже приелась и он не обращал на нее внимания. Больше привлекали его- внимание- люди. Самые разные. От студентов, таких как он, но более активных- до взрослых людей, что пришли сюда развеяться, прекрасно зная, что завтра проснутся с похмельем. Все лица уже давно знакомы, а если и появляется кто-то новый, то похожий на других. Как с кальки скопировали, ей богу. Но тут внимание приковывается к нему. Человеку, в смысле. Высокая девушка со стройной - даже худощавой, болезненной - фигурой; со светлыми длинными волосами, что красиво струятся по спине и плечам и переливаются при свете ламп и свето - музыки. Черная водолазка и такие же штаны. А ещё военные берцы. Черная одежда очень контрастирует с белыми волосами и бледной кожей. На плече рюкзак. Девушка проходит к барной стойке и садится на высокий стул, о чем-то мило беседуя с барменом. Походка похожа на модельную: уверенная, с приподнятым подбородком и ровной спиной. Федор не слышит о чем, но ведут они себя по - дружески. Пара, может? Он уже видел эту девушку, когда только пришел. Но тогда она наоборот уходила и была одета в другие вещи, и Федор не предал ей значения. Он бы ее и не вспомнил, если бы не заметил эти волосы. Да, это точно был один человек. Ходила переодеваться? Скорее всего. Зачем? Уже не его дело. Наконец девушка забирает бокал с шампанским и, аккуратно держа за ножку бокала, выпивает. Ещё что-то говорит бармену и наконец встаёт, проходя к какому-то из столиков. Мимо Федора. И когда она прошла мимо, то Достоевский вскочил на месте. Он пролил на себя остатки коктейля и тихо матернулся, оглядываясь. Черт. Черт возьми. Это была не она. Это был он. Чертов парень. С чертовски знакомой внешностью. Это был Николай Гоголь и ему двадцать два. И пару часов назад его позвали на работу, а сам он сказал пойти и проветриться. Какова вероятность, что они могли встретиться? Ее нет. Но они встретились в этом чертовом клубе. Именно сейчас. Блять. Брюнет снова ругнулся и, отряхнув руки, пошел в туалет. Пока это адское месево не до конца впиталось в ткань, можно ещё попробывать выстирать пятно обычной водой и руками. Слава богу - туалет был пуст и в распоряжении Федора. Брюнет подошёл к раковинам, смотря на себя в зеркало, а потом включая кран, занимаясь своими вещами. Ну как так можно было, а? Он даже не обратил внимания на скрип петель и хлопок двери. А стоило бы. Обращает внимание он только тогда, когда его касаются. Достоевский поворачивается, уже готовый высказать все, что думает этому наглому человеку, но замирает. Какой раз он чертыхнулся у себя в голове и не только за последние пять минут? Блондин мягко улыбался, не убирая руки с его плеча. -Я не думал, что ты работаешь тут, — Он — Федор, считал что нужно завести разговор. Без оснований. Просто так нужно было. Сердце заходилось в бешенном темпе. -Ты ведь заметил меня, так? -Я сначала перепутал тебя с девушкой и не предал значения, — Федор фыркнул, а Коля хихикнул. -Перепутать меня с девушкой? Это не простительно, Дост, ты же понимаешь? — Гоголь шепчет в самые губы, в секунду оказавшись слишком близко. Щеки наливаются краской, а в горле встаёт ком. Сердце, кажется, стремительно пробивает грудную клетку и уже готово выпрыгнуть. Или остановится. Тут уже как пойдет. -Ты же не против искупить свою вину так? — Акцент на последнем слове. Достоевский сглатывает и кадык дёргается вниз, а потом плавно поднимается на свое место. Его губы теплые и мягкие. Они бережно сминают бледные губы брюнета. Без напора и готовые, в случае протеста, в любой момент отстраниться. Сухие, все израненные. Сладкий привкус появляется во рту и нет, он не от коктейля. Ягодная гигиеничка, скорее. Которая уже успела высохнуть и впитаться, увлажняя кожу. Сколько времени прошло, сколько раз Федор смотрел на него, на его губы и думал о том: «А какие они»? Он представлял их точно такими: мягкими, тёплыми и нежными. Только со вкусом он не угадал. Но это мелочи. Он получил ответ на свой вопрос, скорее всего даже не на один. И он счастлив. Да, наверное, когда сердце отбивает чечётку, щеки красным пламенем выделяются на фоне бледной кожи, а твои губы нежно сминают чужие, любимые - это можно назвать счастьем. Блондин медленно отстраняется, будто боится спугнуть. Хотя, чего боятся? Он уже все сделал и пути назад нет. Николай не смотрит в глаза, а Федор наоборот - пытается уловить взгляд разноцветных глаз. Видит такой же пылающий румянец, видит лёгкую, такую нежную и теплую улыбку. О боже, только не говорите, что это сон. Даже если это и так - можно не просыпаться? Это слишком прекрасно, чтобы быть явью. Сейчас Достоевский отведет взгляд и Гоголь исчезнет, растворится. Брюнет протягивает руку, поджимая губы. Нет, Николай вполне настоящий и даже вопросительно мычит, когда его взяли за локоть. Достоевский притягивает к себе и обнимает, слыша удивленный вздох. Гоголь теплый. Блондин, немного погодя, обнимает в ответ. Тепло… -Знаешь, я думал наш первый поцелуй будет в каком-нибудь кафе, но не как не в туалете клуба, — Гоголь хихикает, а Федор шикает. -Не порть момент. -Все-все, молчу-молчу, — Он гладит рукой по черной макушке.- Я имею право называть тебя «Золотце»? Или «дорогой»? Или, может- -Коля, просто заткнись, пожалуйста. Яновский хихикает и замолкает. Федор смущается и очень сильно, поэтому просит заткнуться. Гоголь знает и он не обижается. Обнимает в ответ и перебирает угольные пряди. И как он вообще на такое решился?