страшно

1. даби был тощий, как дворовый кот, и носил самые дурацкие футболки, какие только встречались в секонд-хендах. однажды он притащился в каком-то старом потертом кожаном пальто с заклепками. кацуки пренебрежительно скривился и сказал, что в жизни не видел такого уродства. даби обиженно сощурился и в качестве наказания втянул его в такие объятья, что у кацуки чуть не треснули ребра. в этот раз он вновь пришел в том же пальто, и кацуки очень показательно закатил глаза. - серьезно? - серьезно, - весело кивнул даби, сигарета свисала с уголка рта. кацуки тяжело вздохнул. - чего приперся? - дружелюбно поинтересовался он, мысленно уже нарезая овощи на ужин. спустя десять пустых фраз, больше похожих на выдержку из сборника анекдотов категории б, даби наконец-то решил перейти к делу: - ходят слухи, - начал он, - о создании злодейской организации. давно ничего такого не было. злодеи уже многие годы работают по одиночке или маленькими группами. - изучаешь историю злодейства японии? - бросил кацуки, не отводя взгляда от горизонта. даби только хмыкнул в ответ на насмешку. - потихоньку. так вот, сопляк, - кацуки скривился, - говорят, за ними стоит все за одного. слышал про такого? - нет, - отозвался он, качнув головой. - легенда, - серьезно заявил даби. - он, я имею в виду. настоящий отец злодейства, из первого поколения причуд. с ним преступность процветала. кацуки нахмурился, выдыхая дым, затем напряженно подытожил: - это нехорошо. - слабо сказано. город превратится в поле битвы, все твои обожаемые горожане будут в серьезной опасности. - я не ОБОЖАЮ горожан, - закатил глаза кацуки. - я просто не хочу, чтобы кто-то из них умирал от рук злодеев. нет смысла в убийствах гражданских. это просто жестоко и очень хуево. - да-да, - отмахнулся даби сразу же. - как скажешь, мать тереза. кацуки перевел на него удивленный взгляд. немного помолчав, он спросил: - ты же знаешь, что мать тереза - та еще сука? она буквально оставляла людей на мучительную смерть. - да ладно? - даби почесал подбородок, стараясь не задеть скобы. - в мое оправдание, - пожал плечами он, - я даже не окончил школу. - так кто такой этот все за одного? что ты о нем знаешь? - вернулся кацуки к важному. - мда, - покачал даби головой показательно, мол, как можно было не слышать про этого невероятно важного злодея с дурацким именем, словно выдуманным драматичным подростком. - вот тебе как раз не помешало бы изучить историю злодеев японии. кацуки хотел дать ему локтем по ребрам молча, но все же не удержался: - закончи школу - потом открывай рот. даби распахнул глаза от удивления, а затем беззастенчиво расхохотался, так, что слышно было, наверное, за три улицы. и правда, даби, - сказал странный деку, затерявшийся в текстурах настолько, что лишь его почти мультяшные глаза торчали из кирпичной стены, веснушки рассыпались черными точками по белой глине. - месть местью, а ученье - свет. как и сила. его кацуки решительно проигнорировал. а даби, отсмеявшись, а затем откашлявшись, все же кое-что ему рассказал. 2. деку улыбается - улыбка это совсем незнакомая. есть в ней что-то немного странное. прикосновение жжет, пальцы деку сжимаются на его шее, и все, что кацуки видит в его глазах - чужое. он просыпается со всхлипом, в комнате душно. подушка влажная от слез. химико сопит, уткнувшись носом в стену. ты спишь. ты просыпаешься. ты не можешь доказать, что ты не умер во сне.... тихо, говорит себе кацуки, не сходи с ума. все хорошо. все будет хорошо. чуть позже он стоит перед зеркалом, глядя на черные синяки от пальцев на своей шее. он прикладывает руку к синякам. следы чуть толще. это ничего не значит. пальцы, которые оставили следы на его шее, были немного короче. как у деку. но это совсем ничего не значит. он носит водолазку с высоким горлом и больше не смотрит в зеркало. 3. - ты знала, что твоим именем названа галактика? - спрашивает кацуки, звезды пляшут перед его глазами, перемаргиваясь, словно посылая друг другу сигналы. - конечно, - химико не отводит взгляда от неба. - названа в честь правительницы яматай. и я, и галактика. кацуки закатывает глаза: - ты даже не дашь мне поумничать? - ни за что. в который раз кацуки поражается тому, какой приятной иногда бывает жизнь, тому, как ласков слабый ветер, и как пронзителен, но не пугающ, свет далеких звезд. как тепла химико под его боком, когда боль и вина не давят на него с невероятной силой. такие короткие периоды удовлетворения обычно сменялись неделями ночных кошмаров. но он научился наслаждаться моментом и ценить то, что есть. так что просто продолжил лежать под звездами, снова не одинокий перед бесконечностью космоса. ночь стала ему домом и он скучал по ней днем. но ночь уходит быстро. ночь изменяется за секунду. и иногда рассвет рискует никогда не наступить. 4. ей холодно так, будто на японию внезапно опустилась зима - без предупреждения, свирепая и жуткая. боль слабеет, и это странное ощущение - вместо этого у нее смешно кружится голова и темнеет в глазах. она хочет встать, но у нее нет сил пошевелиться. ей нужно вернуться домой до полуночи, она обещала.... интересно, она опаздывает? кто-то говорит с ней, и голос звучит испуганно. она едва чувствует давление рук на ее живот. и больше совсем не чувствует боли. это большое облегчение - не чувствовать боли. не знать страха. забыть об отчаянии. ее глаза слипаются, тьма зовет теплотой, избавлением от этого ледяного ощущения в ее теле. и она ускользает. *** кацуки пинает дверь. дверь закрыта. он издает невнятный звук отчаяния. он достает ключ дрожащими руками, пятнадцать секунд тратит на то, чтобы воткнуть его в замок. в ушах только стук собственного сердца - оно колотится, колотится, колотится... затем его тошнит в кусты. глаза становятся мокрыми. он вытирает рот рукой, и его руки в крови. очень много крови, совсем как... кацуки чувствует вкус крови на языке. он распахивает входную дверь и бежит в ванную. там его тошнит снова. он пытается дотянуться до крана с водой, чтобы прополоскать рот, но в ушах начинает звенеть и тело слабеет. он начинает задыхаться. слезы текут по его щекам, когда он сворачивается на полу между унитазом и ванной, и хотя раньше рядом не было никого, кто мог бы увидеть, как он скулит от ужаса и отчаяния, дрожа всем телом, сейчас есть химико, разбуженная его беготней. она держит его в руках, пока он ломается - кажется, в сотый раз за эти несчастные месяцы. кацуки рыдает в голос, его крики становятся длинными и громкими, как будто он пытается выдрать что-то из себя с этими звуками. его сердце бьется в груди так сильно и быстро, что он удивляется тому, что оно еще не вырвалось на свободу. химико вытирает его окровавленные ладони тряпкой и что-то говорит успокаивающим тоном, хотя он не способен понять ни слова. он - позор и беспорядок, и он разваливается на части без возможности как-то остановить процесс, и ему так жаль, что химико приходится иметь с ним дело, и он умоляет ее о прощении, и его одежда становится мокрой уже от ее слез, когда она заверяет кацуки, что ей нечего прощать. это ужасная истерика, которая оставляет его обессиленным и выжатым насухо, и химико приходится уговаривать его переползти с пола хотя бы на диван, пока он пытается восстановить свое дрожащее дыхание. он хватает ее за руку и не отпускает. на диван они ложатся в обнимку. долгие секунды он лежит, уткнувшись носом ей в волосы. они немного влажные и пахнут его шампунем. - ...камеры, - подрывается химико, когда кацуки уже почти засыпает. он сонно бормочет ей на ухо адрес переулка в ответ на настойчивые вопросы. она ругается и ускользает в ночь.