White and Black

За окном крупные снежинки кружат в зимнем вальсе. Их подхватывает ветер, играет и отпускает. На улицах жёлтые, редко работающие фонари окрашивают снег вокруг себя в золотистый и заставляют белое полотно сиять. Иногда кажется, что на снег просто высыпали огромный пакет блёсток. Аж глаз режет, смотреть на эту красоту становится физически больно. Дороги слякотные, как и все вокруг. Новогодние украшения, пестрящие витрины магазинов и яркие гирлянды напоминают о скорых праздниках. В центре города, наверное, стоит огромная ёлка и все ещё красивее и ярче. Хотя, ему и этого хватает. Жёлтые глаза - окошки домов постепенно загораются и потухают. Люди возвращаются и уходят из своих домов или просто переходят в другие комнаты, не видные отсюда. Руки греет кружка теплого утреннего кофе. Возле окна стоит брюнет и разглядывает дом напротив. Думает. Практически все окошки переливаются разными цветами гирлянд. Если верить паспорту и прочим документам, то он Федор Михайлович Достоевский (Гоголь-Яновский), ему двадцать шесть лет и он программист - фрилансер. Живёт на съемной однокомнатной квартире вместе со своим парнем, как бы это странно не звучало, смотря на место их проживания. Сейчас раннее утро и он даже не ложился. Заказчик написал довольно поздно и потребовал готовый заказ у себя до утра, при этом предложив немаленькую сумму. И Федор согласился. Именно поэтому сейчас он стоит не живой не мертвый. От окна отрывает звук босых ног по плитке. Брюнет оборачивается, когда его обнимают сзади. -Доброго ранку. Ты не ложился?- Сонно бормочит куда-то в затылок Гоголь, открывая глаза и также пялясь в окно. Красиво, не поспоришь. -Заказчик потребовал работу до утра за круглую сумму,- Николай пробурчал ещё что-то, скорее всего не цензурное и отошёл. Почесал голову, посмотрел на плиту и махнув рукой поставил чайник. Варить кофе настроения не было. Он был в своей огромной спальной кофте, светло - голубой, как летнее небо. На нем были причудливые белые оборки и Федор подозревал, что кофта вообще-то женская, но молчал. Гоголю идёт абсолютно все. Даже женские платья. Снизу же были шорты до колен, немного темнее кофты, и полосатые носки. Вообще они до колена, но сейчас сползли до щиколоток. Светлые - светлые волосы блестящими на свету прядями лежали на плечах и спине. Если приглядеться, то можно заметить, что выгорели они неравномерно и среди основной копны волос есть совсем белые пряди. Как снег за окном. Только при условии, что он будет свежевыпавшим и нетронутым. Яновский шмыгает носом и потирает кулочками глаза. За последние три года, когда они начали жить вместе, он изменился. На него теперь не хотелось смотреть, как на бедного драного щенка, что ищет любви и ласки. Просто потому что он вырос в породистую красивую борзую, что получает любовь и ласку в меру и иногда больше и совсем не выглядит бедной и несчастной. Из гадкого утёнка в прекрасного лебедя, как говорится. Он правда изменился в лучшую сторону и Федор это видел. На душе стоновилось тепло. Если сравнить того человека, которого четыре года назад Достоевский толкнул на улице и позже впустил в свой дом, и этого, который теперь его обнимает каждый вечер вместо подушки и делит с ним одну квартиру - и не скажешь, что один человек. Достоевский улыбнулся, когда рядом встал Гоголь и отпил из своей чашки. Все ещё сонные и туманные глаза смотрели вперёд, как будто сквозь стекло. Наблюдали за переливами чужих гирлянд и за людьми внизу. Он сегодня пришел очень поздно, кажется, в два ночи и сразу лег спать. Есть хотелось ужасно, но спать хотелось куда больше. Это был один из немногих случаев, когда Яновский спал как мертвый. Вымотался, бедняга. Скоро новый год, а если быть точнее - через неделю. И конечно все люди спешат нанять фотографа на свой рабочий корпоратив, просто на зимнюю фотосессию или на какой-нибудь семейный кадр. Поэтому сейчас бедным фотографам было несладко, зато прибыльно. Правда, после таких рабочих дней хотелось после очередного падения просто растянуться на льду и уснуть прям так. Но нельзя. Нельзя, потому что дома ждёт компьютерный сыч и другие дела. Хотя, первого вполне достаточно, что бы захотеть подняться и всё-таки дойти до места назначения. Достоевский кратко поцеловал белую макушку, перебирая пальцами по кружке. Вздыхает. Они никогда не отмечали новый год вместе. Сначала это было из-за учебы. Но после выпуска Гоголя, фотограф стал пропадать на работе, а Федор до недавнего времени был все ещё занят учебой. Неужели в этом году будет также? -Коль,- Слева мычат и кладут голову на плечо.- Что думаешь на этот новый год? -Я уже отказал многим людям, что бронировали съемку. Буду свободен,- Немного помолчав, он добавляет.- Прости. -За что?- Достоевский косит взгляд на белую макушку, вскинув брови. -Четыре года знакомы, три вместе живём, а новый год никогда вместе не праздновали. -Дурак ты- Федя гладит по запутанным прядям. -Я бы все равно не смог из-за учебы. Не извиняйся. Гоголь неопределенно мычит и замолкает.

***

Снежинки кружатся в медленном вальсе, Сердца стучат в унисон. Два придурка лежат и улыбаются, Смотря в панорамное окно. "Я тебя люблю", шепчет один. "Я тебя тоже", отвечает другой. Все кратко и правда, больше не нужно лишних слов. Два придурка лежат и любят, Шепчут на уши комплементы. Два придурка связанны душами, Два придурка влюбились.