Триада [Рабочее название]

Я спал еще семь раз. Но каждый раз, проваливаясь в темноту, я снова оказывался на том поле, где тишина звенела, словно перетянутая струна. Ворон кружил над моей головой, земля низвергалась, и небеса рушились снова и снова. И только березовая роща, охваченная огнем, не менялась. Я все пытался разгадать то, что вижу, но с каждым разом вопросов становилось только больше. А ворон, будь он неладен, только и повторял, что с мечом на огонь не ходят. Я выхватывал серп, рассекал им воздух, но он лишь просвистывал через пустоту. Серебро должна изгонять злой дух, а в этом месте не было ничего. Не добра, ни зла, только я, ворон и огонь. В конце каждого сна я проваливался сквозь землю, летел вниз, окруженный могильным запахом. И вокруг снова была темнота. Мне подрывало на кровати, я вскакивал, хватая ртом воздух, и ошалело оглядывался. Но палата оставалась неизменной, даже книга, забытая Славой, лежала на своем месте. Никто так и не догадался ее забрать. Алексей приходил ко мне еще два раза, продолжал выспрашивать про Нави, но с каждым разговором я все больше и больше не договаривал деталей. Его нездоровый интерес к старой религии стало больше походить на одержимость, но мужчина уходил молча, обещав вернуться. С каждым днем мое тело все быстрее восстанавливалось. Я уже мог шевелить ногами, часть бинтов снимали за ненадобностью, и я видел в глаза медсестры немой вопрос «как?». Как человек может оправляться от таких ранений за такой короткий срок. И только мне было понятно, что нет, это не быстро. Нави могли крутить время так, как и вздумается. Поворачивать временную петлю то вперед, то назад, отнимая и одаривая кого-то минутами и часами. Руслан, однажды изрядно перебрав вина, рассказывал, что в прошлом особенно могущественные Нави могли даже влиять на общую петлю. Они могли приостановить время на несколько секунд, находясь в схватке, и тем самым одерживая нечестную, но победу. В те времена заблудших душ было совсем немного, и так называемая охота перестала быть основной деятельностью воинов Чернобога. Да, он наделил людей этой силой, чтобы те переправляли души на покой, ведь Бог Создатель Род, сотворив Триаду, почти сразу исчез. Оставив после себя множество Богов, что вместо него исполняли волю. Дули ветер, загоняли солнце в закат, волновали море, приводили зиму. Вся власть над миром Явь делилась поровну, но только Чернобог и Белобог властвовали над душами. Мы, Нави, и наши сестры, Беллы, исправно работали. Люди знали, что могут обратиться к нам, если им досаждала нечисть. Даже лесная, хотя с ней, в основном, бились именно Беллы. Им нравилось жить в уединении, в лесах или высоко в горах, а вот всеми покойниками или восставшими занимались мы. Так сказать, черные доспехи чтобы не запачкаться. Но год сменял годом, и люди приучили и себя, и детей, отправлять души покойных ритуалами. Они приносили дары в монастыри Белл, исправно платили нам монетой, а в большие праздники даже приносили себя в жертву. Руслан так и не объяснил, нужны ли были Богам эти жертвы, но души этих людей никогда больше не возвращались в Явь. Мы верили, что Чернобог и Белобог лично забирали к себе на вечный покой в благодарность за их чистую и непорочную веру. Наши Боги поделились с нами не только частью своей силы, но, зная, какая тяжелая ноша на наших плечах, подарили нам долгую жизнь и укрепили наш дух. Морена, богиня Смерти и Зимы, лично касалась Нитей первых Нави и Беллы, и подарила нам возможность передавать это своим ученикам. Ритуал инициации включает в себя не только передачу времени, но и крепость духа, то есть, наших Нитей. Наставник имел право коснуться нитей своего ученика, и, тем самым, даровать ему силу и здоровье. Да, мы те еще живучие твари, на самом деле. Поэтому мое тело восстанавливалось с чудовищной скоростью, но раны были так глубоки и серьезны, что только благодаря дару Марены, я вообще смог выжить. Еще через неделю мне сняли повязку с правого глаза. Я с трудом разлепил склеившиеся ресницы и, жмурясь, попытался приоткрыть глаз. Было больно, но, стиснув зубы, я терпел. Глаз видел плохо. Словно бы поверх надели очень старую немытую линзу, весь мир в правом глазу словно размыли и затуманили. Врач одобрительно хмыкнул и сказал, что это уже большой успех. Возможно, мне больше никогда не удастся стрелять также метко, как раньше, но способность видеть двумя глазами – это уже счастье и большая удача. Где-то через еще одну неделю я смог впервые сам встать. Опираясь на капельницу, само собой, но сделал свои первые шаги. Двигался я, словно поломанная и криво сшитая обратно кукла. Неловкими движениями, рывками, и постоянно останавливался, потому что мир перед глазами начинал крутиться и вертеться, как будто меня посадили на карусель и включили самый быстрый режим. Несколько раз меня вырвало, но медсестра всегда была рядом и вовремя подставляла тазик, а затем уводили обратно в постель. Ощущение собственной немощности горькой обидой застревало где-то в горле, и меня снова тошнило. - Тихон, вы молодец! – пыталась меня ободрить медсестра. – Я видела людей, которые после таких ран еще полгода не могут сами есть. А вы уже вон, гуляете во всю. - Ага, от стенки до стенки с перерывом на поблевать. – хмыкал я в ответ, но все же улыбался. Ничего, скоро я совсем восстановлюсь и сбегу отсюда, из этой чертовой больницы. От Алексея сбегу с его вечными вопросами, от Белоозера, напоминание от котором заставляло меня слегка дрожать от ярости. Если удастся, я убегу в леса, и продолжу служить своему Богу. Как учил Руслан, как учили Руслана, как учат нас всех, выбранных для того, чтобы быть Нави. Есть ли другие? Алексей недавно задал этот вопрос, внимательно разглядывая мою правую руку. С нее, наконец, тоже сняли бинты, и короткая больничная рубаха не прикрывала тонкий плетенный узор вдоль плеча. Спираль времени. Да, я знаю, что я не единственный. В Триаде, в Яви, существующей сейчас, нас остались единицы, и все мы разбросаны по стране, словно бы по своим владениям. Мне достался север, самая долгая зима, самый длинный день и ночь, но Белоозеро – это сильно южнее тех мест, где я должен был бы быть. Занесло меня сюда, конечно, по собственной прихоти. И местного Нави я не знаю, и, наверно, не хотел бы с ним пересекаться. Руслан объяснял, что когда-то мы были братством. Собирались у костра, точили мечи, делились историями, ходили в походы большими группами на особо опасных мертвецов. Но с распадом, с тем, как пришел новый Бог, нас раскидало. Кто-то ушел в деревни жить обычную жизнь, кто-то, уподобляясь Беллам, ушел в леса и горы. И тихонько наше ремесло старо вымирать, а люди и вовсе про нас забыли. Мы стали мифами, сказками, страшилками для непослушных детей. В домах остались только лишь обереги, которые несмотря на то, что люди верили в них скорее по привычке, продолжают работать. Но больше нет больших костров, нет походов, нет ощущения братства. Остались только мы, и ощущение одиночества каждый скрашивает как может. Я точно знаю, что Руслан раз в какой-то промежуток времени уходил в город, пропадал там на неделю, а потом возвращался. Лохматый и румяный, и от него пахло алкоголем и женщиной. Иногда он и меня приглашал с собой, но я упрямо мотал головой. Этот человек забрал меня с улицы, когда мне было восемь. Одел, накормил и согрел. Но меня никогда не интересовали мирские забавы, потому что мирской жизнью я был сыт по горло. Родителей я не знал, и первое мое воспоминание – это мы, совсем еще малыши, тайком крадемся на помойку, чтобы поесть. Но Руслан забрал меня, подарил новую жизнь и смысл, и, честно, я просто не мог скучать по прежней. И он знал об этом, смотрел на меня с сочувствием, и каждый раз обещал принести что-то в подарок. И каждый раз забывал. Либо, когда вспоминал, денег уже не оставалось, и он стыдливо возвращался. Не менее румяный и все равно довольный. — Вот вырастешь – поймешь. – все еще немного опьяненный, он трепал меня по лечу, как отец сына, и уходил спать. А я оставался сидеть, полировать до зеркального блеска свой меч и думать о том, сколько же еще тварей мне предстоит этим мечом пронзить. Сколько еще душ я отправлю на покой серпом. И насколько я благодарен Руслану за этот дар, ведь, наверно, не будь его, я бы сгнил в подворотнях, и он бы отправлял мою душу на покой, как делал это уже сотни тысяч раз. В очередной из дней, когда я уже мог самостоятельно передвигаться по палате, не ощущая себя на корабле в сильный шторм, я лежал и читал оставленной Семиславой книгу. То был роман, приключения молодых ребят, и мне это нравилось. В жизни было много книг, но все они – про Явь, Правь и Навь, а вот чтобы такие простые – нет. Дверь в палату открывалась с тихим шорохом, но я не заметил, увлеченный чтением. Перелистывая страницу, я оторвал взгляд от книги и замер. В дверях стаяла белокурая кудряшка. Она была одета в черное пальто, подвязанное ремнем туго на талии, и смотрела на меня. Молча. - Ну привет. – Я заложил страницу салфеткой из буфета и отложил книгу в сторону. Она продолжала молчать, смотря на меня хмуро и чуть исподлобья. Ничего хорошего этот взгляд не сулил, что-то мне подсказывало. - Тебе нужно уехать отсюда. Немедленно. – Слава широкими шагами пересекла палату и, сдернув с меня одеяло, достала из сумки комплект вещей. – Быстрее, пока охрана не доложила отцу. Я непонимающе смотрел то на нее, то на кулек одежды. А она нервничала, кусала губы и постоянно оборачивалась назад, на пост медсестры. Собственно, медсестры там сейчас и не было, иначе бы как эта девчонка ко мне попала? Как я понял, посещение меня строго согласовывалось чуть ли не с Алексеем напрямую. Я, так сказать, особый пациент. - Ну же, чего ты вылупился? Хочешь сдохнуть тут? – она дернула меня за руку, и несмотря на то, что я почти полностью восстановился, в плече неприятно стрельнуло. - Я не понимаю… - Но в янтарных глазах промелькнул страх, и даже скорее ужас. Она обернулась еще раз, и прильнула к стене так, чтобы проходящие по коридору ее не заметили. Я продолжал медлить, требуя объяснений. Девушка шумно вздохнула и уронила голову на грудь. - Я подслушала отца. Не очень поняла, о чем была речь, но он говорил, что ты – тот самый, кто поможет его проекту. Что-то там про возвращение душ и исцеление. Он сказал, что предыдущий образец был слишком слаб и… - она нервно сглотнула. – и умер. А вот ты… Мои глаза расширились, и смысл сказанных слов начал доходить до сознания. Значит вот зачем Алексей так интересовался мной, как Нави. Ах вот значит как? Эксперименты, значит? Руслан говорил, что люди, особенно увлекающиеся историей, пытались нас отловить и уложить на стол, чтобы понять нашу сущность. Но что эти люди могут понять, когда мы – орудие Бога, продолжение его руки? Я должен был догадаться об этом раньше. Гораздо раньше. И я почувствовал себя маленьким мальчиком, которого ловко одурачили. Алексей умело втирался ко мне в доверие, обхаживая меня, как цветок в теплице. И, само собой, не из праздного чувства сохранить наследие в моем лице, а ровно наоборот. Какой же я дурачок. Руслан предостерегал меня от людей, говоря, что с новой верой люди обрели и новые грехи. Бог объединил их, но он же дал им слишком много воли. Разрешил им жить так, как они хотят, так, как написано в его законе Божьем. Но если есть закон, значит, будут и те, кто его нарушит. В Триаде не существует законов для людей. В Триаде есть Боги, и они были почитаемы, ведь они не диктовали как жить, и лишь жестоко наказывали, если человек совсем сбивался с пути. Но даже такие души все равно обретали покой. А что же нам говорит закон нового Бога? Оступившемуся закрыта дорог в Рай. Я, со всей возможной в моем состоянии ловкостью, спрыгнул с кровати и начал натягивать на себя сначала брюки, затем только носки. Стянул с себя больничную рубаху, кинув ее на пол, и, не вдаваясь в процесс, накинул на себя рубашку и застегнул так, чтобы не слетела. В палате было холодно, и я поежился, осматриваясь. Где-то тут должны быть мои вещи… - Куда дели мои вещи, когда меня привезли? – я обшарил все под кроватью, в прикроватной тумбе, даже заглянул в уборную. - Они в другой части крыла, там, где лежат все вещи прибывших. По идее, их тебе должны были отдать на выписке, но… Выписка тебе не светит. - Мне нужно их забрать, без них не уйдем. – Я схватил Славу за запястье и уже знакомое ощущение проникло мне сквозь кожу, сразу в мышцы. Мы вздрогнули, ощущая одно и тоже, лишь усилием воли я смог отпустить руку. Пьянящее ощущение силы медленно отпускало, и Слава слегка покачнулась, но тут же взяла себя в руки. Ее взгляд стал осмысленным, когда она юрко нырнула вперед меня и, осмотревшись в коридоре, подала знак рукой. Настенные часы упорно продолжали показывать четыре часа, и не было ясно, утро то или ночь. За окном сгустились сумерки, и уже включили городские фонари, что ярким желтым светом заглядывали в больницу. Мы решили не пытаться стать незаметными и, как в той книжке, что оставила Слава, такой крадучись передвигаться. Нет, мы шли по коридору, и Слава обгоняла меня всего на шаг. Она накинула капюшон на голову, но я сдернул его, чуть покрутив у виска. Но, на самом деле, в этом было мало смысла. Я шел босым, а ее взгляд сдавал нас с потрохами. Еще чуть, и он откусит себе нижнюю губу, если не перестанет так нервно дергаться от каждого шороха. Из-за угла показался мужчина в халате, но, чтобы приглядеть, мне пришлось щурить правый глаз, который все еще не до конца восстановился. Нет, это был не Владимир, это был какой-то другой врач, который говорил по телефону, одновременно заглядывая в папку. Мы разошлись молча, и он даже не обратил на нас внимания. Слава шумно выдохнула, словно облегчилась. - Успокойся, - я тронул ее за локоть, но даже сквозь ткань меня прошибло статикой. Семислава сбилась с шага и окинула меня злым взглядом. Мы дошли до конца коридора и свернули на лестницу. Холодный бетон обжигал ступни даже через носки, и я надеялся, что мои вещи, в которых меня привезли, не выкинули сразу после того, как раздели. В целом, мне было плевать на форму, она была выдана в казарме, полевого раскраса, со сносным бронежилетом, наколенниками и каской. Но вместо солдатских берец, от которых кровили ноги только от одного взгляда на них, я носил черные кожаные сапоги до колена. Часть моего доспеха Нави. Оружие – автомат – я бросил где-то в поле, но под штанами был также мой меч и серп. И вот чего мне точно не хотелось, чтобы трогал живой человек, так это сталь и серебро, из которых выполнено мое оружие. Я не знаю, что происходит с человеком, стоит ему коснуться до реликвии, но явно ничего хорошего. Пока мы спускались на два этажа вниз, куда-то в подвальные помещения, мимо нас спокойно проходили люди и сотрудники. Только одна медсестра задержала на нас взгляд дольше положенного, но тут же отвернулась к своей коллеге и устремилась по своим делам. Семислава почти сорвалась на бег. Я еле поспевал за ней, из груди вырвались рваные выдохи, и картинка перед глазами медленно начинала тускнеть. Все-таки бег по лестнице – это сильное кардио, а мое тело еще не до конца восстановилось. - Здесь. – когда я уже был почти на грани, чтобы попросить Семиславу сбавить шаг и сделать передышку, она остановилась перед дверью. Обычная пластиковая, с номером помещения на уровне моих глаз. Ручка без замка, но вот справа от двери висело устройство считывания карт. Слава закопошилась, и все ее движения были нервными, и она почти минуту, тихо ругаясь, выворачивала оба кармана. — Вот она. – она почти улыбнулась, или может мне показалось, и поднесла белую карточку к считывателю. Тот замигал красным, а затем, видимо, идентифицировав доступ, загорелся зеленым. Что-то в двери щелкнуло, и Слава ворвалась первой, тут же начав метаться между стеллажей. Их было много, каждый подписан, и на каждой полке лежали разного размера пластиковые серые ящики. Я видел такие один раз, когда пришлось лететь самолетом. Пока девушка носилась, пытаясь угадать логику расположения, я прошелся вдоль первого ряда. Так, в основном – номера палат. Редко – имя. Почти всегда – дата. - Они расположены по датам. – я коснулся рукой одной из бирок. Слава замерла где-то через стеллаж от меня, и я услышал, как он шумно втягивает воздух. - Я тебя привезла… Три недели назад… - она что-то бубнила между фраз, видимо, отсчитывая нужную дату. – Так, это было… Восьмое ноября. В день Мыха, значит. В день воина-защитника. В этот день Велес, скотский Бог, как его называли, вручил Мыхе меч и повелел защищать людей в зимние ночи. В эти дни, поговаривали, что Марена впервые ступила на землю Явь в своем истинном облике. Символично, ничего не скажешь. Я глазами искал хотя бы ноябрь этого года, пока откуда-то справа не раздался раздалось радостное «нашла!». У Славы был невероятно выразительный и высокий голос, который эхом отскочил от стен помещения. Сколько же ей лет? Послышался шорох и ее тихие ругательства. Видимо, она пыталась стащить ящик с моими вещами, но если там лежит ровно столько же, сколько на мне было в тот день, то она скорее сорвет себе спину, что снимет ящик. Мне пришлось немного поплутать, все время вслушиваясь в ее тяжелые вздохи, в то же время, прислушиваться к двери. - Дай сюда, - я нашел ее раскрасневшуюся и злую возле одного из стеллажей, который стоял у северной стены. Проверил бирку, убедившись, что это точно мое. Не сказать, что и мне с легкостью удалось снять контейнер с полки, все же я три недели лежал пластом, а после кардио по лестнице, так и вовсе ощущал, как силы буквально тают между пальцев. Откинув ненужное снаряжение, я выцепил свои сапоги и натянул их, затянув шнуры, чтобы не спадали. Семислава нервно переступала с ноги на ногу, поглядывая в сторону выхода, видимо, тоже осознавая, что их могут хватиться в любой момент. - Ну что? – она нетерпеливо топнула каблучком, присаживаясь рядом со мной на корточки, но не решаясь брать в руки, перемазанные уже засохшей кровью вещи. Меча не было. И Серпа тоже не было. Я еще раз перетряхнул все содержимое, даже перевернул контейнер вверх дном, но у него не было второго дна, и мои реликвии не выпали оттуда прямо к ногам. - Может, их положили в другой ящик? – Семислава выпрямилась и подошла к стеллажу, заглядывая во все оставшиеся за восьмое ноября контейнеры. Их было всего пять, но в остальных лежали обычные гражданские вещи, ничего похожего на меч или серп не было. - Он их забрал. – я сложил все обратно, но сил поставить контейнер обратно не было. Я снова почувствовал себя обманутым. И круглым идиотом. Чтобы сказал Руслан, если бы узнал, что его ученик мало того, что угодил в переплет, так еще и потерял свое оружие? То, за что перед Богом мы отвечаем головой. Что ж, потеряв их, я считай, лишился головы. - Конечно же я их забрал. Ты правда думал, что я позволю этим реликвиям пылиться в этой коморке? Видимо, и я, и Слава, очень увлеклись контейнером, раз не заметили, как дверь открылась, и кто-то зашел. Кто – гадать не приходится, голос мне знаком. Слава побледнела, я буквально ощутил, как кровь отхлынула от ее лица. Она сжала кулаки и, вздернув острый, отцовский, подбородок, хотела выйти навстречу, но я вовремя ее дернул на себя. Мелкий разряд прошел через руку, и татуировка спирали заныла, словно была свежевыбитая. - Выходите, я вижу ваши ноги через стеллажи. – тон Алексея пробирал до самых костей, и мне показалось, что в маленьком служебном помещении резко стало холоднее на несколько градусов. - Я все ему рассказала! – внезапно выпалила Слава и все-таки шагнула в проем между стеллажей, прямо навстречу отцу. Тот от неожиданности запнулся и вытаращился на дочь так, словно бы не ее ожидал себя увидеть. - А, и тебя нашел. Замечательно. – Алексей, всего на секунду потерявший, кажется, дар речи, расплылся в довольной улыбке. На его щеках проявились ямочки, и мне почему-то подумалось, что у Славы, когда она улыбается, тоже должны быть такие впадинки. Но я еще не видел, как она улыбается. - Тихон, ты тоже выходи. Или будешь прятаться за спиной моей дочери? Я вышел с другой стороны и остановился, оперившись на стеллаж плечом. Хлипкая металлическая конструкция жалобно скрипнула под моим весом. «Это я еще в лучшие годы на тебя не опирался, старая рухлядь» - промелькнула ни к месту мысль в голове. Алексей смотрел на меня с полуулыбкой и приглашающе махнул рукой. Мол, к ноге. Или иди сюда. Можно было трактовать, как душе угодно, но суть остается прежней – ничего хорошего мне это приглашение не сулило. - Я все рассказала, папа! – Слава недовольно топнула ногой, сложила руки на груди и надумала губки, словно она маленький ребенок. Алексей медленно повернулся в ее сторону и, шумно выдохнув, покачал головой. - Не понимаю, о чем ты. Ему нужен постельный режим и уход, а не беготня по всей больнице. Звучит приторно-сладко, но я, кажется, усвоил урок. Людям веры нет. - Я уже в полном порядке. Верните мои вещи, и я уйду по-хорошему. Алексей снова улыбался, примирительно, и сделал шаг в мою сторону, но я остановил его жестом руки. Не стоит подходить ко мне, человек. Я воин, и меня учили убивать. Да, не людей, но человека завалить куда проще любого нетопыря. - Тихой, разве я тебя обидел? – Алексей пытается заговаривать зубы, продолжая улыбаться, хотя с каждой секундой, эта улыбка все больше похожа на оскал. Наверняка он тоже прекрасно понимает свою беспомощность передо мной, и, если не слишком глуп, он уже должен был собрать всю охрану сюда. Словно в подтверждение собственных слов, я услышал топот и лязг металла за дверью. Белвласов вскинул подборок, тоже услышав подкрепление, что замерло в ожидании одного его приказа. Слава прикрыла рот ладошками, тихо вскрикнув. - Отпустите меня, Алексей. По-хорошему. Прошу вас. – видимо, я тоже еще слишком человек, раз пытаюсь уговорить. Руслан никогда не говорил, что нужно решать конфликты словами. Если уж кто-то и покусился на тебя, на твою свободу – бей. И бей первым, пока тебя не оглушили. Что ж, любую свою возможность сделать первый удар я пропустил, поэтому мне лишь остается тянуть время и лихорадочно думать. Если опрокинуть все эти стеллажи рядом, то я смогу отвлечь Алексея. Слава успеет отскочить, если поймет мой сигнал. Но стоит только наделать шуму, как толпа охраны тут же ворвется и скрутить меня в десяток рук. Все же, без своего оружия, я почти беспомощен. А под рукой ничего похожего, чем можно было бы обороняться, нет. Я обернулся, в надежде, что может что-то валяется на полу, но нет. Только лишь контейнер с моими вещами, но среди них самое тяжелое – это бронежилет, а им, при всей удачи, сильно не помахаешься… И Алексей нахмурился, когда в моих глазах промелькнула искорка идеи. Точно. Бронежилет. Я ринулся к контейнеру быстрее, чем Алексей обогнул Славу и бросился ко мне. Выхватив, окровавленный бронник, я рукой нащупал маленький ножи в потайном кармашке на груди. Все да не все оружие вы умудрились у меня отнять. Я вскинул руку, сверкнув лезвием, и Алексей тут же попятился. Слава, взглянув на меня глазами, полными ужаса, тут же сообразила, что делать. Пока ее отец пятился спиной и что-то говорил про то, что заботился обо мне, она словно невзначай выставила свою ногу и получилась вполне сносная подсечка. Алексей рухнул на пол, ударившись спиной и головой, и той доли секунды мне хватило, чтобы ринуться к двери. Слава дернулась было за мной, но замерла, когда увидела кровь на полу, медленно растекающейся около головы ее отца. И она закричала. Нет, даже не так, она завопила. Да так громко, что я на секунду оглох, схватившись руками за уши. Казалось, ее крик проник внутрь меня, и теперь резал, кромсал внутренности, как осколок стекла. - Пошли! - я каким-то чудом, сквозь пронзительный крик девушки, услышал команду за дверь и успел отскочить в сторону прежде, чем дверь выбили с ноги. Она повисла на петлях, и в комнату ворвалось пятеро мужчин в пластиковых шлемах. В руках – черные дубинки, у одного – электрошок. Негусто, как-то они недооценили меня, видимо. И пока охрана была занята тем, чтобы понять, почему так истошно кричит Слава, я шмыгнул одному за спину и понесся вверх по лестнице. Тот едва заметил край моей рубашки и тут же бросился следом, но мое тело восстанавливалось по часам, а не дням. Нельзя сказать, что я здоров, но по лестнице вверх было бежать куда проще, чем час назад вниз. Я перескакивал ступеньки, затылком ощущая погоню, и крепко сжимал в руке ножик, который больше походил на столовый, чем боевой. Но он был заточен с двух сторон, как кинжал, и я точил его лично, пока сидел ночное дежурство на посту. Этим ножом можно убить, лишь ударив в шею, но даже если его воткнуть в брюхо, неудобств он принесет достаточно, чтобы я смог оторваться. Бегущий за мной охранник не отставал не на шаг, но и не мог приблизиться. Пока мы бежали, я глазами искал хоть какой-то намек на выход, и решил ориентироваться на зеленые таблички с бегущим человечком. Что ж, мне очень подходит: мне нравится зеленый цвет, и я тоже бегу. Заскакиваю в одну из таких дверей, я, кажется, сшибаю кого-то с ног. Нет времени обернуться и извиниться, я лишь надеюсь, что не навредил. Другие Нави не чурались мараться и человеческой кровью, если за нее хорошо платили. Эта традиция, грязная и неправильная, завелась еще в тот век, когда Беллы самолично зачистили ближайший северный лес от нечисти, и нам не оставалось ничего делать, кроме как работать наемниками. Руслан не одобрял это, но говорил, что, если нужно – убей. От твоей руки душа упокоится сразу. - Стой, скотина! – я слышал, что охранник тяжело дышит, едва поспевая за мной. А я проскочил еще один пролет, снова дверь, и вот, последний рывок. Сквозь матовое стекло я вижу, что это не продолжение больничного крыла, а уже улица. Ноябрь. Я выскакиваю в одной рубашке, расстегнутой где-то на середине, и ошалело кручу головой, соображая, что делать дальше. Я попал на задний двор, обнесенный высоким забором. Здесь была калитка и ворота для машин, но они были наглухо закрыты, и не было уверенности, что остатков сил мне хватит, чтобы пнуть их достаточно. Справа от меня стояла белая машина с красным крестом на пухлом боку, а слева – мусорные баки и пепельница. Понимая, что мне вот-вот настигнут, я нырнул влево, прислонившись спиной к ледяному металлу. Пот катился со лба, заливая зрение, да и правый глаз подернуло дымкой снова. Я закрыл рот рукой, чтобы заглушить шум от рваных вдохов и выдохов. Дверь распахнулась с грохотом, ударившись о стены. Возможно, там треснуло стекло. Я чуть подвинулся к краю, вслушиваясь в шаги, но охранник, хоть и был почти безоружным, шагал тихо. Я едва успел нырнуть обратно за бак, когда заметил его светоотражающую полоску на бронежилете. - Выходи, знаю же, что ты тут. – мужчина тяжело дышал, но двигался плавно. Я оценивал расстояние до него, прикидывая, сколько мне потребуется шагов, чтобы оказаться за его спиной и вспороть шею. Но, приглядевшись, я понял, что до шеи не достану, она была плотно закрыта цельной пластиной. Предусмотрительно, Чернобог тебя дери. Выдох. Охранник делает шаг в мою сторону, и я поджимаюсь, словно затянутая пружина. Крепче сжимаю в руках свой единственный клинок. Свет фонаря падает на шлем, и это дает мне ту самую секунду, когда ослепленный мужчина не успеет… И он правда не успел. Я рванулся вперед, вгоняя ножик между пластинами бронежилета, протыкая его не смертельно, но ощутимо больно. Охранник едва успевает охнуть, как начинает оседать в моих руках. - Нож только не вынимай, а то умрешь. – я помогаю охраннику опустить на землю, но тот, видимо, немного придя в себя, тут же хватается за мой сапог и тянет на себя. Я начинаю неловко скакать на одной ноге и ударяю его пяткой в шлем. Удар должен был быть достаточно сильным, чтобы отключить его, но, видимо, мне попался очень упорный молодой человек. Или мужчина. За шлемом не видно его лица. Он продолжает бороться. Привстает, покачиваясь, держась на эфес клинка, но слушает и не вынимает. Я вижу, как свободной рукой он тянется к груди и, что-то сжав, сбивчиво говорит. Его голос заглушает пластик, но я слышу: - Задний двор. Прошу подкрепления. Прием. Я вздрагиваю, когда холодный ветер забирается ко мне под рубашку и ласковым касанием заставляет дрожать. Противник еле стоит на ногах, но даже через затонированное стекло его шлема я чувствую, как он ухмыляется. Почти ощущаю, как кровь наполняет его рот, и тонкая струя бежит по подбородку вниз. Я срываюсь с места в сторону калитки, но она заперта, что и стоило ожидать. И в те секунды, что я остервенело дергаю на себя ручку и пинаю дверь ногой, двери снова хлопают за моей спиной и во внутренний двор вываливается еще несколько человек. Меня окружили. О Боги. Руслан? Руслан, чтобы ты сделал? Я обращаюсь к своему наставнику, словно надеюсь, что тот мне ответит. Но его здесь нет, да и не оказалось бы, он был умнее меня, хотя всегда говорил, что я куда более смышлёный, чем он. Что ж, видимо, мне пора признать собственное поражение. Я не до конца осознаю, в чем именно проиграл, но накопленное чувство обиды и приближающейся опасности накрыли меня с головой, вышибая дух и заставляя рухнуть на колени. Прямо на промерзлую землю. - Тихон!!! О, этот крик я теперь узнаю из тысячи. Такая ты писклявая, Слава, невероятно. Но твой крик словно выдергивает меня из пелены собственных мыслей, когда я почти сдался, и я вскидываю голову. Ищу ее глазами за спинами вооруженных людей, которые двигаются ко мне, медленно сжимая полукруг. Хотят взять в оцепление и, вырубив, вернуть обратно в палату. А я вижу лишь золотистые кудри, что треплет холодный ветер, и… Слезы? Я прищурился, чтобы убедиться, что она правда плачет. Янтарные глаза светятся едва ли не сильнее, чем фонари, и я наклоняю голову в бок, не понимая, почему же так сильно защемило в груди? В голове рождается план. Наверно, она была мне послана самим Чернобогом, иначе как я себе объясню, что эта девчонка в который раз уже пытается спасти мою жизнь? Святую, не менее святую, чем жизнь любого другого человека. Но я снова слишком медленный, я не замечаю, как сомкнулся круг и за моей спиной стоит человек с дубинкой. Он замахивается, я чувствую, как со свистом замахивается дубинка и опускается на мой затылок. Тело прошибает болью, и я медленно закрываю глаза. И снова эта золотистая прядка становится последним, что я вижу.

***

Когда я просыпаюсь уже… Восьмой? Раз в этой палате, меня окружают все те же стены, только теперь окна плотно закрыты шторами, а через стекло в коридор я вижу несколько круглых пластиковых шлемов. Они приставили ко мне охрану. И, видимо, решив перестраховаться, оставили меня сторожить сразу нескольких головорезов. В том, что эти люди – специально обученные убивать, я почему-то не сомневался. Голова гудела. Настенные часы все еще показывали четыре, хотя через шторы пробиваются солнечные лучи, пуская зайчиков по серым стенам. Я приподнимаюсь на локтях, и тут же ощущаю, что скован. Нет, не в том смысле, что мои движения сковала боль. Я в буквальном смысле прикован к кровати. Я дернул правую руку, чтобы убедиться в этом ощущении, и холодные металлические наручники неприятно впились в запястье. Да твою мать. - Да-а, вот это ты нам устроил, конечно, олимпийские бега. Алексей без стука входит в палату, пока я глупо дергаю правой рукой туда-сюда, пытаясь понять, насколько все плохо. - Не дергайся. Я сниму это, как только пойму, что ты больше не опасен. Алексей садится в свое привычное кресло – почти ровно напротив меня, на почтительном расстоянии. Видимо, все-таки боится, что я выкину еще какой-то трюк. Я мог лишь зло смотреть на него, и сжимать челюсти так сильно, что, казалось, зубы сейчас раскрошатся. - Я вам не комнатная собачонка! – я рявкнул на него, а мужчина даже бровью не повел. в его руке блеснул ключ, но он тут же его спрятал в нагрудный карман пиджака блевотно-зеленого оттенка. - Знаю, Тихон. Но я не могу позволить тебе сбежать. Снова. Ты слишком важен, ты – дело всей моей жизни. Я уже говорил, что знаю о тебе все. И о твоей роде, хоть и думаешь, что ты безродный. Мне потребовалось пятнадцать лет, чтобы найти тебя. Сначала я искал по приютам, но ни в одном о тебе даже не слышали. Куда я только не обращался, чтобы найти без вести пропавшего ребенка с иссиня-черными волосами и серыми глазами. Но однажды мне повезло. Алексей откинулся на спинку. - В одном из кабаков твой наставник, Руслан, кажется, хвалился, какой у него замечательный сын. И умный, и сильный, и храбрый. Я был там, в том баре. Руслан сразу привлек мое внимание, потому что отличался от всех людей слишком уж сильно. Он был во всем черном, в кожаных штанах, рубахе, и у него были наплечники. Металлические, помнишь? Будто стеганные узором. На коленях у него лежал черный плащ, потрепанный, но чернее самой беззвёздной и безлунной ночи. Так описывали ваши мантии в легендах, Тихон. У тебя тоже такая есть, я знаю. - Все-то вы знаете, – я хмыкнул и отвернулся от него. Алексей продолжал. - Так вот, я купил ему выпить. И еще раз купил. И вот когда твой наставник уже еле говорил, и еще хуже соображал, я все узнал про тебя. Он с большой гордостью говорил о тебе. Он правда тобой гордился, Тихон. Глаза предательски защипало. - Если ты думаешь, что я его убил – нет. Когда я проводил Руслана в гостиницу, я вернулся домой и стал обдумывать план, как до тебя добраться. Единственное, что он мне сказал – где ты. Упорно молчал и пытался отшучиваться, но даже приблизительно не намекнул, где. Это было четыре года назад. Я вздрогнул. Четыре года назад? Тогда мне было девятнадцать, и в этот год, после очередного «отпуска», Руслан вернулся задумчивый и тихий. Не было привычного румянца и обещаний, что в следующий раз точно что-то подарит. Нет. Через неделю он провел обряд инициации, передал мне остаток сил и времени, и исчез, так и не закончив мое полное обучение. Мне требовалось еще тройку лет точка ходить за ним по пятам, учиться охоте, владению мечу, постигать тонкий процесс перехода души из мира Яви в Нави, но… Значит, вот почему. - Но на мое счастье, кто-то пустил слух, что в приграничье появился некто с серпом. Очень заметная фигура, каждый солдат уже через неделю знал о нем. Слухи дошли не только до тебя, Тихон. И я понял, что это мой шанс. Что ж, как видишь, мы оба здесь. А тот незнакомец с серпом – нет. - Что вам нужно? – у меня не было никакого желания и дальше слушать этого человека. Я не знал, верить ли его словам, но они звучат, как правда. Как будто он действительно знал все про меня. Подозреваю, даже больше, чем я сам, раз на мои поиски он потратил целых пятнадцать лет. И не удивительно, что его дочурка, Слава, тоже сгорала от любопытства. - Мне нужна твоя помощь. Я все тебе расскажу, когда ты сам будешь готов. А до этого момента… - Алексей обернулся на стекло, где размеренным шагом ходила охрана. – Ты будешь под присмотром. Я горько усмехнулся. Оказывается, этот переплет был заготовлен для меня еще очень давно. Одной лишь ведомой судьбой я не попался раньше, но, стоило мне совершить необдуманное действие, как вот. Я в клетке, словно дикое животное. - Наручники снимите. С ними неудобно читать. – я протянул руку, и Алексей, чуть подумав, кивнул сам себе и потянулся к замку. Кулак натурально чесался, когда замок щелкнул, и я едва себя сдержал, чтобы не ударить человека. Но, видимо, Алексей ждал этого, поэтому резко отпрянул назад и улыбнулся. - Думал, ты мне врежешь. Ну, за вот это. – он окинул взглядом палату. – Наверно, ты был бы даже прав. Но ты еще не знаешь сути того, ради чего ты здесь. Мне кажется, ты еще передумаешь, и у нас получится плодотворное сотрудничество. - Угу. – я хмыкнул, провожая его взглядом. Алексей задержался в дверях, видимо, хотя добавить что-то еще, но не стал. Я наблюдал его профиль, точеные, с острым подбородком и прямым носом, который удалялся по коридору. Я снова остался в тишине палаты, беспомощно ожидающий какой-то своей участи. Наверно, стоило уснуть, но сон совершенно не шел. В голове роились мысли, и я даже попытался сам себе замедлить время, чтобы успевать их осознавать. Не вышло, временная спираль оказалась для меня заперта. Я нахмурился. Руслан учил, что не стоит баловаться со временем, и если уж соприкасаться со спиралью, то только в крайнем случае. Он объяснял, что время, отведенное нам, Нари, очень ценно, и одна лишь ошибка в исполнении, как все полетит в трубу. Но я даже не смог соприкоснуться. Я мельком взглянул на настенные часы, которые так никто и не завел снова. Часовая и минутная стрелки замерли в положении, словно приклеенные к циферблату. По коридору сновали туда и сюда люди в халатах, сегодня было особенно оживленно. Дверь в палату снова скрипнула, открываясь, ровно тогда, когда я выходил из уборной. Мое тело полностью восстановилось, остался лишь глаз, перед которым все еще висела пелена. Я взглянул на вошедшего и не смог сдержать улыбки. Семислава. - Я думал, после всего, тебе вообще запретят сюда приходить. - Тоже так думала, но почему-то отец… Не стал ничего делать. Даже перенес мой отъезд. - Удивительно. Наверно, хочет меня задобрить. - Наверно. Девушка переступила с ноги на ногу и прошла к креслу, чуть пододвинув его к больничной койке. Я уселся напротив, подогнув одну ногу под себя, второй беспечно болтая, будто бы ничего и не было. - Мне очень жаль. – она заламывала пальцы и не поднимала глаз, а я не понимал, почему так остро ощущаю ее вину. Как будто сам был виноват не меньше. - Когда отец упал, я увидела кровь, и испугалась, что он умер. – ее голос дрогнул. – Но он просто рассек себе затылок. А я повела себя как дура. - Нет, ты что. – я попытался ободряюще ей улыбнуться, но девушка даже не смотрела в мою сторону. – Благодаря твоему оглушительному воплю я смог прорваться. Так меня бы схватили гораздо раньше. - Да, но… Тебя ударили по голове, и врач сказал, что у тебя может быть сотрясение мозга. — Это ерунда, пройдет. Я себя отлично чувствую. Семислава ощущала себя неловко, и была зажата, явно не зная, что еще сказать. Снова кусала губу, на которой и без того уже были маленькие ранки. Наверно, мне бы стоило ободряюще ее хлопнуть по плечу, но я помню, что случается, когда мы соприкасаемся. - Слушай… Семислава тряхнула головой, и золотистые кудряшки рассыпались по плечам. Солнечный луч, словно нарочно заглянув в мое окно, скользнул по ее волосам и запутался в них. Она сияла. Натурально сияла, и мне не мерещилось. Я смотрел на нее отопрело, соображая, что происходит, а девушка словно этого не замечала. Сидела, сгорбившись, сцепляя руки в замок. - Ты светишься. - Что? – она, наконец, взглянула на меня. Свет, исходящий будто бы от нее самой, тут же померк. Я качнул головой, отказываясь от своих слов. Что же за чертовщина тут творится. - А ты не могла бы принести мне еще книг? – мне показалось, или в ее взгляде промелькнуло… Любопытство? Семислава слабо улыбнулась, а через секунду уже вовсю хихикала, когда до нее, видимо, дошла вся комичность их ситуации. Она откинулась на спинку и приняла чуть более расслабленную позу, и мы, наконец, облегченно вздохнули. Дышать стало гораздо легче. Девушка внимательно рассматривала мое лицо, и отчего-то я смутился. Меня никогда так пристально не рассматривали. Я вообще имел сомнительный опыт общения с живыми людьми, и уж тем более – с девушками. Поэтому ее внимание вгоняло меня в краску, и мне показалось, что все мое лицо, шея, уши, даже нос – были охвачены пламенем. «С мечом на огонь не ходи…» Я вздрогнул от собственной мысли. - Ты смешно краснеешь. – она по-детски невинно улыбнулась. – Какие книги тебе принести?