страшно

хотя дома никого не было, кацуки все равно зашел через черный ход (на нем не было камер). он скинул ботинки, бросил сумку, в которой была его толстовка, на пол, и почти повалился на кровать, но тут прозвучал голос деку, и он сначала дернулся от неожиданности, потом скривился от раздражения. - каччан, ты убьешь себя, если будешь так продолжать, - категорично сказал деку, скрестив руки на груди. - смелые слова от кого-то, кто уже мертв, - огрызнулся кацуки, хорошо подавляя боль и не очень хорошо - раздражение. но спорить с галлюцинациями не было смысла, и, не оглядываясь, он поспешил на кухню. деку все равно упрямо последовал за ним, чтобы читать ему нотации. вдвойне бесило то, что это было всего лишь проекцией его мозга, чем-то, что притворялось деку, а не было им. впрочем, заткнуть его было невозможно так же, как настоящего. этот деку был тем, что приходил к нему чаще. он пах болотом, и его лицо имело мертвенно бледный оттенок. был и другой, от которого несло медикаментами и свежепролитой кровью, словно он только что сбежал из больницы, пырнув врача ножом. его лицо было ощутимо неправильным. что-то в нем было не так, хотя кацуки и не мог сказать что. в его голосе были неправильные интонации, в глазах - не те выражения. и его присутствие вокруг не приветствовалось вдвойне. кацуки, упорно игнорируя чужой голос, заварил себе кофе и задумался над своей жизнью. стать виджиланте было странным образом легко. это было легче, чем получать лучшие оценки в классе (что он делал годами до того, как решил скатиться по наклонной). это было легче, чем сбежать с физкультуры и легче, чем достать сигареты. и почему-то это было легче, чем убить себя. итак, следуя канонам, он собрал себе костюм - из всего, что было под рукой. нашел в шкафу мешковатые черные штаны и такую же черную толстовку. спрятал волосы под шапкой, а пол-лица под черной тканевой маской. ему не нужны были знаки отличия, он не хотел выделяться. он делал это не ради славы, в конце концов. это было почти как то, что он делал для девочек в школе, только теперь зона ответственности расширялась до совершенно незнакомых, случайных людей - молодых и взрослых, растерявшихся и испуганных. чужих. это было почти как то, что делают герои. и кацуки просто хотел почувствовать, себя способным на что-то реальное. что-то кроме того, чтобы доводить своих лучших друзей до суицида. он не был достоин героизма, но линчевательство было как раз для таких разочарований системы, как он. добро пожаловать в эмо-фазу, - подумал кацуки и скривил губы в ухмылке. - осталось размазать подводку, и буду как роберт паттинсон в бэтмене прошлого века. технически он, конечно, не мог считаться виджиланте, ведь те использовали свою причуду без лицензии, именно этим и отличаясь от героев. он же не использовал причуду вообще. только навыки, полученные в бойцовском клубе и отчаянных уличных драках (за последние месяцы он поучаствовал в стольких из них, в скольких не участвовал за всю жизнь; оказывается, людей в подворотнях очень легко вывести из себя, нужно просто дышать. вокруг было столько людей - молодых и очень злых, что стоит лишь захотеть - и ни дня не пройдет без драки). он не занимался ничем серьезным, просто ставил на место некоторых подонков, патрулируя те улицы мусутафу, куда не совались даже подпольные герои. не потому, что улицы эти были такими криминальными, просто очень небольшими и отдаленными. никого не интересовали бары на самой черте города, где тоже насиловали женщин и отбирали драгоценности. это было достаточно далеко, чтобы не беспокоиться. кацуки занимался в основном тем, что давал жертве нападения время скрыться в одном из многочисленных переулков, пока сам он возился с нападавшим либо в неловкой попытке драки (часто нападавшие были пьяны, а потому особой координацией не отличались), либо в погоне, разозлив и бросившись в противоположную от жертвы сторону. сам он затем с легкостью терялся в районах, что знал чуть ли не наизусть (они с деку в свое время излазили весь город). это было дело маленькое и незначительно на фоне того, что делали герои или даже другие виджиланте. но это все равно были люди, которые нуждались в помощи и на которых все наплевали. он надел линзы (на всякий случай). и все-таки размазал подводку (это показалось ему забавным). не оставил ни одну часть тела открытой, и это уже было в два раза больше предосторожностей, чем у химико, которая, кажется, отказывалась тратить лишнее время на подобные вещи и все равно при том умудрялась оставаться непойманной. он надеялся, что эта ее удача передастся и ему. или, точнее, ее изворотливость. сам по себе кацуки был ловким и быстрым, а теперь еще и таскал с собой черную биту, которую вытащил из под кровати. она лежала там со времен школьных разборок в конце младшей и начале средней школы, в которых никто на самом деле не дрался, но все были горазды запугивать, а они с изуку научились делать это лучше всех прочих. у изуку были кастеты, у кацуки бита (тогда она была чуть больше половины его роста), и они всегда стояли плечом к плечу. это были счастливые времена, почти беззаботные, немного жестокие, и небо тогда было высоким и ярким, а в школе их еще считали единым фронтом. казалось, будто это было вчера... впрочем, возвращаясь к виджилантизму, если отбросить незаконность и некоторый риск здоровью, то это была просто работа, причем такая, где ему не надо было ни перед кем отчитываться (в отличие от тех подработок, какие ему приходилось заводить во времена, когда мать оставляла недостаточно денег, а он еще не научился тратить их с умом и был слишком горд и слишком зол, чтобы попросить больше). одна у этой работы была проблема - ему за нее не платили.... вот черт, - понял кацуки с легким отчаянием к своим собственным глупым выборам, от которых отказывался отступаться, - вместо этого я мог бы снова устроиться в круглосуточный магазин на ночную смену, в тот, который крышуют якудза, и никого там не волнует, что ты ребенок и тебе нельзя работать ночью. тогда у меня хотя бы появились бы лишние деньги. мог бы пару раз позволить себе тот дорогущий торт из кафе на соседней улице или заплатить коммуналку на месяц вперед. но мне ведь нужны не деньги. мог бы сказать, что все делаю ради справедливости, но и это будет ложью. мне нужно оправдание своего существования. в своих глазах. в глазах деку. в глазах матери и отчима. в глазах мира, бога, брошенного котенка на улице и заснувшего в подворотне пьяницы, в глазах самой вшивой собаки на этой проклятой земле. в каждой паре глаз на свете. вот бы не быть собой. вот бы не тянуть груз вины и тревоги. вот бы быть кем-то другим - если не стоящим на пьедестале и всего достойным, то хотя бы достаточно полезным, чтобы оправдать все те неприятности, что он принес своим существованием. но это всего лишь мысли, всего лишь слова, а словами многого не добьешься, так что он крутится в колесе будней, состоящих из насилия и горького сигаретного дыма, и почти не появляется в бойцовском клубе, потому что вновь возвращается в лоно улиц, перестав лечить разбитое лицо, а в школе хулиганы начинают шарахаться от него, как от самого главного отморозка, и это забавно, но, видит бог, совсем не смешно. кацуки смотрит в зеркало и видит ссадины на лице, синяки на коже, какие раньше он сводил в больницах, а теперь оставляет как напоминание, но он не задумывается о том, что принесет ему завтра, слишком устав от тяжести этих мыслей. есть сегодня и только оно, и в нем нет деку, нет матери, и даже нет отчима, хотя тот присутствует, но есть другие - есть люди, которым на него не плевать. есть люди, перед которыми ему за себя стыдно - ведь он должен был быть лучше, быть сильнее, быть правильней. но он был тем, кем был, и сделал то, что сделал, и теперь ему место в подворотнях и у дешевых баров, в крови и злости. но он хочет иметь возможность взглянуть всем, кому он небезразличен, всем этим людям в глаза и честно сказать: я делал все, что мог. поэтому он действительно делает все, что может, вкладывая все свое время, все свои силы - и что с того, если дела его немного незаконны? человек-паук говорил, что с большой силой приходит большая ответственность. но иногда ответственность приходит с большой бедой - рука об руку. она нисходит на тебя, как лавина, она - твой уже упавший дамоклов меч, и ты держишь его в руках, а он тяжел и горит огнем, обжигая ладони, но бросить его нельзя, потому что он твой и только твой. и вот ты идешь с ним по жизни, и каждый день - это сражение, но что поделать? ты не можешь просто сбежать. это даже не вариант. кто заменит тебя, если ты сбежишь? ты оборачиваешься. коридор темен и пуст. никого не осталось. *** знакомство с отчимом не задалось с самого начала, но раньше, когда тот уезжал, кацуки ощущал что-то вроде печали и одновременно надежды - вдруг в этот раз отчим вернется другим, и все получится... он помнит, как мать сказала: завтра я познакомлю тебя кое с кем, - но маленький кацуки уже знал с кем, подслушав ее разговоры с тетей инко. вечером он свернулся в кровати под теплым одеялом и представил, как втретит своего нового папу, и тот улыбнется ему из-под усов (у него наверняка будут усы), глаза за стеклами очков (очки у него будут тоже) тепло засияют, и он сразу его полюбит, и тогда они станут семьей. и кто-то будет возражать матери вместо кацуки, когда она опять захочет записать его на этот дурацкий балет... но утром пришел отчим - угрюмый, уставший и чужой, и в нем не было и толики тепла, и усов у него тоже не было. а самое главное - он вовсе не собирался становиться его семьей, его отцом. никогда еще до того дня кацуки не разочаровывался так сильно. впрочем, надежда умерла не сразу... но сейчас все это уже не важно. сейчас кацуки отпускал его с легкостью. пусть идет и не возвращается... а если вернется - переживем, как пережили все эти годы, в одном доме с неименованным чужаком. - вот деньги на следующий месяц, - сказал отчим, протягивая конверт, на что кацуки лишь кивнул, - веди себя прилично, перестань ввязываться в неприятности... вау, на этот раз он расщедрился до наставлений. - ...не позорь свою мать, присматривай за домом... да-да, как скажешь. когда у отчима закончились слова, кацуки молча махнул ему рукой на прощание и повернул за угол дома, где пряталась, подглядывая, любопытная химико. - то, насколько твой отчим эпизодический персонаж? - тихо пробормотала ему она, наблюдая из-за угла. - он совсем недавно приехал. куда опять собрался? - да уезжает и слава богу, - махнул рукой кацуки. - только его поганой рожи здесь не хватало. он спокойно похлопал химико по спине: - или ты будешь скучать? вернется, скорее всего, через неделю или месяц, не переживай, увидишь его снова. - ну тебя, - химико надула губы. отчим, словно почувствовав взгляд, повернул голову в их сторону, и они быстро юркнули за стену, химико быстрее (как же хороша она была в прятках), кацуки чуть медленнее. затем они встретились взглядами и прыснули со смеху, изо всех сил стараясь быть тише. жизнь становилась все нелепее, но от того и смешнее. кацуки не видел мать уже несколько месяцев, но, вспомнив об этом, он тут же прогнал мысль прочь и остался в настоящем, глядя на улыбающуюся химико, купающуюся в солнечном свете. может, у нас и нет будущего, - вдруг подумал он, - но у нас точно есть сегодня. и пока что этого нам достаточно.