страшно

i made a deal with a devil. and all i felt was just... a relief.

химико смотрит в телефон. он старенький, с разбитым экраном - его давным давно купили ей родители, и с тех пор она берегла его как зеницу ока - не на что было покупать новый. она нервничает, но старается этого не показывать - кацуки сидит рядом, прижавшись плечом к ее плечу. может, переживать и не о чем - далеко не все дела в мусутафу действительно расследовались со всей отдачей. немало убийц никогда не было найдено, множество дел пущено на самотек. химико лучше других знала, что полиция мусутафу не выполняет свою работу так хорошо, как хочет показать - и все же она нервничала. если бы кацуки увидели рядом с телом... охота на виджиланте началась бы в два раза более активная. впрочем, сейчас оставалось только ждать. вместо того, чтобы гнить в комнате, она тянет кацуки на улицу, чтобы подышать свежим воздухом. на лице у него замерла скорбь, но невнятная, смазанная, едва заметная. страшно, когда кто-то умирает у тебя на руках, но не так страшно, когда чужие. - почему это должно быть так больно? - спрашивает он у нее, как будто она из тех, кто может дать ответ на любой вопрос. она не может - но знает, что кацуки не прочь послушать любые ее рассуждения. - жить? - да. - не повезло, - спокойно пожимает химико плечами. - но оно не всегда так. и не всегда так будет. я часто себе об этом напоминала раньше. что в какой бы дыре я не застряла - это не навсегда. что все изменится. потому что абсолютно все меняется. - а сейчас? - спрашивает он, - сейчас напоминаешь? - нет. в конце концов, я не хочу, чтобы это, - она указывает рукой на него, затем на себя, - менялось. только если в лучшую сторону. - в лучшую? - он хмыкает и поднимает взгляд к небу. - мы с тобой. на каком-нибудь пляже в италии. или на гавайях. - или на бали. - точно. а потом в кругосветное путешествие. - только не в джунгли. я побаиваюсь джунглей. - хорошо. обойдемся без них. кругосветное путешествие по горячим источникам. - и магазинам одежды! - что, надоело носить одну школьную форму? она бьет его локтем, и он вспоминает, что жизнь - это не только боль. это намного больше, чем боль. *** звонок раздается раньше, чем ожидалось. - записи с камер наблюдения отредактированы, - говорит ей хумайя. - спасибо.... - нет, ты не понимаешь. кто-то добрался до них раньше меня. ....вот же блять. - ...ну. это нехорошо. - выдыхает химико в трубку. - ты можешь отследить, кто? - нет. это было не дистанционно. кто-то просто пришел туда и сделал все необходимое прямо с рабочего компьютера. - отвратительно, - делится своими впечатлениями химико и тут же переключается обратно в рабочий режим. - с меня 30% процентов от изначальной суммы, раз уж я заняла твое время. - по рукам. с тобой приятно иметь дело. химико вздыхает, кладя трубку. да, кажется, проблем не избежать. после этого ей остается лишь просматривать местные новости - раз за разом она обновляет страницы локальных сми, она делает это весь день, - но там нет ни слова о трупе, найденном на улице N. в конце концов она решает выбраться на разведку. кацуки ведет себя так, будто в этом нет ничего важного, но химико не так уверена. она скользит в тени прямо к улице, на которой все произошло. там тихо. нет ни мигалок, ни машин - это неудивительно, они могли уехать. нет полицейских лент... нет тела. и совершенно нет крови. неужели полиция даже не опечатала это место? неужели они уже закончили осмотр? кровь уже смыли? химико кусает губы. все это не к добру. вернувшись домой (как быстро она начала считать это место домом?), она рассказывает об этом кацуки. он молчит и нельзя сказать по лицу, о чем он думает. хотелось бы ей уметь читать мысли. - кацуки... - не беспокойся об этом, - говорит он ей, - ни о чем не беспокойся. у меня все под контролем. наглая ножь прямо ей в лицо. химико недовольно щурится: - да неужели. он виновато улыбается: - ну почти. по крайней мере, у меня есть пара догадок на этот счет - но говорить еще рано. я сам все проверю. химико тяжело вздыхает. если это поможет ему почувствовать себя лучше... - делай что хочешь, - она закатывает глаза. дальше говорить ей немного неловко, и все же - химико живет и любит так, как она захочет, а хочет она жить и любить свободно, и в свободе нет недомолвок, - но помни что ты не один. я здесь, если понадоблюсь. я на твоей стороне, - добавляет она, и тут же мысленно хвалит себя за честность. кацуки прижимает ее к себе, гладит по голове сухой ладонью. - хорошо, - бормочет он едва слышно, - хорошо. спасибо. она довольно жмурится в его объятьях. и действительно - хорошо. *** он не может отрицать, что становится более бесстрашным. самым нехорошим образом. это глупо - бросаться в драку так дико, как делает он, не оглядываясь на последствия. словно он перемещается во времени, год назад, и деку вновь истекает кровью у его ног. бита все чаще идет в дело, и он возвращается домой с мелкими пятнами крови на одежде, которых, впрочем, не видно на черном. он не может видеть ту ночь иначе, чем напоминание о собственной беспомощности. когда деку пачкал кровью асфальт, кацуки ничем не мог помочь. когда девушка умирала в грязном переулке - от него не было толку. мысль, варившаяся в его голове с того момента, когда он впервые пришел в бойцовский клуб, наконец обретает четкость. вот почему он вновь спускается в подвалы и сгибает спину в уважительном поклоне. пожалуйста, научи меня. он кланяется еще ниже. она смотрит на него молча, спокойным изучающим взглядом. отчаявшись, он падает в полный поклон, касаясь лбом земли. она легонько тычет его носком туфли и кивает, когда он поднимает голову. она не позволяет ему ходить в больницы. он сам лечит свое лицо под ее осторожным, железным руководством. она непоколебима, ее руки холодны и никогда не дрожат. кацуки старается подражать ей. в учебе нелегко. в бою еще тяжелее. но если он перестанет делать то, что делает, перестанет тренироваться, если ему нечем будет заняться, он начнет думать. ему это не нужно. в его голове хороших мыслей не селилось уже давно. он учится бить сильнее. он учится лечить то, что было бито. он словно идет по канату над пропастью, один неверный шаг, и все может стать еще хуже. но кацуки не впервой. он чувствует себя так с момента, когда ему исполнилось четырнадцать, с момента, когда он вышел в холодную сырую ночь и сцепился с незнакомцами до крови, как дикий зверь. с того момента, как его жизнь стала похожа на очередной сезон "бесстыжих", которых он смотрел в оригинале, чтобы подтянуть английский. драка перестает удовлетворять его. и все же это лучше, чем ничего. боль больше не оставляет его достаточно обессиленным, чтобы спокойно заснуть. и все же это лучше, чем ничего. он не может отрицать, что это чувство, кажется, единственное, что его держит - опасность. нога, поднятая над бездной. это приглушает страх, пустой ужас, засевший в нем с того самого дня, там, где раньше была ярость. он разжигает огонь сильнее. неудивительно, что в какой-то момент кацуки все-таки привлекает внимание "большого босса". смотреть в изуродованное лицо все за одного совсем не страшно. не так страшно, как когда люди умирают на твоих руках. и кацуки спокойно приветствует того, от кого люди бегут в ужасе. того, кто ранил всемогущего. того, кого любой герой должен пытаться победить, арестовать, остановить. но разве он герой? разве ты не хочешь знать, кто убил эту несчастную девушку, - спрашивает его чудовище из геройских кошмаров, но он лишь качает головой. какая ему теперь разница? она уже мертва и ничего не изменишь. разве ты не хочешь знать, кто убил твоего друга? - продолжает он, и кацуки шокирован намного меньше, чем от него ожидается. дьяволу в черном костюме что-то от него нужно. он хочет заполучить его в свои ряды, хочет подчинить его и использовать - и совсем не гнушается ложью. к сожалению, пусть кацуки и не хватает некоторого опыта, он не дурак. у тебя нет того, чего я хочу, - охрипшим от молчания голосом говорит он. как знать, - чудовище наклоняет голову. - ты можешь попытать удачи. твой друг... разве не его ты хочешь спасти? крючок, леска, грузило. мысленно кацуки ухмыляется. - и что ты можешь сделать? он не проснется. он все равно что мертв. говорить это вслух каждый раз больно, как в первый, но кацуки не позволяет себе колебаться. - в моем распоряжении лучшие врачи, обладающие подходящими причудами. они смогут помочь ему. - я тебе не верю. но надежда уже горит в его груди - опасная надежда. луч света в темноте, пусть даже от него болят глаза. - это не проблема, - все за одного щерит рот в улыбке. - в течение следующей недели врачи, что наблюдают за ним, заметят улучшение в его состоянии. тогда ты сможешь убедиться в моих словах. но если ты хочешь, чтобы я помог ему восстановиться окончательно, тебе придется сделать для меня кое-что. вступить в своего рода... продолжительное сотрудничество. - сделать что? ты ведь не ожидаешь всерьез, что я заключу сделку, не зная всех условий? все за одного смеется. - ты очень смышленный для своего возраста. кацуки закатывает глаза. - я не ребенок. я ребенок. я высокомерен. я не опасен. мною легко управлять. - конечно, я вовсе не хочу тебя оскорбить. в моем возрасте все кажутся детьми, молодой бакуго. он знает его настоящую личность, и кацуки должно быть страшно, но он ожидал этого. глупо было не ожидать. вполне вероятно, что за его домом установлена слежка. он знает о деку, знает о его матери и его отчиме. вероятно, знает о химико. это нехорошо. кацуки облизывает сухие губы. и все же, пока все за одного что-то от него нужно и пока он настроен играть по-хорошему - кацуки в безопасности. его семья в безопасности. хотя само его имя, появившееся в разговоре - уже намек, предупреждение. - пока требуется лишь небольшая помощь. курьерская работа. но весной... я хочу, чтобы ты поступил на геройский курс. там мне пригодился бы... свой человек. это сделка без права отказа. но откуда глупому четырнадцатилетнему школьнику об этом знать? кацуки кивает головой: - звучит интересно. что ж, так уж и быть, я подожду. посмотрим, что ты можешь сделать. ловушка захлопывается с грохим лязгом. и это не пусто и не страшно, это почти смешно.